упал, целя мне слева в шею. На этот раз  я  успел  парировать  раньше,
потому что ожидал атаки, но приготовиться к третьему удару не успел.
   Я отмахнулся и скользнул вперед, целя каблуком в его  правое  колено.  Он
отпрянул, и я промахнулся, задев его только шпорой. Эта рана  заставила  его
мгновение промедлить. Я обозначил  выпад  в  лицо,  и  он  парировал  справа
налево. Метнувшись навстречу его движению, я высвободил свой клинок,  вонзил
его снизу в подмышку и рванул меч назад.
   Дымящаяся лиловая кровь толчком выплеснулась из раны. Человек, получивший
такой удар, отпрянул бы назад, зажимая рану, и умер. Но  я  уже  знал,  чего
ждать от этих чудовищ, и успел нырнуть под его встречный выпад, косым ударом
вверх и вправо разрубив сзади его правое колено. Его нога нелепо изогнулась,
и он упал, угрожающе рыча.
   В окна лезли еще двое, и мне стало ясно, что  дело  плохо.  Услышав,  как
наши кони бегут по коридору во двор, в отчаянии я громко и протяжно свистнул
Стайлу, а сам приготовился встретить и  попытаться  убить  двух  вооруженных
топорами ха'демонов. Будто наяву, я услышал голос  Адина:  "Кто  пытается  -
умирает; выживает тот, кто делает".
   Стайл влетел в комнату через дверь  из  коридора.  Бхарашади,  оседлавший
моего коня, размозжил себе  голову  о  косяк  и,  кувырнувшись  через  круп,
свалился на пол. Конь, по коже которого стекала  кровь  из  нескольких  ран,
налетел на одного из моих врагов, втоптав его в пол. Я шагнул  влево  и  что
было силы рубанул по шее второго, напрочь снеся голову.
   Не успело его  тело  сползти  наземь,  как  бхарашади,  раненный  мной  в
подмышку, поднял меч и вонзил его в грудь Стайла. Кровь хлынула  у  него  из
ноздрей, а на губах показалась пена. Стайл упал на бок, копытом вбив в стену
последнего демона. Я услышал, как переломились обе ноги бхарашади, и тут  же
прикончил его.
   Ничего не соображая, я выскочил из комнаты и бросился во внутренний двор.
Осана  и  Тиркон  оставались  там,  прикрывая  наше  отступление.  Остальные
отходили к части здания, высеченной в скале. Не думаю, что они меня  видели,
потому что между нами кишели десятки бхарашади, но если  бы  и  видели,  они
ничем не могли мне помочь. Я был для них так же недосягаем, как для  меня  -
замок Пэйн.
   Я услышал за спиной шипение и развернулся,  оказавшись  лицом  к  лицу  с
самым огромным из виденных мной бхарашади. Он взглянул на меня и рассмеялся,
а потом прошипел какой-то приказ. Ха'демоны оставили в покое моих  товарищей
и двинулись ко мне, окружая меня с одной стороны,  в  то  время  как  другие
отрезали мне путь к отступлению через коридор. Я поднял меч, позволяя  воину
бхарашади рассмотреть стекающую по клинку кровь.
   За моей спиной друзья  успели  захлопнуть  и  забаррикадировать  дверь  в
убежище. Я медленно поворачивался, сдерживая демонов.  Дверь  в  комнатушку,
где лежал Рорк,  пока  оставалась  закрытой,  но  к  ней  приближались  двое
небольших бхарашади. Ну что ж, я знал, что Кроча  оставили  охранять  Рорка,
так что первого колдуна, который откроет дверь, ждет сюрприз.
   Большой бхарашади хрипло прошипел:
   - Ты свеженький, прямо с Той Стороны. Сладкое мясцо!
   Я повернулся к нему лицом.
   - Прежде чем ты попробуешь моего мясца, я напьюсь твоей  крови!  -  Левой
рукой я сорвал с лица маску. - Еще до рассвета ты пожалеешь, что не  вырезал
моего лица на виндиктксваре.
   Я обвел глазами лица бхарашади и увидел на них изумление, вызванное,  как
я догадывался, моим безмерным хвастовством.
   Их недоумение подарило мне еще пару секунд жизни, позволив  увидеть,  как
колдуны открывают дверь в комнату Рорка. Прыжок Кроча свалил  первого,  и  я
увидел на фоне стены кровавый фонтан, брызнувший из его глотки, растерзанной
острыми клыками. Потом Кроч исчез в комнате, куда успел нырнуть второй  маг.
Я услышал вопль, а в следующий миг сквозь дверь и  крышу  комнаты  с  громом
вырвалось красно-золотое пламя.
   Не успел дождь щепок и острых обломков крыши обрушиться на землю,  как  я
бросился на отвлекшихся врагов. Я воткнул кулак  в  брюхо  одному,  выпустил
клинком кишки другому и рассчитывал еще управиться  с  третьим  прежде,  чем
топор одного из оставшихся опустится мне на голову.
   Крутанувшись спиной к  прорыву,  образовавшемуся  в  кругу  бхарашади,  я
рассчитывал оказаться лицом к лицу с демоном, зашедшим  мне  за  спину.  Там
действительно оказался демон, но ему было не до меня.
   Он ковылял ко мне с грудью, пробитой изумрудным копытом,  проломившим  ее
как гнилую доску.
   Изумрудный конь угрожающе заржал и с  маху  опустил  передние  копыта  на
камень, выбив из него искры. В коридоре за его спиной  я  увидел  корчащихся
бхарашади, но каменный конь был невредим; кровь на  его  боках  была  кровью
врагов. Толпа ха'демонов растаяла перед ним, как ночь перед восходом солнца.
   Я не задумываясь ухватил его за гриву и вскочил на  широкую  спину.  Тело
оказалось мягким и теплым на ощупь, словно  живая  плоть,  а  не  камень.  Я
приготовился к тому, что он взбунтуется и встанет на дыбы. Падение  означало
смерть. К моему изумлению, он не сделал ни малейшей  попытки  избавиться  от
меня.
   В сущности, он вообще ничего не сделал. Он стоял  совершенно  неподвижно,
словно статуя.
   Я мягко толкнул его пятками:
   - Пошел.
   Он остался неподвижен.
   Ха'демоны понемногу оправлялись от страха.
   - Двигайся! - я дал ему шенкеля и легонько пришпорил.
   Ха'демоны подползли ближе.
   - Вперед! Беги! - левой рукой я  шлепнул  его  по  шее.  -  Лети,  глупая
скотина, лети как ветер, чтоб тебя!
   Он вдруг вздыбился и повернулся обратно к проходу. Я едва успел вцепиться
в гриву, а он уже пронесся мимо смыкавшихся воинов бхарашади. Я распластался
у него на шее, а он, прижав уши,  мчался  назад  через  здание.  Его  копыта
выбивали искры из мостовой двора. Он несся быстрее и  быстрее,  так  быстро,
как не бегал до него ни один конь. От бьющего в лицо ветра у меня  слезились
глаза, и я смутно различал  изломанные  тела,  горящих  демонов  и  разбитые
камни.
   Он мчался вперед, в точности исполняя мой приказ. Огромными  скачками  он
пересек двор, разметав замешкавшихся ха'демонов. Я победно расхохотался,  но
смех замер у меня в горле.
   Он еще увеличил скорость.
   До края плато было уже недалеко.
   Я потянул его за гриву:
   - Эй, стой!
   Дерзкое ржание моего скакуна не оставило  сомнений  в  том,  кто  из  нас
хозяин положения. Изумрудный конь, величественный  и  устрашающий,  пронесся
над обрывом плато и умчал меня с собой в ночь.

24

   Я понял, что мы и в самом деле летим, когда  не  услышал  ударов  подков.
Изумрудный конь по-прежнему шел галопом, но с каждым  шагом  мы  поднимались
все выше и выше, словно он ступал по воздуху. Я вцепился крепче и попробовал
мягко править коленями. Он  повиновался,  и  мы  плавно  повернули  назад  и
ленивой спиралью поднялись над зданием Первого Дворца.
   Взрыв, погубивший Рорка,  поджег  все  южное  крыло.  В  свете  пожара  я
различил длинные тени собравшихся  у  фонтана  бхарашади.  Их  осталось  так
немного, что  у  меня  появилась  надежда.  В  северном  крыле  тоже  что-то
загорелось, и вокруг огня, как рассыпанные  угли,  тлели  тела  уничтоженных
магией Нагрендры.
   Его гибель - хотя и не более горестная,  чем  смерть  Аликса  и  Ксои,  -
нанесла страшный удар нашим замыслам. Из оставшихся в живых  магией  владела
только Такки, а ее сил едва хватило бы, чтобы поднять к замку Пэйн одного из
нас. Таким образом, у нас  почти  не  оставалось  надежды  хотя  бы  увидеть
Фальчара. "А раз она заперта в корнях горного хребта,  до  рассвета  нам  не
успеть даже попытаться добраться до замка Пэйн".
   И вдруг до меня дошло, где я  нахожусь.  Я  крепче  сжал  колени  и  тихо
потянул за изумрудную гриву;
   - Давай наверх, малыш, отнеси меня в замок Пэйн.
   Конь раздул ноздри, его передние копыта приподнялись, словно он  двигался
вверх по склону. Мы круто пошли вверх. Копыта Изумрудного коня выбили  искры
из самых вершин хребта, и он поплыл над бездной.
   У самых стен замка я чуть не приказал ему свернуть. Встреча  с  Фальчаром
один на один была чистым безумием. Я думал,  что  честь  беседы  с  Владыкой
Бедствий достанется Киту или Рорку, а я останусь на заднем плане.
   "Но их здесь нет, так что это отпадает". Мысль о  разговоре  с  Фальчаром
пугала меня, но все же не так, как  мысль  о  бхарашади,  поднимающих  своих
мертвецов. Если истории о перемирии, заключенном им с моим отцом, чтобы дать
ему возможность уничтожать бхарашади, не лгали - а скорее всего, так и было,
- то можно предложить ему продлить этот договор и  заручиться  его  помощью,
чтобы перехватить "убийцу стаи".
   Мы приземлились за развалинами крепостной стены, и я соскользнул со спины
коня перед прозрачной башней. Колени у меня подгибались: зло, ощутимое  даже
издалека, давило здесь  тяжелым  грузом.  Меня  затошнило.  Прислонившись  к
изумрудному боку, я перевел дух и любовно потрепал коня по шее:
   - Пожалуйста, дождись меня.
   Конь коротко тряхнул головой и  замер,  словно  статуя,  воплотившая  всю
гордость и высокомерие конского рода. Я не мог  не  рассмеяться.  В  широкой
пластине его плеча отразилось мое  лицо.  Отодрав  кое-как  шелуху  засохшей
крови, оставленную маской, я поправил меч  и  ступил  на  первую  ступеньку,
ведущую в логово Фальчара.
   Я понятия не имел, что  меня  ожидает.  Многочисленные  барды,  воспевшие
времена, когда Пропавший Принц исполнил свой дерзкий  обет  дернуть  Владыку
Бедствий за бороду, давали только самые общие описания замка. Они без  конца
повторяли, что он парит в воздухе, сверкая подобно самоцвету. Мне  пришло  в
голову, что если они и знали, каков он изнутри, у них  не  хватило  бы  слов
описать этот ужас.
   Сам замок чем-то напоминал императорский дворец. Два здания  представляли
совершенно  различные  стили,  но  оба  являли  невероятно  высокий  уровень
мастерства, доступный только тем, кто мог  не  стеснять  себя  в  средствах.
Замок Пэйн даже превосходил в красоте дворец императора. Он был выстроен  из
тяжелых  полупрозрачных  плит,  и  свет,  проникая   в   неровности   камня,
образовывал светящиеся картины, видимые только с одной точки  и  только  при
определенном освещении.
   Но каковы были эти картины! Проходя первым коридором, я видел тысячи лиц,
искаженных ужасом. В сердце камня скрывались сцены пыток и кошмаров, каких я
не мог и вообразить. И что ужаснее всего, я чувствовал, что эти сцены  -  не
плод больной фантазии  их  создателя,  а  верное  отражение  происшедшего  в
действительности.
   У первого же перекрестка я в растерянности остановился. Не имея  понятия,
где и как искать Фальчара, я решил никуда не сворачивать и  двинулся  дальше
по первому коридору. Чувство облегчения тут же подсказало мне, что я ошибся.
Мурашки, бегущие по телу, должны были указать правильный путь. Я повернул  и
решительно зашагал в глубину замка,  не  слушая  голоса  в  глубине  черепа,
обзывавшего меня безумцем.
   Я тряхнул головой. "Если бы совершать подвиги было легко, их не  поручали
бы героям".
   Огромный  вестибюль,  в  который  я  вышел,  не  имел  себе   равного   в
императорском  дворце.  Огромные  арки  вздымались  на  такую  высоту,   что
сверкавшие в них кристаллы казались звездами. До  его  дальнего  конца  надо
было идти целый день, а боковые стены теснили входящего.  Между  ними  можно
было пройти, раскинув руки, а между тем мне  казалось,  что  они  смыкаются,
готовые раздавить меня.
   Я шагал вперед - на каждом  шагу  подавляя  желание  с  воплем  броситься
бежать - и размышлял  о  том,  что  этот  замок  мог  бы  служить  достойным
памятником Фальчару. От иных трофеев, представленных здесь,  стошнило  бы  и
стервятника. Например, одна статуя  представляла  собой  обнаженную  девушку
альвийку, беззаботно бегущую по лужайке. Художник, сумевший уловить  радость
жизни, сиявшую в ее глазах, на мой  взгляд,  не  знал  себе  равных.  Статуя
воплощала девическую невинность,  и,  глядя  на  нее,  я  чувствовал  то  же
волнение в сердце, которое ощутил, узнав, что Мария ушла с внуком Ноба.
   Это было бы само совершенство, если бы не выбранный художником  материал.
Он исполнил свой шедевр в мясе - что оставалось скрытым от зрителя, пока  он
не подходил достаточно близко, чтобы спугнуть мух, облепивших  статую.  Зато
острая кислая вонь гниющего мяса явно ощущалась повсюду.
   Огромные рельефные изображения людей, стоящие между  колоннами,  вырезаны
из полупрозрачных глыб молочного оттенка. Сперва  мне  подумалось,  что  это
опал, передразнивающий Ограждающую Стену. Эта  мысль  возникла  потому,  что
из-под каменной скорлупы просачивались живые цвета  кожи,  волос  и  одежды.
Статуи протягивали руки наружу в безмолвной мольбе о свободе.  Одна  из  них
словно застыла в прыжке, и я готов поклясться, что, пока проходил мимо,  она
изменила положение.
   Я понимал, что не должен  отвлекаться,  если  хочу  двигаться  вперед,  и
сосредоточился на темневшей впереди двери. Ближе к ней идти становилось  все
труднее, будто  я  попал  в  буран  и  прорывался  сквозь  глубокие  сугробы
навстречу ветру. Я уже слишком далеко зашел, чтобы поворачивать обратно,  и,
стиснув зубы, шагал  дальше.  На  мгновение  ужас  отступил,  я  даже  успел
обрадоваться,  оценив  пройденный  путь.  Но  вдруг  зло  ударило   меня   с
ошеломляющей силой. Не  думаю,  чтобы  раньше  оно  было  слабее,  но  после
мгновения счастья оно едва не раздавило меня.
   Я  протянул  руку  и  коснулся  прозрачной  стены.  Ее  твердая  прохлада
поддержала меня, и я распрямился. "Я  слишком  далеко  зашел,  чтобы  теперь
сбежать".  Я  позволил  гневу  захлестнуть  меня,   поправил   нагрудник   и
приготовился обнажить меч.
   Я вступил в святая святых Фальчара.
   Тонкая патина пыли покрывала все в смутно освещенной комнате. Двойной ряд
колонн поддерживал идущую по кругу галерею. Вдоль всех стен и  над  галереей
тянулись полки с неисчислимым количеством книг.  Одни  были  целиком  заняты
аккуратными рядами  томов  в  одинаковых  переплетах.  На  других  старинные
фолианты устало опирались друг  на  друга.  Книги,  не  влезавшие  на  полку
стоймя, лежали под кучами маленьких томиков, так что полка  прогибалась  под
их тяжестью.
   Между колоннами стояли столики, на которых разместились все мелочи, какие
ожидаешь увидеть  в  библиотеке  богатого  дома  Империи.  Слева  я  заметил
шахматную доску с незаконченной партией. Игра  была  почти  доиграна.  Рядом
стояли хрустальные кубки  и  графины,  но  вино,  когда-то  наполнявшее  их,
испарилось, оставив на стенках бурый налет.  Справа  на  подносе  под  слоем
плесени угадывался  круг  сыра  и  ломти  хлеба.  На  блюде,  которое  могло
оказаться серебряным, дай  себе  кто-нибудь  труд  его  почистить,  валялись
сморщенные рассыпавшиеся виноградины.  На  соседнем  столе  лежали  открытая
книга, наполовину исписанный лист и гусиное перо.
   Все эти подробности запечатлелись в памяти невольно, между  тем  как  мое
внимание  притягивала  главная  деталь,  расположенная  прямо  под   куполом
потолка. Массивный хрустальный шар безупречной полировки  висел  над  полом,
поддерживаемый невидимой силой. Его окружало золотое кольцо,  покоящееся  на
колонках высотой в четыре фута. Колонки вцеплялись в пол драконьими  лапами,
а на самом диске свивались в бешеном танце символы аркана.
   В хрустальном шаре сменялись сцены жизни Хаоса.  Над  землей  проносились
радужные циклоны, оставляя за собой разрушение и  перемены  в  самом  облике
страны. Бурлило и горело большое черное озеро, и по  нему  невозмутимо  плыл
каменный корабль. Странные создания, о  каких  я  никогда  даже  не  слышал,
крались сквозь джунгли, а где-то в другом  месте  сражались  среди  бушующей
грозы два племени ха'демонов.
   Опираясь на золотой диск, неотрывно смотрел в шар Фальчар. Мне видны были
его ссутуленные плечи и макушка. Длинные рукава скрывали кисти рук, но ткань
их подергивалась, выдавая его увлеченность возникавшими видениями.  Так  вот
почему он не обращает на меня внимания, и вот почему мне вообще удалось  так
далеко зайти.
   Заложив руки за спину, сжав  пальцы,  самым  звучным  голосом,  на  какой
только был способен, я нарушил молчание:
   - Я - Лахлан, сын Кардье. Я явился с  поручением  от  его  императорского
величества, Тетиса Пятого. Он возложил на меня...
   Фальчар поднял глаза, его темный пустой взгляд  вскрыл  мой  мозг.  Страх
мгновенно  сменился  небывалой  болью,  словно  меня  разорвали  на  миллион
миллионов кусков и каждый кусок пожирал адский огонь.  Потом  какая-то  сила
слепила их вместе. Я почувствовал, что падаю, и тут же приземлился в странно
мягкий, податливый камень.
   Я оказался в  комнатушке,  сплошь  состоящей  из  того  молочного  камня,
который я видел в вестибюле. Камень подавался под рукой,  словно  утекая  от
пальцев, как слизняк. Он не был полностью живым, но его тепло и податливость
неприятно напоминали живую плоть.
   Постепенно до меня дошло, что я пойман в одну из глыб,  виденных  мною  в
вестибюле. Разминая плечи и морщась от боли, я подумал: "Если перенос всегда
так мучителен, неудивительно, что Фальчар был столь нелюбезен на балу".
   Посмеявшись собственной шутке, я без  особого  удовольствия  услышал  эхо
своего голоса, глухо отдававшееся от стен камеры. Сквозь переднюю стену ясно
различался огромный зал вестибюля. С трудом поднявшись  на  ноги  и  кое-как
удержавшись на колеблющемся полу, я шагнул вперед и  протянул  правую  руку.
Невидимая стена так же податливо сопротивлялась, как пол и боковые стены.
   Вспомнив  виденных  мной  беспомощных  пленников,   я   попытался   мечом
соскоблить тонкий слой прозрачной плиты. Лезвие скользнуло  по  поверхности,
не оставив следа.
   Развернув клинок, я попробовал проткнуть стену острием.  Невидимая  стена
отталкивала меч, и руки у меня устали прежде, чем мне удалось  хоть  немного
продвинуть клинок наружу. Упав на одно колено, я  упер  эфес  в  пол,  зажав
клинок, и оставил его в таком положении.
   Порадовавшись своей выдумке, я решил принять меры предосторожности.  Если
давление стены окажется слишком велико, клинок может лопнуть, как пружина, и
засыпать маленькую камеру осколками. Свернувшись в комок и  обхватив  колени
правой рукой, я устроился так, чтобы лицо было защищено броней.
   Выглянув в  щелку  между  пальцами,  я  увидел,  что  положение  меча  не
изменилось, а между тем в  вестибюле  как  будто  светлело.  Солнечный  свет
проник внутрь, и стало ясно, что тени удлиняются слишком быстро. Мне  пришло
в голову, что Фальчар мог устроить свою тюрьму в медленной  зоне,  продлевая
тем жизнь пленников.
   От  этой  мысли  мне  не  стало  веселее,  особенно  когда   я   вспомнил
увековеченные в стенах замка сцены пыток. Тем не менее  Фальчар  всего  лишь
заточил меня, хотя мог бы убить, а значит, он намеревается рано  или  поздно
заняться мной. Не имея возможности бежать, я только  и  мог,  что  набраться
терпения и ждать.
   "Ждать, как ждал Рорк!" Меня обожгло  воспоминание  о  друге,  охваченном
огненным взрывом. Я задумался, не была ли его смерть легче, чем смерть  Ксои
и Нагрендры. Если счастье им не изменило или боги смилостивились, они умерли
быстро, не успев осознать, что произошло.
   Но это могло случиться только с Нагрендрой и Рорком, но Ксоя!  Что,  если
видение будущего возникло  перед  ней  за  несколько  секунд  до  того,  как
обрушившиеся глыбы превратили ее плоть и кости в кашу? Или  она  не  увидела
ничего и поняла, что красно-золотые  щупальца,  протянувшиеся  к  башне,  не
оставили ей никакого будущего?
   Я сердито фыркнул, вспоминая, как она твердила мне, что все,  что  с  ней
случится, - это ее судьба; судьба, за которую я не в ответе. Словом и смехом
ей было легко лишить меня права на участие в ее жизни, но теперь она мертва,
а я выжил. Если бы не я, она никогда н