едро. Он гневно взревел, и я отскочил, вытаскивая клинок, но  не
успел.
   Его правая рука рванулась вперед. Удар  пришелся  почти  плашмя,  вспоров
кожу и мышцы на боку. Ребра треснули под тяжестью его меча, но я удержал меч
в руке, падая, чтобы уйти от верной смерти.
   "Он ударил меня виндиктксварой. Я уже мертв!"
   Перекатившись в сидячее положение, я прижал к ране локоть. Она уже горела
от попавшего в нее пота. Я просунул под мышку  левую  ладонь  и  поморщился,
чувствуя, как между пальцами просачивается теплая кровь. Я нащупал вспоротые
мышцы и осколки кости. Из-за сломанных ребер было больно дышать, но не в том
дело! Я получил удар виндиктксварой, выкованной специально для  меня!  Я  же
видел, что сделал с Тирконом простой кинжал. И Катвир клялся, что я  вспыхну
пламенем от одного прикосновения. Я  пытался  нащупать  левой  рукой  искры,
прислушивался, не разгорается ли в груди колдовской огонь. Может  быть,  мне
удастся его затушить?
   Катвир отступил назад, разглядывая кровоточащий порез на бедре. Он прижал
к ране правую руку, словно рассчитывал, что исцелит  ее,  смазав  кровью  из
плеча. Когда это не помогло, он вытер руку о собственный живот и взглянул на
меня:
   - Твой последний удар был хорош. Ты сильнее, чем я ожидал. Жаль. Я отсюда
чую запах твоей крови. Я достал тебя. Так  кончается  история  Кардье,  бича
Черных Теней.
   Он пристально смотрел на меня, будто  я  мог  загореться  от  одного  его
взгляда. В ответный взгляд я вложил всю свою ненависть. Я покажу ему, что  я
не боюсь, я не дам ему насладиться победой. Кем бы я ни был, кем бы он  меня
ни считал - я умру, как мужчина.
   Но, собирая свою волю в комок, я вдруг осознал, что вовсе не умираю. Я не
чувствовал в ране огня. Обычная резкая  боль  от  пореза  и  острая  боль  в
сломанных ребрах. Я испытывал такое и раньше и не умер от этого. "Может, я и
умру, но не сию минуту!"
   Я высвободил левую руку и оперся на край террасы.  Ухватившись  покрепче,
чтобы не соскользнули перепачканные в крови пальцы, я поднялся на ноги.
   - Тут-то ты и ошибаешься. Я так силен, что тебе и  не  снилось.  И  я  не
Кардье! - я взмахнул перед ним окровавленной рукой. - Вот  так,  Катвир.  Мы
оба пережили свое соперничество. Давай же покончим с ним.
   Он уставился на меня, рыча в недоумении и ярости. Я отер руку о повязку и
осторожно двинулся вперед. Кровь еще стекала по  ребрам,  но  о  ране  я  не
тревожился. Я даже позволил ему взглянуть на нее, чтобы вернее  раздразнить,
а потом напал на него, как нападал на  Дальта,  Джофа  и  даже  на  деда.  Я
перехватил у него роль палача, вынудив играть роль жертвы.
   Ложный выпад наверх  и  удар  снизу  Катвир  отбил  круговой  защитой.  Я
отдернул острие - металл  с  визгом  скользнул  по  металлу  -  и  уколол  в
открывшуюся справа  грудь,  тут  же  отступив  -  но  не  далеко  -  от  его
запоздалого выпада.
   "Раненый и окровавленный - окажешься ли ты сильнее Дальта?"
   Катвир крякнул, получив рану, и шатнулся, оказавшись снова на  расстоянии
удара. Я провел клинок вдоль его меча. Сцепив гарды, вскинул руку, уводя его
меч вверх и, извернувшись всем телом, проскользнул ему  под  правый  локоть.
Окровавленная рукоять выскользнула из захвата, и  меч,  крутясь,  взлетел  в
воздух. Он еще не ударился о землю, и Катвир, припадавший на  раненую  ногу,
еще не успел разогнуться, а я уже вонзил  меч  ему  под  мышку,  проткнув  и
легкое, и сердце.
   Я вытащил меч и приготовился отпрыгнуть в сторону, но  он  развернулся  и
одним движением лапы зашвырнул меня на помост. Рухнув на него со  стуком,  я
перекатился на колени, ободрав их так же, как его когти разодрали мне грудь.
Сжав кулаки, я ждал следующей атаки бхарашади.
   Катвир сделал один мощный шаг, потом  споткнулся  и  запрокинулся  назад.
Поскользнувшись в  лиловой  луже  собственной  крови,  он  упал  на  ступени
помоста. Его грудь раздирал страшный кашель, и последние  слова  замерли  на
губах бледными пузырями. Того, что он сказал, магия мне не перевела, да  это
было и ни к чему. Ненависть, заполнившая взгляд умирающего, сказала мне все.
   Между тем на помосте продолжалась магическая дуэль. Одним оборотом  Жезла
Враш создал щит, отбивший голубую молнию, посланную  Посохом  в  левой  руке
Рорка. На месте их столкновения мелькнула ослепительная белая вспышка.  Враш
приготовился к отражению новой атаки Рорка, с улыбкой  взглянув  на  голубую
летучую мышь, созданную движением руки рейдера.
   Враш презрительно взмахнул Жезлом, очерчивая тот же квадрат,  которым  он
остановил птицу.  Магический  куб  загорелся  в  воздухе,  но  летучая  мышь
свободно проплыла сквозь красную клетку и вцепилась когтями в лицо  колдуна.
Бхарашади пронзительно завопил и судорожно  вскинул  руку  с  Жезлом.  Клыки
волшебного зверька сомкнулись на правой кисти Враша, вырвав  полоску  шкуры.
Бхарашади скорчился от боли и выронил Жезл Первого Пламени.
   Не успел Жезл коснуться земли, как Рорк уже наставил Посох на  колдуна  и
пробормотал:
   - Мне нужно его сердце.
   Из Посоха на тонкой нити метнулся голубой коготь.  Он  вонзился  в  грудь
бхарашади и дернулся назад. Колдун с  недоверием  уставился  на  собственную
грудь, зажимая руками зияющую рану, и, подняв глаза, потянулся за своим  еще
трепещущим сердцем.
   Рорк улыбнулся:
   - Давай помогу.
   Рорк запихал вспыхнувшее сердце обратно в грудь  Враша.  Вопль  бхарашади
оборвался. Языки пламени вырвавлись изо рта и ноздрей. Оставляя над лицом  и
грудью дымные полосы, Враш запрокинулся на спину и ударился о помост.
   За ним нетвердо поднялся Риндик и шагнул на помост с поднятым  мечом.  Ни
я, ни Рорк не успели ничего предпринять: две стрелы по самое оперение ушли в
грудь воина бхарашэди. Я обернулся к тоннелю, из которого появился Враш. Кит
и Осана уже накладывали новые стрелы, а Ирин и  Донла  только  что  спустили
тетиву. Двое из двенадцати барабанщиков свалились со своих насестов. За ними
быстро последовали  другие,  которых  наши  спутники  выхватывали  из  груды
медленно просыпающихся бхарашади.
   Уничтожив  всех  живых,  наши  друзья  начали  спускаться  к  помосту.  Я
предостерегающе поднял руку:
   - Нет, стойте там. Мы сами к вам поднимемся.
   Я повернулся к Рорку и, задыхаясь, опустился на колени.
   - Так ты знал, верно?
   Он улыбнулся мне:
   - О том, что с помощью Посоха защиты Жезла  не  пробить?  Потому-то  я  и
отвлек его внимание бесполезной атакой, усыпив  бдительность.  Он  защищался
одним и тем же приемом. Потому что против Посоха годилась  любая  защита.  А
свою боевую мышь я создал, не используя Посоха, и его защита не сработала.
   - Не о том,  Рорк.  Ты  знал  насчет  Крона,  что  это  мой  пес.  И  про
Изумрудного коня, и откуда я знал, как найти Умбру, - я  сглотнул.  -  Ты  с
самого начала знал, что я - Кардье.
   Рорк очень медленно наклонил голову:
   - Игези, освободив меня от Фальчара, отвел меня туда, где Крон стоял  над
тобой на страже. Он сказал, что Фальчар переместил тебя в  зону,  где  время
течет в обратную сторону, и ты превратился в младенца, лет примерно двух. Мы
вынесли тебя назад, в Империю, оставив  на  радость  бхарашади  только  твои
сапоги. Мы мало кому сказали о том, что с  тобой  случилось:  только  Адину,
Ивадне, твоей жене Мерль, Этелин и императору. Я подозреваю, что позднее  он
посвятил в это дело маршала. Нам нужно было, чтобы ты  снова  вырос  Кардье,
таким же, как прежде, поэтому мы старались как  можно  точнее  воспроизвести
твое обучение и образ жизни.
   Я уставился на него, потеряв дар речи:
   - Зачем?
   - Чтобы ты исполнил предсказанное в Хрониках Фарскри.
   - Но ведь я уже убил Катвира.
   Волшебник покачал головой:
   - Не то пророчество, а другое, в котором сказано, что  сразивший  Катвира
уничтожит Некролеум.
   Бесчисленные совпадения и странности сложились в единую картину. Я, как и
Кардье, приехал в Геракополис на  императорский  бал  по  случаю  Медвежьего
праздника. У нас был один и тот же учитель фехтования, вот  только  обучение
получилось иным, потому что Кит сбежал,  а  у  Адина  теперь  не  было  двух
дочерей, которые отвлекали бы меня от занятий. Меня заставили прочитать  все
книги, которые читал мой отец, но никогда не  показывали  его  дневников.  И
ребенком я окунал деревянную лошадку в зеленую краску,  потому  что  у  меня
сохранились воспоминания об Изумрудном коне, который носил меня сквозь Хаос,
и свист, которым я призывал его, был тот самый свист, на который  я  приучил
отзываться Стайла.
   "Непосильная работа - вырастить во второй раз  того  же  человека,  какой
явился в Геракополис сорок лет назад. Но они взялись за нее, потому что  это
было необходимо".
   - Я понимаю, - протянув руку, я взял у него Посох Эметерия.  -  Уведи  их
отсюда.
   Рорк помедлил  мгновение  и  поднялся.  Подобрав  с  земли  Жезл  Первого
Пламени, он пошел по ступеням, ведущим к устью тоннеля. Я  смотрел,  как  он
подходит к остальным и что-то говорит им, а потом  они  все  вместе  уходят,
оставляя меня одного в этом дворце смерти.
   Я подошел к ступеням, поднял виндиктксвару, так заботливо  приготовленную
для меня Катвиром, отер о его шерсть и заткнул за пояс набедренной  повязки.
Держа Жезл в левой руке, я обошел тело Катвира и  опустился  на  колени  над
Крочем.
   Пес взглянул на меня, и я закусил дрожащую нижнюю губу. Я  чесал  его  за
ухом и говорил:
   - Ни у кого из рейдеров не бывало такого друга, как ты, Кроч.  Ты  будешь
сниться бхарашади в страшных снах. Спасибо, что дождался меня.
   Он шевельнул хвостом и лизнул мне руку. Язык у него был мягче шелка. Даже
это простое движение обессилило его, и он уронил  голову,  глазами  прося  у
меня прощения за свою слабость.
   - Ты теперь победитель, Кроч, -  поднявшись,  я  обеими  руками  обхватил
Посох. - Мы с тобой только начинаем. Мы еще оба будем сниться им в  страшных
снах, мы станем их вечным кошмаром. Мы с тобой вдвоем, мой друг, не выпустим
отсюда никого и ничего.
   Закрыв глаза, я снова обратился к той искушающей силе,  которую  Эметерий
вложил  в  свой  Посох,  стремясь  к  познанию.  И  снова  мне  предлагалась
безграничная власть.  Посох  готов  был  исполнить  любое  мое  желание.  Он
существовал, чтобы служить, и он признавал во мне хозяина. "Я сослужил  тебе
службу в борьбе против Жезла. Что еще прикажешь сделать для тебя, Хозяин?"
   Держа Посох на уровне пояса, я твердо сжал набалдашник в правой  руке.  Я
повелел ему представить мне  полную  карту  Некролеума.  Это  исполнилось  в
мгновение  ока,  и  передо  мной  предстали  уходящие  вглубь  и  в  стороны
бесчисленные пещерные залы. Каждый из них был связан  с  другими  множеством
переходов, и вся гора казалась огромным муравейником, населенным  мертвецами
бхарашади. Предполагая, что воскрешения ожидают сотни  тысяч  бхарашади,  мы
впадали в утешительный самообман.
   - Это будет великая стража, Кроч, - я подумал об Ивадне, моей  матери,  а
не бабушке, о том, что я не сдержу данного ей обещания вернуться. И такое же
обещание и Кардье, и Лахлан дали Марии. "Простите меня!"
   Я поднял Посох Эметерия над головой и сжал его что было силы. Я  позволил
гневу завладеть мной. Я позволил ненависти к бхарашади  и  горечи  множества
потерь литься через  мое  тело.  Я  собрал  все  ругательства,  проклятия  и
обвинения, накопленные за время двух жизней, и заставил их яд зажечь  костер
у меня в животе.
   Напитав  Посох  первобытными  эмоциями,  пользуясь  им   с   безрассудным
отчаянием колдуна-невежды, я заставил его выплеснуть всю  свою  мощь  вовне.
Кожа у меня натянулась - красная и голубая сила слились в бушующий  огненный
шар. Он, пульсируя, раздувался,  поглощая  тела  бхарашади  и  используя  их
энергию, чтобы разрастаться дальше.
   Горсть  ударов  сердца  -  и  он  заполнил  всю  пещеру.  Я  почувствовал
сопротивление стен, но это только увеличило мою ярость. Это будет сделано! Я
стиснул зубы и нажал.
   Всю силу своей воли и ненависти я направил на то, чтобы обрушить гору над
Некролеумом. Земля сопротивлялась, но я не отступал. Руки мои дрожали, но  я
не опускал их. "Я не сдамся!"
   Я сперва услышал и только тогда открыл глаза. Сквозь пурпурное  пламя,  в
трещине над моей головой, виднелся дневной свет.
   - Я добился!
   Трещины расширялись, камни рушились вниз. Магия доделывала  свою  работу.
Умирающая гора обрушилась на меня.

30

   "Так это и есть смерть?"
   Вопрос возник у меня оттого, что ожидал я иного. Конечно, такая смерть  и
должна была оказаться мучительной, но боль должна быть не такой.  "Когда  на
тебя обрушивается гора, чувствуешь тяжесть и удушье". А  мне  казалось,  что
снова возникла вокруг меня сеть, сотканная заклинанием Враша. Она  разрезала
меня на тысячу кусков, словно лезвиями бритв.
   Я решил, что терпеть такую боль долго можно только по приговору судьбы, и
приготовился к вечным мучениям. Как ни странно, они быстро  прошли,  оставив
только  боль  в  плечах  и  жжение  в  боку.  Я  чувствовал,  что  плыву   в
пространстве, но ладони, слишком сильно сжимавшие Посох,  горели.  Это  меня
озадачило, и я попытался осмотреть их, но в темноте ничего не увидел.
   Потом я почувствовал горячее дыхание у себя на затылке  и  открыл  глаза.
Оказалось, что я вишу на руках, вцепившись в  Посох  Эметерия.  По  сторонам
собственных рук я увидел чужие ладони. Я разжал пальцы, свалился на землю  и
перекатился вперед. Вскочив на ноги, развернулся и оказался лицом к  лицу  с
Фальчаром.
   Мой взгляд утонул в черных зрачках колдуна.
   - Я разрешил тебе одолжить мой Посох на время, а ты вздумал закопать его.
   - Верно, -  я  заглянул  в  огромный  хрустальный  шар,  висящий  посреди
комнаты. В нем виднелось большое  облако  пыли,  висевшее  над  местом,  где
совсем недавно располагался Некролеум. Черные точки - стервятники -  кругами
снижались над падалью, выброшенной на поверхность взрывом. - Ты  и  в  самом
деле  только  одолжил  мне  Посох.  Но  при  этом  ты  нарушил   соглашение,
заключенное между нами двадцать лет назад.
   Губы Фальчара шевельнулись:
   - Я заключал соглашение с твоим отцом.
   - Пожалуйста, не считай мое прежнее заблуждение  признаком  глупости.  Ты
знаешь, что я - Кардье. Это ты превратил меня  в  младенца,  поместив  в  ту
часть Хаоса, где время бежит назад. Возможно, ты собирался воспитать из меня
свое подобие. Ты мог бы использовать меня против Империи, что в твоих глазах
было бы окончательной победой. Игези, освободив меня и Рорка, подпортил твои
планы.
   Я светски улыбнулся:
   - Память постепенно возвращается, и я припоминаю наш договор. Мы с  тобой
должны были играть партию в шахматы - один ход в месяц, - и победитель  имел
право требовать от побежденного  исполнения  одного  желания.  Ты  с  самого
начала сказал мне, что потребуешь отдать тебе моего сына,  Джофа.  Я  же  не
говорил тебе, чего хочу, и любопытство заставило тебя продолжать игру до тех
пор, когда только один ход отделял тебя от мата. В этот момент ты  отказался
впустить меня в свое логово,  зная,  что  мой  следующий  ход  означает  мою
победу. Я не возражал, потому что это значило, что ты оставишь меня  и  моих
людей в покое, пока мы сражаемся с Катвиром и его бхарашади.
   - Никогда бы я не стал мешать людям заниматься уборкой, - глаза  Фальчара
загорелись. - Едва ли Посох Эметерия может учитываться в нашем соглашении. Я
добыл его через много лет после окончания игры.
   - Нет, Фальчар, игра закончилась всего два  дня  назад,  когда  я  сделал
последний ход. И я с полным правом могу потребовать у тебя  Посох  Эметерия.
Твое любезное предложение одолжить его мне не касалось нашего договора, зато
оно показало, как он для тебя дорог,  -  я  шагнул  к  окружавшему  кристалл
золотому кольцу и слегка тронул шар правой  рукой.  Изображение  сместилось,
показав мне моих товарищей,  спокойно  выезжающих  из  каньона  под  защитой
голубой стены, созданной Рорком и Такки. - Я выиграл и требую награды.
   Фальчар небрежно качнул передо мной Посохом:
   - А если я использую этот приз, чтобы тебя уничтожить?
   - Ты этого не сделаешь.
   - Ты уверен?
   - Я же сказал, память возвращается. Ты  мог  убить  меня,  как  только  я
уничтожил Катвира, но ты этого не сделал. Ты выхватил  меня  у  него  из-под
носа, чтобы лишить его удовольствия прикончить меня. Ты сделал  это,  решив,
что для него много чести быть моим убийцей.
   У него над головой взметнулись маленькие язычки пламени.
   - Ты льстишь себе.
   - Вот как? Ты не мог и не можешь смириться с мыслью, что я выиграл у тебя
в шахматы. Ты и в младенца меня превратил ради того, чтобы сделать  из  меня
другого человека и убедить себя, что меня никогда и не было. Но я есть, и  я
тебя обыграл.
   Но пока я говорил, мне стало ясно, что я в самом деле одновременно другой
человек. Затея императора вырастить меня в том же  окружении,  в  котором  я
воспитывался первоначально, в основном удалась. Меня подталкивали в  том  же
направлении, в каком я шел прежде, и они вполне могли добиться успеха,  если
бы не одно обстоятельство.
   Они слишком доверяли Адину.
   А он в глубине души был уверен,  что  загубил  и  меня,  и  Дрискола.  Он
согласился, что я должен явиться в столицу с теми же знаками рангов,  что  и
два десятка лет назад, но он не мог позволить, чтобы я  нес  в  себе  те  же
семена поражения. Мне присвоили всего  лишь  звание  Ученика,  но  я  владел
клинком как Мечник. И мои способности к шахматам не  соответствовали  уровню
начинающего.
   Ивадна сразу поняла это, когда  увидела,  что  я  приехал  гораздо  более
тощим,  чем  в  прошлый  раз.  Она  знала,  что  Адин   нарушил   требования
заговорщиков, отошел от  задуманного,  но  промолчала.  Наверное,  она  тоже
надеялась, что я совладаю с тем, что сгубило меня  тогда.  Она  играла  свою
роль, но мне предоставила выполнять то, что предписывало мне  мое  повторное
образование.
   Я потихоньку заулыбался, осознав, сколько правды было в словах, сказанных
мною Катвиру после  того,  как  он  нанес  мне  удар  виндиктксварой.  Из-за
упрямства моего деда, из-за того, что Кит - не Дрискол,  из-за  сотни  тысяч
других мелочей я мог быть Кардье телом, но не  душой.  Виндиктксвара  должна
была пленить и уничтожить дух Кардье, но клинок не  нашел  его  во  мне.  На
место Кардье пришел Лахлан.
   Я повернулся к Фальчару, показывая ему раскрытые ладони:
   - Предлагаю тебе на выбор: или передай мне Посох Эметерия, или,  если  не
желаешь, исцели Тиркона от раны, нанесенной виндиктксварой, и обеспечь мне и
моему отряду свободный проход до Империи.
   Фальчар оставил Посох висеть в воздухе.
   - Это уже два желания, а не одно, как мы договаривались. Свободный  выход
в Империю с Жезлом Первого Пламени или здоровье Тиркона, но не то  и  другое
вместе.
   - Хорошо, свободный проход или Посох,  выбирай,  -  я  скрестил  руки  на
груди. - За Тиркона я расплачусь отдельно.
   - У тебя нет ничего ценного для меня.
   Я усмехнулся:
   - А ты не хочешь сыграть со мной еще партию?
   Посох Эметерия поплыл к земле - Фальчар забыл о нем.
   - А ставки те же, что раньше?
   Я прищурился:
   - Джоф уже слишком взрослый, чтобы ты мог на нем упражняться.
   - Это мне известно, но известно также, что у тебя будет еще сын. -  Посох
проплыл в мертвую руку колдуна. - Ну что, Лахлан не трусливее Кардье?
   - Храбрее. Если проиграю, можешь снова сунуть  меня  туда,  где  я  стану
моложе, и сделать из меня свою игрушку.
   - Ладно. Твой друг будет исцелен, но удастся  ли  ему  или  другим  твоим
спутникам пробраться обратно, меня уже не касается.
   - Спутникам? - передо мной мгновенно возникли лица Ксои  и  Нагрендры.  -
Кому еще?
   - За последние сорок лет ты оставил в Хаосе немало спутников. Я  не  смог
бы перечислить их всех по именам, в первую очередь потому, что их имена меня
не интересуют, -  на  желтовато-серебристом  лице  Фальчара  возникло  почти
добродушное выражение