баке-убийце! Нет, я должен действовать. Ох, я думаю, что это была самая кошмарная ночь в моей жизни...
     Но утром я уже знал, что я сделаю. Я должен раздобыть доказательства, которые помогут отправить Бейтса Крелла в тюрьму, а для этого тайно, среди ночи, забраться на борт судна и обыскать его. Возможно, мне удастся найти там какую-нибудь вещь, оброненную одной из исчезнувших женщин. Крелл - рыбак, а рыбаки как никто другой имеют такие великолепные возможности прятать концы в воду. К их услугам Наухэтен, Лонг-Айленд-Саунд, Атлантический океан.
     Он мог спрятать на борту чуть ли не половину женщин Хэмпстеда, и пока не появилась бы возможность вышвырнуть их за борт, никто на свете не смог бы обнаружить их...
     Увлеченный рассказом Грем не замечал странного выражения - наполовину опасения, наполовину упрямой решимости, - появившегося на лице Табби Смитфилда.

2

     - Двумя ночами позже, - продолжал Грем, - я сделал это: забрался на борт судна. И кое-что я нашел, но совсем не то, что надеялся обнаружить...
     Я должен был выждать, пока не заснут родители, а потом еще и убедиться, что я их не разбудил. Вы же знаете, что такое родители! Они просыпаются от малейшего пустяка.
     Так что я предпочел подождать, пока не стало далеко за полночь. Потом я тихонько оделся, бесшумно, словно привидение, спустился по лестнице, опасаясь, как бы отец не услышал и не поднял шум. Выбравшись наружу, я так осторожно закрыл дверь, что даже не слышал ее щелчка. Тихонько, на цыпочках, я пошел по дороге и, только пройдя футов пятьдесят, понесся как сумасшедший.
     Я бежал не останавливаясь до самого моста. Ни одна живая душа не встретилась мне на пути - ни человек, ни машина.
     Хэмпстед в те времена был совсем маленьким городком, а маленькие городки рано ложатся спать. Я летел. Я не мог бы идти спокойно, даже если бы захотел. Тело не слушалось меня, оно просто не могло идти. Боюсь, что мой топот потревожил сон кое-кого из обитателей городка, но я считал, что находки могут оказаться куда более тревожными: ведь я надеялся найти доказательства, что Дейзи Вест и другие женщины были убиты, так же как женщины в 1924 году. Когда я добрался до моста, то пробежал уже две с половиной мили и порядком устал, но мне кажется, что я даже не запыхался, - до такой степени я был возбужден. Я облокотился на железные перила моста и взглянул на реку. Судно Крелла "Каприз" стояло у того же причала, что и накануне. Нигде, куда ни кинь взгляд, ни единой живой души...
     Я прошел остаток пути. По дороге мне попались два ночных клуба, да парочка запоздалых посетителей прошла мимо по Риверфронт-авеню. Я отвернулся, и, полагаю, они проделали то же самое. Я поторопился нырнуть в тень между двумя домами и старался держаться поближе к реке. Вода билась об опоры моста, запах реки сейчас казался более сильным, чем днем, но, может быть, просто обострились мои чувства.
     Каждая мельчайшая деталь врезалась в меня как нож.
     Судно Бейтса Крелла тихо покачивалось на воде и терлось о доски причала, словно большая старая собака. Мне оставалось только спрыгнуть на палубу. Ни одной живой души вокруг. Судно, казалось, приветливо приглашало меня на борт, тихонько вздыхая, поднимаясь и ударяясь о причал. Но я колебался. Что же я собирался делать? Я оперся о деревянный борт судна... Вверх - вниз, вверх - вниз... А затем я беззвучно произнес: "Пошло все к черту" - и плюхнулся на палубу "Каприза"...
     Поднялось облако пыли. Когда я оторвал руки от поручней, то увидел, что они совершенно черные. Судно Крелла оказалось грязнейшим на свете. На всякий случай я пригнулся и осторожно, под прикрытием поручней, двинулся вдоль палубы. Я не представлял, что именно я ищу. Что-то вроде сувениров, напоминавших Креллу о жертвах. Я представлял секретный ящик, наполненный женскими сумочками, перчатками, туфельками и подобными мелочами.
     Неприятность, однако, заключалась в том, что на палубе я ничего подобного не обнаружил. Я полностью обошел ее, прошел вдоль и поперек, но единственное, что я приобрел в результате, - боль в спине и грязные следы на одежде, оставленные любым предметом, к которому случалось прикоснуться. Я ничего не нашел и в рубке. Единственное, что я не осмотрел, это трюм. Однако я не торопился спускаться туда по двум причинам: во-первых, после этого я провонял бы рыбой до основания, во-вторых, забравшись туда, я бы не смог услышать приближающиеся шаги. А быть застигнутым на борту "Каприза" - это последнее, чего бы я хотел себе пожелать. И вдруг, почти случайно, я увидел то, чего не заметил раньше...
     Лунный свет блестел на маленькой металлической ручке совсем рядом со мной, дюймов на шесть ниже поручней. Мне показалось, что рядом с ручкой я различаю длинную прямую линию. Похоже, подумал я, на потайной шкаф Крелла, вделанный в борт судна. Да, это был он. Я уже представлял, что сейчас произойдет: нажму на дверцу, она скользнет в сторону, и разные ожерелья и кольца посыпятся на палубу.
     Я собирался найти сокровища, настоящие сокровища, а чтобы избавиться от Бейтса Крелла, достаточно отнести несколько финтифлюшек Клетцки в полицейский участок - и убийца будет схвачен еще до восхода солнца.
     Я схватил поблескивающую в лунном свете ручку и повернул ее вбок. Скользящая дверь мягко открылась, будто ее недавно хорошо смазали. Мои глаза чуть не вылезли на лоб: ведь я был уверен, что найду не просто охапку одежды или обуви погибших женщин, но целое состояние в драгоценностях.
     Однако маленький шкафчик, встроенный в борт "Каприза", оказался почти пустым. Там стояла покрытая пятнами кофейная чашка и несколько винных стаканов. Я ничего не понимал.., совершенно ничего. Я вынул один из стаканов и принялся его рассматривать. Хрусталь был огранен в виде листьев и цветов и весил примерно столько же, сколько квадратный дюйм воздуха. Он искрился в лунном сиянии. Я немного испугался этого сверкания посреди окружающей грязи - это все равно что включить фонарь. Я поставил его обратно в потайной шкаф и задвинул дверцу. Теперь для поисков оставалось только одно место - трюм. Я решил заглянуть туда, но не спускаться.
     Чтобы попасть в трюм "Каприза", нужно было воспользоваться полированной доской примерно восьми дюймов шириной. Она вставлялась в отверстие, а потом действовала как рычаг, приподнимающий одну из огромных дверей. Я сообразил это, когда заметил доску, висящую на специальном крючке рядом с дверью. Я снял ее оттуда, вставил в отверстие и как следует налег на рычаг. Дверь открылась, и я чуть было не потерял сознание и не упал вниз...
     Я увидел внизу море крови - да, то самое, что видели вы все. Казалось, что оно подымается вверх, доставая до самого края трюма, и вот-вот хлынет на палубу. Оно бурлило. Через мгновение мне показалось, что оно разумно. Шатаясь, я поднялся и успел захлопнуть дверь до того, как в глазах потемнело и я упал.
     Но потом я, конечно, захотел убедиться, что действительно видел это. Придя в себя, я осторожно приоткрыл дверь - но на этот раз из трюма пахнуло застарелым запахом рыбы. Никакого запаха крови. Я отворил дверь пошире - трюм абсолютно пуст. С меня было достаточно. Как можно быстрее я покинул судно, и, добравшись до моста, дышал уже почти нормально.
     На следующий день я разработал другую стратегию. Хотя со мной произошли чертовски странные события, сдаваться я не собирался. Более того, теперь я был уверен еще больше, чем прежде, в том, что именно мистер Крелл убил всех женщин. И я собирался привлечь его к ответственности, чего бы это мне ни стоило. Так что я придумал новый план...
     Я был совершенно уверен, что у него имелись сообщники - скорее всего, эти рыбаки. Ни один человек, как бы силен он ни был, не может работать один. Обычно сообщниками бывают сыновья или люди, нанятые для помощи в море и доке. Это позже привычным стало видеть подростков, снующих вокруг машин или бензоколонок на заправочных станциях. А тогда, в те давние дни, в этой части мира точно такие же парнишки крутились в поисках работы на причалах. И я был уверен, что мне удастся кое-что выведать у крелловских сообщников. Как бы не так - все оказалось значительно труднее, чем я себе представлял.
     Я задавал вопросы на причалах и в доках, я спрашивал посетителей маленьких забегаловок, что стояли вдоль речного берега. Одна из них называлась "Блю-Терн". Она и до сих пор стоит на том месте. Я выдумывал самые разные истории, но то ли никто не верил в них, то ли просто никто не хотел говорить о Бейтсе Крелле. Наконец раскололась одна старая речная крыса, которую я выловил в "Блю-Терн" (после того, правда, как я влил в его охрипшую глотку примерно галлон рома), и поведала, что Крелл избивает своих помощников.
     - Они все сбегают от него, - сказал он, - смываются прямо среди ночи, и я сделал то же самое. Можно быть строгим, но парни будут уважать тебя. Но ни один из них не потерпит, чтобы его били. Когда я был в их возрасте, то брал что давали и еще говорил "спасибо".
     Я спросил его, знает ли он, где кто-нибудь из этих парнишек сейчас; он прохрипел, что они, видимо, так далеко удрали от Крелла, как только сумели. Может, и в другие штаты.
     - Так уж и все, - засомневался я, - неужели же никого не осталось?
     Он пожевал губами, молча подлил себе еще немного рома.
     Это пойло называлось ромом. Но я думаю, это было несколько другое химическое соединение.
     - Может, один и есть, - наконец изрек он, - парня зовут Буресс. Пит Буресс, так его зовут. Он ушел от Крелла - храбрый, как бешеный пес. Больше на причалах не показывается, да никто о нем и не скучает. Я никогда больше с тех пор его не встречал, да и никто из нас его не видел.
     - А где этот парень живет? - спросил я.
     - На болотах. - В глазах собеседника сверкнул мрачный огонек.
     Теперь на болотах уже нет лачуг, но в двадцатые годы - как раз во время Депрессии - многие жили в домах из картона и ящиков на сырой влажной земле, недалеко от Грейвсенд-бич. Одинокие люди, питавшиеся в основном моллюсками, выловленными на берегу во время прилива. Так что я знал, где мне искать этого Буресса, но такая перспектива мне не слишком нравилась. Во-первых, могла развалиться еще одна пара обуви, и вообще, ни один человек в здравом уме не отправится в хижины на болотах. У этих одиночек свои законы. Но я понимал, что это моя последняя попытка выяснить что-либо о Крелле. Так что на следующий день после полудня я вышел по Гринбанк-роад на Грейвсенд-бич, перепрыгнул через оставшиеся после дождя лужи и болотами направился к лачугам - там их стояло штук шесть или семь, расположенных подальше от воды по направлению к Миллпонду.
     Я раздумывал, к какой же из них подойти сначала, когда увидел долговязого худого мальчишку с грязными светлыми волосами. Он стоял около самой дальней хижины. Парень увидел меня и мгновенно нырнул в открытую дверь.
     - Так, так, мой мальчик, - подумал я и, тяжело шагая по влажной почве, подошел к лачуге и постучал в дверь...

3

     ...Ему открыл испуганный парнишка лет семнадцати. Выпученные глаза делали его похожим на лягушку, и, как позднее обнаружил Грем, на лице у мальчика отсутствовали ресницы и брови.
     - Убирайся отсюда, - крикнул парень, - нечего тебе здесь делать!
     - Мне нужная твоя помощь, - торопливо объяснил Грем. - Я хорошо заплачу тебе, и вот, посмотри, я принес тебе кое-что поесть.
     Он протянул бумажный пакет с консервными банками (бобы, ломтики мяса в соусе) и тремя бутылками пива. Парнишка неохотно взял пакет и начал копаться в нем, внимательно рассматривая содержимое. Худые руки и лицо покрывал серый слой грязи.
     - Ты - Пит Буресс, ведь верно?
     Парень взглянул на него так, как приговоренный к казни смотрит на тюремщика, и кивнул головой.
     - Это и есть еда?
     - Я пытался захватить с собой то, что тебе пригодится.
     Парень снова кивнул, он выглядел совершенно остолбеневшим. До Грема постепенно дошло, что мальчишка немного недоразвит - где-то на границе между нормальным интеллектом и умственной отсталостью.
     - Здесь есть и пиво, - сказал Грем.
     Буресс облизнул губы и улыбнулся:
     - Какая вам нужна помощь?
     - Да просто несколько вопросов.
     - Не выпьете немного пива?
     - Нет, что ты. Оно для тебя.
     Буресс порывисто отступил назад, освобождая вход в лачугу, и Грем вошел в единственную, довольно темную комнату. В ней стояла удушливая жара, и она была такой же грязной, как и ее хозяин. Пока мальчишка открывал пиво, Грем осмотрелся. Он заметил, что стены лачуги покрыты капельками воды, такие же водяные бусинки усеивали две табуретки. Влага немедленно выступила и на бутылке пива, которую парень держал в руках. Фанерный пол устилала влажная грязь. На стене висела вырезанная из журнала картинка, на которой был нарисован индейский вигвам.
     - Хорошее пиво, - проговорил паренек. - Можете присесть, если хотите.
     - Благодарю. - Грем старался не испугать Пита Буресса.
     Тот и так явно нервничал, замирая перед ним, словно кролик перед удавом.
     - Не возражаешь, если я тебя спрошу кое о чем? Ответишь?
     - Вы спрашивайте, а там поглядим. - Парень сделал еще несколько глотков пива.
     - Когда ты работал в последний раз?
     Парнишка недоверчиво покосился на Грема, задержал пиво во рту, а затем, судорожно сглотнув, ответил вопросом:
     - Кто подослал вас?
     - Никто меня не подсылал. Пит. Я же сказал, мне нужна твоя помощь.
     Чуть менее подозрительно, отодвинувшись в сторону, мальчишка сказал:
     - Ну ладно, я работал четыре-пять месяцев назад. Это и был последний раз.
     - А что это была за работа?
     - Палубный матрос на рыболовном судне.
     - И почему тебя уволили?
     - Эй, мистер, потише. Меня не уволили, я сам ушел. А вы что, слышали, что меня уволили? Вам сказали, что меня уволили?
     - А тогда почему ты ушел?
     Парень совсем разнервничался, незащищенные ресницами глаза забегали по сторонам.
     - Потому что со мной плохо обращались, - пробормотал он.
     - Он тебя бил? Крелл тебя бил?
     Казалось, что в комнате ничего не изменилось, но вместе с тем все выглядело совершенно иначе. Парень побледнел, кожа под толстым слоем грязи стала цвета снятого молока.
     Даже капли воды, казалось, перестали сочиться со стен и застыли, подрагивая, на своих местах.
     - У меня нет с ним ничего общего, - попытался успокоить мальчишку Грем, - я и видел его только один-два раза...
     - Он ударил меня, сбил с ног, - пояснил Пит Буресс, немного успокоившись, - ох, вот потому-то я и ушел.
     Он все еще не смотрел на Грема, а тот старался держаться как можно спокойнее, мягче, чтобы завоевать доверие парнишки, как иногда пытаются завоевать доверие собаки.
     Грем смотрел на индейцев, нарисованных на картинке, и молчал.
     - Он часто избивал меня, - наконец выдавил паренек.
     Еще одна длинная пауза. И затем Пит Буресс очень негромко добавил:
     - И знаете, он начал молодеть. Становился все моложе и моложе. И красивее.
     - Ты считаешь его красивым, Пит? - прошептал Грем.
     Парнишка кивнул. Кадык ходил ходуном на худом горле.
     Глаза без ресниц впервые за все тридцать минут разговора остановились на лице Грема.
     - Да, считаю. Он был ужасно красив. Иногда такие вещи могут происходить одновременно, вы понимаете, если...
     У Грема на виске запульсировала вена. У него начиналась тяжелейшая головная боль.
     - Я понимаю, - сказал он.
     - Вы такой хороший. Вы принесли мне еду... - Пит остановился, не договаривая, как бы давая Грему возможность понять, что сам он боится выразить словами.
     - Это пустяки. - Грем испытывал ужасное замешательство.
     - Меня охватил ужас, когда он начал становиться молодым и красивым, - Пит произнес это после второй длинной паузы. - Я все время думал, что же он сделал для этого...
     - Для того чтобы выглядеть моложе? - спросил Грем.
     - Что он сделал перед тем, как помолодел. У него же были такие ребята и до меня, мистер. - Пит Буресс, не отрываясь, смотрел на Грема с новым, непонятным выражением глаз - в них был и намек, и смущение, и бравада, и еще что-то таинственное и тревожное, что вызывало у Грема желание бежать. Бежать прочь из этой хибарки. Вместо этого он спросил:
     - И этих ребят он тоже бил? Сколько их было до тебя?
     Три, четыре?
     Парень прочистил горло.
     - Да, примерно так. Три. Четыре. Они бывали у него дома. Я никогда не соглашался приходить к нему домой. Он наводил на меня ужас.
     - Пит, - решился Грем, - я даже не знаю, как это выразить, но.., видел ли ты что-нибудь необычное на "Капризе"?
     Мальчик снова замкнулся, глаза стали напоминать глаза рептилии.
     - Слушай, - сказал Грем, - я понимаю, что это звучит чертовски странно, но видел ли ты что-то вроде огромного озера крови?
     Пит покачал головой.
     - Ну тогда.., видел ли ты хоть что-нибудь странное, ненормальное?
     Ироническое выражение, появившееся на лице мальчика, дало Грему понять, что на борту "Каприза" ничто не было нормальным.
     - Может, я не так спрашиваю? Как мне спросить, чтобы ты понял? - произнес Грем с отчаянием в голосе.
     - Я понимаю, - ответил парень, - я понимаю, что вы хотите знать. Это то самое, что он ни за что не хотел бы, чтобы я рассказывал. Но я расскажу. Только вам расскажу.
     Однажды я услыхал ужасный звук. Я заглянул в рубку и не мог поверить своим глазам. Рубка была наполнена мухами.
     Тысячи, нет, миллионы мух. И в то же время я каким-то образом знал, что на самом деле их там не было. Он ударил меня, потому что понял, что я увидел их. Ему нравилось избивать меня, - эту последнюю фразу он произнес почти кокетливо.
     - Ох, - только и мог сказать Грем.
     - Других парней он брал к себе домой. Я не знаю, что он там еще с ними делал, но он брал их к себе домой. И никто даже не замечал.
     - Не замечал?
     - Они все якобы отправились в другие штаты искать работу. Но я так думаю, что больше их никто не видел.
     - О Бог ты мой! - До Грема наконец дошло.
     - Никто их больше не видел, - засмеялся Пит Буресс, - и никого это не заботит. Они ведь просто никто и ничто.
     Так что я ушел от него и сбежал сюда, на болота. С того дня я никогда не видел прекрасного мистера Крелла.
     Кокетство - это было кокетство.
     Грем встал, узнав одновременно и больше, и меньше того, на что рассчитывал. Пробормотал общепринятые, не соответствующие его паническому состоянию слова прощания и вышел. Пробираясь через болото, он чувствовал на спине взгляд Пита Буресса, стоявшего у двери покосившейся хижины. Какие чувства выражал этот взгляд - этого Грем сказать не мог.

4

     Дома Грем принял ванну. Он долго лежал в теплой воде.
     Ему казалось, что грязь лачуги Пита Буресса въелась в кожу.
     И он тер себя губкой до тех пор, пока ему не показалось, что он заблестел. Никогда прежде Грем не испытывал морального отвращения, и никогда прежде он не встречал на своем пути деградировавших людей. А Пит Буресс был несомненно деградировавшей личностью, и виноват в этом Бейтс Крелл. У Грема появилось чувство, что он заглянул в глубокий колодец, - еще один шаг, и он может упасть в него. Но он спасся.
     Очень может быть, что это и явилось причиной ночных кошмаров. Три ночи Грем провел в лихорадочном беспокойстве. Ему снилось, что он спит в гробу в обитой черным бархатом комнате. Лицо, руки запачканы чем-то красным.
     Его охватило желание лететь. Выбраться из этого черного гроба и лететь, лететь в черном ночном небе. В следующие две ночи сны изменились. Он видел себя спящим возле колодца в дремучем лесу. Он заметался и застонал во сне. На дне колодца жило что-то страшное, чудовищное. Кто-то, кого он не знал, взывал к нему оттуда. Но он не мог заглянуть туда - он бы не вынес, если бы подобрался к краю и заглянул внутрь.
     Утром Грем просыпался с отчетливым ощущением, что ему надо вспомнить что-то давно прошедшее, заглянуть в какие-то далекие времена. Он разговаривал с родителями, смотрел в их милые, добрые, ничего не подозревавшие лица и чувствовал, что если нем