я генерал Ходжес.
     И начиная с этого мгновения миссис Винтроп записывала каждое слово, произнесенное в кабинете. Магнитофон улавливал растущее раздражение Бирна, возрастающую напористость Сары, их твердую убежденность в том, что генерал Ходжес находится здесь, за дверью позади черного стола миссис Винтроп. (Тут они оба ошибались - генерал присутствовал на Совете директоров банка на Уолл-стрит.) Магнитофон зафиксировал слова Юлика о том, что "Телпро" убил детей в Хэмпстеде, Коннектикут, и его настойчивые вопросы о том, бывал ли Лео Фрайдгуд на заводе в Вудвилле.
     Йен Чи Винтроп, видевшая его там, удивленно смотрела на двух возбужденных и до предела измотанных людей, которые, сидя в черных кожаных креслах кабинета, обрушивали на нее столь серьезны обвинения.

4

     На следующий день, в пятницу, двадцать пятого июля, генерал Ходжес в сопровождении двух адъютантов въехал на улицы Хэмпстеда - только не на переднем сиденье потертого "джипа", как это бывало, когда он въезжал в корейские деревни, а на заднем сиденье черного "лимузина".
     Дом Фрайдгуда стоял пустой. Соседи ничем не могли помочь. Они понятия не имели, куда он подевался, и вообще не понимали, зачем им нужно открывать двери трем незнакомым мужчинам. Когда генерал называл себя и объяснял, что местопребывание мистера Фрайдгуда необходимо знать в целях национальной безопасности, то жители Кэннон-роад, Чарльстон-роад и Бич-трэйл обычно двери открывали. Но ни объяснения, ни доброжелательное гостеприимство ничего не дали генералу Ходжесу и его адъютантам.
     Первым в полиции с ними встретился приятель Сары Спрай сержант Дэйв Маркс, и манера поведения военных вызвала у него раздражение. Седой старик решил явно надавить на него, а в это время двое его людей заняли позицию у дверей, словно террористы в полицейских боевиках: по обе стороны двери, в футах восьми или девяти друг от друга, так что если сержант смотрел на одного, то совершенно не видел второго. Тройка выглядела взволнованной и возбужденной, и Дэйву Марксу это совершенно не понравилось - он хотел поскорее закончить дежурство, принять душ, подкрепиться и отправиться на ежегодную встречу полицейских в театре Натмега. О том же мечтали на сегодняшнем дежурстве все копы в округе - все они испытывали нетерпение по поводу предстоящего события и потому не хотели удлинять срок дежурства.
     Генерал Ходжес, едва войдя в кабинет Маркса, тут же приказал позвать шерифа.
     - Шерифа нет, - ответил Маркс. Шериф лежал дома в постели, но Маркс не видел причин, по которым он должен вытаскивать его оттуда.
     Генерал подошел к столу Дэйва и положил перед сержантом визитную карточку.
     - Я не думаю, что шериф был бы против, если бы вы рассказали нам все, что знаете о Лео Фрайдгуде и о том, где он сейчас находится.
     Маркс, шевеля губами, прочел то, что было написано на визитке.
     - "Телпро Корпорэйшн"? Вы ее директор?
     - Мистер Фрайдгуд работник "Телпро Корпорэйшн".
     Поскольку шерифа нет, то я требую, чтобы вы показали нам данные компьютера по мистеру Фрайдгуду.
     Маркс поднял брови:
     - Данные?
     - Это не обычное дело, сержант. Это вопрос безопасности.
     - Сейчас, подождите минутку. - Маркс вновь бросил взгляд на карточку. - Здесь нигде не говорится, что вы все еще работаете на правительство, генерал. А даже если оно и так, то мне нужен запрос, составленный по специальной форме, прежде чем я позволю вам получить доступ к хранящейся в компьютере информации. А у вас его нет. Вы даже не подготовили форму запроса. Вот так обстоят дела.
     - Я хочу поговорить с вашим шерифом...
     - Приходите завтра, генерал.
     - И пока я буду беседовать с шерифом, я хочу, чтобы ваши люди нашли теперешний адрес Лео Фрайдгуда.
     - Об этом вы тоже должны поговорить с шерифом. Но, сэр, он ничего вам не даст.
     - Я подам шерифу рапорт о вашем поведении сегодня вечером, офицер Маркс.
     Три или четыре офицера медленно подошли к столу: генерал заметил, что они двигаются очень спокойно.
     - Я не отвечаю за то, что вы делаете, генерал. Все, что я знаю, это то, что вы - частное лицо, считающее, что имеете право отдавать приказы офицерам полиции и требовать доступа к секретным документам полиции. Мне кажется, что это у вас будут проблемы, генерал.
     Лицо генерала Ходжеса залилось еще более яркой красной краской, чем обычно. Начиналось его очередное сражение.
     - Я даю вам телефон Департамента безопасности. И требую, что вы позвонили и выслушали то, что вам там скажут.
     Я приказываю вам сделать это. А потом вы покажете мне данные на Лео Фрайдгуда.
     - Я хотел бы напомнить вам, генерал, где вы находитесь, - сказал Дэйв Маркс. - Вы не можете мне приказывать.
     Я хотел бы также, чтобы вы и ваши люди немедленно покинули участок.
     - Эй, - подтвердил кто-то, - вы слышали, что он вам...
     - Тихо, - прикрикнул сержант. - Я повторяю, освободите участок.
     - Да вы просто идиот, вы наносите вред самому себе, - не сдавался генерал. - У меня есть право на то, чтобы быть здесь, и есть право получить доступ к интересующей меня информации. Если вы просто позвоните в Департамент...
     - Да кто, твою мать, ты такой? - не выдержал краснолицый блондин. - Ты что, считаешь, что мы в твоей армии?
     Сейчас ты вылетишь отсюда. Может, сам уйдешь все-таки?
     Грилл, один из адъютантов Ходжеса, подскочил к Йоханссену и заломил ему руку за спину.
     - Прекрати, - сказал Йоханссен.
     - Никто не хочет причинять вам неприятности, - произнес Грилл. - Мы ищем парня, который сбежал в самоволку. Мы хотим найти его, и вы нам в этом поможете.
     Йоханссен повернулся к остальным, и на его лице ясно читалось: "Вы верите этому парню?" Поворачиваясь, Йоханссен отвел руку назад, прямо к кобуре Грилла. Он выхватил пистолет военного и, действуя быстро и зло, одним ударом ноги под колени опрокинул Грилла, навалился сверху, прижав того грудью к полу, и достал из пиджака собственный пистолет.
     - Оставьте моего человека! - проорал Ходжес. - Вы должны дать мне возможность позвонить!
     Грилл безуспешно пытался выбраться из-под Йоханссена, но полицейский заломил обе его руки назад и поставил ногу на спину адъютанта.
     - Ты, идиот! - заорал генерал. - Освободи этого человека!
     - Я вам сказал, что вы не в армии, - повторил Йоханссен и, надев наручники на Грилла, подошел к генералу.
     - В камеры их, - отдал приказание Маркс. - Просто посадим их, а завтра во всем разберемся.
     - Этот подонок напал на меня. - Йоханссен с размаху врезал ногой по животу Грилла. - Дерьмо!
     Он потащил Грилла вглубь участка и еще одним ударом, от которого голова Грилла повисла на грудь, втолкнул его в одну из маленьких камер.
     - Дерьмо! - повторил он. - Ты у меня жрать его будешь, сосунок!
     Йоханссен вышел и запер за собой дверь камеры.
     Ларри Вайк вел генерала к второй камере. На лице Ходжеса читалось недоумение и неверие - ему никогда прежде не приходило в голову, что, начав сражение, он может проиграть.
     - Уберите руки! - кричал он. - Я вас всех сотру в порошок!
     - Мне никогда не нравились генералы, - проговорил Йоханссен, глядя, как Ларри Вайк заводит генерала в камеру.
     - Вашим ребятам и вправду стоит позвонить по одному из телефонов, - проговорил второй адъютант, когда шел в третью камеру. - Завтра этот кусок дерьма действительно доставит вам много хлопот.
     - Генералы всегда доставляют хлопоты, заставляя кого-то таскать для них каштаны из огня, - ответил Йоханссен.
     Хэнк Ходжес злобно и яростно вопил, но наконец понял, что в городе, где каждый испытал влияние ДРК-16, ничто не может удержать или остановить полицию.
     - По крайней мере, эти три индюка не будут морочить нам голову сегодня вечером, - сказал Ларри Вайк Йоханссену.
     Йоханссен прислушался к воплям и угрозам генерала:
     - До тех пор пока этот старый козел не доберется до телефона.

5

     - Ты хочешь пойти. Я знаю, что ты хочешь.
     - Я совершенно никуда не хочу идти. Господи, Ронни, я хотел, пока ты не заболела.
     - Там будут все твои друзья.
     - Я вижу всех моих друзей каждый день в участке. А пропустить кино, которое будут крутить в театре, не большая потеря.
     - В прошлом году ты так хорошо провел время.
     - В прошлом году ты была здорова. Ради Бога, Ронни, ты даже не притронулась к еде.
     - Я не ем еще и оттого, что переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы ты превращался из-за меня в домоседа. Я все равно больна, и не имеет значения, пойдешь ты на вечер или нет. Поэтому ты должен пойти.
     - Господи, Ронни. Я буду ужасно себя чувствовать, если действительно пойду туда. Я хочу быть дома и заботиться о тебе.
     - Заботиться о старой больной леди, - повторила Ронни и, повернув голову, зарыла лицо в подушки.
     Старая больная леди - вот на кого она теперь похожа, думал Бобо. Он заметил, как высохла за время болезни ее кожа, как запали щеки, как резко обозначилась линия челюсти. В девять часов вечера, сидя около Ронни, Бобо автоматически передвигал на подносе тарелки, к которым она так и не притронулась. Ронни лежала, закрыв глаза, и опустившиеся веки напоминали огромные серые могильные камни, что легли на ее лицо. Она вздохнула и зарылась еще поглубже в подушки. Морщины прорезали лоб, пролегли глубокими складками в углах рта. На мгновение Бобо задумался: сможет ли он и вправду прожить остаток жизни с женщиной, которая настолько старше его? Жить с женщиной и видеть во что превращается такое знакомое и родное лицо? Паутина морщин испещрила кожу, словно задавшись целью полностью скрыть лицо под этой вуалью. Бобо захотелось сбежать - он чувствовал себя сиделкой в доме для престарелых. Но уже через минуту эти мысли ушли. Он осторожно погладил ее руку, чувствуя нарастающую вину.
     - Иди, - сказала Ронни. - Не позволяй мне усесться тебе на шею.
     - Посмотрим, - ответил Бобо, и для него в этих словах заключался двойной смысл.
     Он взял поднос и отнес его на кухню. Позади вновь вздохнула Ронни. От боли, подумал он.
     Проблема заключалась - Бобо ударил кулаком по раме кухонных дверей - проблема заключалась в этих убийствах.
     Они как-то отравили город, выплеснувшись на улицы Хэмпстеда, они изменили его. Бобо теперь уже не получал удовольствия от ночных дежурств по городу, он видел на них слишком много сумасшедших вещей: по несколько раз за ночь ему приходилось прекращать загадочные драки; разняв сражающихся, он пытался выяснить, почему они вступили в бой, но оказывалось, что никто из участников сражения не помнит, почему оно началось. Многие жители Хэмпстеда со странным воодушевлением принялись разбивать стекла окон, и Мэйн-стрит часто выглядела так, будто недавно ее взяли на абордаж. Бобо сам выезжал на место происшествия, когда аптекарь Тэдди Олсон врезался на автомобиле в группу школьников и убил четверых из них. Бобо, сам не понимая почему, твердо знал, что если бы в Хэмпстеде не произошли эти убийства, то Тэдди до сих пор занимался бы приготовлением лекарств у себя в аптеке, а не ждал бы суда в бриджпортской тюрьме.
     Сейчас в Хэмпстеде, думал Бобо, жили сотни людей разных возрастов и разного пола, которые выглядели достаточно ненормальными для того, чтобы их можно было подозревать в убийствах. Часть их составляли копы - это была вторая часть проблемы, которая заставила Бобо ударить кулаком по дверной раме. Целое отделение полиции потихоньку превращается в сумасшедший дом оттого, что не может найти убийцу, да и полиция штата выглядит не лучше, продолжая беспомощно кружить на одном месте. Но самым тяжелым для Бобо было смотреть в глаза молодых полицейских вроде Марка Йоханссена и его друга Ларри Вайка. Взгляд этих ребят ясно говорил, что каждому, кто осмелится перейти им дорогу, не поздоровится. Но если бы дело ограничивалось только взглядами! Вайк с безумной жестокостью избил двоих людей, разнимая драку на стоянке машин по Мэйн-стрит.
     Один из них более или менее удачно избежал травм, а второму Вайк выбил несколько зубов. Но самым ужасным было даже не это, а то, что, приехав на место происшествия и взглянув в глаза Ларри Вайка, Бобо обнаружил, что тот с удовольствием застрелил бы этих двоих, вместо того чтобы избивать их.
     Бобо выкинул не съеденную Ронни еду, помыл тарелки.
     В первый раз с того времени, как начались убийства, Бобо пришла в голову странная мысль: в то время как все будут сегодня ночью кричать, веселиться и пить пиво, быть может, было бы лучше, чтобы Йоханссен, Вайк и еще несколько ребят пошли в какой-нибудь тихий бар.

6

     Те полицейские, которые остались живы после своей второй ежегодной встречи, так и не смогли объяснить, как случилось, что события так быстро приняли такой скверный оборот. Они, так же как и Бобо, не могли понять, как произошло, что просмотр фильма в театре Натмега обернулся разрушением и гибелью; так же как и Бобо, они были в ужасе, но при всем желании им не удалось восстановить последовательность событий, которая привела к тому, что полторы сотни полицейских в течение получаса истерически палили друг в друга. Правда, все выжившие сходились в одном: буквально за несколько минут до этого безумия Ларри Вайк разделся и выпрыгнул на сцену перед натянутым экраном. Пожилой патрульный Род Фратни начал орать, что он видит Дики Нормана. И все тридцать два оставшихся в живых полицейских подтвердили, что человек, сидевший в дальнем правом углу театра, пропал, как только Фратни выкрикнул имя Дики. Они сошлись и на том, что Ларри Вайк был первым, кто погиб, но одиннадцать человек утверждали, что Вайка убил Фратни, шестнадцать заявили, что Вайка пристрелил какой-то неизвестный полицейский, четверо рассказали, что оба эти человека одновременно стреляли в Вайка, и наконец, только один человек рассказал Грему Вильямсу, что пули, выпущенные Фратни и неизвестным полицейским, попадали в полотнище экрана. Вайка убили - тут человек замялся - какие-то огни, что неожиданно стали спускаться из-под потолка и окутывать стоящего перед экраном Ларри.
     - Когда они накрыли его, - говорил полицейский Грему, - я увидел такое, что никто и никогда не видел. Даже железная многотонная плита так бы не расплющила его, и вот с этого момента ребята ошалели.
     Для Грема это прозвучало совершенно естественно - такая выходка вполне в стиле Дракона, тем не менее он обошел остальных выживших и спросил, уверены ли они в том, что Вайка застрелили двое полицейских.
     В бриджпортском баре "Билли Оз" сорокатрехлетний сержант по имени Джерри Джером внимательно взглянул на Грема:
     - Вы имеете в виду эти огни? Вам кто-то рассказал об огнях?
     - Нет. Расскажи-ка.
     - Мы выпили пару-другую кружечек пива. Должен сказать, что до этого я никогда не видел, чтобы его так быстро глотали. И через минут пятнадцать мы уже были готовы к просмотру картины. Все утихли, в зале потух свет. Йоханссен и несколько парней - Малони, Вилл и еще кто-то, кого я не .знаю - еще стояли в проходах между рядами кресел, но все остальные уже сидели. Можно было услышать, как пролетит комар, - ведь мы все так давно ждали именно этого момента.
     Когда занавес открылся, несколько ребят захлопали, но большинство - черт! как бы это сказать... - они как-то подсознательно напряглись, понимаете?
     Джерри Джером глотнул приличную порцию "Джека Дэниелса", посмотрел на Грема Вильямса и продолжил:
     - А вам кто-нибудь рассказывал про лиггера?
     Когда Грем отрицательно покачал головой. Джером слегка улыбнулся и сказал:
     - Это произошло позже, и вот потому-то я и думал, что все эти огни были только в моем воображении. Потому что если бы тот парень, который так веселился, видел то, что видел я, то он бы уже не смог шутить. Я все еще пытался разобраться, не сошел ли я с ума. Слушайте, если сейчас вы засмеетесь, когда я вам расскажу, что видел, то я выплесну вам в лицо содержимое этого стакана, ясно? Ясно. Что ж, я думаю, то, что там появилось, было северным сиянием. Понимаете? Потоки света, переливаясь, двигались от потолка к экрану - словно сверкающие огненные мечи, что ли. Голубые, желтые и красные.., они блестели и казались какими-то наэлектризованными. Я видел их, парень. Я испугался так, что сам себя обзывал дерьмом; мне показалось, что весь театр объят пламенем. Все это мне напомнило ночь в армии, когда проводилась учебная артподготовка. Воздух словно звенит вокруг тебя, понимаете? А потом... Когда я увидел Вайка, - он сделал еще один глоток, - я понял, что с ним творится что-то неладное.
     С негром вроде бы все было понятно. Все выжившие сошлись на том, что пошутил не Йоханссен - его юмор не был таким грубым. Видимо, это сделал Малони, Арти Малони, который вернулся из Вьетнама с полной коробкой медалей. Временами, как следует набравшись, он начинал демонстрировать их и рассказывать военные истории. Похоже, что именно Малони закричал: "Лиггер!" - в тот момент, когда на экране появился первый темнокожий человек, который не был полицейским: "Лиггер! Полулатинос, полуниггер!"
     Ребята словно ошалели. Эта шутка эхом отдавалась в зале театра. Но ведь правда заключалась в том, что она, мягко говоря, не была удачной. Такую грубость мог позволить себе разве что полупьяный двадцативосьмилетний коп из Ирландии, да и то только в баре, где все напились настолько, что уже никто никого не слышит. Да и не было никого, кроме разве что старых служак вроде Рода Фратни и Джерри Джерома, которые могли слегка улыбнуться, кто отреагировал бы на подобную выходку.
     Почему же эта дурацкая шутка Малони имела такой успех? А может быть, не один только Джерри Джером видел сияние, что спускалось с потолка на экран, подумал Грем.
     Может быть, намного большее число людей увидели его - все, кроме Арти Малони, - и все они решили, что сошли с ума? Выкрик "Лиггер!" вернул их к реальности, они пришли в себя, пытаясь преодолеть охватившее их странное ощущение растерянности.
     Похожее на то, что рассказал Джерри Джером в бриджпортском баре, Грем услышал и от молодого двадцатилетнего бывшего полицейского. Наверное, в форме Майк Минор выглядел вполне уверенным в себе, но, сидя в кухне родительского дома в майке и шортах, он все еще казался подавленным происшедшими в театре событиями. Слишком большие для его лица глаза, одно веко чуть заметно подергивается, словно он лукаво подмигивает собеседнику. Он ушел из полиции в сентябре и думал съездить куда-нибудь на курсы по подготовке для работы на компьютерах.
     - То, что я видел, напоминало паутину, что-то вроде мерцающих тонких переплетенных световых линий... Они парили в воздухе... - Майк судорожно сглотнул. - Не хотите выпить что-нибудь?
     Он открыл холодильник и вытащил банку пива, откупорил ее и тут же осушил примерно наполовину.
     - Я не могу понять, как получилось, что Ларри вдруг начал раздеваться. И не смогу сказать, зачем он начал это делать. В то мгновение он был похож на безумное животное, вот так бы я сказал, если бы вы попросили меня правдиво описать Ларри Вайка.
     Майк Минор нервно, двумя большими глотками, допил остаток пива.
     - Когда он вышел из этих черно-белых теней, сам похожий на одну из них, меня охватил ужас. А когда Род Франти от страха начал вопить и завопили остальные парни, сидящие рядом, я просто чуть не наложил в штаны. Потому что я знал, что это действительно он - он был там, недалеко от нас, - Майк взглянул на Грема, который понимающе кивал. - Вайк увидел его. И старина Род. И я.
     - Дики Нормана, ты имеешь в виду? - Грем ожидал этого.
     - За две ночи до того, как все это произошло, я патрулировал свой район. И я потерялся. Я находился где-то рядом с Академией, но уже не ориентировался. Какая-то дорога - узкая дорога без единой отходящей от нее улицы. Я даже не мог вспомнить, как оказался на ней. Словно в плохом сне, понимаете? На мгновение я просто запаниковал. Как же так, я - коп и даже не могу врубиться, куда и как я попал?! Вокруг ничего, только огромные деревья. Я не мог припомнить даже, в какой части города я находился до того, как оказался здесь. Я решил отправиться назад и двигаться в обр