скажи
     не могу сказать
     никому
    больше никому
     даже Ричарду
     (Ричарду?)
     да...
     Сложная смесь чувств, состоящая из тепла, вины и глубокого понимания, ворвалась в него во время последнего слова, и он мысленно отстранился, понимая, что это предназначено вовсе не ему.
     - Ричард Альби, - сказал он вслух.
     Пэтси кивнула, а рядом уже стоял Грем Вильямс, говоря:
     - Зайди-ка на минутку, Табби. Ты должен встретиться с нашим четвертым товарищем, да и отдохнуть тебе нужно, впрочем, как и всем нам, - Он посмотрел прямо в глаза Пэтси - она была одного с ним роста.
     Это пугает меня, - подумал он.
     И двое уже мертвы? - подумала Пэтси.
     позже
     огненная тварь?
     позже
     огненная тварь, черт тебя побери?
     я не знаю
     Оно собиралось убить тебя, - прозвучала в мозгу у Табби мысль Пэтси, и он знал, что то, что она говорит ему, - правда. Радость от того, что они с Пэтси выяснили, на что они способны, ушла, остались лишь тьма и холод.
     - С тобой все в порядке? - продолжал допрашивать старик. - Что, черт возьми, с тобой случилось? Что это за кровь?
     - Я в самом деле в порядке, - сказал Табби.
     - Так где же ты был, сынок?
     - Я не могу сказать вам, - сказал Табби. - Я не могу сказать никому, во всяком случае сейчас. Но я цел.
     Вильямс уставился на мальчика.
     - У меня такое ощущение, что я что-то пропустил. Тут что-то происходило, а я пропустил это. Он сказал тебе, в чем он был замешан, Пэтси?
     Пэтси покачала головой.
     - Ну ладно, думаю, что тебе лучше войти и познакомиться с Ричардом Альби, - сказал Грем. Потом опять бросил на Табби мрачный взгляд. - У тебя неприятности с полицией, а? Вы опять сокрушали почтовые ящики?
     - Что-то вроде этого, - согласился Табби, не глядя на Пэтси. Щеки у него покраснели.
     - Ну ладно, в твоем возрасте каждому выдается лицензия на глупости, - сказал Вильямс, - но не перестарайся.
     Втроем они прошли по заросшему сорняками газону к дому, и четвертая фигура - стройный, хорошо сложенный мужчина лет тридцати пяти вышел и остановился на крыльце. Он был лишь сантиметров на шесть выше, чем Пэтси и Табби, его темные волосы были гладко зачесаны назад. Табби он показался здравым и рассудительным. Когда же он подошел достаточно близко, чтобы как следует разглядеть лицо мужчины, сердце его подпрыгнуло - то ли от страха, то ли от узнавания, он так и не понял: Ричард Альби, четвертый наследник основателей Гринбанка, человек, которого он видел сквозь витрину кафе в торговом зале.
     Норманы тогда болтали о малом по имени Шкипер Петере, как он делал для них все, что они хотели, даже самые дурацкие вещи, и вдруг Табби увидел, что сквозь стекло витрины на него глядит Спарки Джемисон.
     Потом он увидел, что этот взрослый, конечно же, не мог быть Спарки Джемисоном, тому было десять лет.., и тут его охватило чувство, что этот человек знал его, что они встречались, и из этих встреч происходили события ужасающие и чудесные... Он почувствовал, как соскальзывает в полузабытье, а потом Дики Норман ткнул его в руку зубцами вилки, и он пришел в себя.
     - Я должен был бы знать, что Табби Смитфилд - это ты, - сказал мужчина.
     - Вы что, уже встречались? - с явным удивлением спросил Грем Вильямс.
     - Мы видели друг друга, - сказал Табби.
     - Все загадочней и загадочней.
     Все четверо еще миг постояли на крыльце молча, осознавая, что они собрались вместе в первый раз.
     Грем Вильямс знал, что теперь все время будет "загадочней и загадочней", и это знание наполняло его ужасом: он знал, что обморок Пэтси - это лишь введение в будущие события. У Табби подобных предчувствий не было, по крайней мере, пока все они стояли в темноте на крыльце дома Грема. Непонятно почему, но он чувствовал себя в безопасности, так, словно ничто сейчас не могло причинить ему вред.
     Потом он понял, что рядом с ним старик и молодые мужчина и женщина - как прежде в доме на Маунт-авеню, до того, как всех разметало в разные стороны после смерти матери.
     - Ну ладно, зайди в дом ненадолго, - сказал Вильямс. - Табби, тебе нужно кое-что услышать. Пэтси сегодня вечером видела Дракона.
     Ричард Альби отворил двери, глядя на Табби с доброжелательным удивлением, и Табби вдруг вспомнил, как ужасно было, когда пистолет Леса Макклауда был нацелен ему в грудь. Казалось, это случилось сто лет назад. Он с беспокойством оглянулся туда, где валялись оплавленные обломки радио.
     Грем Вильямс обнял его за плечи. Табби поднялся по ступенькам и пошел вслед за Пэтси по коридору, уставленному книжными полками.

20

     Той же ночью в три пятнадцать два малыша брели по мощеной отводной дороге к Грейвсенд-бич. Младший из двоих, четырехлетний Мартин О'Хара, слегка прихрамывал.
     Он был одет в синие шорты и голубую рубашку со сверкающим портретом Йоды. Его девятилетний брат, Томас, был в новеньких кедах, облегающих джинсах и темно-зеленой футболке с короткими желтыми рукавами. Томас перелез через цепное ограждение пляжа, наклонился и перенес Мартина. Теперь Мартин изо всех сил старался не отставать от Томаса.
     - Поторопись, - сказал Томас. При этом он не оглянулся.
     - У меня болят ноги, Томми, - сказал Мартин.
     - Мы уже почти дошли.
     - Слава Богу, - отозвался Мартин, копируя интонацию своей матери.
     Секундой позже Томас сказал:
     - Ты опять еле плетешься.
     - Но я же стараюсь.
     - Ты глупый.
     - Я не глупый, Томми, - запротестовал Мартин.
     Через несколько минут они добрались до места. Впереди и справа от них расстилался пустынный серый берег, далеко в море вдавался волнорез, с которого так любили удить рыбу Барб и Гарри Зиммеры. Прилив был низким, и спокойное мелководье переливалось серебряными вспышками света.
     - Вот мы и пришли, - сказал Томми.
     - Ага, вот мы и пришли, - повторил Мартин.
     Томас вспрыгнул на бетонное ограждение пляжа и помог забраться Мартину, потом спрыгнул оттуда на песок.
     - Давай, Мартин, - сказал он. - Прыгай.
     - Подержи меня, - ответил Мартин. - Я не могу прыгать. Для меня слишком высоко.
     Томас, вздохнув, вернулся и перенес Мартина на песок.
     - Теперь мы должны снять одежду, - сказал Томас.
     - Должны?
     - Ну конечно должны, - сказал Томас, сел и начал спокойно развязывать шнурки.
     Мартин сел под бок Томасу и начал трудиться над своими ботинками. Несколькими секундами позже он отчаянно завопил:
     - Томми, я не могу! Я не могу снять ботинки! - Его брат склонился над ним и стянул с него обувь, даже не потрудившись развязать спутанные шнурки. Потом Томас стянул рубаху, а Мартин - шорты и красные хлопчатобумажные трусики. Потом он присел и стянул с себя сначала один носочек, потом другой.
     - Давай, давай, - подгонял его Томас. В темноте он казался Мартину высоким и сильным, как взрослый. - Снимай рубашку.
     - А я хочу быть в своей майке с Йодой, - сказал Мартин, и лицо его жалобно сморщилось.
     - О Господи! - сказал Томас.
     - Ты не должен этого говорить! - взорвался Мартин.
     - Ладно, ладно. Можешь оставить свою рубаху. - И Томас пошел вперед по берегу.
     Вдоль границы высокой воды лежали высохшие водоросли. Мальчики ступили на них и осторожно пошли по подсохшей пружинящей подстилке. Им не хотелось идти по обломкам скалы или острым панцирям крабов, которыми был усеян берег.
     - Кусачий краб, - завопил Мартин, - кусачий краб!
     - Он мертвый, дохлый, - сказал Томас. - Шевелись, Мартин.
     Мартин кинулся вперед и первым добрался до воды.
     - Бррр!
     - Вода нормальная. Просто чуть-чуть холодновата, - успокаивающе сказал Томас. Он шагнул в воду следом за братом и повторил:
     - Чуть-чуть холодновата, - хотя на самом деле она показалась ему гораздо холоднее. - Мы привыкнем.
     Им пришлось дойти чуть не до конца волнореза, пока вода не стала Томасу по пояс. Мартин молча шел следом, высоко задирая голову.
     - - Все еще холодная, - сказал он.
     - Просто зайди так далеко, как можешь, - сказал Томас, - это не должно быть далеко.
     - Не уходи, - просил Мартин. Рубашка плавала вокруг него в черной воде.
     - Я должен, - сказал Томас. - Ты знаешь, я должен, Мартин.
     Он наклонился и посмотрел на напряженное лицо брата.
     - Поцелуй меня, Мартин, - порывисто сказал он, и холодные губы брата коснулись его губ. Затем Томас кинулся дальше в воду.
     Мартин удержался на ногах и сделал еще один шаг. Вода достала ему до подбородка. Он оторвался от каменистого дна и развел руки. Это все, что он умел.
     - Томми! - заорал он, когда понял, что дно ушло из-под ног. Брат не обратил внимания, он продолжал плыть к буйкам. Мартин продвинулся вперед на несколько футов.
     Рубашка его намокла и становилась все тяжелее. Голова его ушла под воду, и он отчаянно хлебнул полпинты морской воды. Голова его еще раз появилась на поверхности, он закашлялся и что было сил замахал руками, отплывая все дальше от волнореза. Затем голова его вновь ушла под воду. Огромная черная тень распахнула пасть и стремительно кинулась к нему.
     Томас продолжал плыть, пока руки его не стали слишком тяжелыми - он уже футов на пятьдесят заплыл за буйки. Тело было теплым и усталым. Он позволил голове уйти под воду, снова резко вздернул ее, когда в ноздри хлынула вода, еще раз вяло ударил рукой по поверхности и вновь ушел под воду, словно дно притягивало его к себе.

***

     Спустя полтора часа после того, как в саутвильском Загородном клубе на стойке появилась первая "Кровавая Мэри", женщина по имени Рэй Нестико-Белл перетащила свой шезлонг в глубину Грейвсенд-бич, подальше от шума, который устроили восемь играющих в волейбол подростков. Кроме крика и поднятых туч песка ее раздражали насмешки и подмигивания подростков, которые начинались каждый раз, как только она глядела в их сторону. Миссис Нестико-Белл добралась до границы частных пляжей и устроилась как раз рядом с ограждением участка Ван Хорна, когда увидела две странные группы водорослей, которые покачивались на волнах прямо перед ней. Она уронила шезлонг и сделала шаг вперед. Из одной кучи высунулась белая ступня. Она рупором поднесла руки ко рту и начала звать на помощь, поначалу так тихо, что парни, играющие в волейбол, ее не услышали.
     Вот эти картины - вопящая женщина в купальнике и радостно несущиеся к ней мальчики-подростки - и обозначили предел событиям субботы, семнадцатого июня, года 1980-го. Первый порог был пройден.

ГЛАВА II

ОБНАЖЕННЫЕ ПЛОВЦЫ

1

     К понедельнику, девятого июня, по городу разнесся слух, что убийца Стоуни Фрайдгуд и Эстер Гудолл был застрелен во время попытки ограбления на Золотой Миле. Никто из полицейских служб не делал официального заявления, но во внеслужебной обстановке в барах на Пост-роад и Риверфронт-авеню полицейские Хэмпстеда болтали о том, что забавный маленький доктор по имени Рен Ван Хорн зашел в собственную гостиную с пистолетом и пристрелил вооруженного грабителя, у которого оружие было наготове и который не пощадил бы хозяина дома! Именно это и было решающим аргументом. "Вот увидите, - шептали эти полицейские в чуткие уши слушателей, - больше в Хэмпстеде не будет никаких убийств! Мы разделались с этим малым". Бармены и клиенты расходились по домам и говорили женам, мужьям и родителям, что Хэмпстед в безопасности и что беспокоиться больше не о чем. Чудовище, надругавшееся над миссис Фрайдгуд и миссис Гудолл, мертво! "Конечно, доказать это мы никогда не сможем", - говорили полицейские в барах, а их жены говорили своим парикмахерам: "Конечно, они доказать это никогда не смогут, но это должен быть именно тот человек. Ведь он даже не местный. Я слышала, он из Флориды.., из Нью-Йорка.., из Иллинойса".
     Утром в понедельник Сара Спрай отвечала на телефонные звонки и услышала голос Марты Гэйбл, одной из своих старых приятельниц, которая десять минут несла что-то о каком-то застреленном, и о какой-то сумке, набитой серебром, и о том, что больше не будет никаких проблем... Сара наконец сказала:
     - Марта, говори помедленнее. Я никак не разберу, что к чему.
     Когда же она наконец вытащила из Марты всю историю, она прокляла себя за то, что не позвонила, как только пришла, в дежурку к полицейским. Она всегда так делала, но этим утром редактор выбил ее из колеи новостью про малышей О'Хара и предложил, прежде чем она поедет брать интервью у Ричарда Альби, забежать в дом О'Хара и поговорить с матерью.
     - Что с этого толку? - фыркнула она, все еще пытаясь осмыслить смерть мальчиков, - мальчиков, которых она знала чуть ли не с месячного возраста.
     - Ты же подруга О'Хара, разве нет? - спросил Стен Блокетт.
     - Так что? - чуть не заорала она. - Ты хочешь, чтобы я расспрашивала Микки О'Хара как она чувствует себя после того, как ее дети утонули? Или ты хочешь, чтобы я спросила, как смерть детей повлияет на ее творчество?
     Микки Забер О'Хара была одной из множества хэмпстедских полупрофессиональных художников. Она выставлялась в местных галереях, а ее муж был оценщиком драгоценных камней, у которого были конторы в Грамерси-Парке и еще одна - в Палм-Спрингс. В доме у нее была своя студия, но продавала она картины лишь друзьям и знакомым.
     - Нет, - сказал Стен Блокетт. - Ее работы - это просто размалеванное дерьмо, и ты это знаешь. Я хочу, чтобы ты спросила ее, что делали ее дети на берегу в три часа утра.
     - Три часа утра? О чем ты говоришь? Микки никогда бы не выпустила своих детей в такой час!
     - Коронер сказал, что они примерно в это время вошли в воду. Так что спроси ее об этом.
     - Ладно, я сделаю это, - согласилась Сара. - Но только потому, что я знаю, что ты ошибаешься. И ее картины прекрасны. Я повесила одну у себя в гостиной.
     - Тогда ты и пиши отзывы о ее выставках, - сказал Блокетт. - Постарайся выяснить все до двух или полтретьего, ладно? Я хочу, чтобы обе статьи были у меня на столе в шесть.
     У нее оставалось порядка полутора часов на каждую статью, что не было для нее проблемой, да еще целое утро, чтобы закончить колонку "Что Сара видела" и обзор "Отель Балтимор". Она как раз составляла подборку новостей для своей колонки, когда зазвонил телефон, и она подняла трубку, чтобы выслушать бессвязный рассказ Марты Гэйбл об убийце двух женщин, который был застрелен Реном Ван Хорном при попытке ограбления.
     - Я слышала это от мистера Паскаля в булочной, а он сказал, что слышал это от покупательницы, которая слышала это от полицейского, - сказала Марта Гэйбл.
     - Так что я хотела позвонить тебе и узнать, правда это или нет. Но, Сара, полицейский-то сказал, что это правда.
     Он сказал, что нам больше не нужно беспокоиться о том убийце.
     Как только она смогла избавиться от Марты, Сара позвонила в полицейский участок Дэйву Марксу. Дэйв Маркс был дежурным офицером, и часы его дежурства приходились на утро, так что они с Сарой к обоюдному удовлетворению были связаны многолетним сотрудничеством. Дэйв поставлял Саре всю существенную информацию о событиях прошедшей ночи, а она помещала его фотографию в "Хэмпстедской газете" при каждом удобном случае. Когда "Газета" публиковала фотографии парада в День памяти, там был офицер Дэйв Маркс, гордо марширующий среди своих сотоварищей. "Газета" поместила статью о пьянстве подростков на пляже - и там была фотография офицера Дэйва Маркса, утомленно прислонившегося к береговому ограждению, мудрого и опытного. Так Саре удавалось обскакать "Хайрингтонскую жизнь" и "Патчинского патриота", а Дэйв Маркс дал сто очков вперед по популярности женщине-полицейскому, которая раньше считалась местной знаменитостью.
     - Этот парень - Гарри Старбек, и он был вором, - сказал Саре Дэйв Маркс. - Он вламывался в дома всю свою жизнь, колесил по всей стране. Ручаюсь, что он натащил сюда из разных мест тысяч на шестьсот-семьсот. Мы хотим запустить всех в его дом - пускай народ опознает свое имущество. Мы думаем, что с того времени, как он появился в Хэмпстеде, он совершил по меньшей мере двадцать ограблений. Тебе нужно бы поглядеть на его логово, Сара. Это что-то вроде пещеры - столько там всего. Я думаю, ему просто не повезло - доктор Ван Хорн пристрелил его, вот и все.
     - Ван Хорну придется отвечать за это? - спросила Сара.
     - Черт, конечно нет, - сказал офицер Маркс. - Он застрелил Старбека при попытке вооруженного ограбления.
     У этого сукина сына в руке был пистолет. Ван Хорну повезет, если шеф не притащит его на пресс-конференцию в полицейский участок и не всучит ему медаль. Копы по всей стране искали этого красавчика по меньшей мере лет пятнадцать. Забавно - он в точности похож на своего отца. Старик вел точно такой же образ жизни: работал в городе, подчищал там все, быстро снимался с места и нанимал дом где-нибудь подальше. Его за всю его сорокалетнюю карьеру поймали лишь один раз, и он просидел в тюрьме четырнадцать месяцев. Старик умер два года назад в доме для престарелых на Палм-Бич и оставил сынку немного денег и семейное дело.
     Похоже на семейный бизнес, верно ведь?
     - Так это Старбек убивал? - недоверчиво спросила Сара. - Мне неприятно это говорить, но он, похоже, не тот человек.
     Долгое время Дэйв Маркс молчал. Потом вздохнул.
     - Мне уже три раза по этому поводу звонили сегодня утром. Люди верят в то, во что хотят верить, знаешь ли. Мы никогда не связывали Старбека с этими убийствами, да и не свяжем никогда. Может, и есть пара ребят, которые так думают, но знаешь что, Сара? Полицейским трудно выносить, что тот парень до сих пор на свободе. Ведь каждый день, пока он не пойман, это оскорбление для нас, понимаешь?
     - Да, понимаю, - сказала Сара. - Я и боялась этого. Но многие люди сейчас верят, что им нет нужды больше беспокоиться, если у них в дверях вдруг появится незнакомец.
     - Если это незнакомец, - сказал Дэйв Маркс. - Ну, давай оставим эту тему. Ты хочешь услышать про все остальное или перезвонишь?
     - Что-то серьезное?
     - Опять автокатастрофа. Лес Макклауд с Чарльстон-роад.
     Он несся, превысив скорость, и убил парочку ребятишек из Уэст-Хейвена, которые ехали домой из Нью-Йорка по шоссе 1-95.
     - Он был пьян?
     - В таком количестве выпивки можно было бы утопить флот, - сказал Дэйв Маркс.
     - Подожду полного отчета.
     - Он был большой шишкой.
     - Все равно подожду.

2

     Пэтси ничего не слышала ни о внезапной смерти Гарри Старбека, ни о том, что проблема убийств, как полагали, разрешена. Она не была ни в парикмахерской, ни в гимнастическом зале, ни в танцклассе или даже в зеленной лавке.
     Она вернулась домой от Грема Вильямса приблизительно в половине второго и не удивилась, обнаружив, что Леса дома нет. Она увидела, что клюшек для гольфа нет, - видимо, Лес целый день играл в гольф, потом поел в клубе и сидел в баре, пока тот не закрылся. Он, должно быть, много выпил - и чем больше пил, тем сильнее просыпалась в нем ярость.
     К завтрашнему дню он окончательно закипит и вновь начнет бить ее.
     Но на этот раз она будет обороняться, решила Пэтси. На этот раз она не скорчится в беззащитной позе. Она ударит его - ударит в пах, если получит хоть какую-то возможность.
     В доме Грема Вильямса она прошла через чудовищное эмоциональное напряжение, от ужаса - к успокоению и любви, и, что самое необычное, эти трое не были испуганы тем, что произошло с ней. Они просто были тут, они приняли ее такой, как она есть. Если бы она настолько проявила себя перед Лесом, он просто велел бы ей выйти из комнаты. С ней случился припадок (какова бы ни была его причина), она перенесла его и испытала любовь и поддержку двух мужчин; она установила телепатический контакт с мальчиком-подростком - Лес и то и другое воспринял бы как непосредственную угрозу своей работе.
     Потому что не полагается жене вице-президента проводить субботний вечер подобным образом. Пэтси ощутила гнев - Лес затолкал ее в смирительную рубашку, ее брак был ограничен прутьями стальной решетки. Теперь она вспомнила все споры, которые были у них после свадьбы.
     - Ты не должна вести себя так, Пэтси!