я непонятной жидкости залила всю комнату, но через несколько секунд напор уменьшился, и она потекла в раковину. Жидкость воняла, причем очень нездорово, как что-то, что вытекало из мертвого человека.
     Так казалось Саре. Там, где расплескалась жидкость, на полу остались мутные лужицы. Вонь заполнила кухню.
     - Эта штука не закрывается, Сара. - Состояние Юлика было близко к панике, - Господи, да что это такое? Сейчас все это хлынет на пол.
     - Я думаю, что это секретный ингредиент креллбургеров. - Она немного отплатила ему. Сара вынула из сумочки носовой платок и принялась оттирать пятно на юбке.
     Трубы все еще работали: Сара заметила, что они выходят из-под пола и по стене идут к самой раковине. Ей показалось, что весь дом дрожит и сотрясается в такт этому утробному громкому гудению.
     - Пошли отсюда, Сара, - предложил Юлик, - я уже весь в этом вонючем дерьме; ей-богу, мы вполне можем обойтись без подвала.
     В маленькой кухне Сара увидела лишь одну дверь и толкнула ее. За дверью была абсолютная темнота.
     - Я думаю, что мы должны уйти.
     - Вы идите, а я только загляну в подвал.
     Она шагнула на темную лестницу и, как и ожидала, услышала голос Юлика:
     - В таком случае лучше я пойду первым.
     Он вытирал пиджак довольно грязным носовым платком.
     Потом засунул его в карман и спустился вперед по лестнице.
     - Тут внизу какой-то свет, - окликнул Бирн Сару.
     Оказавшись в подвале, она поняла, откуда он проникал.
     Ступеньки заканчивались как раз на уровне каменной стены фундамента, и, спустившись, Сара обнаружила, что по ее верхнему краю вдоль всего периметра дома уложены стеклянные квадратные плиты. Менее прозрачные, чем обычные стеклянные плиты подвалов, но все же тусклый свет проникал сквозь них.
     Кожа Сары на спине, на голове, на руках покрылась мурашками. Сразу, только спустившись сюда, она ощутила какое-то неприятное чувство... Вроде бы обычный подвал обычного старого дома, но он не был обычным. Здесь концентрировались воспоминания, становясь все сильнее и отчетливее. Если зло появится в этом доме, то оно начнет восхождение именно из подвала.
     Должно быть, Юлик Бирн почувствовал то же самое, потому что сказал:
     - Господи, какое ужасное место.
     Сара странно посмотрела на него, а потом оглядела помещение: открытое пространство, окруженное неровными каменными стенами, на полу слой пыли; в дальнем конце подвала в тусклом свете вырисовывался длинный деревянный стол - видимо, стол для разделки. Даже с того места, где они стояли, были заметны зазубрины и трещины на краях.
     Каждая клетка, каждый атом этого пространства давил на ее нервы.
     - Прежде чем заняться недвижимостью, я провел много времени в камерах для допросов и видел много тюрем, - произнес Бирн. - И я знаю, как выглядят места, где людям пришлось испытать страх. В них словно остается человеческий ужас. Но, Сара, это наихудшее из всего, что я встречал. Я даже не могу представить, что происходило здесь.
     - Я тоже. Я увидела достаточно. Пошли.
     Бирн с облегчением вздохнул, и оба они двинулись вверх по лестнице.
     Наверху они обнаружили, что дверь в подвал заперта.
     Сара и Бирн замерли. В гостиной раздавались шаги.., вот уже кто-то вошел в кухню. Они со страхом взглянули друг на друга: шаги приближались к ним. Видимо, и Сара, и Бирн одновременно представили вернувшегося Бейтса Крелла - в этих обстоятельствах это была совершенно неизбежная мысль. Сара пришла в себя быстрее Юлика и шепотом успокоила его:
     - Это ребенок. Какой-то ребенок, должно быть.
     Юлик кивнул, но, видимо, он и сам не верил в это. Когда дверь в подвал медленно, со скрипом отворилась, Юлик дернул Сару за локоть и затащил в угол, из которого они могли увидеть вошедшего прежде, чем он заметит их.
     Он запихнул ее за спину, и так, прижавшись друг к другу, они замерли в темноте. Стену покрывал какой-то мягкий мох, но он почему-то шевелился. Юлик вздрогнул и повернул голову, чтобы осмотреть его, и еле удержался от крика: тысячи маленьких красных пауков образовали живой пушистый ковер. Юлик ощутил острую боль в руке и увидел, что одна из тварей кусает его. Не обращая внимания на боль, он стряхнул паука на пол.
     Спускающийся по лестнице визитер не был ребенком.
     Медленные и тяжелые шаги говорили о том, что это взрослый человек.
     Показалась голова. Седые серебристые волосы. И Сара, и Бирн начали успокаиваться. Но вот голова безошибочно повернулась в их сторону, и они вновь застыли от ужаса. То, что они увидели, было просто подобием человека. Почти что мертвое лицо, кожа слезла, обнажив мышцы, и повисла лохмотьями. Лоб раздут и выпучен, подбородок обвис.
     Сара пришла в себя первой: она внезапно поняла, что перед ней тот, кого дети жестоко окрестили "прокаженным".
     По-видимому, человек использует этот разрушенный дом как убежище. Неделя или две отделяют его от того состояния, когда он будет вынужден полностью обмотать себя бинтами, - потому он, видимо, и ищет безопасное место, где сможет уберечься от людей.
     Кусок кожи, болтавшийся на щеке человека, сполз к подбородку. Сара почувствовала жалость к несчастному.
     - Прокаженный, - прошептал ей на ухо Юлик.
     Она укоризненно посмотрела на него и заметила, что колония пауков уже осваивает густые вьющиеся волосы Бирна. Внезапно Сара узнала прокаженного.
     Человек, который только что спустился в подвал дома Бейтса Крелла, был ее гинекологом.
     - Ваши волосы, - предупредила Бирна Сара. - Ваши волосы.., пауки... - И, выйдя из темного угла, она сказала почти обычным своим голосом:
     - Доктор Ван Хорн? Пожалуйста, не волнуйтесь. Это я, Сара Спрай.
     С ужасной медлительностью доктор повернулся к ней.
     Сейчас она уже видела, насколько поражено лицо Ван Хорна. Оно было трудноузнаваемым и отсвечивало влажным белым блеском. Скрывая глаза, падали на веки лохмотья кожи. Саре показалось, что он взволнован. Она слышала, как за ее спиной, шипя и кряхтя, Юлик соскребает с головы впившихся в кожу пауков.
     - Мы не причиним вам вреда, доктор, - продолжала она. - Вы помните меня? Я ваша пациентка, Сара Спрай.
     Как ужасно, что такой замечательный пожилой человек, как доктор Рен Ван Хорн, должен был заболеть такой омерзительной болезнью.
     Казалось, что Ван Хорн улыбается ей. Она подошла поближе, стараясь, насколько возможно, успокоить доктора.
     Туфля Сары попала в какую-то жидкость, Сара удивленно посмотрела вниз и обнаружила, что стоит в небольшой луже крови.
     - Сара, - скаля зубы проговорил доктор, стоящий на последней ступени лестницы.
     Саре показалось, что из лужицы высунулась детская ручонка и дотронулась до туфли, она даже несколько мгновений ощущала силу, с которой та тянула ее за ногу. Она резко отступила назад, боясь взглянуть вниз, и спросила:
     - Что?
     Лицо Ван Хорна оживилось, глаза задвигались и засверкали из-под полусгнивших лохмотьев, что висели на веках.
     - С-с-сара, - просвистел доктор...
     Услышав на верху лестницы еще чьи-то шаги, она подумала, что теперь они с Юликом спасены. Сара рванулась наверх, замерла и бросилась вниз, обратно в тот угол, где ее обнял Бирн, - это было последнее место, где она могла чувствовать себя в безопасности. На самой верхней ступени лестницы, что вела в кухню Бейтса Крелла, она увидела мертвого малыша Мартина О'Хара. Томас стоял позади и через плечо брата глядел на нее таким же равнодушным взглядом, как и Мартин.

II

ОГНЕННАЯ ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ

1

     На следующий день Кларк с любовницей пили непрерывно - как будто они участвовали в соревновании и рассчитывали выиграть главный приз. Начали они с пива - Беркли вынула холодные бутылки из холодильника и открыла банку консервированной ветчины; потом переключились на ликеры (Кларк на "Джеймсон", а Беркли уверяла, что если как следует охладить "Столичную", то она становится приторно-сладкой). К ленчу, состоящему из ливерных сосисок и поджаренного хлеба, Беркли Вудхауз подала бутылку "Шардоне", хотя обычно всегда, даже будучи трезвой, предпочитала коктейли, приготовленные по рецептам, позаимствованным у других. Через некоторое время после ленча Табби обратил внимание на то, что отец и Беркли переносят попойку лучше, чем обычно, и похоже, что они даже пропустят обязательный просмотр телевизора. Такое нередко случалось, и Табби решил потушить в доме свет и отправиться спать. Да, они определенно выглядели менее пьяными, чем всегда: Беркли несколько раз взъерошила ему волосы, а отец первый раз с тех пор, как его покинула Шерри Стилдвен, пошутил.
     - Господи, Кларк, - окликнула его Беркли, - я только сейчас поняла, что ты был дважды женат. Могу поспорить, что ты был счастлив с каждой из них не больше чем шесть месяцев.
     - Счастье не приносит денег, - сказал Кларк.
     Беркли расхохоталась. Табби с удивлением взглянул на отца.
     Шутка маскировала ложь, но тем не менее, несмотря на горечь, это все-таки была шутка.
     После ленча недолгое просветление закончилось.
     Кларк и Беркли отправились в спальню, чтобы, как выразилась Беркли, немного позаниматься "наппи-пу". Игривый эвфемизм заставил Кларка недовольно поднять брови.
     - Это означает "трахаться", малыш, понял? "Наппи-пу", собачье дерьмо!
     Он подтолкнул Беркли по направлению к спальне.
     Табби знал большинство звуков, которые сопровождали любовные занятия отца, и, чтобы еще раз не слышать мычанья и похрюкивания, он ушел к себе в комнату. Двадцать минут спустя Табби с удивлением услышал крики, доносившиеся из спальни Кларка, - обычно они так далеко не заходили. Да и эти крики не походили на обычные, знакомые звуки скотного двора. Табби показалось, что он слышит отцовский плач.
     Около двух часов Кларк и Беркли вновь вышли на кухню, где Табби с интересом читал повесть Лавкрафта, найденную в библиотеке. У Беркли под глазами расплылись большие черные пятна, волосы отца спутались, а рот искривила мрачная кривая улыбка.
     Беркли отправилась прямиком к холодильнику, вынула из него бутылку "Столичной", наполнила стакан, из которого пила утром, и бросила туда несколько кубиков льда.
     - Кларк, - на всякий случай спросила она, - хочешь немного ирландского виски?
     - Что еще я могу хотеть? - рявкнул он.
     Она молча налила стакан.
     Кларк выпил, скривился.
     - Не морочь мне голову, - сказала Беркли.
     - Назови две убедительные причины, почему мне не делать этого, - пробормотал Кларк.
     Табби решил уйти - он подумал, что эти двое жалких людей даже не заметят его ухода. Когда он поднялся по лестнице в свою комнату, то сначала решил, что опять слышит плач отца, но, прислушавшись, понял, что тот кричит. Табби закрыл дверь и крепко заткнул уши. Когда вопли затихли, Табби поставил пластинку "Доктор - внутри" Бена Сидрана и повернул регулятор громкости до упора.
     К четырем Табби спустился на кухню за "кока-колой". Кларк и Беркли забыли закрыть холодильник и оставили открытой дверцу морозильной камеры. В раковине навалена гора грязных тарелок. Выпив колу, Табби включил горячую воду и начал мыть тарелки. Беркли заботилась о чистоте не больше, чем о готовке. Кларк же скорее бил посуду, чем мыл ее. Табби перемыл все, что стояло в раковине, вытер руки и отправился в библиотеку. Это была одна из четырех комнат с каминами. Табби обнаружил, что кто-то разжег огонь, используя для этой цели старые газеты; рядом с камином лежала еще одна куча старых газет, видимо для того, чтобы поддерживать быстро угасающий огонь. В пустой комнате работал телевизор. Табби ощутил запах жженой бумаги, виски, и его охватили какие-то печальные и горькие чувства. И за то время, что он стоял в пустой комнате, это чувство горечи стало таким же сильным и реально ощутимым, как запах отцовского ирландского виски.
     На мгновение Табби показалось, что стены задрожали и по ним, словно по воде, прошла рябь. Ему показалось, что они все теснее обступают его... Табби отпрянул в угол, вспомнив, что произошло с ним в библиотеке.
     Мужчина с глазами цвета чая поднимает ружье:
     - Ты должен идти на Фэйри-хилл, парень, вместе с остальными.
     Рот пересох, сердце громко стучало.
     Если бы он не услышал голос изрыгающего ругательства отца, то, наверное, упал бы в обморок.
     Табби пошел на голос отца и увидел Кларка, склонившегося около коричневых занавесок, висящих на окне, - он свирепо смотрел на сына. Кларк неуверенно держал стакан, наполненный до краев темной жидкостью. Волосы упали на лоб, он почти сливался с занавесками: казалось, еще немного, и его не различить. Перед лицом Кларка летало несколько мух. Потом Табби заметил Беркли Вудхауз, лежащую около дальней стены, - юбка задралась, волосы упали на лицо. Она тоже выглядела похожей на привидение - как будто русская водка наполовину растворила ее тело.
     - Уходи, - сказал отец. Голос хриплый, осипший.
     Табби вышел из комнаты и уселся на ступенях лестницы.
     Он был слишком встревожен тем, что произошло с ним самим и отцом, чтобы решить, что же надо делать. Дважды за то время, что он сидел на лестнице, отец проходил на кухню за новой выпивкой. Из библиотеки доносился звук работающего телевизора вперемешку с пьяными громкими песнями Кларка. Камин в библиотеке задымил: Табби чувствовал едкий запах.
     - Не моя вина, - услышал он голос Кларка.
     До Табби донеслось сухое дыхание камина, и в первый раз он задал себе вопрос: "Зачем отцу понадобилось разжигать его в теплый августовский день?"
     Кларк бросил в огонь новую порцию газет; Табби услышал стон Беркли. "Четыре Очага", казалось, заполнила ночь - с тенями, порожденными темнотой и пьяным сознанием. Табби был абсолютно уверен в том, что отец впал в то состояние, когда он уничтожит каждого, кто осмелится помешать ему или ослушаться. Табби вновь вернулся в комнату. Он надел наушники, закрыл глаза и поплыл вместе с музыкой.
     Когда через час Табби вышел в холл, то почувствовал, что стало очень жарко - воздух стал сухим, словно в пустыне. Запах пепла и огня подымался к Табби с первого этажа.
     Табби подошел к лестнице.
     - Пап?
     Пьяный, измученный голос донесся снизу - замедленный спиртным, но неутомимый. Табби услышал поскрипывание каминных заслонок в гостиной.
     - Пап? Что происходит?
     - Ух, - услышал он вздох Кларка. Громкие шаги приближались к подножию лестницы; появился отец, держащий за горлышко зеленую бутылку виски, руки и лицо перепачканы пеплом.
     - Зажигаю огонь, вот что. Огонь в каминах "Четырех Очагов", вот что. Чтобы опять согреть этот дом. Ты собираешься помогать?
     - Как я могу помочь?
     - Принеси дрова из сарая, и побольше. Беркли сожгла все газеты в этих чертовых каминах. Так что займись. Иди и принеси побольше дров.
     - Тебе холодно?
     - Нет, больше не холодно. Просто я думаю, что так надо.
     Глаза Кларка остекленели - они походили на разрисованные кружочки. Серые полосы пепла на лице делали его еще более зловещим.
     - Па, ты в порядке?
     - Ты пойдешь за дровами или мне заставить тебя? - Лицо окаменело, кружочки глаз уставились на Табби.
     Табби медленно спустился по лестнице и прошел мимо отца; он боялся посмотреть на него.
     Прудент Монти Смитфилд каждую зиму покупал двенадцать кубометров дров, из них за зиму в "Четырех Очагах" сжигалась в лучшем случае половина. Сейчас распиленные дрова лежали аккуратно сложенные под навесом около длинного забора. Не забыв прихватить веревку, что висела на крюке рядом с дверями, Табби пошел по высокой, густой траве. Он уловил запах дыма, поднял голову и увидел белые клубы, вившиеся вокруг труб на крыше. Превратившиеся в черные лохмотья обрывки газет, кружась, падали на землю.
     Табби связал в охапку старые сухие поленья. Он с трудом дотащил дрова до двери и положил их сразу около входа.
     - Отлично. - Лицо отца блестело от пота. - А теперь отнеси это в библиотеку и брось все в огонь.
     - Все?
     - Так нужно, Табби. - Кларк сделал пару глотков из бутылки.
     Обхватив охапку двумя руками, Табби потащил дрова в библиотеку.
     В комнате было жарко, как в сауне. Он открыл заслонки камина, опустил поленья на пол и, присев, принялся одно за другим подкидывать их в огонь. Языки пламени лизали дерево, а потом внезапно огненная красная рука утащила дрова в глубь камина. Огонь вспыхнул с такой силой, что Табби резко отшатнулся назад - в лицо ударил жар - и больно ударился спиной о медный край кофейного столика. Потирая спину, он встал.
     Позади на диване лежала Беркли Вудхауз. Она стонала.
     Табби почти забыл о том, что она находится в комнате. Беркли протягивала пустой, испачканный красной помадой стакан. Табби быстро подошел и вынул стакан из ее рук.
     - Сообрази-ка мне еще один, дорогуша. Сделаешь? - Табби решил, что она приняла его за отца.
     Но тут появился Кларк, и Беркли явно смутилась - значит, она знала, что это был Табби.
     - Парень работает и сейчас опять пойдет работать. - Кларк вырвал стакан из рук Табби. - Я сам тебе налью, если тебе это нужно.
     - Почему ты?.. Почему?.. - Беркли пыталась закончить фразу, но, так и не сумев, бессильно откинулась на диван.
     - Двигайся, - приказал Табби Кларк. - Занимайся дровами! Ты здесь не бармен.
     Похоже, что горечь на лице Кларка полностью уступила место агрессивности.
     - Мне нужно принести побольше дров, - спокойно повторил Табби, - для камина в гостиной. Потом для камина на кухне. И для того, что в твоей спальне.
     Кларк молча продолжал смотреть на сына.
     - Конечно, - договорил Табби, - если это то, что ты хочешь.
     - То, что я хочу, - подтвердил Кларк. - Да. И запомните это - и ты, и эта безмозглая шлюха!
     Кларк мрачно оглядел Табби и отогнал нескольких мух, что кружили над горлышком зеленой бутылки ирландского виски.

***

     Стемнело. Комнаты "Четырех Очагов" покраснели от отсветов огня. Табби то и дело выходил на задний двор, шел к дровяному складу и вновь возвращался назад с новой охапкой. Нижние комнаты и спальня отца стали почти неузнаваемыми - дрожащие языки пламени словно изменили их размер, окрасив одни стены в ярко-красный цвет и поглотив тень на других. Табби слышал посвистывание раскаленного воздуха в дымоходах; он взмок от пота, его лицо, так же как и лицо Кларка, было испачкано пеплом и золой. Время шло, и Табби уже не интересовало, зачем отцу понадобилось превращать их дом в печку: очередная пьяная выходка, на следующий день все забудется. Руки ломило, спина гудела; разжигая в течение нескольких часов камины отца, он устал так, что еле стоял на ногах. Табби немного удивило, что Беркли Вудхауз слоняется по дому и совершенно не замечает Кларка. Вернувшись в очередной раз в дом (Табби притащил еще фунтов восемьдесят дерева), он услышал, что Кларк рыдает и громко зовет: "Джин! Джин!", как будто он увидел призрак жены. Но это было невозможно, а Табби был до того измучен, что даже не сразу вспомнил, что это имя матери.
     Беркли распахнула дверь холодильника, вытащила из него сосиски, купленные в самом начале лета у Гринблата, и принялась грызть их. Аппетита из-за жары и боли в мышцах у Табби не было. Он поднялся наверх и умылся - для более основательного мытья не хватало сил. Отец остался внизу и зачарованно улыбался сверкающему красному огню. Табби свалился в постель. Комната искривилась и начала медленно кружиться. Кожа болела - Табби казалось, что его несколько часов медленно поджаривали на гриле.
     - Полная тарелка огня! - послышался вопль Кларка, и Табби провалился в сон.

***

     Ему снилось, что он пробирается сквозь огромный лес.
     Высокие толстые деревья пригибаются к земле, и их темные тени ложатся ему под ноги. Шелестит около лица листва; ветки больно бьют его, цепляются за одежду и не дают пройти. Он должен бежать, бежать со всех ног, бежать куда глаза глядят... Из огромного леса плыла волна горечи, волна зла.
     Он должен был бежать, но он упрямо шел вперед - он обязан увидеть, что прячется там, между теми извивающимися деревьями. Но чем ближе Табби подходит, тем отчетливее стан