- шепнул воевода, и они ушли, а я осталась. Это только в  басни
вс„ просто - лежала, до света очей  смежить  не  могла,  лоб  леденел,  щ„ки
горели... или наоборот. Я - не то, про меня басни не скажут. Я повернулась к
костру озябшей спиной и снова заснула.
   К утру погода переменилась. Стрибожьи вес„лые внуки начали рвать  облака,
и вчерашние номерклые чудища разбегались стаями пушистых клочков, лиловых  с
исподу и снежно-румяных вверху, куда падало солнце. Ветер ещ„  дул,  гневные
волны гремели у внешнего берега островов,  но  солнечный  свет  сделал  море
прозрачным, желтовато-зел„ным,  совсем  не  таким  страшным,  как  накануне.
Красный гранит островов умыто блестел, венчанный молодой зеленью  сосенок  и
нежной позолотой бер„з, прихоро-шившихся  к  осени...  И  распахивалась  над
миром бескрайняя, праздничная синева...
   Корабль  стоял  в  стороне  от  кострищ,  за  хребтом  скалистого   мыса,
вздымавшего из  воды  длинный  зубчатый  гребень.  Я  осторожно  ступала  по
непросохшим камням, держа в руках одеяло:  надо  бы  поскользнуться.  Я  вс„
думала, примстилось мне впотьмах или не примстилось. Славомир поднялся утром
нахмуренный, но откуда знать, из-за чего. А по вождю и подавно ничего нельзя
было понять. Кмети уже вытирали скамьи и отвязывали багры - выводить на волю
корабль, - когда он спохватился:
   - Нож оставил... - и повернулся ко мне:
   - Сходи принеси.
   Теперь я думаю, что спохватился он уж очень старательно, но тогда мне  не
показалось. Я только и знала, что он, может,  в  самый  первый  раз  ко  мне
обратился - и не попенял  ни  за  что,  даже  девкой  глупой  не  обозвал  -
попросил!.. Мне бы насторожиться, но где там! На крыльях слетела  по  гибким
мосткам, спеша услужить. Обежала гребень скалы,  перепрыгнула  пятно  ч„рных
углей, недожж„нные остатки бревна. Где он мог оставить свой нож?..
   ...Спустя малое время я ползала между камнями  на  четвереньках,  готовая
хоть и руками  перебирать  затоптанный  мох  и  прелые  листья.  Вот  сейчас
осердившийся воевода пришл„т вдогон ещ„ молодца,  пошевелить  несклад„ху.  И
хороша же я  буду,  никч„мная,  коли  вернусь  с  пустыми  руками...  Косища
цеплялась за вс„, волосы падали на глаза.
   Тут я вспомнила про своего Бога, лежавшего в трюме лодьи, среди  пожитков
в берестяном кузовке. Я приподнялась на колени  и  молча  взмолилась,  и  он
услыхал. Он всегда слышал  меня.  Солнце  блеснуло  на  костяной  рукояти  в
расщелине гладкого камня над моей головой.
   Дотянуться я не смогла, для этого  надобно  было  быть  ростом  с  самого
воеводу. Вот уж наш„л где забыть!  Трижды  я  прыгала,  прежде  чем  удалось
достать нож кончиком пальца и вытолкнуть из щели.  Я  вл„т  схватила  его  и
кинулась назад на корабль.
   Мне показалось долго бежать кругом каменного хребта,  я  взяла  лезвие  в
зубы и  махнула  прямо  по  крутизне.  В  трещинах  буроватой  скалы  стояли
прозрачные дождевые лужи, пот„ками белел птичий пом„т,  сдобно  теплилась  в
зелени перезрелая лакомая морошка... в другое время я непременно цапнула  бы
хоть ягодку на бегу. Я выскочила наверх и едва не попятилась.
   Сходни были убраны. Воины отталкивались шестами,  проводя  корабль  между
камней, другие готовили парус, а вождь стоял у  руля.  Да.  Побеги  я  вдоль
берега, я успела бы разве помахать вслед. Мой Бог меня вовремя надоумил...
   Я задохнулась от ярости и обиды  и  понеслась  напрямик  вниз  отчаянными
скачками, почти не разбирая дороги. Не поскользнусь босиком. Сердце билось о
р„бра: вон как оно, бросить глупую девку, чтоб с братом больше не ссорила!..
Ребята увидели и закричали, дружно замахали руками, указывая,  куда,  по  их
разумению, мне следовало бежать. Воевода, державший правило, тоже  посмотрел
на меня и что-то сказал, должно быть, вс„-таки велел  придержать  корабль  у
последнего валуна... А может, напротив, распорядился быстрей поворачиваться,
чтоб не успела... Ну, я  готова  была  ринуться  вплавь.  Досягнув  крайнего
камня, я не стала ждать сходен или протянутого весла  -  с  маху  перелетела
оставшиеся сажени  сумасшедшим  прыжком  из  тех,  после  которых  вс„  тело
несколько дней жалуется... Добрый десяток рук подхватил, не дав расшибиться,
поставил на палубу. Кмети шутили,  посмеивались,  хлопали  по  спине,  пряча
смущение.
   - Что ж вы, серые волки, - начала я и  не  докончила,  смолкла,  поняв  -
сейчас  разревусь.  Меня  била  запоздалая  дрожь,  коленки  были  чужие.  Я
переложила нож в другую руку и отправилась на корму. Воевода смотрел на меня
без всякого выражения, лицо было вырезано из дерева. Нахохлившийся  Славомир
сидел подле брата и не смотрел на меня вовсе. А достоило  бы  выкинуть  этот
нож за борт, и пусть они двое кого хотят, того  за  ним  посылают.  Я  молча
протянула вождю рукоять. Я не успела отдышаться, рука ходила ходуном.  Варяг
взял нож и не глядя убрал в ножны на поясе, а я  пошла  на  сво„  место  под
мачтой. Корабль выбрался из-за скал, и снова стало качать. Я два  раза  чуть
не упала, пока дошла.
   Когда подняли парус, ко мне подсел Блуд.
   - Не сердись, - сказал он примирительно. Я потянула носом и не  ответила.
Заговорю - как есть тут же расплачусь. Побратим заботливо кинул мне на плечи
плащ и дотянулся к уху губами:
   - Он сказал, забер„м, если верн„мся... А не верн„мся, не пропад„шь и  без
нас, мат„рый берег тут близко.
   Мы разглядели их почти сразу, как только выбрались на простор.  Наверное,
прав был Славомир - ночью они тоже отсиживались на островке, сушились  возле
костров. Тучи громоздились у полуденного  края  небес,  не  спеша  падая  за
горизонт, взбаламученное море светилось изнутри, по волнам бродили свинцовые
блики. И далеко в этом светящемся море, на самой грани солнца и тьмы,  стоял
уменьшенный расстоянием парус, ярко-красный с белыми полосами.
   -  Догоним?  -  блестя  глазами,  спросил  мой  побратим.  Ему  случалось
сражаться, но в морском бою он не бывал никогда.
   - Не понадобится,  -  усмехнулся  кто-то  из  опытных  мореходов.  -  Это
викинги. Они не побегут.
   Сивобородый кметь знал, о ч„м говорил. Наш серый парус не  так  привлекал
взгляд, но чуть позже мы тоже были замечены. Корабль повернул и пош„л  прямо
на нас.
   - Так вот почему волна разгулялась, - сказал  Блуд.  -  В  чужом  море  с
драконом! И жертву, я думаю, не принесли!
   Его удивительные глаза, уже что-то различали там вдалеке.
   - Какой у них дракон? - жадно спросил  Славомир.  Блуд  помолчал,  щурясь
против  яркого  света.  Потом  стал  говорить.  Он  высмотрел  даже   клыки,
казавшиеся из разинутой пасти.
   - Датчане! - сказал Славомир убежд„нно. Ему не сиделось, он был похож  на
жениха в свадебный вечер, но на сей раз я была ни при ч„м.
   Вождь неподвижно стоял на корме и молчал, не торопясь что-то  решать.  Он
никогда не торопился.
   - Вздевайте брони, - приговорил он наконец. Я просунула  голову  в  ворот
кольчуги, затянула пояс. Нас учили плавать оружными, в кольчугах и шлемах...
Странно! Умом я понимала - надо бояться, но, знать, сегодняшний запас страха
иссяк во мне ещ„ утром, пока я разыскивала на острове нож. Я надвинула  шлем
и застегнула ремень под подбородком. Я не буду закусывать губы, когда дойд„т
дело до рукопашной.
   Корабли между тем  летели  хищными  птицами.  Теперь  уже  все  различали
п„стрые полосы по бортам и носового  дракона,  несхожего  близнеца  славного
чудища, хранившего от бед самих нас. Видны были головы воинов  над  бортами,
между щитов. А на маковке мачты качалось туда-сюда и  блестело  позолоченное
крыло, указующее ветер.
   - Датчане, - сказал вождь негромко. Славомир откликнулся эхом:
   - Датчане.
   Будто в ответ, вверх по мачте встречного корабля рывками  пополз  круглый
щит красного цвета - боевой знак Северных Стран.
   Братья переглянулись и молча, одновременно  расстегнули  на  себе  пояса.
Сложили на палубу. Потом стащили  кожухи  и  кольчуги.  И  наконец  совлекли
рубахи, оставшись полунагими. Это был обряд - скорбный и  страшный!  Никогда
бой с датчанами не превратится для них в обычную молодецкую сшибку,  которая
может окончиться и  побратимством  с  мужественным  врагом...  Вождь  высоко
поднял щит, показывая датчанам - выпуклой стороной! Быть сече.
   Оба корабля бежали вполветра, скоро на том и  на  другом  уберут  паруса,
чтобы сцепиться бортами. Я держала лук наготове, хотя для стрельбы ещ„  было
далековато, и знай прикидывала, как стану прятаться  за  щитами  побратимов,
потом улучать миг и спускать тетиву. Руки подрагивали от возбуждения,  но  я
по-прежнему не боялась.
   И вот тут... не знаю, как лучше сказать. Мне  почудилось,  моя  воля  как
будто  соприкоснулась  с  чужой,  тоже  ощутившей  меня  и  взявшейся   меня
истребить!.. Не думая, я ничком бросилась на палубные доски. И  тотчас  надо
мной ударила в мачту стрела с наконечником не меньше ножа, и этот нож  вош„л
в мачту до половины. Не спасла бы и кольчуга.
   - Молодец девка! - сказал Славомир. - Добрым воином будешь!
   За первой стрелой посыпались ещ„. Было слышно, как гомонили  датчане.  Мы
молча прятались за щитами, потому что вождь не велел стрелять  без  приказа.
Наконец какой-то горластый викинг обозвал нас ощипанными вендскими соколами,
боящимися выпустить когти, и несколько датчан поднялись убирать парус,  пока
корабли не пронесло друг мимо друга. Вот когда Мстивой  коротко  крикнул,  и
наши стрелы швырнули поднявшихся обратно на палубу. Я успела  заметить,  как
вскинул лук сам воевода; ему пристало иное оружие,  но  всякое  дело  должен
первым начать вождь, не то не будет добра. Кажется, я тоже не  промахнулась,
но наверняка сказать не решусь.
   - Доброе начало!.. - захохотал Славомир. Вождь глянул  на  него  мельком.
Вешней озими в засек не засыпают.
   Мы стреляли. Воевода наказывал бить  только  наверняка,  не  тратить  зря
стрелы. Всякий раз, когда я высовывалась спустить  тетиву,  датский  корабль
оказывался ближе прежнего, набегая словно прыжками. Потом я прижалась спиной
к одной из скамей и уперлась ногами в другую, чтобы не так ринуло при ударе.
   Корабли вломились друг в друга, вздыбились, замерли  и  осели,  дрожа  до
кончиков мачт, точно два жеребца, осаженные на скаку. Как  я  ни  упиралась,
меня метнуло впер„д, я посунулась лбом о скамью, шлем убер„г. Мир подвинулся
перед гла зами, оглушил грохочущий  треск,  потом  визг  мокрого  дерева.  Я
ошалело вскочила, когда кмети начали перепрыгивать  через  борт  на  датский
корабль. Воевода вс„-таки обманул вражеского кормщика: серый парус упал чуть
позже полосатого, и варяг, доворачивая правило, поймал  катившуюся  волну  -
словно Рарог, кинувшись вниз, пал  на  датский  корабль,  ударил  в  ж„сткую
ясеневую скулу... Наша лодья почти вползла к ним на палубу ч„рным  окованным
носом, так накренив подмятое судно, что вода хлынула  через  борт.  Ни  один
человек у  датчан  не  устоял  на  ногах,  и  многие  больше  не  поднялись,
пригвожд„нные к палубе нашими стрелами.  Я  тоже  выстрелила,  хотя  попозже
других, когда зубастые якоря уже стягивали корабли. Вер„вки никто не пытался
рубить. Я кинула под скамью дедушкин лук, и сердце успело „кнуть, как же это
он будет лежать здесь без меня, ни разу до сих пор я так его не бросала... Я
влезла на качавшийся перекошенный борт и спрыгнула на датскую палубу.
   К тому времени викинги успели прийти в себя и  дали  отпор.  Мужества  им
тоже было не занимать. Я подумала, а не больше ли толку  остаться  на  нашей
лодье и продолжать стрелять? Это моя трусость подала голос. Я вытащила меч.
   Никогда раньше я не видела битвы, не  видела,  как  люди  убивают  людей.
Больше не было смешливых парней, сушивших порты, уплетавших  вкусное  варево
всего полсуток назад. По  палубе  датского  корабля  перекатывался  кровавый
клубок, страшные звери, рыча, рвали  друг  друга.  Мои  побратимы  потчевали
врагов в хмельном жестоком пиру, убивали и сами готовы были на смерть... Век
будут стоять передо мной искаж„нные лица, ощеренные рты  и  глаза,  безумные
безумием битвы! Счастлив, кто никогда не видел таких...
   Славомир и Мстивой оказались на разных концах корабля. Славомир  был  уже
ранен, правда, легко, кровь текла по лицу, капала с подбородка на грудь.  Он
не утирал е„, белые зубы сверкали. Он был счастлив, он  нападал  на  врагов,
которых искал каждый день все двенадцать лет после гибели Неты... Он  уходил
от ударов, как заговор„нный. Сумевший достать его лежал на палубе, разбросав
м„ртвые руки. Пока я глядела, Славомир свалил второго и засмеялся.
   Потом я увидела, как двое датчан быстро  переглянулись  и  устремились  к
нему, перешагивая через скамьи... Один  был  оружен  длинным  копь„м.  Каким
образом я поняла, что они замышляли? Я кинулась  наперехват,  громко  крича,
чтобы предупредить Славомира. Я  сцепилась  с  тем,  что  оказался  поближе.
Бородатый, он превосходил меня на голову  и  вблизи  глядел  необъятным.  Он
хотел отмахнуться, как от  назойливой  мухи,  но  мой  меч  пробороздил  его
панцирь  и,  видимо,  дош„л  до  живого  -  викинг  взревел  и   повернулся,
замахиваясь. Меня учили отгадывать,  каким  будет  удар.  Тело  не  опоздало
вспомнить науку, раздумывать не  понадобилось,  я  выгнула  спину,  едва  не
коснувшись палубы шлемом, и ударила, как показывал воевода. Датчанин  в  это
время снова замахивался, мой меч косо врубился ему в грудь и застрял.  Я  бы
никогда не поверила, что у человека могут так выпучиться глаза, как у  него.
Он  зашатался  и  словно  забыл,  что  собирался  делать.  Не  успев  толком
выпрямиться, я поскользнулась и, падая навзничь, свалила его вместе с собой.
Неподъ„мное тело обрушилось на мои  ноги,  черен  меча  вывернуло  из  руки,
викинг напоролся ещ„ глубже, и я услышала какое-то бульканье, разом  похожее
на хохот и хрип. Я  забилась,  пытаясь  высвободиться  и  давя  подхлынувшую
дурноту. Запах т„плой крови  бил  в  ноздри.  Я  кое-как  столкнула  с  себя
умиравшего и приподнялась как раз вовремя, чтобы  увидеть  бок  Славомира  и
занес„нное копь„. Я не успевала уже достать меч и  прыгнуть  на  выручку.  Я
вспомнила про неразлучный топорик, уп„ршийся железным углом мне в  позвонки,
выхватила его и метнула, и он проломил датчанину голову, но остри„ шириной в
ладонь вс„-таки вошло Славомиру сбоку в живот, на  два  пальца  выше  ремня,
сверху вниз.
   ...Я увидела, как вмиг побелело его мокрое молодое лицо  и  стало  совсем
мальчишеским, обиженным и беззащитным. Он медленно  осел  на  колени,  потом
залился кровью изо рта и осел  набок,  хватая  скользкое  древко.  Я  хотела
бежать к нему, но кто-то другой,  ещ„  сохранявший  рассудок,  опас  бросить
оружие. Я перевернула напоровшегося на меч, мне больше не было дела  до  его
выпученных глаз. Я взялась за торчавшую рукоять, уп„рлась коленом и вытащила
клинок.  Тут  мне  что-то  почудилось  за  спиной,  я   мгновенно   присела,
одновременно оборачиваясь, и осталась жива. Тяж„лый меч  со  свистом  прош„л
над головой. Между скамьями стоял третий датчанин, такой  же  огромный,  как
первый, только стройней. Я не попятилась. Я  думаю,  мо„  лицо  было  теперь
таким же, что у ребят, - сумасшедшим и страшным. Я больше  не  беспокоилась,
что будет со мной, мне хотелось лишь одного - вцепиться ему в горло и выпить
всю кровь. Я прыгнула, как дикая рысь. Новый удар я приняла крестовиной меча
и... выдержала. Кажется, я от ярости плакала. Я метила срубить  ему  голову,
но промахнулась и угодила только по шлему, однако это  был  достойный  удар,
ремень нащ„чников лопнул, шлем покатился, густые волосы вывалились на плечи,
пепельные с сизым, почти металлическим блеском. Я и  не  думала,  что  такие
бывают. Может, в другое время  я  бы  залюбовалась,  но  теперь  мне  только
хотелось облить эти волосы кровью, и было счастье, когда на лбу у  датчанина
взбухла и потекла полоса, оставленная краем сбитого шлема. Викинг  засмеялся
и вдруг сказал по-варяжски:
   - Хорошо рубишь, мальчишка. Но я рублю вс„-таки лучше.
   А ведь убь„т, поняла я и опять не почувствовала  страха.  А  ну  и  пусть
убивает. Сам прежде голову сбереги. Датский  меч  высек  быструю  молнию.  Я
отлетела назад через скамью, длинное лезвие обдало щ„ку ветром и  грянуло  в
дерево, угодив как  раз  вдоль  волокон,  -  крепкая  скамья  раскололась  и
защемила его, другой на месте датчанина тут и пропал бы, но  он  без  усилия
выдернул меч и вновь замахнулся, и я ощерила зубы, готовясь  отбивать  новый
удар, и в это время меня отнесло в сторону, вспыхнула золотая полоска  вдоль
стального клинка. Викинг не кончил замаха -  страшная  Спата  встретила  его
меч, и меч улетел далеко в воду. Вождь  ш„л  к  брату  на  корму  корабля  и
расшвыривал всех, кто попадался. Пепельноволосого ринуло к борту, и  там  он
свалился. Подоспевший Блуд нагнулся связать.
   Когда я подбежала, Мстивой обнимал  Славомира,  прижимая  ладонями  рану,
пытаясь облегчить последнюю муку. Из-под его пальцев  текла  кровавая  жижа,
брошенная Спата валялась рядом на палубе.
   - Подбери сопли, брат, воины  смотрят,  -  сказал  Славомир.  -  И...  не
торопись следом за мной...
   Я не знаю, плакал или нет на самом деле Мстивой, может, и  плакал,  я  на
него не глядела. Славомир пов„л глазами и не сразу узнал меня,  наверное,  я
была сама на себя не похожа. Потом узнал и улыбнулся. Лучше бы мне не видеть
этой улыбки. Он сказал:
   - Квэнно... Не станут нас зарывать с тобой в снег... - и вдруг спросил:
   - Что, пошла бы за меня осенью?
   - Пошла бы! - ответила я твердо. Он чуть заметно покачал головой:
   - Вр„шь ведь.
   Я кинулась на колени, схватила его руку  и  положила  себе  на  грудь.  Я
увидела, как начала  уходить  жизнь  из  его  глаз,  вс„  быстрее,  быстрее,
неостановимо. Ладонь в моих руках затрепетала, он сумел усмехнуться:
   - Кольчуга на тебе... Мою возьм„шь, она крепче... Он трудно вздохнул  ещ„
раз или два, и глаза совсем опустели и стали похожи на драгоценные камни,  и
даже сквозь кровь было заметно, какой он красивый. Таким красивым я  никогда
его не видала.
   Вождь поднялся на ноги. Медленно вытер ладони о кожаные штаны.  Нагнулся,
подобрал Спату и побр„л прочь, и тут до меня дошло, что ещ„ не кончился бой,
что на носу, где держались самые  стойкие,  ещ„  опускались  мечи.  Какой-то
датчанин, опять с таким же копь„м, оказался на пути  воеводы.  Он  почему-то
бросил в  него  копь„,  вместо  того  чтобы  подпустить  поближе  и  ударить
наверняка. Варяг не стал уворачиваться, не стал отбивать  Спатой  копь„.  Но
датчанин с тр„х шагов не попал в него, а потом повернулся и побежал.  Вторым
прыжком вождь настиг его и взял сзади за шею.
   Я рассеянно поискала рядом с ним Славомира, не нашла, удивилась и поняла,
что разум во мне держался нетв„рдо. Я хотела  забрать  свой  топор  и  пойти
туда, где продолжали рубиться... Взвившаяся тошнота застала врасплох, на сей
раз я даже не пробовала е„  удержать,  успела  лишь  наклониться,  в  глазах
смерклось, я повисла животом на борту и, верно, свалилась  бы,  если  бы  не
Блуд. Раскал„нный шлем сдавливал голову, пустое нутро выворачивалось, исходя
мучительной желчью. Побратим гладил меня по спине, не забывая зорко следить,
как доламывали датчан. Мы с  ним  навряд  ли  могли  там  пригодиться.  Там,
пожалуй, теперь хватило бы одного воеводы.
   Когда наконец меня отпустило и я перестала корчиться и  задыхаться,  Блуд
усадил меня на палубу, помог расстегнуть шлем, достал  воды  из-за  борта  и
вылил мне на голову. Я разевала рот, судорожно дыша, но не было слез.
   Блуд вдруг насторожился и прыгнул, как  кот,  почуявший  мышь,  к  крышке
трюмного лаза. Меч новогородца, бывший  Яруна,  смотрел  в  узкую  щель  меж
досок. Я нашарила топор и подошла к побратиму. Он молча кивнул на  бронзовое
кольцо в выбитом желобке,  зелень  с  бронзы  была  с  одного  боку  ист„рта
ж„сткими руками датчан. Я  взялась  за  кольцо  и  резко  взд„рнула  тяж„лую
крышку. Блуд первым заглянул в трюм...