Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Сем Мария. Валькирия -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -
рого она того гляди вовсе угаснет, как переломленная лучинка... я представила е„ там в горнице, под одеялом, недвижно глядящую на трепетный язычок... - Ну добро!.. - совсем неожиданно, хрипло молвил мой побратим. - Хотя бы так послужу тебе, воевода! Если прид„тся тебе однажды встать под бер„зой, то уж не из-за меня! Сказал и метнул остывший кусок вепревины, что вс„ ещ„ держала рука, метнул далеко за кусты, откуда смотрели голодные п„сьи глава... Куцый взвился в прыжке - лишь челюсти лязгнули! Вот и не довелось побратиму явить своей храбрости даже и в малом походе, не выпало доискаться золота-серебра, обрасти богатым имуществом. Всего жирку нагулял - кольчугу да меч, недавно подаренные. У меня, впрочем, было не больше. Не отяготит в дал„кой дороге. - Не брошу тебя, - сказала я, когда мы трое шли к дружинной избе, мы с Яруном и Блуд. - Ты со мной сулился уйти, когда меня прогоняли. И я тебя не покину. Врать не буду, подобные речи дались мне горьким трудом. Своими руками я выстроила себе новый дом для житья... кто пробовал, знает, легко ли его, новень-з кий и вес„лый, немедленно подпалить. А не спалишь - . сам себя потом сгрыз„шь до костей! Ярун схватил меня за плечи и почти со злобой встряхнул: - Нет!.. Здесь останешься!.. - Обмяк, опустил руку, отв„л глаза и добавил: - С веном или без вена, жена она мне... Стыд сказать, но кто-то другой перевел дух облегченно Он этот другой во мне, с самого начала боялся не за Яруна, лишь за себя. Как Голуба. Всегда - лишь себя. Он и теперь мне наш„птывал: я бы тоже не потащила с собой при„много брата, велела ему остаться и жить... Эта дума излилась на хворую совесть, как ласковое топл„ное сало, и совесть притихла. Неведомо только, надолго ли. - Куда же пойд„шь-то? - пытаясь бодриться, спросил Блуд. - Не в Новый ли Град? Я бы привет с тобой передал кое-кому... - Домой пойду, - огрызнулся Ярун. - Я у вас там, с датчанами, ничего не позабыл. Я сказала: - На лодьях летом, если пристанем... выйдешь увидеться? Он мотнул льняной головой: - Не выйду! В дружинной избе не было никого. Ярун скомкал сво„ одеяло, впихнул в кузовок. Бросил сверху кольчугу. Блуд молча уш„л и возвратился с припасом: двумя хорошими хлебами, сыром в берестяном коробке и сладким летошним луком - сколь уместилось в руках. Я вс„ беспокоилась, не оставил ли мой побратим какого добра, но он привязал плет„ную крышку и отмахнулся устало и равнодушно: - Что кинул, то кинул... наследуйте. Новогородец пошарил глазами, потом легко вскочил на верхнее ложе, снял со стены свой серебряный меч и протянул Яруну рисунчатую рукоять: - Ты ко мне смерть не пускал... на счастье тебе, брат. Они поменялись. Потом обнялись и меня обняли вместе. Вот так, с одним побратимом я расставалась, Другим прибывало. Безрадостным, правду сказать, получилось наше братание... Мы вышли во двор, и я посоветовала Яруну: - Верн„шься домой, не очень болтай. Расскажи лучше, как был посвящ„н. Пояс покажи. Да прибавь дескать, отроков новых готовить пора, учить ратному делу... чтобы уж не совсем дурнями к вождям приходили. Мстивой к нам навряд ли скоро-то будет, наша сторона ему не удачливая. А про себя подумала, - есть вс„ же разница, когда срамом срамиться, ныне или после, хоть чуть отдышавшись. Да и мало ли что со временем успеет случиться. Ярун оглянулся на дружинную избу, т„мную против бледного неба. Он в точности знал, за каким бревном в высокой стене была наша с Велетой лавка в маленькой горнице. Он вдруг устал крепиться, обнял меня, приник лицом и заплакал. Жалко и тяжко было смотреть На него, такого большого, широкоплечего. Блуд положил руку ему на спину. Ярун спустил на траву вздетый было кузовок, д„рнул ворот рубахи, показывая плечо... вытащил нож да и сострогал с себя целый лоскут живой кожи вместе со знаменем. Кривясь от хлынувшей боли, расправил его, окровавленный, на ладони - и с маху пришл„пнул к холодным бр„внам стены! До утра засохнет, прихватится - разве что вырубить топором... Мы с Блудом его провожали до самого леса, потом он пош„л один по знакомой тропе, мимо родника. Я спала по-прежнему подле Велеты, хотя были жаркие дни, и все, кроме старцев, вытаскивали постели во двор. Я старалась развлечь е„, вновь катала на лодке, пекла в земляной яме пойманных щук и жирных линей и боялась лишь, не дозналась бы бедная о втором запрете вождя. Однако чужих не было у костра, где варяг отказался от угощения. Свои же помалкивали. А сам он в„л себя будто всегда. Я спросила Хагена, как погибают нарушившие запреты... - По-разному, - сказал старик и вздохнул. - Непобедимого оставляет сила в бою, опытный воин роняет свой меч и сам же напарывается... Вс„ дело в том, что ему нет больше удачи, он беззащитен, и всякое зло спешит забрать его жизнь. И в особенности, если это славный герой. По его словам, бывали запреты, что вроде не вдруг смекн„шь, как бы нарушить. Например, одному воителю заповедали ночевать в доме с семью дверьми, сквозь которые впотьмах виден огонь. Только подумать, кто и зачем стал бы строить этакий дом! А приш„л срок - изба о семи снятых дверях сама выросла у дороги, не объедешь е„. Немного попозже, в одну из ночей, я проснулась неведомо отчего и сразу почувствовала, что лежу на лавке одна. Я метнула прочь одеяло и села, покрываясь жаркой испариной и судорожно разыскивая порты - успею ли с камня глупую снять где-нибудь на пустом морском берегу?.. И кто-то другой опять хватался за голову: не устер„гши Велету, с каким лицом встану перед вожд„м? Бежать, со всех ног бежать... домой, вослед побратиму... Но в приоткрытую дверь долетел шорох и всхлипывание, потом ш„пот, и отлег-ло от души. В горнице и за дверью было темно. Может, мне следовало закутаться с головой и снова уснуть. Но сердчишко ещ„ колотилось от пережитого ужаса, сна как не бывало, и я прислушалась поневоле. Потом пригляделась. Я узнала Мстивоя, сидевшего на верхней ступенечке всхода. И Велету в одной длинной рубахе - светлое пятно у него на коленях. Он гладил е„, как ребенка, по голове, пытаясь утешить, - безмерно любимое, доверчивое дитя, не приученное ждать вероломства, не привыкшее видеть вокруг ничего, кроме добра... Да. Если бы жила, как я, с постоянно вздыбленной шерстью, теперь ей было бы легче. Всю-то жизнь грозный брат держал е„ на ладони, бер„г, как умел, для ставного мужа, хотел увидеть счастливую и сам тем счастьем утешиться, сво„ навек потеряв... Велета вновь всхлипнула: - Непраздна ведь я... - и прижалась плотнее, вверяясь ему и, может быть, впервые страшась. Что она была Яруну женой, я и так давно уже поняла. О прочем наверняка не догадывался и сам виноватый. Знай он, что оставляет непраздную, - никому не дал бы показать себе путь. А брат... как ещ„ сестр„нку похвалит? ...Жестокие пальцы, гладившие растр„панную кудрявую голову, даже не дрогнули. Не остановились. Покуда он жив, ей за ним быть что за стеной. А сынка принес„т - и его вырастит, как своего. Вот склонился над нею: - Одно скажи... Если силой брал... - Нет! Нет!.. - ш„потом вскричала Велета. - Тихо ты, - сказал вождь. - Всех перебудишь. Они ещ„ долго шептались, но я ничего больше разобрать не могла. Наконец он взял е„ на руки, перен„с в нашу горницу и сам уложил. Задел мо„ плечо рукавом. Я собралась отодвинуться, но вовремя вспомнила, что вроде сплю, и осталась смирно лежать. Потом Велета пригрелась подле меня, и Злая Бер„за вновь зашумела над головой, а под утро причудилось, будто зимняя волчья шкура, раскинутая на сундуке, приподняла морду, насторожила уши, стала принюхиваться... Куцый пропал вместе с Яруном, и больше мы его не видали. БАСНЬ ПЯТАЯ ПТИЦА ОГНЯ Благо всякому, кто со светлой совестью опускает ложку в кот„л: ем - сво„! Сам посеял и вырастил, сам добыл, в море выловил, из лесу прин„с. Не дар„ное, никто по милости за стол не сажал. Я уж сказывала, старейшине Тре-Iтьяку была прямая корысть кормить чуть не сто прожорливых молодцов. Каждый череп, что скалил с забрала белые зубы, прятался раньше в крепкий шелом. Каждый принадлежал воину. И все эти воины могли бы в погожий ден„к втащить свои корабли на берег возле сельца. Жаль - не видал дядька Ждан тех черепов. Ну да, может, братья поведали. Всю зиму с весной я ела хлеб, которого не заслужила. Не пасши коров - пихала за щеку сыр. Не кормив порос„нка - резала сало. Совесть знала безлепие, но я е„ утешала: как только нас опояшут, вздымем на кораблях п„стрые паруса, пойд„м измерять широкое Нево, доискивать новых даней для князя, себе - справы, чести - вождю... Кто не видел вражеской крови, не воин, полвоина, надо же испытать, на что мы годны. Да и лето шло к середине... Так я думала. В жизни выходило инако. Не мне, глупой, было отгадывать, что там на уме у вождя. Корабли сползали с берега в воду, но далече не отбегали. Самое дальнее до реки Сувяр. Больше кружились в виду крепости, то на в„слах, то под парусами. Учение длилось. Вчерашние отроки, привыкшие к легким маленьким лодкам, возвращались побитые качкой, с опухшими намученными руками. Даже Блуд, служивший князю Вадиму, сознался мне как-то, что До сих пор не видал близко моря и настоящей морской лодьи. От весла у него трещали все кости, он очень боялся, не заболел бы снова живот, но вслух об этом не говорил. Он ходил на корабле воеводы, и тот жалел парня, заказывал ему впрягаться в полную силу. Однако Блуду хватало. Возвращаясь на берег, он стаскивал полинялую, прополосканную ветром рубашку и молча падал в траву, а я садилась верхом и пальцами мяла его от поясницы до плеч, как выучил Хаген. Зубастые кмети смеялись над нами, глумливо просились в ученики, замышляли показывать ещ„ другие при„мы - на моей, понятно, спине. Бедный Блуд! Я и дома знала таких, что с трудом выкарабкивались из страшной болезни... но прежнее вес„лое пламя в них никогда уже не воскресало. Я помнила троюродного брата Яруна. Мальчишку зло порвала рысь, раны кое-как зажили на молодом теле, но с тех пор он целыми днями молча сидел у огня или на солнышке... что-нибудь пл„л из соломы или совсем ничего не делал, а когда звали есть, ш„л медленно, по-стариковски... Гордый Блуд однажды даже сказал вождю: - Поторопился ты посадить меня с воинами. Варяг, несший весло, остановился и внимательно посмотрел на его дрожавшие губы. - А ты уверен, - спросил он неожиданно, - что это и есть самое главное, грести лучше других? Он не замечал меня, словно меня там и не было. А что ему меня замечать. Побратим, озадаченный такими словами, впервые не смог тут же выдумать что-нибудь колкое и смешное в ответ и заметался, а я рассудила: самое главное, это... такое, про что невозможно сказать, зачем нужно. Ни для чего, само для себя, а и не обойд„шься. - Зачем воину мужество, новогородец? - спросил вождь. Блуд совсем растерялся. Я не привыкла видеть его растерянным. Действительно, все знают, что нужно. А вот почему? Но нельзя же сказать, мол, не знаю, зачем воину мужество. Засмеют, сраму не обер„шься. Блуд выговорил: - Для... победы, для славы... - А слава? Вождь улыбался. Бедный парень раскрыл рот и закрыл. Потом он сознался мне: мигом припомнилось Посвящение и загадки, которые тогда загадывал воевода. Совсем беда, коли пришлось бы на этакую напороться... Варяг не стал его мучить, ответил сам: - Чтобы женщина тебя, бестолкового, полюбила. И как-то так усмехнулся углом рта, что я сразу подумала: вот почему ещ„ идут за ним люди. Он и тут знал что-то такое, что мне откроется, может, только под старость. Меня в море не брали. Каждый вновь посвящ„нный уже привыкал к своему месту на корабле, и я, тугодумная, наконец поняла, что обо мне не просто забыли. В самом деле, воевода не забывал ничего. И никого. Если бы он вдруг сказал мне: готовься! поход боевой завтра! - я не спала бы ночь, думая о жестоких врагах, о собственной трусости, о тяж„лом весле и о том, надо ли так упорно лезть, куда меня не пускают... Но позволять, чтобы вновь обнесли из-за косы на затылке?.. До каких же пор буду брать с бою вс„, что другим давалось в подарок? Сперва я хотела идти со своей бедой к Славомиру. Опамятовалась. Вспомнила, как он темнел и ожесточался лицом, когда парни затевали со мной шуточную перебранку. Нет уж. Да и при ч„м тут Славомир. Я собралась с духом и пошла прямо к вождю. До сих пор вождь ни разу не гневался на меня по-настоящему. Однажды я видела его ярость со стороны и знала, что не решусь больше восстать, как зимой или ныне, при Посвящении. Глупая щенячья отвага два раза меня выручала. Больше не выручит. Я выбрала время, когда он расседлал серебряного Мараха и чистил его после скачки по берегу. Мне показалось, он был доволен кон„м. Глядишь, и ко мне вдруг окажет себя немного добрей. Он посмотрел на меня, как обычно, без всякого выражения. - Девка глупая... - сказал негромко. - Того ли тебе надобно? Он видел меня насквозь и, конечно, был прав, под стрелами недосуг отказываться и плакать, проситься Домой... - Будешь ходить на мо„м корабле, - приговорил он наконец. - Дело найд„шь, но у весла чтобы я тебя не видал. Я успела уже понять, что в его глазах соколиное знамя прибавило мне не много достоинства. Я почувствовала, что краснею... Я выговорила: - Я умею грести... Воевода молвил спокойно: - Пока меня здесь ещ„ слушаются, грести ты не будешь. А не любо, так я никого силком не держу. Мне потребовалось усилие, чтобы сказать не слишком поспешно: - Любо, вождь... - Дитятко, - улыбнулся мой наставник, когда я пришла к нему за советом. - А ведаешь ли, где Бренн добыл сво„ прозвище?.. Этого мы с Блудом не знали, и я наморщила лоб: в самом деле, я нарекла бы Мстивоя... Строгим. Может быть, ещ„ Гордым. Но Ломаным? Того ради, что жизнь нел„гкую видел?.. - Однажды, - поведал нам Хаген, - ему перебило ноги веслом в бою, когда сталкивались корабли. Я хотела сказать, что не боюсь вс„ равно, но рот не открылся. В четырнадцать лет я сломала правую руку. Споткнулась, пришибла нежные косточки о бревно. Я помнила, как перепуганные братья тащили меня через двор, сама я не шла, подгибались чужие коленки, даже и говорить не могла, плакала только... Вождь ходил не хромая, но прозвищ зря не дают. Хаген добавил задумчиво и печально: - Они оба потом сожалели, что не погибли. И Бренн, и Вольгаст. Вольгаст, это был другой птенец разор„нной Неты-Гнезда, тот, что ныне сидел воеводою на озере Весь. Стало быть, и ему крепко досталось в памятной битве. Моя мать тяжело рожала Белену, в отчаянии сама звала к себе смерть. Я рассудила: если меня в бою не прикончат сразу, лишь искалечат, пусть кто-нибудь иной жалеет о смерти, не я. Подумаешь, рука или нога!.. Голова была б на плечах. Мой наставник разгладил седую бороду и сказал: - Их всего-то тогда двое выжило... из тридцати тр„х. На другой день я впервые смотрела на берег с корабля... Раньше, владея л„гонькой лодочкой, я никогда не отваживалась высовываться далеко. Да и незачем было. Когда берег уже совсем отодвинулся и начал прятаться в редкой серенькой дымке, я раскрыла припас„нный мешок и вытащила ч„рного петуха. Непокор„нная птица тотчас метнула клювом мне в руку - я едва успела отд„рнуть. К жилистым лапам был привязан камень. Этого драчливого я выменяла на полное решето плещущих карасей. Всем хорош был горластый, но хозяева ловили его чуть ли не с радостью: не давал проходу малым ребятам, злого пса не пускал из конуры. Я разглядывала тугой малиновый гребень, роскошный переливчатый хвост и предвидела: ныне уже восплакали по нему, в самую крепость кинулись выручать... пусть опять выдирает наседкам перья из спин, взлетает на голову самому хозяину и хозяйке - утро не утро без хлопанья его крыл, без оглушительного гортанного крика! Кто встретит ясный рассвет, кто прогонит злобную нечисть, рыщущую в ночи?.. Я взяла петуха, подняла камень и пошла на нос корабля. Здесь качало заметно сильнее, чем на корме, палуба под ногами дыбилась и ныряла. Славомир баял мне, хмурое Нево рождало совсем особенную волну, не такую, как их Варяжское море. Тут, говорил, нужна особенная сноровка, иначе немудрено и пропасть. Он вс„ знал про море и корабли. Я с ужасом чувствовала, как вздымалось и опадало что-то в желудке. Я не чаяла скорей ступить снова на твердь и смутно тешилась только тем, что воевода, державший правило, впервые взял его в руки в тот год, когда я родилась. Белая пена вспучивалась и разверзалась перед форштевнем, холодные брызги били в лицо шумным дожд„м... Глубоко подо мной, в зел„ных хоромах, пировал в торжественной гриднице Морской Хозяин. Он видел корабль, знал на н„м новую душу и ждал подношения. Я как следует размахнулась и кинула петуха в море, как можно дальше за борт. Могучие, в голубой окалине крылья тотчас развернулись и ударили с такой яростной силой, что я поневоле перепугалась - взлетит!.. Нет, не взлетел. Камень косо упал под гребень волны, скользнул в глубину. Широкие крылья ударили ещ„ раз, уже по воде... и пропал огненный гребешок, исчез пышный выгнутый хвост. Я долго смотрела на беспокойные хляби, где и кругов уже нельзя было различить, и представляла, как мой петух уходил вс„ дальше в пучину, паря над мглистыми долами и озираясь, как подплывали к нему любопытные рыбы и отбегали, страшась сердитого клюва... как, наконец, он спустился на самое дно, возмутив ш„лковый ил. Станет похаживать по двору, покл„вывать червяков и водяную траву... веселить Морского Хозяина звонкой утренней песней! Славомир - говорил нам, молодшим: есть люди, которым любой шторм нипоч„м. Он сам был из таких. Мальчишкой дивился, когда другие метали съеденное за борт, - ему, вес„лому, при любой качке только давай хлебца с жирной жареной рыбой, вмиг убер„т, попросит ещ„. Есть иные бедняги, по двадцать лет моря не покидают, и все двадцать лет море их бь„т. Оттого людям кажется иногда, будто Морской Хозяин если невзлюбит, то навсегда. На самом деле не так. Наш воевода лежмя лежал в сво„м первом походе. Привык потом... Славомир про то баял нам на ушко. Чтобы не раскисали, когда станет невмоготу. Ребята гребли, откидываясь на скамьях. Я смотрела, жестоко страдая от зависти и дурноты: вот бы мне хоть один чер„д у весла!.. Опытный Славомир меня упереживал - от качки нет другого спасения, только делом заняться. Делом, любо сказать!.. Ой, зря я тогда не пошла к нему, подумаешь, за руку взял бы, спросил, скоро ли вместе поедем рыбу ловить... Может, принял бы к себе на корабль да и сжалился, велел ребятам подвинуться... Мстивой не миловал никого, а меня и подавно. Небось, только ждал, чтобы я распустила слюни и сопли, испачкала скобл„ную палубу, запросилась на бережок... Вот каким кисел„м расползалась моя твердокаменная решимость. Мне смертно хотелось на берег, и даже не просто на берег - вовсе домой, в родное тепло, к материным милым коленям... Ой мне! Я нацепила воинский пояс, я силилась угадать, не струшу ли в битве, - а и немного понадобилось, уже заскулила, прав был воевода, что даже в отроки брать меня не хотел! Я крепила себя, растравляла гордость обидами и почему-то очень ждала, чтобы гребцы с

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору