Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Сем Мария. Валькирия -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -
ом, что сужу почти равнодушно, ведь вс„ это не шло ни в какое сравнение с пережитым во сне. Ну убьют. Ну велят сидеть между кметями. Какая разница, ведь я вс„-таки успела к Тому, кого я всегда жду. *** И когда молчаливые воины отперли двери, он незримо шагнул со мной через залитый утренним светом порог. Я чувствовала его руку у себя на плече. Я спустилась в яму и была по пояс засыпана холодной земл„й. Взяла палку и щит... Велета потом говорила, вид у меня был ужасно дал„кий и безразличный, они волновались со Славомиром, решили - это от страха. Они не посмели вмешаться. Сам вождь не посмел бы, даже если бы захотел, потому что моя жизнь или смерть зависела не от него и не от девятерых избранных, шедших меня убивать... Ш„л с ними Перун. А со мною был Тот, кого я всегда жду. Стоит ли подробно рассказывать, как они один за другим вскидывали тяж„лые копья, метя меня пригвоздить?.. Я, во всяком случае, не много запомнила. Я извивалась и перехватывала свистящие наконечники окраиной щита, Отбивала их палкой и уворачивалась. Кажется, воевода и в самом деле не зря кормил меня целых полгода. Девятому воину я прямо подставила щит, а когда он ударил, добавив свой вес к силе размаха, - вывернула руки и наклонилась, и копь„ глубоко ушло в землю рядом со мной, а кметь начал падать и успел себя подхватить лишь потому, что воевода кормил его гораздо дольше, чем меня. Смотревшие закричали. Я узнала голос Велеты. Кажется, мои глаза бестолково метались по лицам, не мешкая ни на одном. Может быть, я надеялась увидеть Того, кого я всегда жду. Я увидела воеводу. Он не смотрел на меня. Опустив голову, он разглядывал серую пыль у себя под ногами. Я снова подумала, а надо ли лезть туда, куда меня не пускали... и надо ли радоваться, что сравнялась с Яруном и остальными парнями. Я решила вылезти и стала разбрасывать горстями песок. Два воина, что отпирали-запирали двери в клети, подошли и вытащили меня из ямы. Вс„, что ни делают добрые люди, вершится именно так по завету Богов, впервые сделавших это на самой заре врем„н, когда не было горя и смерти и мир не точили слепые черви вражды. Боги научили пращуров, а пращуры уже нас. Этим заветом мир держится, им он крепок, вечен и свят. Им он будет стоять, пока дети не разучатся поступать, как поступали отцы - по-Божески... Хочешь поставить под небесами просторный бревенчатый дом - помни, как Боги уряжали когда-то вселенную: о четыр„х сторонах, с верхом и низом. Хочешь верной любви - помни, вы двое лишь отражение Неба с Земл„й, вечно вглядывающихся друг в друга. А хочешь быть воином, выдержи поединок, который судьба подарит в т„мном лесу. Затем что самый первый поединок свершился между Перуном и Змеем Волосом. Побежд„нный Змей пал в сырые пещеры и стал зваться хозяином всех подземных богатств. Говорят, он по-прежнему не разумеет зла и добра, но, однажды крепко напуганный, побаивается вновь принимать сво„ чудовищное обличье и больше ходит на двух ногах и в одежде, как человек. Говорят также, сто лет назад молодым воинам в Посвящении попадались навстречу всякие страшные дива и бились не на живот. И лишь того осеняло знамя Перуна, кто смел повторить его подвиг, кто сам становился Перуном в священном бою - хотя бы на миг... Нынче не то. И нас, нынешних, вряд ли кто вспомнит - были, мол, люди. Нас посылали не в тридевятую землю, не за головами страшилища - всего-то оружие в крови омочить... Я сидела в клети ещ„ полных три дня и три ночи, и вс„ это время меня ничем не кормили. А рядом со мной на полу лежал меч. Совсем не плохой меч, с длинным железным лезвием, окованным сталью. Прежде, отроками, мы брали мечи из одного сундука, кому какой попад„тся. Этот будет моим собственным, если смогу его заслужить. Когда опояшут меня, Яруна да и других, наших добрых мечей ещ„ долго никто не увидит отдельно от нас. Это пыл молодости, пыл вновь посвящ„нных, жаждущих поскорей себя показать именно оттого, что крепкой веры в себя ещ„ нет. Старшие воины держались много спокойней. Они отшучивались от насмешек, способных взъярить любого из молодых. И оружие надевали только для дела. Когда ещ„ мы станем такими. Мой меч защитит меня в битве, а понадобится, и в суде, если снова вздумают оговорить. Ночами он будет висеть надо мной на стене, отгоняя тяжкие сны. А от меня потребуется одно - чтобы не ржавел он от сырости, от небрежения или бесчестья. ...Кто не слыхал о страшных мечах, способных разить по собственной воле? О тех, что вещают человеческим голосом, предвидя близкую рать и гибель хозяина, и отказываются уходить в ножны, пока не отведают крови? Их закапывают в курганы, но даже из-под земли они продолжают тянуть к себе отчаянных, готовых на вс„... Мечи рождаются в кузницах. Иногда сразу - заклятыми. Наверное, страшно ковать такие мечи. Вс„ равно что рожать и растить сыновей нарочно для мести. Мне об этом рассказывали, но сама бы я не смогла. А впрочем, вс„ без толку рассуждать, смогла, не смогла бы, ведь это смотря какая обида, может, меня ещ„ толком-то не обижали... У всякого меча своя повадка, свой нрав. Мой был чистым младенцем, он не помнил и не знал ничего. В н„м ещ„ не поселилась душа, не завелась та особенная холодная жизнь, присущая старым мечам. Душа вникнет в него с кровью, которую мне удастся пролить. Мой меч станет таким, каким я его сделаю. А можно ли доискаться чести оружием, принявшим кровь и недоуменную муку безвинного?.. Я разыщу озеро во впадине между лесными холмами, круглое озеро с зел„ной водой. Я раздвину шепчущие камыши и войду в воду по пояс, и ш„лковые пиявки заснуют у голых лодыжек. Не спущу тебе, - ш„потом скажу я своему отражению в ч„рной торфяной глубине. Ударю его несколько раз, и оно будет обороняться. Мать-вода запомнит, как я обагряла свой меч. Она не станет болтать, хоть потому, что и ей перепад„т несколько капель. А руку или ногу не обязательно кому-то показывать. Иногда я брала меч и принималась скакать по клети рубя невидимого врага... В три дня от голода не ослабнешь, но если вс„ время лежать или сидеть, а потом сразу вскочить - ни рук, ни ног не найд„шь. ...Мне развязали глаза далеко от крепости, в хорошем сосновом лесу. И сразу, на расстоянии в одно древко копья, я увидела кметей, вс„ тех же девятерых, избранных по жребию, вооруж„нных мечами. Они не дали мне осмотреться: шагнули впер„д, дружно замахиваясь, и я кинулась прочь. Я летела босиком по мягкой летней земле, слыша сзади дыхание и топот и стремясь скорей оторваться, исчезнуть в лесу. Я бегала быстро. Уж всяко быстрее этих мужей, налитых негибкой зрелой могутой. И я могла бежать так хоть полдня. То в горку, то вниз. Если только я не споткнусь, они меня не поймают. А я не споткнусь. Сперва от волнения я почти не разбирала дороги, потом стала оглядываться. Я увидела море, блеснувшее между деревьями, и уразумела по солнцу, что гнали меня не к Нета-дуну, а прочь. Этого только следовало ждать. Я прибавила шагу, избирая подлесок погуще, потом несколькими прыжками ушла в сторону и юркнула в сырую мшистую щель между двух валунов. Дедушкина наука. Бежала, бежала - и нет меня. И чтобы листик не дрогнул. Девять воинов прошли мимо. Я слышала их, а одного даже видела. Он озирался. Я перестала дышать... Старый Хаген, ворча о былом, однажды обмолвился: в прежние времена погоня длилась до вечера, и новому воину ещ„ особым образом плели русые кудри и строго следили, чтобы не выбилось ни волоска. Хотя бы пришлось проползать под ветвями, повисшими ниже колена, и прыгать через валежники выше макушки... Я заправила за ухо прядь и подумала, что по тем, истинным меркам в воины я уже не гожусь, что Хаген был прав и теперь вс„ измельчало. А может, не время было виновно, оно, время, ещ„ вс„-таки рождало таких, как Славомир и воевода, таких, как Ярун. Может, вс„ дело в упрямых девках вроде меня, которые лезут, куда их не пускают, творят, что хотят, и не слушают старых, много живших людей, и оттого каждый год гаснет старый огонь и возжигается новый, но мир не может очиститься, не может вновь стать прекрасным и юным... Я наклонила голову и прислушалась, не идут ли назад мои девятеро. И уже не торопясь, рысцой побежала туда, где, по моему понятию, остался наш городок. Бегать с мечом, это тоже наука. Неумелый изо всех сил напрягает кисть, удерживая тяж„лый клинок. Проку чуть, только натрудишь руку до времени. Хаген втолковывал: меч должен вс„ время падать впер„д, а рука - ловить его снизу. Тогда он как будто сам летит впереди, блестя и ныряя в пятнах лесного солнца, ладонь вед„т его, и не надо вс„ время думать о ней. Я теперь знала, где нахожусь. Самый прямой путь отсюда до крепости был берегом моря, но к морю я не пошла, ожидая подвоха. Уж, верно, там грелись на т„плых камушках два-три могучих кметя, против которых мне - как воробьишке против орлов... Нет уж! Я поразмыслила и двинулась кривохожим пут„м между болот. Когда-то, очень давно, когда Сварог не успел ещ„ пропахать Невское Устье, подкравшаяся вода разлилась позади сосновых холмов, легла озером. Теперь там стояли мрачные ельники-корбы, вросшие корнями прямо в ч„рную воду. Хорошего про них не рассказывали. Мало радости соваться в такие места, особенно в одиночку. Как раз встретишь неподпоясанного мужика без бровей, оседлавшего гнилой пен„к - левая нога сверху правой... Врать не хочу, мне было страшно, но деваться некуда - шла. Я знала наверняка, что в корбах сумею избегнуть главного страха: не встречу никого из деревни. Между тем день стоял безоблачный и безветренный. Даждьбог пристально глядел наземь, и от нагретых стволов волнами исходил смоляной жар. Я бежала верховым бором, устланным сухими белыми мхами, горячий воздух ж„г горло, не достигая груди. Рубаха давно промокла от пота, по лицу текло, не спасала и тканая полоска на лбу. Если вернусь жива в крепость - выпью весь квас, какой попад„тся. Я не одолела ещ„ половины пути. Я была терпелива. Потом ноги вынесли меня на поляну, полную вес„лых цветов. В другой день вокруг п„строй тучей взвились бы бабочки, обиженно прогудели шмели, а в босую ступню непременно впилась бы рассерженная пчела... Послушать старого Хагена, в былые доблестные времена посвящаемый должен был на ходу вынимать из пятки занозу или вот жало, и чтобы ни один шаг из-за этого не оказался короче... На поляне стояла почти безжизненная тишина. Я всполошилась, уж не засада ли. Потом смекнула: моя еловая ветка, с зимы висевшая в горнице, наверняка смотрела гибким концом прям„хонько в пол. Будет гроза. Где-то совсем уже недалече катила небесным пут„м тяж„лая колесница Перуна... Уж если попрятались пч„лы, значит, мимо не пронес„т. Вон оно как, подумала я и вздрогнула, захолодев на жаркой поляне. Сам жалует присмотреть, вс„ ли будет честь честью. Стало быть, отразиться в лесном озере мне не дадут. Перуну воевода любимец, не я, ну и что, что при мне дедушкин оберег, громовое колесо... Басни баснями про воинов-девок, а въяве-то... А не затем ли вставала с моря гроза, чтобы меня истребить за великое святотатство, избавить Мстивоя Ломаного от кметя, которого он в отроках-то еле терпел... Никогда прежде я не боялась грозы. Немного попозже, когда я торопливо спускалась вниз, к болотистым корбам, в густой синеве над деревьями поднялась белоснежная кудрявая голова. Я прищурилась: солнце заливало е„ нестерпимыми половодьями света, но блеск был морозным. В сияющей вышине стояла зима. Когда загремит, там можно будет заметить Перуна, правящего вороными конями. Смертному человеку было бы неуютно с ним в облаках, человек привык к ласковой зел„ной земле, к доброму избяному теплу... Может быть, лишь вожди, ходящие между людьми и Богами... вожди горды и грозны, а ведь им и самим бывает, поди, холодно и одиноко... Это мелькнуло мгновенно и позабылось. Не о чем беспокоиться, кроме как о вождях! Последние сосны расступились передо мной, открывая заросшие склоны, где наверняка изобильно водились жирные грузди. Дальше стояли, как лезвия, угрюмые ели. Справа и слева к ним вплотную подступали моховые болота, но ели непреклонно держались, подпирая друг друга - упавших деревьев совсем не было видно. Мне всегда нравилось смотреть на рослый лес сверху, глазами птицы. Может, я даже теперь остановилась бы полюбоваться, но сзади глухо пророкотало, на потную спину легла тень, тяж„лая, как рука. Я оглянулась. Солнце спряталось и бросало косые лучи, светлые над синими крыльями тучи... Неотвратимо летело ко мне клубящееся, бесформенное, страшное - змей не змей, колесница не колесница, и слово-то не вдруг подбер„шь... Пока я смотрела, сверху вниз рогатым копь„м ударила молния, и, почти не отстав, долетел торжествующий громовой раскат. Я втянула голову в плечи и опрометью кинулась вниз. Грозу толкуют по-разному. Одни говорят, это Перун ратится против Змея, вновь выползшего на разбой. Молния - золотой блеск секиры, разящей без промаха. Гром - эхо ударов. Другим гроза кажется свадьбой Неба с Земл„й. Быстрые молнии пронзают большое тело Земли, порождая ликующую, бессмертную жизнь. И стонет, гремит смятый воздух от сладкой муки любви... О грозе хорошо рассуждать тихим вечером, а лучше всего зимой у печи. Но не в бурю, когда разражается над головой то ли свадебный пир, то ли смертная битва, а ты только жд„шь, чтобы пала на виноватую голову десница гневного Бога... Я вс„-таки выискала сухое местечко под елью, отвоевавшей у мхов немного крепкой земли. Ель была вроде той, что осталась ждать меня дома. С таким же шатром у корней и плотными лапами, непроницаемыми для дождя. Я заползла под них, словно в пещеру, и села возле ствола, положив меч рядом с собой. Вся вселенная выстроена Богами вокруг могучего Древа, и неспроста на рассвете врем„н люди получше нас именно так уряжали дома... И если верно, будто у каждого есть свой собственный мир - мой мир тоже стоял деревом, и дерево это была ель. Никогда-то она меня не подводила... Ту, прежнюю „лку я числила своею кровной сестрой. Было дело однажды - скользнула рука с ножом, резавшим сало, и нож воткнулся в кору, извл„к малую каплю смолы. Как же я перепугалась тогда!.. Не чаяла загладить обиды. Мигом смахнула кусочек собственной кожи, прикрыла дереву ранку. И „лочка не затаила т„много зла, ещ„ ласковее с тех пор меня принимала... Я молча смотрела во влажные зел„ные сумерки, стискивая ладонью громовое колесо и прижимаясь к стволу, сохранявшему смолистое утреннее тепло. Необъятный ствол гудел и стонал: высоко надо мною его раскачивала и гнула гроза. Вниз, на дно густой корбы, слетали глухие отзвуки бури, удары тяжкого грома и всполохи лилово-белых зарниц... Перун меня вс„-таки пощадил. Его колесница ломала величественные деревья, медленно удаляясь. Мо„ осталось нетронутым. Золотобородый Бог не хотел моей гибели... а может, предупреждал? Я покосилась на меч, мутновато мерцавший в пот„мках. Сколько мечтала я слушать безудержную грозу, обнявшись под „лкою с Тем, кого я всегда жду!.. Но не ш„л и не ш„л ко мне суровый мой одинец, ведать не ведал, что ради него я из дому сбежала, воином стать решилась ради него... Вот с кем за все муки выпало коротать лесное ненастье - с железным мечом! Я погладила длинное лезвие, ничем не заслужившее обиды. И отвернулась. Комары садились мне на руки и на босые ступни, лезли в лицо, совали носики между нитей одежды. Без толку вс„ время нянчить разные победушки, но иногда нельзя удержаться. Я закрыла глаза и вспомнила дом. Меня редко радовали такие воспоминания, по смерти деда там вправду случалось немного вес„лого. Но тут откуда-то поднялось, встало перед внутренним оком, как я была маленькой и болела, лежала простуженная с жестоко саднящим горлом и ледяными почему-то ногами. И мать, напуганная, кутала меня в одеяло, варила с травами молоко, шептала над ним. Ласковый кот приходил меня согревать, сворачивался то у шеи, то на животе. Дедушка мазал мне между ключицами растопленным воском, чтобы не кашляла, а однажды, к ужасу матери, взял и рассказал ту самую баснь... Как же мы все тогда любили друг друга, подумала я, сдувая с себя и убивая на себе комаров. А сестр„нки, хоть и Бел„на! Дом!.. он и есть дом, ничто его не заменит. Почему-то вблизи этого не разглядеть, только издалека. Когда утратишь. И наверняка самому заскорузлому кметю, давно потерявшему сч„т убитым врагам, даже ему нет-нет да и вспомнится родная изба, нет-нет да и выплывет из-под других памятей - о дружинных домах, о знаменитой добыче... Я насторожилась, склонила голову, слушая затихающий дождь. Показалось, будто в шуршание капель вплелись чьи-то шаги. Шорох не повторился, я снова откинулась к дереву и тут обнаружила: моя рука сама, без отдельной на то мысли, успела схватиться за меч. Вот так. Скоро я безоружная сама себе голой буду казаться. Не того ли хотела? ...а может, покуда не поздно, вс„ бросить и кинуться обратно домой? Зачем бы мне это, подумала я с изумлением, - оружие, воинский пояс и черепа датчан над воротами? Покуда цела голова на плечах, покуда сама ничего ещ„ не натворила такого, чтоб вскрикивать по ночам... Дома сво„, дома дедушкина могила, дома Водяные с Омутниками и те за меня встанут, дома вс„ уж как-нибудь обойд„тся... Дождь кончился. Тяж„лые капли ещ„ срывались с вершин, звонко плюхались в болотную воду, а под „лкой что рассвело: снаружи глянуло из-за туч умытое солнце. Я ещ„ раз прислушалась. Нет, никого. Я осторожно раздвинула мокрые лапы и вылезла. - Спасибо, добрая, - поклонилась я „лке. Дерево кивнуло и вылило мне за шиворот пригорошню чистой воды пахнувшей молодой хвоей и свежестью. Я взяла меч и пошла дальше по мягкому зел„ному мху, обнимавшему ноги до щиколоток. Пасмурным дн„м, особенно осенью, в болотистой корбе хоть удавиться. Походишь-походишь между осклизлыми, позеленевшими, голыми снизу стволами, по каким-то гнилым жердям, проваливающимся под ногой... и покажется, будто Лешие в сотый раз вывели к тому же самому дереву, и завертится над головой косматое серое небо, ни света, ни радости - лишь сиплая перебранка ворон! Совсем иначе летом после грозы. Стояло вокруг нарядное войско в блестяще-зел„ных кольчугах, на кончике каждой хвоинки висело по капле, и каждая капля хранила в себе опрокинутый мир. Между вершинами ещ„ летели сизые клочья, и по лесному ковру проносились в стремительной пляске пятна и полосы неугасимого света. Пернатая жизнь в тысячу голосов гремела вокруг, прославляя воскресший солнечный праздник. И если бы встретился Леший, наверное, он бы спросил, далеко ли иду, и ласково проводил... В корбе не очень побегаешь. Я шла, оступаясь, хватаясь за ветки и держа меч наготове. В изумрудной мякоти за мной оставались глубоко впечатанные следы. *** Кто сказал, что Перун всегда был воинским Богом? В начале врем„н его гром ликовал и славил новую жизнь, зарождавшуюся под т„плыми ливнями... И стал страшен только тогда, когда выполз чешуйчатый ворог и погубил, похитил любовь... Пиявки что, пиявки полдела. Пиявок боятся малые дети. А ну подплыв„т, извиваясь в ч„рной воде, живой волос, шерстинка, оброненная зверем у водопоя и кем-то подобранная, надел„нная злой, бессмысленной жизнью?.. Кольн„т и всос„тся под кожу, и станет грызть ме

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору