в мелкую монетку,  я
отказывался от их услуг Не то чтобы я хорошо знал топографию этого
счастливого  города,  но найти мой отель было  весьма  несложно  -
разнообразнейшее  бряцание струн и многоголосое бельканто  служили
надежным  ориентиром Понимая, что если войду  в  дом  с  парадного
входа,  то  неминуемо подвергнусь насильственному  воспеванию,  я,
кутаясь в плащ, решил проникнуть в отель через черный ход Но  едва
завернув  за  угол, мне пришлось резко затормозить: возле  калитки
толпилась  кучка  экзальтированных юношей в  вычурных  нарядах,  в
нетерпении напиравших на дверь "Что за черт?" - пронеслось у  меня
в голове.
     -   В  очередь,  благородные  сеньоры!  Не  толкайтесь! -   в
изумлении услышал я знакомый голос Лиса - Не больше одного куска в
руки! Ну куда вы лезете! Я же вам сказал, не больше одного куска
     Послышалось характерное звяканье монет.
     - Ну ладно, только для вас. Носите на здоровье!
     -  Лис,  что  происходит? - переходя на  мысле-связь,  зловеще
прошипел я
     -  Прекрасный  город! - жизнерадостно отозвался мой  напарник,
начисто  игнорируя угрозу в моем голосе - Никогда  не  думал,  что
обустройство гардероба прекрасной дамы - такая выгодная затея!
     -  Не  понял  тебя - моя рука инстинктивно нащупала  на  поясе
мешочек с деньгами, только что полученными в конторе Амальфи
     -  Еще  бы  не понял! - хохотнул Рейнар. - Это у вас семейное!
Эта  глупая девчонка, твоя сестра, считай, чуть улицу солидами  не
посыпала!
     -  Да объяснишь ты наконец - начал я окончательно выходить  из
себя.
     -   Объясняю.  Лауре  пошили  три  платья,  не  считая   прочих
аксессуаров.  Местное трубадурное рыцарство в припадке  куртуазной
горячки  ринулось  за  сувенирами Ну знаешь там,  обрезки  всякие,
кусочки тесьмы и прочие лохмотья, которые здесь принято вешать  на
себя   Модистки,  понятное  дело,  начали  втихаря  приторговывать
бесценными фетишами. Инельга, которую эти патетические  вопли  под
окнами окончательно вывели из душевного равновесия, засекла их  за
этим  недостойным  делом  После чего, решив,  видимо,  что  она  в
осажденном  замке, собралась полить публику чем-то  вроде  горячей
смолы Но поскольку таковой в наличии не оказалось, баронесса  чуть
не  вывернула на голову осаждающих корзину с обрезками Но  я,  как
всегда,   подоспел  вовремя!  -  закончил  Лис  свое   пространное
объяснение
     -  Ну  а  ты,  добрейшей души человек, проникся, - саркастично
ответил я
     -  Да, я проникся, - гордо отозвался гайренский менестрель -  И
монополизировал  торговлю лоскутками И  каждый,  заметь,  идет  по
солиду  За  вычетом расходов на материал и работу портных,  чистой
прибыли у нас уже пятнадцать солидов, - торжествующе подытожил  он
     - А у тебя как дела?
     -  Я  нажил  себе  сегодня еще одного  смертельного  врага,  -
устало ответил я. - Сережа, я был бы рад очутиться дома.
     -  Ща,  нет проблем Вальдар, погуляй еще минут десять, лоскуты
уже заканчиваются... - просительно добавил он.
     Я  молча отключил связь, сворачивая в ближайший переулок.  За
своей спиной я услышал:
     -   Все,  господа!  Лоскутов  больше  нет!  Расходитесь'   Мы
закрываемся!
     Попав  наконец в отель, я был атакован двумя раскрасневшимися
от  радости  подругами,  которые наперебой начали  демонстрировать
свои  новые  наряды.  Я  старался выглядеть галантным  и  веселым,
наговорил  Лауре  и  Инельгердис  кучу  комплиментов,  однако  обе
девушки  сразу  почувствовали  мое тягостное  настроение.  Инельга
велела подавать ужин и под каким-то предлогом тактично убралась из
комнаты, оставив нас наедине.
     -   Что-то  случилось,  милый?  -  встревоженно  спросила  моя
невеста.
     -  Да,  -  кивнул  я.  -  Я  передал  письмо  Филиппа  Августа
королеве...
     -  И  что?  -  тревожась  все больше, поинтересовалась  Лаура-
Катарина.
     -  Пока не знаю... - задумчиво произнес я, привлекая ее к себе
и  гладя по мягким кудрям. - Но нам как можно скорее надо ехать  в
Арагон.
     -  Завтра вечером дядя Раймунд устраивает празднества  в  нашу
честь...  -  просительно  глядя на  меня  снизу  вверх,  протянула
принцесса. - Я так хочу поучаствовать в них...
     -  Да,  -  утвердительно кивнул я. - Конечно. Мне не  хотелось
участвовать  в  празднествах. Больше всего в эту  минуту  я  желал
схватить  в охапку свое черноглазое сокровище и, вскочив в  седло,
мчаться,  сломя  голову,  туда, где мы могли  рассчитывать  на  от
носительную  безопасность,  - в Барселону.  Ибо  из  всех  опасных
хищников, встречающихся в природе, самыми опасными была и остается
оскорбленная  несчастная  женщина. А Элеонора  французская,  кроме
того,   что  являлась  королевой,  была,  безусловно,  незаурядной
личностью.  Но  моей  прекрасной принцессе так  хотелось  показать
тулузцам новые платья...
     Следующий   день  начался  поздно.  Поднявшись  где-то   около
полудня,  я  узнал,  что  одно высочество, как  истинная  испанка,
заявив,  что во время сиесты просыпаться бессмысленно, валяется  в
постели, второе  же,  примерная дочь вестфольдского народа, с самого  утра
терроризирует  торговца лоскутками и требует от него  фехтовальных
упражнений.
     Посвятив весь остаток дня сборам, ввечеру мы, принаряженные  и
благоухающие,  словно  майская  клумба,  отправились   во   дворец
Раймунда  Тулузского. Правда, мне стоило больших трудов  уговорить
Инельгердис не оставлять меня в сей трудный час.
     -  Не  пойду  я  туда! Чего я там не видела! - упрямилась  моя
сестра.
     -  Ну,  Инельга, мало ли... Там весело будет... Музыка, танцы,
     - неубедительно уговаривал я упрямого отпрыска рода Камдилов.
     -  Там  этот  придурок будет! - уже конкретнее выразилась  моя
сестричка, гневно сверкнув глазами. - Я не могу, когда он на  меня
так смотрит!
     -  Ну и что9 - сочувственно кладя руку ей на плечо, спросил я.
     -  Я  на местное рыцарство вообще без содрогания смотреть не могу.
Но  этикет есть этикет. К тому же кто-то, кажется, что-то  говорил
про благопристойность?
     Двор   графа  Тулузского  поражал  великолепием  и   пышностью
Куртуазные   кавалеры,   увешанные   музыкальными   инструментами,
шарфиками  и рукавами от платьев дам своего сердца, и  сами  дамы,
томно   вздыхавшие  и  закатывавшие  глаза  по  малейшему  поводу,
заставляли меня с ностальгией вспоминать суровую простоту северных
нравов
     -  Прэлэстно, прэлэстно, - отбивался Лис от молодых дарований,
сующих ему под нос свежесочиненные сирвенты и требующих одобрения.
На  левом фланге с мрачной безысходностью во взоре и рефлек-торно-
дружелюбным оскалом держала оборону Инельга
     -  Моя дама смотрела на меня с такой нежностью, - декламировал
Пейрэ  де Уэска, стоя в непосредственной близости от нашей группы,
     -  что казалось, будто сам Бог улыбается мне. Один такой взор моей
дамы,  дслдя  меня  счастливейшим на свете,  приносил  мне  больше
радости,  чем попечительнейшие заботы 400 ангелов, что  пекутся  о
моем спасении.
     При  этом  пылкий  юноша  старательно не  смотрел  на  предмет
своего  обожания,  что, как я понял, являлось высшим  пилотажем  в
этом  обществе.  Комфортно здесь себя чувствовала одна  принцесса:
она  танцевала,  мило  улыбалась рыцарям, в общем,  веселилась  от
души.  После  роскошного ужина граф Раймунд Тулуз-ский громогласно
объявил,  что  по  случаю  прибытия высоких  гостей  и  "чудесного
избавления   своей   племянницы  из  лютого   плена"   назначается
состязание трубадуров. (Лис, записавшийся в свору выступающих  под
таинственным  именем шевалье д'Эсхар, язвительно прокомментировал
происходящее странным:
     "КСП"!)
     Впрочем, меня на этом балу заинтересовало совсем другое. Граф
Раймунд VI казался слишком весел, чтобы в самом деле быть таковым.
Однако выяснить причину этого беспокойства я не успел.
     Мы  расселись  полукругом  на  золоченых  табуретах,  кавалеры
заняли  свое место на мавританских подушечках у ног своих  дам,  и
"зазвенели  струны".  Первые две песни я мужественно  перенес,  не
подавая виду. Однако же, услышав от очередного исполнителя, что:
     "Амор  есть дух, влюбленный в красоту, Из ока в око скачет,  а
засим  Бросается одним прыжком большим Из ока в душу,  из  души  в
пяту",  я  понял,  что  мой  организм  нуждается  в  отдыхе,   и,
зафиксировав  на своем лице выражение доброжелательного  внимания,
прикрыл глаза рукой и задремал.
     -  Проснись,  Вальдар! Фу, как неприлично! В конце  концов,  о
тебе  поют! - шептала Лаура, незаметно дергая меня за рукав.  Я  в
ужасе  открыл глаза. Прямо передо мной стоял собственной  персоной
Гарсьо  де Риберак и, томно закатив глаза, выпевал историю о  том,
как  мы  втроем  -  он, я и немножечко Сэнди - вдребезги  разнесли
пиратское гнездо на острове Сен-Маргет.
     - Это правда? - прошептала Лаура.
     -  Нет,  -  так же шепотом ответил я. - Я думал, тебя похитили
пираты,  ну  и  нанес  им  визит.  Тебя  там,  понятное  дело,  не
оказалось,  но  их  главарь  был  столь  любезен,  что  согласился
освободить твоих девушек и доставить их в Барселону.
     На  лице  принцессы отразилось заметное разочарование. Риберак
сладкозвучно пел. Я начал тихо закипать, рука моя стала  совершать
судорожные движения в поисках кинжала.
     - Ты чего? - услышал я голос сестры.
     -  Я  не  в  состоянии слушать дальше эту галиматью! -  злобно
прошипел я.
     -  Успокойся, не глупи! - Инельга незаметно схватила  меня  за
руку. - Он же поэт, что с него возьмешь!
     Наконец  Гарсью  одним ударом уложил последнюю дюжину  пиратов
и, к моему величайшему наслаждению, заткнулся.
     -  Ну  вот  и все, - тихо прошептала Инельгердис, успокаивающе
поглаживая мою руку. Но это было еще не все...
     Молодой  граф  де Уэска поднялся со своего места  и  вышел  на
середину залы.
     -  Капитан,  напомни  мне после бала вернуть  этому  отпрыску
Плантагенетов  медальон  отца, - внезапно раздался  по  мыслесвязи
голос Лиса. - А то неудобно как-то...
     Отпрыск  Плантагенетов между тем опустился на одно колено  и,
глядя честными влюбленными глазами на замершую Инельгу, объявил:
     -  Эту  балладу я посвящаю даме моего сердца, чей взор дарует
прохладу в знойный полдень, подобно студеной воде из горной речки.
И ни в доблести, ни в красоте я не знаю равных ей!
     Я   вздохнул.   Юнец  явно  напрашивался  на   десяток-другой
поединков  ради серых глаз моей сестры. Она сидела  ровно,  словно
была  облачена  в  доспехи, и лицо ее было  напряжено,  как  перед
последней схваткой.
     - Это предание я нашел в древних рукописях, - продолжал Пейрэ
де Уэска. - Оно повествует о героических предках наших гостей.
     Зал   встретил  эту  новость  бурей  восторга.  И  юноша  без
дальнейших   предисловий  запел.  В  балладе,  как  я   догадался,
повествовалось о штурме замка, пережитом когда-то нашей  бабушкой,
имя  которой носила Инель-га. Первые несколько строф  я  слушал  с
вежливым  интересом,  отмечая вполне сносную  поэтическую  технику
юноши, но затем...
     -  Что?! - вполголоса возмутилась Инельга. Я прислушался. "Нас
было  двенадцать  у старых стен. Растущих из серых  скал,  И  наши
клинки испытали те. Кто смерти в бою искал".
     - Это он о чем? - прошептал я. - Я пропустил что-то важное?
     - О братьях нашей бабушки! - был ответ.
     -  Какие  братья? - резонно возмутился я, почему-то  вспоминая
Сен-Маргетского Аббата. - Она же вроде единственная дочь?
     -  Ты  что, не слышишь - их было двенадцать! "Но прежде чем  в
землю   навеки   лечь,  -  ничтоже  сумняшеся   продолжал   пылкий
воздыхатель,  - Исполнили долг до конца, И наша сестра  подхватила
меч, Упавший из рук отца".
     -  Он, видимо, не знает, - с нехорошим спокойствием прошептала
мне Инельга, - что нашего прадеда звали Хаген Большой Топор и меча
он отродясь в руки не брал!
     Между тем сражение продолжало кипеть в возбужденных мозгах  де
Уэска.  Наша  бабушка уже благополучно укокошила  короля  викингов
Гуральда Длиннобородого, с легкостью неимоверной пробилась  сквозь
строй  его кометов и тут же возглавила народное ополчение. "Я  вам
во  сто  крат заплачу долги! Моих вам не видеть слез! - Ведьма!  -
шептали о ней враги. - И в ночь ее конь унес..." - вещал от  имени
бабушки  Инельгердис экзальтированный юноша. Многие в зале глядели
на  девушку с завистью и восхищением. Я заметил, что на  скулах  у
моей сестры уже выступили красные пятна, и тихонько сжал ее кисть.
     - Успокойся, Инельга..
     -  И  когда только успел написать... - с oi чаянием  в  голосе
прошептала она. - Вот же дура, рассказала ему... Но как переврал!
     Когда  же арагонский гранд прекратил бряцать оружием  и  дошел
до  лирической  сцены знакомства Инельгердис с неким  рыцарем,  по
утверждению  пиита,  сыном невинно убиенного  Гуральда,  баронесса
Шангайл не выдержала.
     -  На  что  намекает этот напыщенный петух? Наша бабушка  была
просватана  за  дедушку  с рождения, и в  наших  жилах  нет  крови
гнусного рода Гуральда! - сдавленно прошептала она.
     -  Тихо,  Инельга! Это поэтическое преувеличение. Он же  поэт,
что с него взять? - повторил я ее собственные слова.
     -  Я  его  убью, - убежденно прошептала она. Жизнь  племянника
испанского  короля была спасена самым неожиданным  образом.  Двери
парадной залы распахнулись, и на пороге появился запыленный  гонец
с  окровавленным рукавом и лицом, серым от боли и  усталости.  Все
присутствующие замерли, в ужасе глядя на него. В возникшей  тишине
жутко прозвучали его негромкие слова:
     -  Ваша  светлость!  Симон де Монфор  перешел  границу.  Замок
Монреаль пал...


ГЛАВА 28

     Из  всех пороков, опасных для государственного
     деятеля, самый пагубный - добродетель. Она  толкает
     на преступление.
     А Франс

     В полнейшей   тишине  со  своего  резного  кресла,  держась   за
подлокотники,  поднялся  граф  Раймунд  Тулузский  и  охрипшим  от
волнения голосом спросил:
     - Как это случилось?
     Гонца  буквально шатало от усталости, он оперся о косяк  двери
и, с жадностью опустошив поднесенный ему кубок, заговорил:
     -  Они напали утром, еще до рассвета. Сеньор де Монреаль и еще
восемьдесят рыцарей были захвачены без доспехов и оружия. Граф  де
Монфор велел их всех повесить.
     По залу прокатился возмущенный ропот, многие рыцари
вскочили с мест.
     - Повесить?! - глаза графа Тулузского налились кровью.
     -  Да, ваша светлость, - тихо, но четко ответил посыльный. - А
сестру  господина де Монреаля негодяи бросили в колодец и закидали
камнями, крича при этом, что та же участь постигнет всех еретиков.
     -  Проклятие!  -  взревел Раймунд, вмиг  теряя  всю  свою
куртуазность. - Чертов де Монфор! Где эта французская сука?!
     Оживление в зале достигло высшей точки, самые воспитанные дамы
не   замедлили  картинно  рухнуть  в  обморок  при  словах  своего
сюзерена;  благородное  рыцарство,  частично  вспомнив   о   своих
вассальных обязанностях, воинственно хмурило брови и хваталось  за
оружие.  Представители же изящной словесности во  главе  с  грозой
пиратов Рибераком в тоске и печали ломали руки, издавали ужасающие
стоны  и  вопли скорби, в общем, создавали подходящий случаю  фон.
Бледный мажордом, трясущимися пальцами сжимающий свой жезл,  вышел
вперед и, преклонив колено, объявил:
     -   Ваша   светлость,   ее  королевское  величество   Элеонора
Французска с сыном, не объявляя причин, отбыли вчера днем.
     -  Отчего  же ты сразу не доложил мне, негодяй?! -  загрохотал
граф над головой бедняги.
     -  Не  гневайтесь,  ваша светлость... -  пролепетал  слуга.  -
Вчера  весь день и всю ночь вы бьши заняты обсуждением договора  с
провенскими  баронами. - Бледное осунувшееся лицо  графа  Раймунда
буквально  посерело. Я побоялся, что сейчас его  светлость  хватит
удар.  Однако, несмотря на предынфарктное состояние,  он  старался
держатьсямолодцом.
     -  Господа  рыцари! - негромко, но решительно  начал  граф.  -
Лютый  враг  угрожает нашей прекрасной стране. И пусть  каждый  из
вас,  будь  он католик или катар, вспомнит о данной им  присяге  и
поднимет свое знамя рядом с моим! В Лангедоке каждый верует в  то,
что для него свято. А потому наш долг...
     Раймунд  не  договорил.  Видимо, некто,  распределяющий  удары
судьбы,   был  сегодня  особенно  недоброжелательно   настроен   к
властителю Тулузы.
     -  Не  удерживайте  меня!  - раздалось  из  коридора.-  Вы  не
смеете! Я легат святейшего папы!
     -  Картина  Репина  "Не ждали", - почесав  затылок,  по-русски
прошептал Лис. - Вот тебя как раз тут недоставало!
     Мое  сердце  ухнуло куда-то вниз, я вцепился  в  тугой  ворот,
пытаясь  растянуть шнуровку. "Ну вот и началось!"  -  мелькнуло  у
меня  в голове. В дверном проеме материализовалась тощая фигура  в
белой   сутане  цистерианца,  неуловимо  напоминающая  привидение.
Взлохмаченные черные волосы вокруг тонзуры, большие горящие  глаза
религиозного  фанатика... Петр де Кастельно  собственной  персоной
широкими  шагами  двинулся напрямик через залу, прямо  к  престолу
графа Тулузского. Благородное общество притихло, словно испуганные
птицы перед бурей. Лицо графа пылало яростью.
     - Чем обязан вашему присутствию? - сквозь зубы процедил он.
     Папский   легат  остановился  в  пяти  шагах  от  Раймунда   и
разразился гневной тирадой.
     -  Граф!  Пора наконец объявить, друг вы или враг, покровитель
еретиков  или  нет. Если вы не расположены к ереси,  разите  ее  в
сердце,  ибо  она,  как  язва, пожрет все  ваши  домены!  Если  вы
привержены  еще святому престолу - немедленно удалите из  армии  и
земель своих всех еретиков! - пронзительным фальцетом завершил он.
     -  Удалить? - нехорошим голосом переспросил граф, сдерживающий
себя  с большим трудом. - Катар или католик, что мне за дело! Лишь
бы  он  был  предан и храбр в бою. Изгнать еретиков в этот  час  -
значит  подставить свою шею под меч Симона де Монфора.  Дайте  мне
окончить  войну,  и  я сделаю для церкви все,  что  могу,  -  граф
небрежно махнул рукой. - Ступайте!
     Петр гордо выпрямился.
     - Эти обещания я слышал много раз. Своей нерешительностью,
граф, вы погубили себя в глазах святой церкви и всего
христианского мира. Я обвиняю вас в прямой защите ереси! -
буквально взвизгнул он.
     - Вздор! - заорал граф. - Я терплю ее, и только! Но все слова
здесь уже были излишни. Колесо истории вертелось вовсю,
перемалывая под своим ободом людские судьбы. Де Кастельно, в
экстазе прикрыв глаза, вещал давно заготовленную речь. Все мы,
замерев, слушали его слова.
     - Теперь, граф, я объявляю тебя клятвопреступником и
беззаконником, гнев Божий да разразится над тобой. Я отлучаю тебя
от церкви. На всех землях твоих отныне интердикт. С этого дня ты
враг Бога и людей, и тот, кто свергнет тебя, поступит справедливо,
очистив престол, опозоренный еретиком!
     - Повесить негодяя! - закричал в бешенстве Рай-мунд
Тулузский.
     - Именем святого посланничества моего, которое меня осеняет,
я запрещаю всякому поднять руку на помазанника Господа! - с
неожиданной силой промолвил Петр де Кастельно и вышел из залы. Все
были настолько поражены происшедшим, что никто и не подумал
двинуться с места.
     - Лис! - толкнул я своего напарника. - Действуем очень
быстро! Бери Сэнди и двигайся за святым отцом. Глаз с него не
спускай. Не дай Бог с ним что-то случится! При малейшей попытке
нападения на этого сумасшедшего легата нападающих локализовать. Но
так, чтобы кто-то из них остался жив. Крути его, верти, хочешь - в
узел завязывай, но он должен признаться перед Петром де Кастельно,
что подослан Аббатом Аббатов.
     - Понял! - Лис дернулся, чтобы уйти.
     - Стой, я не договорил, - продолжал я быстро шептать ему. -
Дальше хватай пастыря Божьего и волоки к холму, помнишь, тот, что
виден от южных ворот. Там еще старая разрушенная бастида. В разва
линах засядешь