ь моя! - стонал в полузабытьи раненый.
     -   Лоба...   Это   по-провансальски  волчица,   что   ли?   -
автоматически  перевел  Рейнар. - Фу,  зоофил  какой-то!  -  он  с
отвращением взглянул на спасенного.
     -  Да  нет, Лис, не преувеличивай, - осадил я фантазию  своего
друга. - Скорее всего это женское имя.
     Как   бы   в  подтверждение  моих  слов  раненый  застонал   и
разразился потоком маловразумительных сочетаний:
     -  О, Лоба! Майская Почка... Сад Пряностей... Сторожевая Башня
Радости!  О-о... Любовное Гнездо Сердца, Груз Счастья...  Зернышко
Сладкого Миндаля... - шептал он. Лис изумленно уставился  на  лицо
молодого человека и пощупал его лоб.
     - Бредит, бедняга...
     -  Нет,  Лис,  ты опять ошибаешься. Ты не знаешь нравов  этой
страны,  - печально промолвил я. - Тебе еще предстоит узнать,  что
такое куртуазная поэзия...
     Подоспевшая   Лаура  с  полосами  холстины  захлопотала   над
несчастным, перевязывая его раны.
     -  О, какое счастье! - шептал он. - Каждая капля моей крови -
это в твою честь, несравненная Лоба!
     У Лауры-Катарины по щекам скатились две слезы умиления.
     -  Ах,  как это прелестно! Вальдар, а ты мог бы вот  так  ради
меня...  -  она  осеклась и с испугом взглянула  мне  в  глаза.  -
Впрочем, нет! Я никогда бы себе не простила, если бы с тобой  что-
нибудь случилось по моей вине, - серьезно добавила принцесса.
     Лис  посмотрел  на  меня  с  каким-то  странным  выражением  и
вопросительно кивнул на удаляющихся собак.
     - А?!
     - У-у... - отрицательно покачал головой я.
     -  Тогда  поехали, - Рейнар занял место на передке фургона.  -
Ваше  высочество, - поторопил он Лауру, - мы должны спешить. Здесь
недалеко, близ Лангони, есть августинская обитель, там святые отцы
помогут  этому мученику любви, а то как бы его прекрасная дама  не
узнала  о  проделках  своего  пылкого воздыхателя  из  надписи  на
надгробном камне.
     -  А,  Пьер  Видаль!  -  поглядев в лицо искусанного  бедняги,
протянул  брат-привратник.  -  Эй,  Николя!  -  кивнул  он   юному
послушнику,  задумчиво ковырявшему пальцем в носу. - Беги  к  отцу
Асуфию, скажи, что энц' Видаль снова при смерти.
     - А что, это с ним уже бывало? - задал я вопрос монаху.
     -  Конечно, - равнодушно ответил тот. - Прошлый раз, когда  он
влез ночью в спальню графики де Барраль и "похитил" у нее поцелуй,
разгневанная  дама  велела гнать его из своих  владений,  что,  вы
думаете,  сделал этот несчастный? Он взобрался на  старую  римскую
колонну...  здесь,  знаете ли, по дороге  на  Родез  еще  осталось
несколько...  Так вот, Видаль три дня не ел, не пил,  не  спал,  а
лишь читал всем встречным стихи в честь своей прекрасной дамы.
     - И что? - заинтересовался Лис похождениями своего коллеги.
     Августинец индифферентно завершил:
     -  Что?  К  концу  третьего дня ее светлость  была  вынуждена
смилостивиться, иначе бедняга отдал бы Богу душу, да  и  крестьяне
жаловались... Да разве все упомнишь... Одно слово - трубадур!
     Это   слово  в  его  устах  звучало  как  диагноз  безнадежно
больного. Сдав спасенного нами пиита в заботливые и привычные руки
отца Асуфия, я поинтересовался у привратника-августинца:
     -  Скажите, святой отец, есть ли при монастыре странноприимный
дом? Мы очень устали с дороги.
     -  Конечно,  - монах оживился. - Если господа изволят  немного
подождать, я спрошу у отца настоятеля соизволения предоставить вам
кров. Надеюсь, вас не затруднит назвать свои имена?
     - Нисколько, - вежливо ответил я.
     Услышав  наши  титулы, привратник любезно кивнул  и  поспешил
известить  аббата  о  нашем прибытии. Спустя  несколько  минут  он
появился перед нами вновь и, поклонившись, произнес:
     -  Его  преосвященство  папский нунций отец  Ар-нольдо  и  его
преподобие отец-настоятель просят вас оказать им честь быть нашими
гостями. Прошу вас, господа, следуйте за мной!
     -  А  что,  его преосвященство нынче здесь? - немного удивился
я. - Я полагал, он в Нарбоне.
     -  Нет, отец Арнольдо сейчас находится в инспекционной поездке
по  монастырям,  -  пояснил священник. -  В  стране  неспокойно...
Катарская ересь, подобно проказе, распространилась повсюду... Вот,
недели две тому назад в Кастре банда еретиков ворвалась в храм  и,
невзирая на увещевания служителей Господа, растащила все сокровища
Божьего дома, а напоследок жестоко избила своего епископа! Да  что
там, по слухам, в Альби сейчас иметь тонзуру равносильно смертному
приговору... - монах печально вздохнул. - Тяжелые времена настали.
В простых людях совсем исчезло почтение к Господу и слугам его.
     Я  галантно  помог  сойти с возка Лауре-Катарине,  Сэнди,  как
подобало  образцовому оруженосцу, пристроился сзади,  и  мы  чинно
двинулись за нашим проводником.
     ...Скромная  монастырская трапеза была завершена.  Правда,  ее
скромности   вполне  хватило  бы,  чтобы  насытить   десятка   два
изголодавшихся  кнехтов,  но  я  был  уверен,  что  все  эти  горы
недоеденного   мяса,   рыбы,  соусов  и   тонких   вин,   уносимые
расторопными монахами на золотых и серебряных блюдах, пойдут впрок
и  помогут  святым  отцам воочию оценить милость  Господню.  Белые
холеные  пальцы  прелата, унизанные перстнями стоимостью  с  целое
аббатство  каждый^ в молитвенном жесте сошлись под пухлым  двойным
подбородком.
     -  Возблагодарим  Господа,  дети  мои,  -  приятным  бархатным
баритоном произнес папский нунций.
     - Аминь, - отозвались мы.
     Изысканное общество, собравшееся за столом, состояло из  отца-
настоятеля,  нашей  четверки и отца Арнольд о, известного  в  этих
краях  под  именем  Аббат Аббатов. Я с интересом  разглядывал  эту
известную  личность,  слывшую  едва  ли  не  вторым  человеком   у
апостолического   престола.  Он  был  высок,  весьма   дороден   и
благообразен,  как  фасад  соборасвятого  Петра  в  Риме.  Лицо  с
мясистым носом было не лишено привлекательности, умнью карие глаза
смотрели  ясно  и чуть насмешливо. Весь его холеный аристократичес
кий вид наводил на мысль о небезосновательности слухов, намекавших
на его герцогское происхождение.
     После  окончания трапезы сама собой потекла неспешная  учтивая
беседа. За окнами быстро темнело...
     -  Прошу  простить  меня, господа, - принцесса  едва  сдержала
зевок. - Но я вынуждена удалиться...
     Мы   с  Лисом  и  Сэнди  поднялись  из-за  стола  и  поспешили
откланяться.
     -  Мессир  Вальдар, - услышал я за спиной голос отца Арнольдо,
     - вы играете в шахматы?
     - Да, ваше преосвященство, - остановившись, ответил я.
     -  Тогда сделайте милость, возвращайтесь сюда после того,  как
проводите  свою  очаровательную  невесту,  -  карие  глаза  Аббата
Аббатов    масляно   взблеснули.   -   Составьте   мне   компанию.
Представляете,  во  всей  обители  нет  человека,  посвященного  в
тонкости этой игры.
     Я  кивком  головы поблагодарил господина нунция  и  вышел.  Он
посмотрел на меня с нескрываемым сожалением.
     -   "А  вас,  Штирлиц,  попрошу  остаться",  -  услышал  я  по
мыслесвязи цитату из любимого рейнаров-ского сериала. - Бедный ты,
бедный...  Всем бай-бай, в люлю, а тебе вращать колеса истории!  А
впредь  тебе наука! В следующий раз будешь выбирать монастырь  для
стоянки - ищи женский. И Лауре спокойнее, и нам с Сэнди веселее, -
хохотнул он.
     Процедура отхода ко сну моей уставшей невесты не заняла  много
времени.   Напутствованный  ее  поцелуем  на  победу  в  шахматном
поединке, я оставил Лауру отдыхать и направился обратно, вспоминая
на  ходу  хитроумные комбинации игры, которыми надеялся порадовать
его преосвященство.
     Дверь  в  покои Аббата Аббатов была чуть приоткрыта, и  оттуда
доносился знакомый баритон, потерявший свою бархатистость.
     -  ...Смерть  вашего  легата послужит  достойным  поводом  для
начала  крестового  похода против ереси.  Так  что,  святой  отец,
скорее пишите свои латинские грамоты, поднимите великий шум,  а  я
разнесу их по Франции, по всему Лимузену, Пуату, Оверни, до самого
Перигора.  Объявите  повсюду индульгенции - от  здешних  стран  до
Константинополя,  и что тому, кто не вооружится,  будет  запрещено
есть  за  столом,  Ц    пить вино, одеваться в ткани  пеньковые  и
льняные,  и будет похоронен, как собака! Дописал? Поставь  число,-
властно  приказал нунций. - Так, отлично. Передай  письмо  Гийому,
пусть  везет  его в Рим, к егосвятейше-ству Иннокентию  III.  Все!
Ступай!
     -  Слушаюсь,  ваше преосвященство, - раздался  тихий  голос  в
ответ.   Я   отпрянул  от  двери,  мысленно  благословляя   работу
сапожника, скроившего такую мягкую обувь, и скользнул  в  один  из
боковых  коридоров. Затаив дыхание и досчитав мысленно до  ста,  я
двинулся  обратно  и  нос  к  носу столкнулся  с  секретарем  отца
Арнольдо, только что вышедшим из комнаты.
     -   Его   преосвященство  может  принять   меня?   -   вежливо
осведомился я, отвечая на поклон монаха.
     -  Он  ждет  вас, мессир, - сообщил он. Аббат Арнольдо,  вновь
обретший   свое  благодушное  спокойствие  и  вельможную   грацию,
приветствовал меня.
     - Вы представить себе не можете, как рад я встретить здесь, в
этом  рассаднике ереси, истинного христианского рыцаря!  Вы  ведь,
кажется, тамплиер?
     Я  судорожным  мышечным усилием удержал свою  ползущую  вверх
левую бровь, ограничиваясь осторожным кивком.
     -  Надеюсь,  -  продолжал "мурлыкать"  Аббат  Аббатов,  -  суд
тамплиеров примерно наказал того еретика-алхимика?
     -  О  да! - не моргнув глазом отвечал я. - Сейчас он находится
в одном очень уединенном замке и вряд ли скоро выйдет оттуда.
     Его преосвященство удовлетворенно кивнул головой.
     -  Садитесь,  граф де Берсак, - предложил он. -  Вы  позволите
вас   так  называть?  Это  звучит  более  привычно  уху  истинного
провансальца.  Надеюсь  встретить в  вас  опасного  противника,  -
пододвигая  шахматную доску с уже расставленными на ней  фигурами,
иронично добавил отец Арнольдо.
     - Полагаю, что не обману ваших надежд, - в тон ему ответил я.
     -  Скажите, мессир Вальдар, - двигая королевскую пешку,  начал
игру   мой   противник,  -  я  слышал,  вы  были  последним,   кто
разговаривал с покойным императором Отгоном....,
     - О, новости распространяются быстро, - заметил я.
     -  Нет,  -  мягко возразил священник. - Это мои люди стараются
следить за всем, что происходит в мире.
     -  Да, ваши люди правильно вас информировали, - отозвалсяя.  -
Но в смерти его я не повинен.
     -  Глупая,  нелепая  гибель...  Особенно  печально,  что  она
произошла   накануне  великих  свершений.  Мы  лишились  истинного
поборника  христианской веры. Самого могущественного защитника  ее
интересов, - в голосе отца Арнольдо звучала искренняя скорбь.
     Я внутренне похолодел. Мои самые худшие опасения насчет войны
в  ближайшее время подтверждались! И не кем иным, а человеком,  от
одного росчерка пера которого зависело ее начало.
     -   Император  что-то  говорил  на  эту  тему,  -  как   можно
равнодушнее   ответил   я,  делая  вид,   что   всецело   поглощен
обдумыванием  следующего  хода. - Святой престол  замышляет  новый
крестовый  поход? Теперь, когда Константинополь в  руках  истинных
христиан  и  этих  проклятых  схизматиков  оттуда  вышибли,   дело
освобождения Гроба Господня стало намного проще.
     -   Несомненно,  -  кивнул  аббат,  благожелательно  на   меня
поглядывая.  -  Но  речь  сейчас  о  другом.  Невозможно  пытаться
освободить  Иерусалим от сараци-нов, когда и здесь, буквально  под
носом  у  Рима, католическую веру разъедает моровая язва катарской
ереси.
     -  Неужели  это так опасно? - удивленно спросил  я.  -  Прошу
простить меня, если этот вопрос неуместен, у нас в Вестфольде, и в
Англии,  где я последнее время обитал, об этом практически  ничего
не известно.
     В  голосе  моем  звучала  искренняя тревога,  приличествующая
доброму христианскому рыцарю в подобной ситуации.
     -   Опасней,   чем   вы   думаете!  -  нравоучительно   поднял
указательный палец с тщательно полированным ногтем Аббат  Аббатов.
     -  Эти богохульники хуже любых поклонников Магомета! Ибо если  тем
путь спасения сокрыт изначально, то эти добровольно попрали его! -
в голосе аббата Арнольдо звучал праведный гнев. - Катары, или, как
их  еще  называют, альбигойцы, почитают наш мир неделимой вотчиной
Врага рода человеческого и считают его, а не Господа нашего Иисуса
Христа создателем всего сущего.
     -  Всего  сущего?  -  переспросил я,  изображая  возмущение  и
крайнюю степень изумления. Аббат был прекрасным оратором.  Он  так
умело  оперировал подбором фактов, что, если бы я не был знаком  с
постулатами   альбигойства,  тотчас  же   проникся   бы   звериной
ненавистью к этим еретикам.
     -  Да, - сурово подтвердил он. - Но и это лишь малая толика их
богомерзких  прегрешений. Альбигойцы не признают Троицу,  возводят
хулу на Деву Марию и отрицают все чудеса и воскрешение Христа! Они
оскверняют прах святых и высмеивают искупление грехов их деяниями.
Катары  не верят, что всех нас ждет день Страшного Суда, и  грабят
церкви, оскверняют храмы... Вот кто такие катары! - подытожил он.
     -   Ужасно!   -   воскликнул  я.  -  Неужели   такое   учение
распространилось сколько-нибудь широко?
     Арнольдо, чуть успокоившись, передвинул фигуру на доске.
     -  Вам  шах.  Увы, да, - вздохнул он. - И хуже всего  то,  что
этой  ересью  прониклись не только грязные сервы, но и благородное
сословие. Особенно же возмутительно отступничество графа  Раймунда
ЦЙ Тулуз-ского! Он забывает, что вся власть на земле от Бога, и не
кто  иной, как святейший папа, повелевает всеми земными владыками.
Любой  король  или  иной  сюзерен лишь  настолько  облачен  правом
повелевать своими подданными, насколько его воля угодна Церкви!
     Я  взглянул  в  лицо Аббата Аббатов и поразился происшедшей  в
нем  перемене. Куда делись мягкость и утонченность его  манер!  Он
стал  похож на стервятника, готовящегося вонзить когти  в  добычу.
Арнольдо  замолчал  и  некоторое время,  казалось,  был  полностью
поглощен  игрой. Что и говорить, он был великолепный  шахматист  -
моя оборона рушилась, как карточный домик.
     -  У вас прелестная невеста, - неожиданно прервал затянувшуюся
паузу  святой  отец.  -  Полагаю,  в  скором  времени  вы  с   нею
благополучно доберетесь до Барселоны... Я хотел бы, чтобы вы  были
счастливы  в этом браке. Поэтому передайте своему будущему  тестю,
королю  Арагона Раймону, что с его стороны будет весьма  мудро  не
противиться  действиям  церкви и не  ввязываться  в  ненужную  ему
войну.
     Я сделал удивленное лицо.
     - Его величество известен мне как добрый слуга церкви, но его
родство  с  графом Тулузским может толкнуть короля на необдуманные
поступки. Прошу вас, предостерегите его от этого, - пояснил  Аббат
Аббатов.
     Его преосвященство кинул взгляд на доску.
     - У вас пат, мессир Вальдар.



ГЛАВА 26

     Ad madgodm gloria Dei!''
     Девиз иезуитов
     Мы  уезжали из монастыря утром, сопровождаемые звоном колоколов
и  звуком  благодарственных молитв Господу - то ли за  наступающий
день,   то  ли  за  наш  отъезд.  День  был  великолепен,  пейзажи
восхитительны...  но  на сердце у меня было еще  неспокойнее,  чем
всегда.  Я,  правда,  изо  всех  сил  старался  казаться  веселым,
добросовестно  шутил, восхищался птичками, цветочками  и  красотой
своей  возлюбленной, но уже через час услышал на канале встревожен
ный голос Лиса:
     - Что-то произошло, Капитан?
     -  Не  то чтобы произошло... - после некоторой паузы отозвался
я. - Но скорее всего произойдет.
     -  Ты о чем? Вчера проиграл будущую корону в шахматы? - как-то
неубедительно сострил Лис.
     - Много хуже, Сережа. Ты слышал об альбигойских войнах?
     -  Ты  что,  меня  за дурака держишь? - возмутился  он.  -  Я,
конечно, неуч, но все-таки с высшим образованием!
     Лис собрался с мыслями и выдал странную фразу:
     -  Герцог  Альбигойский у себя в замке  за  обедом  убил  папу
римского, после чего на него ополчился весь христианский мир. Так?
     - М-да... Почти, - скептически ответил я.
     - А как? - с подковыркой обиженно спросил мой Друг.
     - Ну ты сам нарвался, - предупредил я. - Теперь внимай.
     И  я  со свойственным мне занудством начал читать Лису краткую
лекцию по истории альбигойской ереси.
     - Вернемся в незапамятные времена...
     -   Я  так  понял,  ты  намерен  рассказать  мне  историю   от
сотворения  мира?  - опасливо покосился на меня  Рейнар.  -  Тогда
гляди, чтобы мы не проехали Тулузу.
     -  Не  волнуйся,  -  заверил я его.  -  Начало  нашей  истории
приходится на тридцать третий год от рождества Христова.
     -  Всего-то!.. Стоп, ты что, имеешь в виду распятие, что ли? -
удивился он.
     -   Именно   его.  Ибо  с  этого  момента  началась   религия,
получившая название христианской, и закончилось учение Сына Божия.
     -  Эк загнул! - восхитился Лис. - Люблю я, как ты говоришь! Ну
давай, излагай.
     -  Ну, с религией, как ты помнишь, дело обстояло тоже не слава
Богу,  -  оседлал я любимого конька. - С одной стороны,  апостолов
развелось,  как собак нерезаных, а с другой - в землях Септимании,
то  есть  здесь,  - я указал ладонью на землю под ногами  коня,  -
появилась  Церковь  Святого  Грааля, знак  отличия  главы  которой
болтаетс у тебя на шее.
     Лис похлопал лапой по медальону на груди.
     - Да, я знаю, я крут. Ну и что? Ересь-то тут при чем?
     -  Ну,  это  зависит от того, что называть ересью,  -  резонно
заметил  я.  -  Ибо и Церковь Апостолов, и Церковь  Потомков  Сына
Божьего заявляли неоспоримые права на слово истины. Понятное дело,
когда  император Константин признал первых, здесь Меровин-ги,  как
мы   помним,   связанные  родственными  узами  с  потомками   царя
Иудейского,  в  пику Византии не преминули поднять на  щит  учение
сторонников  Церкви Святого Грааля. Поэтому кто из них  еретики  -
тебе решать.
     -  Нам, казакам, все равно - что пулемет, что самогон, абы  с
ног  валило, - философски заметил мой напарник. - Так что там наши
альбигойцы? - зевнул он. - А то ты все время уклоняешься от ответа
куда-то в сторону.
     Я наставительно поднял палец.
     -  Не уклоняюсь. Лис, а предваряю. Ибо каждое дерево растет из
корней!
     Д'0рбиньяк мученически закатил глаза.
     -  Так  вот, - продолжал вещать я. - Однажды где-то на Востоке
одной  персидской  вдове  пришла в голову светлая  мысль  выкупить
некоего раба по имени Манес.
     -  Святая женщина! - восхитился Лис. - И что, он был  молод  и
хорош собой?
     -  Ты угадал, - подтвердил я. - А кроме того, был очень умен и
обладал  несгибаемой волей. Но, что особенно  ценно  для  нас,  он
объявлял себя Параклетом, возвещенным Христом своим учеником.
     -  Это был голый понт, или у него на это дело таки была ксива?
     -  гнусаво  спросил  меня Рейнар, держа вожжи между  растопыренных
пальцев.
     -  Следствию установить не удалось, - лаконично отвечал  я.  -
Однако  доподлинно  известно, что он бьш сведущ в  александрийской
философии, посвящен в мистерии Митры, прекрасно знал все Евангелия
и долго странствовал по Индии и Китаю.
     - Миклухо-Магеллан, большой человек! - подытожил Рейнар.
     -  Итогом  всех  этих  странствий являлась  довольно  стройная
теория, которую он объявил продолжением христианства.
     Лис,   молча   слушавший  меня  некоторое  время,   возмущенно
воскликнул:
     -  Как  его  звали,  говоришь? Манес?  Так  ты  мне  что,  про
манихейство  все  это  время втирал? Я  тебя  про  это  спрашивал,
Цицерон несчастный? Я тебя про альбигойцев спрашивал!..
     -  Тише, Лис, не шуми, - успокоил я Гайренского менестреля.  -
Альбигойцы,  в  общем-то,  и  есть  типичные  манихеи.  Правда,  с
изрядной долей гностицизма, - злорадно добавил я. Ответом мне было
невнятное шип