м из-под
длинных, слегка изогнутых ресниц, был томен, словно южная ночь.
Словом, он принадлежал к той породе мужчин, которых хочется либо
переодеть в женское платье, либо с ходу расквасить им нос.
     Впрочем, не раз имея возможность убедиться в том, что
внешность обманчива, я не торопился с фи-зиономическими
выводами.
     - Позволю, черт возьми, - громыхнул Эдвар, отрывая взгляд от
карты. - Так это ты наплел сказок капитану о Сен-Маргетском
Аббате?
     - Я, ваше сиятельство. Только, видит Бог, это не сказки.
     - Постой, - перебил я. - Дай-ка мне. Любезнейший, - обратился
я к красавчику, удивленно взиравшему на нас. - Давай по порядку.
Как ты попал в плен к пиратам?
     - С позволения вашей милости, - трубадур испытующе поглядел на
меня, ожидая реакции на титулование. Он явно не знал, с кем его
столкнула судьба, и, похоже, очень боялся попасть впросак.
     Я молчал, ожидая продолжения рассказа.
     - Вашего высочества, - недовольно поправил его коннетабль.
     - О, извините, ваше высочество, я и в мыслях не имел...
     - Мне повторить вопрос? - прервал я галантерейного певца,
понимая, что сейчас мне на голову грозит излиться поток
куртуазностей, подобный тропическому ливню.
     - С позволения вашего высочества, покойный король Ричард,
которому я имел высокую честь быть представленным, решив,
видимо, сделать меня счастливейшим из смертных, в несказанной
милости своей пригласил меня, недостойного вкушать счастье, коим
он меня столь щедро и благосклонно одаривал, к своему
блистательному двору, коему не было равных ни в Европе, ни в
отдаленных землях Леванта, мужество рыцарей и прелесть дам
которого затмевают все, ранее ведомое, дабы я,.в меру скромного
таланта моего, усладил мелодичным пением слух его благородных
придворных...
     Эд обхватил голову руками и, завыв, словно волк, мучимый
запором, начал раскачиваться из стороны в сторону.
     Поистине, все познается в сравнении. После такого паводка
бессмысленных витиеватостей рассказ капитана казался лаконичным,
как сводка новостей.
     "Интересно, - подумал я. - Если бы я остался "вашей милостью",
может быть, он стал говорить менее напыщенно?"
     - Выражайся проще! - воззвал я к христианскому милосердию пиита.
     - Король Ричард пригласил тебя приехать в Англию и петь там при
дворе? Да или нет?
     - Да, ваше высочество...
     Я отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Скорее всего дело обстояло
не совсем так, как представлял себе вдохновенный пасынок
Аполлона. Зная, как мало времени наш покойный друг Ричард
проводил в Англии и помня его любовь к разного рода грубым
забавам, можно предположить, что, отобрав самого вдохновенно-
нудного из всех трубадуров Южной Франции, король попросту
отослал его в Лондон, при этом одним махом открыв прелестному
гастролеру все двери королевства и изрядно, я думаю, прибавив
тем самым головной боли и несварения желудка диковатым анг
лийским баронам.
     - Ты плыл на корабле, который захватили пираты?
     - Точно так, мой принц. Вы представить себе не можете...
     - Могу. Оставим это. Что ты делал в плену?
     - Господь, не покидающий страждущих...
     - Проще, черт возьми! Или я выкину тебя за борт и ты пойдешь
во Францию пешком!
     Любимец муз испуганно заморгал, порывисто хватая воздух ртом.
     - Продолжим. Ты попал к Аббату? Музыкант кивнул.
     - Что ему от тебя было надо?
     - Я играл ему и пел, - тихо выдавил он.
     - Вот, уже лучше. Он что, любит музыку?
     - О нет! Но этот пират изображает из себя большого сеньора.
Его все еще именуют Аббатом, но он уж требует от своих гнусных
разбойников, место которым...
     - Э-э-э! Ты хорошо начал. Я знаю, где место гнусным
разбойникам!
     - Он требует, чтобы они звали этого грязного борова герцогом
де Сен-Маргет.
     - Понятно. Он уже сделал себе двор из всякого сброда?
     - Вы говорите так, будто вам все ведомо наперед. Вы
ясновидящий?
     - Нет. Я просто видящий ясно. Итак, вы играли и пели.
     - Да, ваше высочество. Каждую ночь этот мерзкий душегуб
приводил с собой двух девиц из нескольких десятков, живших у
него в плену, и устраивал с ними жуткую оргию, отвратительный
вид которой взывал к небесам об отмщении. А я был вынужден иг
рать и петь для них.
     У меня больно кольнуло сердце.
     - Как ты бежал?
     - Однажды совершенно случайно мне удалось увидеть потайную
дверь, ведущую из спальни пирата в подземный грот. Там были
спрятаны лодка, оружие, запас еды и золото. Очень много золота.
В общем, все, что нужно для побега и дальнейшей безбедной жизни.
Страх толкал меня на действие. Я вышел в море и, каждую секунду
ожидая погони, греб что есть сил. На мое счастье, Господь во
всеблагой милости своей сжалился надо мной и к исходу второго
дня меня подобрал английский корабль. Вот и вся моя история.
     - Ты должен будешь нам помочь, - тоном, не допускающим
возражений, отрезал я. - Мне надо будет проникнуть туда. В
спальню Аббата. Найдешь дорогу?
     Трубадур широко открыл глаза и, побледнев, пристально
уставился на меня. Я не шутил.
     - Найду, ваше высочество, - прошептал он.
     - Вот и чудесно! Эд, что там у тебя выходит? Меркадье,
решивший предохранить свое душевное здоровье от натиска высокого
слога, все время допроса, сидя над своей картой, занимался
какими-то непонятными исчислениями.
     - Завтра до заката остров будет у нас на траверзе.


ГЛАВА 3
     На любой ваш вопрос дадим мы
     ответ:
     У нас есть "максим", а у вас его нет!
     Английская солдатская песня времен англо-
     бурской войны
     Иль-Сен-Маргет темнел на горизонте, подобно огромной драконьей
голове, выглядывающей из морской бездны. В зыбких весенних
сумерках зубчатый гребень крепостной стены, венчавший поросшее
редколесьем нагромождение гранитных скал, сливался с шипастым
каменным хребтом, сползающим в море, придавая пейзажу вид
мистический и жуткий.
     - Один жонглер, в высшей мере заслуживающий доверия, -
зашептал Гарсьо де Риберак, лежа на дне

     небольшой лодки, медленно дрейфовавшей в сторону острова, -
рассказывал мне, что в незапамятные времена вся гряда этих
островов, первым из которых является Сен-Маргет, была огромным
крылатым змеем.
     Трубадур словно читал мои мысли. После нашего вчерашнего
знакомства он сильно изменился в лучшую сторону. Во всяком
случае, теперь сей вдохновенный певец избегал перегружать свою
речь изысканной бессмыслицей в галантном духе. Правда, пока что
это удавалось ему с трудом, и он то и дело замолкал, подбирая
слова и избегая витиеватостей.
     - Этот змей, или, по-другому, Дракон, - продолжал он, - был
совершеннейшим сосредоточием всяческой премудрости и всеми
признанным отцом магического знания.
     Я прислушался. Кажется, Оберон тоже как-то упоминал о драконе,
обладавшем магическими способностями.
     - ...У него был ученик. Человек. Совершеннейший из людей.
Постигнув нелегкую науку магии и трансмутации', он странствовал
по свету, делясь крупицами своего знания с жителями Ойкумены. И
те становились сильнее, и смело открывались глаза их, и гордо
глядели они на мир вокруг себя. Чем больше становилось таких
смельчаков, тем меньше оставалось страха в сердцах племен и
народов - тем скуднее становились жертвы, приносимые Дракону...
     Трубадур вещал, самозабвенно прикрыв глаза, перейдя с шепота
на негромкий напев. Похоже, брызги волн, беспокоившие его
поначалу, сейчас потеряли для него всякое значение. Вот уже
около часа мы медленно приближались к острову. Начинало темнеть,
и скоро уже можно было налегать на весла. Пока же мы старались
не высовывать носа из-за борта, лишь изредка макушка Сэнди,
лежавшего у руля, на какую-то долю секунды появлялась над
кормой.
     - ...Тогда этот Дракон разъярился и в отместку за непокорство
начал сжигать города и поселения своим пламенем. Не знаю, долго
ли это продолжалось, но однажды, прилетев на высочайшую гору,
где было его логово, он увидел, что вершина ее пылает жаром и
подземный огнь сокрушает его каменную твердыню. В неистовстве
Дракон взмыл под небеса и, сжигая все на своем пути, полетел в
эти края, где в кругу учеников жил тогда первый из людей,
обладающий могуществом тайного знания. Ибо никто, кроме него, не
мог вызвать возмущение стихийных духов, уничтожившее жилище
змея. Где-то здесь тогда находился огромный остров, именуемый
Островом Мудрых. Когда же величайший из земных магов, имя
которого было Тотус...
     "Гермес Тот", - про себя поправил я певца.
     - ...узнал, что эта ужасная тварь приближается, он вызвал
такую грозу, что молний в небе бьшо больше, чем травы на земле.
Пораженное в крыло, чудовище рухнуло в волны и, извиваясь от
боли, полыхнуло огнем, опаляя благодатный остров, а поднимаемые
им огромные волны прокатились по городам и поселкам его вслед за
стеной бушующего пламени. Мало кто спасся в этот час. Но и им бы
довелось расстаться с жизнью, ибо израненный Дракон еще
продолжал биться в предсмертной муке, вздымая все новые и новые
валы и изрыгая потоки пламени. И тогда Тотус, первый и
могущественнейший из магов, которому были подвластны духи
стихий, наложил великое заклятие на своего бывшего учителя и
нынешнего врага.
     Гарсьо замолчал и задумался, переводя дух и делая эффектную
паузу для выделения концовки своего повествования.
     Я лежал, прижавшись к сырым доскам борта, вслушиваясь в плеск
волн и рассеянно слушая негромкую речь трубадура. Легко было
догадаться, чем закончится смертельная схватка чудовища и Тотуса-
Гермеса, почему-то поселенного народным воображением на
прародине его предков.
     Сквозь сгущающиеся с каждой минутой сумерки все еще довольно
четко виднелись очертания обрывистого утеса, напоминающего
настороженно поднятое вверх драконье ухо. Что и говорить, в
окаменевшем виде доисторическое страшилище выглядело более
привлекательно, чем в живом, даже принимая во внимание его
пиратское настоящее.
     - Пора! - подал голос с кормь! Сэнди, поднимаясь и поудобнее
усаживаясь на шлюпочную банку'. - С берега нас уже не увидеть.
Куда править-то?
     Наш проводник, бледность которого была заметна даже в
сумерках, решил отложить завершение повести о славных деяниях
повелителя стихий до лучшего раза и начал пристально
вглядываться в горизонт. Я между тем спустил весла на воду и,
стараясь плескать как можно меньше, стал грести к берегу.
     - Вон туда, - трубадур указал пальцем на левую оконечность
утеса, - там у основания большой камень. За ним что-то вроде
бухточки. Она нам и нужна.
     Спустя что-то около получаса мы бьши на месте. Вблизи драконье
ухо оказалось более чем обитаемым. Глядя на десятки тысяч единиц
пернатой живности, из которых чайки, на мой взгляд,отличадись
наибольшей молчаливостью, я невольно с грустью подумал, что
доведись сегодня какому-нибудь могущественному магу снять
заклятия с острова - чудовище бы оказалось не только колчекрыло,
но и глуховато на одно ухо от многовековых птичьих воплей,
висевших над этим местом.
     Найдя указанный Гарсьо камень, мы действительно обнаружили
малюсенькую бухточку, надежно прикрытую от буйства стихий.
Правда, здесь едва могла развернуться наша лодка, не большего и
не требовалось.
     Найти "пожарный" выход из покоев пиратского преподобия не
составило особого труда. Беглый певец, подобно большинству
людей, имеющих дело с созданием и запоминанием больших текстов,
обладал цепкой памятью.
     Нус могу сказать, что "тайная тропа", по которой нам
предстояло проникнуть в глубь обороны нашего, надеюсь, еще не
ведавшего о нападении противника, была удобна для передвижения.
Нам вновь пришлось улечься на дно лодки и, упираясь в борта
ногами, буквально проталкивать вперед нашу посудину, отталки
ваясь руками от низкого каменного свода. Наконец этот этап пути
был пройден и мы достигли того места, где, как выражался Лис,
"царь Кощей над златом чахнет".
     Злата здесь действительно оказалось вполне достаточно для
полного зачахания. Конечно, после сокровищ, найденных нами в
подземном хранилище Венджерси, наша с Шаконтоном психика была
уже закалена настолько, что мы могли созерцать картину подобного
изобили без видимого ущерба для нее, но глаза Гарсьо сверкали
таким отраженным блеском и вся его фигура была полна такой
гордости, что невольно создавалось впечатление, будто он
демонстрирует собственную скромную коллекцию произведений ис
кусства.
     "Коллекция" была аккуратно упакована в плотные мешочки и
небольшие сундучки, снабженные для удобства переноски ручками.
Похоже, кто-то здесь всерьез задумывался о возможном отъезде.
Рядом с золотым запасом Сен-Маргета располагались арсенал и
небольшой продовольственный склад. Все это находилось в
образцовом порядке, и, судя по тому, что на вбитых в потолок
крюках висели свежие копченые окорока, посещение этого грота
было едва ли не ежедневным делом для смиренного настоятеля
здешнего аббатства.
     - Кстати, очень любезно с его стороны, - кивнул я вверх, на
вырубленную в скальной породе узкую лестницу, и отрезал
увесистый ломоть от ближайшего окорока. - Сэнди, оглядись, будь
добр. Клянусь гвоздями распятия, не может быть, чтобы любезный
хозяин не оставил здесь хотя бы одну бутылочку вина.
     Шаконтон с плохо скрытой укоризной поглядел на меня. Очевидно,
по его мнению, мне следовало гордо запахнуться в плащ и, дико
вращая глазами, ворваться в разбойничье логово, сокрушая врагов,
словно кегли. До него явно доходили слухи о подобных выходках
славного Ланселота и отважного Тристана. Возможно, тут певцы
великих подвигов сих неугасимых светильников рыцарства и были
правы. Крушить несметные полчища коварных врагов на голодный
желудок куда сподручнее и веселее, чем после сытного ужина, но
вот вести переговоры в то время, когда проснувшийся в тебе зверь
злобно завывает от голода, - дело абсолютно пустое.
     Сэнди пошарил взглядом, отыскивая что-либо покрепче
плескавшейся невдалеке от нас воды. Это было несложно. Ящики с
горячительными напитками стояли буквально в пяти шагах от него.
Но едва булькающая вожделенной влагой бутыль очутилась в его
руке, совсем рядом от нас послышался до боли знакомый звук
звенящей кольчуги. Оставив мою жажду без законного утоления,
доблестный оруженосец резко повернулся, обнажая меч.
     Несколько отставший от нас Гарсьо спешил занять свое место в
строю.
     Я невольно забыл о бутылке, все еще сжимаемой Сэнди. Существа
более нелепого мне давненько не доводилось видеть. Доспех,
надетый поверх франтовского блио пылкого трубадура, был бы,
пожалуй, впору старине Россу, то есть несколько великоват мне.
На Гарсьо же, чье теловычитание вообще не предполагало ношения
одежды тяжелее шелковой, он выглядел просто угрожающе. Для
здоровья певца. Тем не менее он старательно пытался не
сутулиться под весом железной рубахи, немилосердно хлеставшей
его по коленям при каждом шаге. Щит, шлем, меч - в общем, весь
малый джентльменский набор бесстрашного воителя - отягощали и
без того тягостную картину ратного использования этого неверного
любимца муз. Клянусь своими золотыми шпорами, фотография нашего
спутника, помещенная на обложке какого-нибудь журнала, могла бы
сослужить хорошую службу активистам движения пацифистов,
неумолимо свидетельствуя о нелепости всех этих аксессуаров
мужской крутости.
     - Ты это зачем? - едва не поперхнувшись, спросил я.
     - Я иду с вами, милорд, - гордо произнес он, стараясь расправить
согбенные кольчугой плечи, - я жажду отмщения!
Сэнди от такого известия как-то конвульсивно откупорил бутылку и
нервно начал вливать ее содержимое в себя.
     - Это ты хорошо придумал, - окончательно приходя в себя,
произнес я. - Может быть, нам стоит подождать тебя здесь?
     Однако, похоже, несмотря на вылезшую внезапно склонность к
вендетте, этот бравый вояка не горел желанием возглавить, или,
точнее, составить наш авангард. Он смущенно остановился, как-то
странно сверля взглядом недоеденный мной кусок мяса.
     Видимо, мысли о воинском братстве и благородной отваге,
витавшие в набитой поэтическими бреднями голове трубадура,
переживали в этот момент мучительную трансформацию, что, к моей
радости, отрицательно влияло на его речевые способности.
     - Ты согласен делать то, что я тебе прикажу, или мне тебя тут
утопить, чтобы не путался под ногами? - спросил я, кровожадно
откусывая очередной кусок мяса. Конечно, моя угроза стоила не
более, чем угроза родителей продать на базаре свое любимое
шаловливое дитя. Но, похоже, месье де Риберак воспринял ее
буквально.
     Нервно моргнув раза три, он прошептал, выдавливая из себя
каждое слово:
     - Я... слушаю... вас... мессир.
     - Вот так-то лучше, - ответил я, понимая, что пришло время
действовать и обеденный перерыв, как это ни прискорбно, пора
заканчивать. - Сними шлем и отдай его Сэнди.
     Гарсьо моментально повиновался, и конический шлем, когда-то,
видимо, украшавший бесшабашную голову какого-нибудь викинга,
перешел в руки Ща-контона.
     - Сходи послушай, что там наверху. Знаешь, как этой штуковиной
пользоваться? - обратился я к своему оруженосцу. - Если в
комнате кто-нибудь есть, спускайся вниз. Если нет - кинь
вниз.камешек.
     Александер молча кивнул. С этой.мйнуты для него существовало
только дело, ради которого мы сюда пришли, и даже повестка на
Страшный Суд не могла уже помешать ему довести его до конца.
     Стремительно и тихо, как горный барс, почуявший добычу, юноша
вознесся по ступеням к заветной двери. Через несколько минут
вниз по ступенькам защелкал маленький осколок гранита.
     - Вот и славно. Сделаем хозяину сюрприз.
     - Милорд, - звеня при каждом движении своей необъятной
кольчугой, осведомился наш трубадур, - а что делать мне?
     - Тебе? Знаешь что, ступай набери доспехов, щитов и всяческой
прочей бряцающей амуниции и волоки их наверх. Мне нужно
следующее - когда я скажу:
"Не делайте глупостей!", вся эта упряжь должна зазвенеть. Понял?
     - О, конечно же...
     - Прекрасно. Досчитаешь до ста и заканчивай перезвон.
     - Я в точности исполню все, как вы говорите, ваше высочество.
Мое сердце преисполнено гордости...
     - Не сомневаюсь в тебе, мой друг! - я напутственно хлопнул
трубадура по плечу.
     Ждать пришлось довольно долго. То ли вечерняя трапеза, то ли
благочестивая молитва удерживали отца-настоятеля от возвращения
в стены опочивальни, где уже битых часа два дожидалась его пара
закоренелых грешников, смиренно жаждущих перекинуться с ним
словечком вдали от посторонних глаз.
     За время нашего ожидания я успел хорошенько рассмотреть
спальный покой Сен-Маргетского Аббата. Он был не плох, совсем не
плох, но безнадежно безвкусен. Обилие позолоты и шелковых
драпировок соседствовало с гобеленами, которых тут было так
много, что для того, чтобы развесить их все на стенах,
большинство из них пришлось несколько присобрать. Но ценном
царящей здесь неуемной роскоши было нечто, иидимо, сим пол
тирующее парадный портрет достойного хозяина здешних мест.
Главный герой сего нетленного шедевра величаво стоял на палубе
своего флагмана, слегка возвышаясь над его мачюй, и
приветственным жестом вытягивал вперед руку, сжимающую меч.
Вокруг в изысканных позах суетился народ, и плутовато
выглядывающий из барашковидных облаков господь широко улыбался,
воздавая должное своему неистовому слуге.
Сие творение кисти неизвестного автора было установлено на
камине, как раз напротив многоспального ложа его преподобия,
очевидно, для того, чтобы, проснувшись, он смог немедля
вспомнить о том, какого рода обедню ему предстоит служить.
Наконец наше тягостное ожидание было вознаграждено, и, судя по
раздававшемуся в коридоре смеху и радостному визгу "прихожанок",
миг нашего свидания с преподобным пастырем приближался со скорос
тью нетвердой походки "святого отца".
Я показал Сэнди на факел и стоящую в углу бадью с водой. Он
согласно кивнул головой. Пламя, зашипев, погасло. Только в
камине негромко потрескивал разведенный н