которые могли бы с ним справиться.
     Но теперь у Рольфа не  было  времени,  чтобы  сокрушаться  по  поводу
прискорбного будущего. Повороты Слона, его тряский  бег  вниз  по  проходу
продолжались,  сопровождаясь  маневрами,  которые  становились  все  более
мощными по мере того, как  Экумен  овладевал  управлением.  Несколько  раз
Рольф едва не слетел вниз и  был  вынужден  выпустить  сопло  и  держаться
обеими руками, чтобы спастись. Но каждый раз  он  улучал  момент  и  снова
покрывал пеной глаза Слона.
     Экумен внезапно оставил тактику смены  направления  движения  и  взял
курс прямо на запад. Должно быть, ему выпало  несколько  мгновений  ясного
видения, и их оказалось достаточно, чтобы он смог составить себе некоторое
представление о направлении, но тем  не  менее  он  выбрал  курс,  который
привел бы его к покинутому поселку и  неизбежно  к  реке.  Неужели  сатрап
настолько отчаялся избавиться от  Рольфа,  что  решил  рискнуть  погрузить
своего тяжелого коня в ил и воду? Почему?
     Красный цилиндр шипел, словно был бездонным. Теперь, в  первых  лучах
рассвета, пена, покрывающая огромный бугор головы  Слона,  стала  белой  -
белая пелена, окутывающая и все время стекающая вниз, закрывая его  глаза.
Теперь Рольф заметил странную вещь; в  одной  маленькой  точке,  точно  на
задней поверхности головы Слона, пена вместо того, чтобы сдуваться  прочь,
всасывалась внутрь - словно здесь находились ноздри Слона, и он непрерывно
вдыхал воздух. И тогда Рольф вспомнил о циркуляции свежего воздуха  внутри
при плотно закрытой двери.
     Он  развернулся,  насколько  позволяло  его  неудобное  положение,  и
направил струю пены так, чтобы покрыть ею дышащие ноздри,  пусть  даже  на
время ему пришлось оставить в покое передние глаза.
     Двигаясь на полной скорости вниз по западному  склону,  Слон  зарычал
своим самым громким голосом. Хотя его глаза не  были  теперь  закрыты,  он
продолжал вилять, словно  ослепленное  животное.  Рольфа  швыряло  взад  и
вперед, вверх и вниз, больно выворачивая все суставы. Он каким-то  образом
держался, продолжая направлять  сопло  с  пеной  на  маленькое  отверстие,
которое так жадно всасывало воздух. Когда он глянул назад, то увидел,  что
Слон, словно слабеющее животное, оставлял за собой след из капель. Цепочка
пены вытекала, словно бы исторгалась  его  организмом,  откуда-то  у  него
из-под брюха.
     Поселок  на  берегу  реки  находился  прямо  по  курсу.  Мимо  начали
проноситься деревья. Рольф пригнулся,  отчаянно  цепляясь  за  стержни  на
голове Слона, пока огромные  ветви  проносились  прямо  над  его  головой.
Другие стволы валились,  словно  трава,  подмятые  махиной  Слона.  Низкая
уцелевшая стена рассыпалась под гусеницами.
     Касания  боков  несущегося  Слона  обрушивали  стены  домов.  Теперь,
казалось, на рычагах вообще не лежала ничья рука.
     Затем Рольф увидел - последнего прыжка в реку не миновать; он  понял,
что это делалось для того, чтобы наверняка сбросить его. Как  только  Слон
свесился с берега реки, он спрыгнул с него. Он прыгнул вперед и в сторону,
так высоко и сильно, как только мог, надеясь, что в этом месте  достаточно
глубоко. Красный цилиндр  по-прежнему  был  с  ним,  удерживаемый  лентой,
обвязанной  вокруг  тела.  Его  ноги  едва  успели   коснуться   спокойной
поверхности Доллс, как позади него  вздыбилась  волна,  вызванная  грузным
падением в воду Слона.
     Звук погружения Слона доносился до Рольфа, пока  он  был  под  водой.
Цилиндр был теперь достаточно легким, чтобы плавать, и потревоженная  вода
легко вынесла Рольфа к поверхности. Казалось, что в месте погружения Слона
вода в реке клокотала, словно в котле.
     Наполовину   затонув,   Слон    продолжал    бороться,    не    желая
останавливаться.  Его  передняя  часть,  очевидно,  уперлась  в   какой-то
подводный валун, в какой-то твердый скальный выступ. Бесконечные  гусеницы
продолжали вращаться, словно змеи, заглотившие собственный хвост, поднимая
клубы ила и вспенивая воду, все глубже зарываясь в дно реки.
     Совершенно обессилев, Рольф побрел к берегу. Когда вода опустилась до
уровня бедер, он остановился и снова принялся орудовать красным цилиндром.
До тех пор, пока цилиндр не опустел, он заполнял пеной  узкое  дыхательное
отверстие Слона.
     Не то чтобы вдыхание пены причиняло какой-нибудь видимый вред  Слону.
Его голос по-прежнему был громким, его гусеницы продолжали  вращаться  так
же быстро, как и раньше. Рольф,  однако,  думал  о  том,  что  происходило
внутри кабины. Все холодные  фонари  там  должны  были  теперь  светиться,
проглядывая  сквозь  густую  призрачную  белизну,  заполняющую  собой  все
пространство, забивающую глаза, уши, ноздри, легкие...
     Когда  цилиндр  опустел,  Рольф  выронил  его  из  ослабевших  рук  и
позволил, чтобы его унесло течением. У него сил  осталось  только  на  то,
чтобы самому добраться до берега. Оказавшись на суше, он повалился  в  ил,
не имея сил приподнять голову на топот бегущих ног. Он узнал своих друзей,
когда они появились в поле его зрения. Им пришлось  следовать  за  ним  по
длинному следу пены и через разрушенный поселок, хотя безумный спуск Слона
оставил их далеко позади. Теперь, в лучах  утренней  зари,  они  собрались
вокруг Рольфа и подняли его, издавая ликующие возгласы, на которые у  него
самого не хватало сил.


     Был полдень того же дня, когда Слон  умер  -  или  снова  заснул.  Во
всяком случае, его рокочущий голос кашлянул  несколько  раз  и  замолк,  а
вместе с этим прекратилась и бесконечная,  бессмысленная  работа  гусениц.
Речная поверхность тут же сомкнулась над  ним,  образуя  один-единственный
бурун вокруг неподвижной металлической  громадины.  Те,  кто  несли  рядом
дежурство, сперва попятились, затем подошли поближе. Но круглая дверь,  за
которой они наблюдали, так и не открылась.
     Когда Рольф проснулся - почти на закате -  ему  рассказали  о  Слоне.
Рольф проснулся в Замке. Он с трудом вспомнил, как ему  помогли  подняться
вверх по склону люди, которые устали лишь немногим меньше его; он даже  не
помнил, как лег и заснул.
     Были и другие новости. Отряды, которые двигались на помощь Экумену из
форпостов, разбросанных по Разоренным Землям, повернули назад и обратились
в бегство, когда увидели, что Замок пал, и узнали  от  своих  разведчиков,
что сам сатрап мертв. Все высшие командиры Экумена удрали или погибли. Что
еще важнее, ни один из гостивших здесь сатрапов не спасся; таким  образом,
сегодняшним  единым  ударом  вся  власть  Востока  вдоль  всего   морского
побережья была поколеблена. И  здесь,  на  Разоренных  Землях,  фермеры  и
горожане наконец увидели победу  в  виде  неба,  впервые  за  долгие  годы
свободного от рептилий; а повстанцы тем временем уничтожали остатки  армии
Экумена или изгоняли их в восточную пустыню.
     Насытившись пищей, предназначавшейся для праздничного стола  Экумена,
Рольф взобрался на стену Замка, чтобы оглядеться. Высокие  крыши  и  стены
были очищены от последних трупов рептилий, последние обглоданные кости  их
жертв были убраны и захоронены. Теперь на всех насестах  восседали  птицы,
начинающие просыпаться с заходом солнца; Рольф смог разглядеть Страйджифа,
расправляющего перевязанное крыло.
     Рольф  поворачивался  во  все  стороны,  оглядывая  поле  битвы.  Ему
показалось странным, что  новый  воздух  свободы  нельзя  было  почуять  в
отдаленных болотах и фермах, в поселках  и  на  дорогах,  на  перевале,  в
пустыне, в Оазисе Двух Камней...
     Грозовой Камень по-прежнему был у них, однако Камень Узника  все  еще
не был найден. Так же, как и Чармиана.
     Глядя с террасы на крыше туда, где  раньше  был  Зал  Приемов,  Рольф
увидел, что Сара все еще здесь. Теперь ее заботам и заботам других  женщин
было поручено много раненых; но по-прежнему все свое свободное  время  она
проводила возле одних носилок. Нильс все еще был жив. И Мевик  -  он  даже
немного ходил, хотя и получил пять или шесть ран и потерял много крови.
     Выжил и Чап - или, по крайней мере, был полужив. Он лежал на одних из
носилок, которые рядами были установлены в  Зале  Приемов.  Большую  часть
времени он закрывал поднятыми руками лицо. Его ноги и туловище ниже  пояса
были мертвы, лишены подвижности с того момента, как топор Мевика, несмотря
на защиту, в конце концов ударил его по спине.
     Глаза  Сары  не  встречались  с  взглядом  Рольфа.  Он  отвернулся  и
посмотрел  вниз  во  двор.  Томас  -  его  широкоплечая  фигура  неутомимо
сохраняла  прямую  осанку  -  был  там,  руководил  постройкой  временного
ограждения поперек пролома, сделанного  Слоном  в  наружной  стене  Замка.
Вздумай какие-нибудь из уцелевших вражеских отрядов  захватить  восставших
врасплох, с вождем Вольного Народа этот номер у них не прошел бы.
     Хотя Томас  непрестанно  отдавал  приказы,  он  не  колеблясь  и  сам
нагибался и поднимал бревна. Рядом  с  Томасом  стояла  незнакомая  Рольфу
девушка в широкополой фермерской шляпе. Там же желтоволосая Мэнка готовила
еду в огромном котле - и там же стоял Лофорд, щеголяя  яркой  повязкой  на
правой руке повыше локтя.
     У Рольфа тоже  была  повязка,  на  ране  на  спине.  Несколько  менее
серьезных царапин саднили и болели. Но  эти  неудобства  теперь  не  имели
значения; с ним случались вещи и пострашнее.
     Он до сих пор не имел представления,  что  произошло  с  его  сестрой
Лизой; он больше не надеялся, что  ему  когда-либо  удастся  узнать  о  ее
судьбе.
     Его  пальцы  продолжали  сжимать  во   внутреннем   кармане   рубашки
спрятанный там клубочек золотых волос. Он  спросит  об  этом  талисмане  у
Лофорда - да, когда ему представится такая возможность.
     Рольф стоял на террасе, в одиночку провожая последние  дневные  лучи,
глядя в пустыню. Горы  Востока  казались  черными  даже  теперь,  в  лучах
заходящего солнца, падающих прямо на них.



   Фред СЕЙБЕРХЭГЕН
   ЧЕРНЫЕ ГОРЫ




                            1. ВЫСОКИЙ КАЛЕКА

     Огромный демон явился Чапу под завывания ветра в глухую осеннюю ночь.
Он явился в центре воздушного вихря, чья воронка,  казалось,  образовалась
единым вздохом или стоном теплящейся в нем  жизни,  и  возвестил  о  своем
появлении ударом, который потряс  хижину  Чапа,  притулившуюся  изнутри  к
стене Замка. Лежа без сна, страдая от боли, источником  которой  была  его
всегда мучительно ноющая рана, Чап снова  и  снова  слышал  гулкие  звуки,
словно от ударов воздушной волны. Поэтому  он  обратил  мало  внимания  на
первые сотрясания его укрытия, производимые демоном.
     Но вскоре сотрясение усилилось. Продолжительные  удары  в  стену  его
маленького прибежища заставили сучковатые доски биться об  огромные  камни
стены. Приподняв верхнюю часть туловища на локтях,  Чап  посмотрел  поверх
своих парализованных ног туда, откуда доносился звук. И  он  увидел,  как,
словно дым, просачиваясь в щели его деревянной хибары, входит демон.
     Он непроизвольно напрягся. Существо с Востока должно было бы быть его
союзником, по крайней мере, в те времена, когда у  него  была  власть;  но
какое дело могло бы быть у него к нему теперь, Чап не представлял. И  даже
сильный  человек,  считающий  демонов  своими  союзниками,  -  даже  такой
человек, если демон возникал перед ним в ночи так близко, что протяни руку
- и коснешься, мог считать себя достаточно  сильным,  если  не  поддавался
побуждению убежать или закрыть глаза и распластаться на земле.
     Что  касается  убежать,  то  боевой  топор  Мевика  лишил  его   этой
возможности. А что касается того, чтобы закрыть глаза - что ж, он все  еще
оставался Чапом. Приподнявшись  на  локтях,  он  решительно  уставился  на
туманный образ, формирующийся прямо перед ним. Снаружи без умолку  завывал
ветер,  помогая  поверить  в  то,  что  явилось  Чапу.  По  крыше   навеса
забарабанил дождь.
     Внутри хибары туман начал  принимать  более  отчетливые  очертания  -
демон обретал свой облик. Чап с трудом мог рассмотреть в клубящейся  дымке
какие-либо человеческие черты, но все же он знал, что это лицо.  Пока  оно
постепенно проявлялось, в Чапе просыпался страх, что он вдруг  поймет,  на
что именно он смотрит, что в конце концов он  может  четко  увидеть  черты
этого лица, и когда это произойдет, они окажутся слишком ужасны, чтобы  на
них смотреть.
     Ничто,  кроме  демона,  не  могло  его  так  потрясти.   Теперь   ему
требовалось если не закрыть глаза, то по крайней  мере  утратить  четкость
видения. Вздохнув, он наконец позволил своему взору затуманиться.
     Только тогда, словно он дожидался такого молчаливого  вскрика,  демон
заговорил. Его голос напоминал шорох, с каким рука скелета шарит  в  сухих
листьях:
     - Господин Чап.
     Могущество произнесения имени сделало изображение  более  отчетливым.
Нахмурившись, Чап попытался взглянуть прямо  в  лицо  жуткому  существу  и
откинулся на грубую подстилку, прикрыв глаза рукой.
     - Да, я Чап. Но больше не господин.
     - Ты можешь снова стать господином. - Сухие листья шуршали, ворошимые
костяшками пальцев. - Твоя несостоявшаяся супруга, высокородная  Чармиана,
шлет тебе свой привет.
     - Привет - откуда?
     - Оттуда, где у нее есть власть и безопасность, - из Черных гор.
     Конечно, демон мог лгать. Он  мог  явиться  просто  помучить  калеку,
словно жестокий ребенок во время игры; порой демонам не нужно было  на  то
никаких особых причин. Но нет, если подумать... Ему было не так уж  просто
прийти в этот замок, наводненный армией колдунов  и  воинов  Запада;  даже
демонам приходится избегать некоторых опасностей. Следовательно, он явился
по важному делу.
     Не отрывая руки от глаз, Чап спросил:
     - И чего же хочет от меня моя дама теперь?
     Образ демона  безжалостно  начал  формироваться  непосредственно  под
веками Чапа, под рукой, которая не могла заслонить от него. Шевеля чем-то,
что совсем не походило на губы, демон произнес:
     - Она хочет разделить с тобой, как с единственным,  кто  ее  достоин,
свои нынешние могущество, величие и благополучие.
     Теперь, поднимал ли Чап веки или  опускал  их,  лицо  демона,  словно
какое-то уродливое видение, неизменно маячило перед ним.
     - Могущество? - Внезапно охваченный  злостью,  Чап  поднял  голову  и
бросил на посланца яростный взгляд. - Власть, со мной, ты говоришь? -  Его
враги в течение полугода не слышали от него ни  стона,  ни  проклятия,  но
теперь вся глубина его отчаяния прорвалась наружу. - Так докажи мне, что у
меня достаточно могущества, чтобы хотя бы пошевелить ногами  -  можешь  ты
сделать это?
     Чуть  ниже  чудовищного  лица  мрак  дрогнул.  Появилась  пара   рук,
отдаленно напоминающих человеческие, но уродливых  и  огромных.  Их  можно
было различить  в  свете,  ударившем  наружу,  когда  был  снят  покров  с
предмета, находившегося в одной из них. Это был большой  объемистый  сосуд
или кубок, сам по себе темный, но содержащий сияющий целой радугой  красок
жар. Это сияние пожрало мрак, и, казалось, почти изгнало из сознания  Чапа
образ демона, но не ослепляло, когда бывший сатрап смотрел прямо на него.
     Свободная рука демона потянулась к  Чапу.  Тот  издал  непроизвольный
стон, но не ощутил неприятного прикосновения, которого ожидал. Было только
ощущение безликой силы, перевернувшей его  тело.  Теперь  он  лежал  лицом
вниз, омертвевшими ногами по-прежнему к демону. Чап почувствовал  холодное
липкое прикосновение к своей спине как раз в том месте,  где  ее  поразила
секира Мевика, словно на рану плеснули  ледяной  водой.  Мгновением  позже
последовал своего рода шок, который мог бы причинить Чапу ужасную по  силе
боль, но был таким кратким, что едва ли заставил бы вскрикнуть даже самого
слабого человека.
     Когда этот легкий шок прошел, Чап понял, что  вместе  с  ним  ушла  и
постоянно донимавшая его боль, жившая в ране почти с самого момента, когда
та была нанесена. Прежде, чем он успел задуматься  над  этим,  пришло  еще
одно изменение  -  покалывание  в  главных  нервах  бедер.  Он  машинально
попытался пошевелить ногами. Но они по-прежнему даже не  дрогнули;  прошли
уже долгие месяцы с  тех  пор,  как  эти  бесполезные,  ослабевшие  мышцы,
избавленные от боли и непроизвольных  движений,  сокращались  в  последний
раз. Однако Чап чувствовал, как эти мышцы напряглись.
     С  помощью  рук  он  снова  перевернулся  на  спину.  Демон,   слегка
отодвинувшись,  спрятал  сосуд,  из  которого,  похоже,  он  извлек   свое
лекарство. Жар и свет исчезли. Чап снова видел  только  искаженный  образ,
теряющийся в темноте.
     Тишину в хижине нарушали только  шум  дождя,  вой  осеннего  ветра  и
прерывистое дыхание самого Чапа, которое постепенно выравнивалось.
     - Это действительно - лекарство? - спросил он через некоторое  время.
И немного погодя: - Зачем ты сделал это?
     - Это действительно лекарство, посланное тебе твоей  супругой,  чтобы
ты мог прийти к ней.
     - Да? Она очень любезна. - Чап чувствовал, как жизнь  возвращается  в
пальцы его ног; он попытался пошевелить  ими,  но  они  слишком  занемели,
чтобы двигаться. Он не решался поверить в это чудо; все еще не решался.  -
Она прямо сама  доброта.  Ладно,  вестник,  я  не  ребенок.  Это  какой-то
розыгрыш. Или - зачем я ей понадобился?
     Лицо демона надвинулось, словно ураган. Он был Чап - но он был  всего
лишь человек. При всей своей силе воли он  не  смог  удержаться  от  того,
чтобы не отвернуть голову и не поднять руку, словно  защищаясь  от  удара.
Желудок, который никогда не доставлял Чапу хлопот в битвах,  теперь  свела
спазма. Глаза понапрасну жмурились, глядя на образ демона сквозь веки.
     Голос, напоминающий о сухих листьях, размеренно проскрипел, обращаясь
к нему:
     - Я не позволю над собой смеяться ни господину, кем ты был  когда-то,
ни  тому,  кем  ты  стал  сейчас.  Не  стоит  презрительно  называть  меня
"вестником". Еще менее стоит оскорблять тех, кто послал меня сюда.
     Тех? Конечно, сама Чармиана не была магом, чтобы приказывать демонам.
Она, должно быть, снова обворожила какого-нибудь колдуна,  а  то  и  двух,
чтобы те помогали ей, что бы она ни замышляла... Демон  не  позволил  Чапу
додумать мысль до  конца.  Заносчивого  смертного  следовало  наказать  за
неуважение. У Чапа возникло ощущение, что демон  начал  отдирать  наружные
слои его  мозга,  прилагая  для  этого  не  больше  усилий,  чем  человек,
забавляющийся с насекомым. Демоны умели превращать. Если на то пошло,  они
могли превратить человека во что-нибудь значительно хуже, чем калека. Если
только они действительно в нем не нуждались... Чап закричал. Он был  не  в
состоянии   думать.   Он   был   Чап,   но   он   не   мог   противостоять
сверхъестественному.
     - Я не смеюсь над тобой, - прошептал он  сквозь  сведенные  судорогой
зубы. - И не оскорбляю твоих хозяев.
     Оказываемое без всяких усилий давление исчезло. Когда Чап снова  смог
видеть, смотреть было не на что, кроме вполне терпимого туманного лица.
     Затем демон начал объяснять ему, зачем он потребовался.
     - Среди людей Запада, собирающихся теперь в  этом  замке,  есть  один
юноша-крестьянин по имени Рольф, родившийся здесь, на Разоренных Землях.
     Не один человек мог бы подойти под это описание, но у  Чапа  не  было
сомнений по поводу того, о ком идет речь.
     - Я его знаю. Мало и плохо. Упрямый и несгибаемый.
     - Да, именно такой. Теперь он всегда и  везде  носит  с  собой  вещь,
которую нужно у него забрать.  Она  должна  быть  доставлена  высокородной
Чармиане - и никому другому - в Черные горы, и как можно скорее. Если юнец
отправится принять участие в боях, то, что мы ищем,  может  быть  утеряно.
Силы Запада здесь слишком велики, чтобы я  или  кто-нибудь  другой  смогли
забрать эту вещь силой; нужно прибегнуть к воровству.
     - Что это?
     - Маленький предмет. Узелок,  сплетенный  из  желтых  женских  воло