ьстве.
     Но из Великой Тьмы, из Предначальной Бездны явился злобный дух и закрыл Солнце и Луну, и во тьме люди забыли свои имена.
     И потеряли друг друга во Тьме, объявшей Средний Мир. И разбрелись кто куда, забывшие имя, утратив-шив свою тропу.
     Но Небесная Охотница, изгнанная злобным духом со своих Черных Лугов, на которых она преследует по ночам Небесных Гусей, Жеребца и Оленя, спустилась в Нижний Мир. И встретилась там со своим мужем, тоже ушедшим со своих Лазурных Полей из-за злобного духа. И они соединились. И Небесная Охотница родила двух братьев-близнецов.
     И сказала она своим сыновьям: ?Спуститесь на Землю и прогоните злобного духа назад, в Великую Тьму, в Предначальную Бездну.
     Чтобы ваша мать могла вернуться на свои Черные Луга, чтобы отец ваш вернулся на свои Лазурные Поля.
     Чтобы люди перестали блуждать во Тьме, нашли свою тропу, вспомнили свое имя...?
     Многое рассказывал Армер о подвигах братьев-близнецов. И о том, как злобный дух все же внушил им рознь и вражду и один брат убил другого. И о том, как, раскаявшись, пошел он к своему отцу, и похитил корень жизни, и оживил своего брата. И о том, как был изгнан злобный дух, и их родители вернулись на свои небесные луга. А люди огляделись и увидели, что, блуждая во Тьме, пришли они в дальние края, в незнакомые места. И братья дали им эти земли и наделили их новыми именами. А потом ушли на Черные Луга, к своей матери... - А увидеть их можно? - спросил Нагу. - Да. Погодите, отвеселятся Снежницы, уляжется вьюга, прояснеют Черные Луга, - и я вам их покажу.
     И вот они стоят втроем на окраине стойбища, под открытым небом. Нет Небесной Охотницы, ушла на свидание со своим Огненным Мужем (так говорят дети Волка). Льется свет Небесной Тропы, искрится снег в его сиянии...
     - Вон они, Небесные Братья, давшие нам в Прародители Серого Волка, - говорил Армер, указывая на две яркие звезды.
     Нагу запрокидывает голову, и видит, как один из братьев подмигивает ему, и слышит совсем рядом дыхание Аты. И вдруг на какой-то миг ее холодная щека касается его щеки.

Глава

3 АТА

1

     И было еще одно, навсегда отделившее Нагу-подростка от малыша Волчонка. Главное. То, от чего чужое стойбище мало-помалу стало казаться ему едва ли не милее своего, родного.
     Ата! С того самого мига, когда Нагу ощутил, как прикосновение, ее взгляд, увидел ее мягкие губы, дрогнувшие в неуверенной улыбке, все переменилось. Да, вот так, сразу, изменился и мир вокруг, и он сам. Уже тогда, за первой трапезой под кровом колдуна детей Волка, он понял вдруг, что не глазами замечает даже - чувствует каждое ее движение, помимо своей воли, помимо желания. И что это очень, очень важно. Самое важное. И что так оно и будет впредь: он, Нагу, и отвернувшись, будет видеть эту незнакомую девочку.
     Понимал ли Нагу тогда, что с ним происходит? Не очень. Он знал твердо: такое недостойно мужчины; недостойно будущего сына Тигрольва. Сын Тигрольва, бесстрашный охотник на самых могучих зверей, не может унижать себя перед женщинами; никогда и ни за что на свете. Мужчина должен кормить тех, кто рожает ему сыновей, должен о них заботиться. И наказывать, если нужно: он - сильный, он - главный. Так учил его отец; так учила его сама жизнь в родном стойбище. И что же теперь, все это насмарку?
     Получалось: он, будущий охотник великого Рода, оказался слабее какой-то девчонки. И самое страшное: ему это приятно. И самое досадное: она словно и не замечает того, что с ним творится. Первое время порой просто хотелось дать ей хорошего тумака. Да нельзя: здесь это не принято, он быстро понял. И еще понял потом: хорошо, что нельзя. Ведь по-настоящему-то ему защищать ее хотелось, а вовсе не обижать. Защищать от кого угодно: ОТ Хищников (даже от своего брата тигрольва), от лесного пожара, от чужаков, жаждущих крови... Уж не потому ли он и взялся за лук, чтобы не оплошать при случае? Сколько раз в полусне, прислушиваясь к легкому дыханию давным-давно спящей Аты, Нагу воображал, как его меткая стрела впивается точно в глаз невесть откуда взявшемуся Вурру - громадному медведю, о котором он слышал у общих очагов, из рассказов бывалых охотников. Как падает замертво, сраженный его дальним выстрелом, чужак-убийца, уже занесший над ней свой костяной окровавленный кинжал. Как... Да что там вспоминать? Дурачок он был, сущий дурачок...
     Ата, тихая, ласковая Ата, - казалось, она и вправду ничего не замечает. С ним - как с Армером, как со всеми. Лишнего слова не скажет, только по делу: ?Нагу, не поможешь мне лошадиную лопатку разделать?? Или: ?Ой, у тебя на рубахе дыра. Можно, я зашью?? А посмотрит - словно по щеке погладит, так, что он только глаза опустит и покраснеет...
     Вот уж чему действительно пришлось учиться - говорить с Атой и не краснеть. Первое время язык не поворачивался, чужим становился и звуки какие-то странные издавал: то хриплые, то писклявые. С Армером больше говорил - для Аты. Потом ничего, привык понемногу. Когда стал понимать: не смеются и смеяться не будут.
     Самым невероятным было поведение ребят. Уж кому, как не им, сверстникам, казалось бы, поднять на смех глупого чужака, робеющего перед совсем чужой девчонкой? А они и не думали насмешничать, словно ничего стыдного в этом нет, словно так оно и должно быть. Йорр, бывало, скажет: ?Эй, Нагу! Мы за хворостом. Скажи своей Ате, хочет - пусть с нами идет?. Или предупредит: ?Завтра пусть твоя Ата с девчонками остается. У нас свои дела?.
     ?Твоя Ата?. Вначале Нагу чуть ли не вздрагивал от этих слов, краснел. А потом понял, что никакая это не издевка, что такое для них, волчат, в порядке вещей, и стало радостно слышать: ?Твоя Ата?. Тем более что заметил: ей это тоже нравится.
     Что-то на них нашло в тот день. Быть может, солнце после многодневной хмари, и ослепительно синее небо, искрящийся снег под елями и на их темно-зеленых лапах.
     Забыли в то утро, что они - старшие из младших, почти взрослые; возились в снегу, как малышня, с визгом и хохотом, катались по обледенелому склону, в сугробах друг друга купали. Потом, все еще смеясь, отряхивали друг друга. Йорр, сбивающий своей тяжелой рукавицей снег со спины Нагу, вдруг присвистнул:
     - Эй, Ата, взгляни-ка! У твоего Нагу на малице узор совсем осыпается.
     - Где?
     Она обежала вокруг и, помогая счищать с него остатки снега (Нагу и сквозь зимнюю одежду чувствовал каждое касание ее маленькой узкой ладони), сказала только:
     - Жилки порвались. Это сейчас, на склоне, должно быть. Вчера все было в порядке.
     И Нагу понял, отчего накануне замеченная дыра, разошедшийся шов потом исчезали как бы сами собой.
     Вечером Ата при свете очага долго трудилась над разрушенным узором. Закрепила то, что сохранилось, но множество бусин пропало безвозвратно, - не в снегу же их искать. Поколебавшись, спросила:
     - Нагу, можно, я наши бусы тут пристрою? У меня запас; смотри, они от ваших почти не отличаются.
     Он, млеющий от счастья подле своей Аты, только выдохнул: - Конечно.
     К лету они все больше и больше времени проводили вместе. Не вдвоем, нет, - вместе с Йорром и ребятами. Как обрадовался Нагу, узнав, что Йорр еще целый год будет пребывать в детстве, старшим среди младших. Что ни говори, а без него, без первого друга, мир бы померк, даже несмотря на Ату. Слишком тяжело - обрести друга для того, чтобы сразу же потерять: ведь те, кого уводят в Мужские Дома готовиться к Посвящению, назад уже не возвращаются. Возвращаются другие. Взрослые охотники возвращаются, получившие настоящие, мужские имена...
     Счастливое лето: рядом и друг, и Ата. Нагу и радовался, и гордился: она действительно его Ата и не скрывает этого ни от кого. И восхищался: не скрывает, а сдержанна. Поставить себя умеет. Их мужское общество явно предпочитала девчоночьему, а все же старалась сделать так, чтобы не одна была среди них. Хотя бы еще одна-две подружки. А передаст Нагу слова Йорра: мол, завтра у нас свои дела, - только улыбнется: ?Вот и хорошо, а то я своих девчонок совсем забросила!?

2

     Вдвоем они оставались только дома, по вечерам. Почти вдвоем: Армер был тут же, на своей, мужской половине. В их разговоры не вмешивался; казалось, и не слышит ничего. А Нагу словно прорвало! Он рассказывал о своем родном стойбище, о том, какие храбрые и умелые их мужчины - сыновья Тигрольва. А его отец и старшие братья - самые храбрые; отец - лучший охотник их Рода. Им даже Ледяные Лисицы завидуют: у тех-то нет такого охотника. И жилища сыновья Тигрольва делают по-другому: они и просторнее, и зимой теплее...
     - Сперва такую большую-большую яму выроют, костяными мотыгами вроде ваших. Потом пол заровняют, стены плетняком укрепят, знаешь, из прутьев. И шкурами. А кровлю мы не только из жердей делаем, как вы; мы ее мамонтовыми костями укрепляем. Если кто один живет или вдвоем, так он вообще поглубже зароется, а сверху бивнями перекроет яму. Ну и шкуры, конечно. Мы и на пол шкуры кладем, а под них зимой уголь рассыпем, - и тепло-тепло. Не то что у вас...
     Сказал - и осекся. Тоже мне, хорош мужчина, сын Тигрольва. Хозяйский кров порочить.
     Красный от стыда, осторожно посмотрел на Армера. Но тот, к счастью, ничего не слышал; со своими колдунскими мешочками возился, должно быть, снадобье какое-то готовил. В один заглянет, другой понюхает, из третьего щепотку на язык возьмет. А губы по обыкновению улыбаются чему-то...
     Однажды Ата спросила:
     - Нагу, а ты откуда язык детей Волка узнал?
     И тогда он стал рассказывать о своей маме - какая она хорошая, как учила его своему языку. И песенку спел вполголоса, ту самую. А потом, помолчав, решился и сказал:
     - Знаешь... ты на нее похожа.
     Ата улыбнулась и покраснела.
     Сама Ата говорила мало. Слушала его разглагольствования, по обыкновению рукодельничая. Иногда спросит о чем-нибудь, иногда скажет: ?А здесь по-другому? - и все. Если и начнет рассказывать что-нибудь - только о своих подругах, дочерях Волка, да об их женихах, сыновьях Рыжей Лисицы, ?рыжих лисовинах?, как она их называла. Женихи были больше воображаемые; они и сами не ведали о том, что уже распределены. Впрочем, были и настоящие: у сестры Йорра, например. Все знают: осенью, после Посвящения, он принесет свой Начальный дар, а через год - свадьба... Нагу дивился:
     - Странно. У нас ставший мужчиной должен сразу жену взять, своим домом жить. Что за мужчина, если жены нет?
     - Здесь не так. Здесь мужчина не торопится: смеяться будут!..
     А вот о себе, о своих родичах - детях Серой Совы - Ата не рассказывала. Ничего и никогда. И о том, как и почему она здесь очутилась, у детей Волка. Нагу же это интересовало тем больше, что он уже знал: никаких общин детей Серой Совы здесь нет и следа. Земли детей Волка, земли детей Рыжей Лисицы... К югу - их земли, детей Тигрольва. По соседству с ними живут дети Ледяной Лисицы, и все. Говорят, где-то дальше и другие Роды есть, но о них - только смутные слухи. А о детях Серой Совы Нагу и вовсе ни от кого никогда не слышал; только здесь и узнал о них.
     Он долго не решался заговорить с Атой о ее родне. Чувствовал: тут что-то не так, и лучше не расспрашивать, пока сама не расскажет. Но в конце концов любопытство взяло верх.
     - Ата! Могу ли я спросить?.. Твой Род... откуда он? И почему...
     Замолчал в тоске и страхе, когда увидел: ее чудные, лучистые глаза слезами наполнились. В первый раз за все это время... Как он мог, гнилой чурбан, как не догадался?
     - Ата, прости! Прости, я не хотел...
     Она промокнула слезы куском беличьего меха (ему же, дураку, осеннюю рубаху отделывала), через силу улыбнулась и тихонько пожала его руку:
     - Ничего! Все хорошо. Я расскажу тебе, все расскажу. Только не сейчас, потом...
     И тогда Нагу сделал то, о чем давно мечтал, но никак не мог решиться: поднес эту милую, нежную руку к своему лицу и провел тыльной стороной ладони по горячей щеке. А потом прошептал прямо в тонкие, чуть дрожащие пальчики:
     - Прости меня. Не будем об этом, не надо.
     Армер, что-то бормоча (заклинания, должно быть), трудился над амулетом и по-прежнему ничего не замечал.
     Не замечал? Ой ли? На следующее утро колдун сказал Ате:
     - Ты предупреди Йорра, чтобы Нагу не терял. Со мной пойдет сегодня, травы собирать поможет. Скажи: к полудню вернемся.
     (Вот тебе и раз. С каких это пор колдунам в травном сборе помощь нужна? Да еще от чужого мальчишки?)
     Они почти ничего и не собрали; Армер больше показывал да объяснял, какой корень да какие листья от чего помогают да как их брать нужно, чтобы в полной силе были. Нагу вначале почти не слушал: зачем? Он - хвала предкам, духам-покровителям хвала - не колдун, сам Армер это сказал. Так зачем же голову себе забивать всякой всячиной? Но колдун детей Волка думал иначе:
     - Ты слушай. И запоминай. Я тебе никаких тайн не открываю; говорю лишь то, что охотнику ой как может пригодиться.
     Что ж, гость не смеет обижать того, кто согласился разделить с ним свой кров. Нагу постарался загладить свою вину, сосредоточив все свое внимание на объяснениях Армера. И надо же - сам не заметил, как увлекся, расспрашивать стал. Урок был долог, и труден, и нов, но ученик чувствовал: если не все, то многое он запомнит на всю жизнь. Как не запомнить? Действительно, для охотника все это очень важно. Он и раньше знал кое-что о травах, останавливающих кровь, затягивающих раны, - да только не так все просто!
     - Вот это, - показывал Армер на тонкий стебель с округлыми листочками, - только растущим и пригодно, да и то не всегда; две луны до Первого Равновесия, когда Черные и Лазурные Поля уравняются, две после - самая сила. Хранить бесполезно, сушить бесполезно, - только свежий сок. А вот это, - он осторожно приподнимал пальцем широкий листок, растущий из самой земли, - всегда держи с собой про запас. Случится что - в горячую воду опусти, погрей, после рану этой водой промой да распаренные листья приложи. Только сушить и хранить его тоже нужно умело...
     Время прошло незаметно. Стало припекать. Армер посмотрел на небо, на укоротившиеся тени:
     - Ну, хватит на сегодня. Посидим немного здесь, в теньке, - да и домой... Устал? Надоело небось?
     - Нет. - Нагу улыбнулся. - Спасибо тебе... учитель.
     Они устроились в веселой тени тонких белоствольных деревьев. Нагу откинулся на спину, привалился к стволу. Трепетали склоненные ветви, играли тени. На лицо опустился маленький желтый листик. Немного клонило в сон; веки сами собой смежались... Но тут Армер вдруг сказал такое, от чего всякий сон как рукой сняло:
     - Не расспрашивай больше Ату, не надо! Ей бы забыть - чем скорее, тем лучше. Я сам все расскажу, хорошо?
     Нагу резко выпрямился. Колотилось сердце, пылали щеки. Он невольно зажмурился, не от солнца - от стыда.
     Это случилось в начале прошлой осени. Несколько охотников - сыновей Волка и сыновей Рыжей Лисицы - отправились разведать пастбища северных оленей, подготовить совместный загон. Только вместо оленей в этот раз чужаков встретили: мужчину и девочку. Грязные, оборванные, они не шли - тащились, едва переставляя ноги, друг друга поддерживая. Они словно разум потеряли: охотники давно уже преградили им путь, а мужчина и девочка словно не видят никого. До направленных копий дошли, девочка руки разжала, - спутник сразу рухнул, где стоял, а девочка еще проговорила: Помогите! Мы - Серые Совы! Отец...? - и тоже наземь опустилась, сознание потеряла. Посмотрели - а они оба горят.
     Охотники посовещались. Поняли: не жильцы это; сами не опасны, да Огненная Девка страшна. Сыновья Рыжей Лисицы в один голос говорили: оттащим их в сторону, еду оставит, огниво, трут - и как знают. Но сыновья Волка решили иначе: девочка хоть и всего несколько слов сказала, да почти по-нашему. Без труда поняли. И еще одно вспомнили: в некоторых песнопениях назывались имена Изначальных Родов, тех, что жили в мире и согласии до прихода Великой Тьмы. Их имена - дети Мамонта и дети Серой Совы. Потому-то в тот день оленей в покое оставили, а нежданных пришельцев принесли на шкурах в стойбище детей Волка.
     Армер удивился. Он-то, колдун, знал об Изначальном Роде детей Серой Совы больше, чем другие. Знал, что они навсегда ушли на восток, поближе к Огненному Мужу Небесной Охотницы, дабы мог Он, могучий, защитить их, если злобный дух снова вырвется из Предначальной Бездны... Так, быть может, это Его, Огненного Мужа, посланцы?
     Он сделал все, чтобы спасти детей Серой Совы. Мужчина умер, так и не сказав ни одного осмысленного слова, а девочку удалось выходить. Она назвала свое имя и рассказала все.
     Нет, они пришли не из Верхнего Мира, не от Хозяев Небесных Лугов. Их Род жил далеко на востоке, у каких-то ?Больших Камней? (она руками показывала: ?Высокие. Большие. Лесом поросшие. Здесь таких нет?). И второй Род - дети Мамонта - там же обитал; у нее даже был уже жених... Да случилась беда, и не одна.
     Сперва какие-то узкоглазые пришли неведомо откуда; вытеснить их всех хотели: земли, вишь, им мало. Мужчины отбились, прогнали чужаков, да они колдовством оленей увели за собой; голод настал; многие к предкам ушли по Ледяной Тропе. Весна пришла, олени вернулись, - а мужчин-охотников совсем мало. И Хонка рядом поселилась - то одного утащит, то другого. Колдун умер, как быть?
     Старики решили: ?Узкоглазые чужаки заколдовали землю. Жить здесь нельзя, уходить нужно!? А куда уходить? Одни говорили: ?Уйдем за Большие Камни. Там много земли, много дичи; недаром наши предки туда ушли?. Другие возражали: ?Ушли, да не вернулись. Кто знает, что там такое? Лучше вернуться на запад, туда, откуда прогнала нас Дневная Тьма?. Спорили-спорили, а потом решили: одни пойдут на восток, другие - на запад. Те, кто останется, вестников будут ждать. Тогда и решат, как быть дальше.
     Отец Аты со всей семьей на запад двинулся. Мать была, двое братьев было. Говорили ей: ?Оставайся. Жди?. Не захотела: жених-то погиб. Пошли все вместе. Долго шли - Небесная Старуха засыпала, просыпалась и снова засыпала... Да только по дороге, видать, Огненная Девка к ним пристала да и увязалась за ними. Вначале мать забрала по пути, потом братьев - одного за другим, сейчас вот - отца. Одна Ата осталась...
     - Нагу! - Армер смотрел внимательно и строго, не в глаза - в самую душу. - Ты пойми: Ата только кажется девчонкой, она уже взрослая - взрослее вас, взрослее своих подружек. Ей очень трудно. А я вижу: ты для нее очень многое значишь. Больше, чем все остальные. Ты еще мальчик, но скоро пройдешь Обряд, мужчиной станешь. Не знаю, как у вас; быть может, совсем скоро. Вот и думай пока.
     Так для Нагу закончилась самое беспечное, самое радостное его лето. Так он узнал, что должен думать как взрослый - до Посвящения.
     В тот год осень пришла мрачная, дождливая. Сухих солнечных дней - ?оленьего лета? - почти не было; желто-красная листва быстро опала под ветрами и дождем, смешалась с грязью. Нагу и Ата все больше времени проводили дома, у очага. Снова вернулось молчание, но не прежнее, не тягостное. Нагу думал. Колол кремень и думал. Прилаживал наконечник к своему детскому копью и думал. Обматывал берестой основу своего детского лука и думал. Собственно, дело ясное: у них, детей Тигрольва, прошедшие Посвящение и вернувшиеся в свое стойбище уже мужчинами называют перед своим вождем и старейшинами Рода не только свое мужское имя, но и имя той, кого молодой охотник поведет в свое жилище как первую жену. Сын Тигрольва, став мужчиной-охотником, ни дня не остается под отцовским кровом и должен начинать свою взрослую жизнь и как муж. Конечно, сговариваются заранее, конечно, здесь многое зависит от отца, от старших братьев. Но существует закон: ту, кого молодой охотник называет перед старейшинами как свою первую избранницу, не может отвергнуть никто. Ни отец, ни вождь, ни колдун, ни Совет старейшин. И кажется, были случаи, когда молодые поступали вопреки отцовской воле... что-то такое он вроде бы слышал, да только тогда разве это было интересно маленькому Волчонку?
     ...Значит? Значит, нужно настроиться на долгое молчание, уклончивые отв