иданности. И от радости. (Остаться? Да, да, конечно, он останется, ему незачем возвращаться туда, где все так текуче... И так безнадежно. Где, что бы он ни сделал, все обречено...) А сын? И другой, тот, кто должен родиться? Аймик посмотрел прямо в глаза своей жены - мерцающие, напряженные... Она действительно хочет, чтобы он, долгожданный, остался. Ей так плохо, несмотря на все ее кажущееся могущество. Так одиноко... И все же...
     Когда женщины нашивают на одежду узор, самые важные места закрепляются узелками. И если такой узелок порвется - рассыплется целое звено, быть может самое важное. Он, Аймик, - сам такой узелок в узоре, который создают, должно быть, Могучие, так и не снизошедшие до своего Избранника. И кто знает, какая часть их загадочного творения погибнет, если оборвется этот узелок?
     ...Остаться здесь, с Инельгой, - значит погубить Дангора и Маду, это ясно. Вместо Дангора, которого он таскал на плечах, которому столько рассказывал об Изначальном, о Первобратьях, о том, как они победили Злобного Духа и спасли Мир, появится новый Черный Колдун. Страшнее Дада. И тогда... Тогда обречен и тот, кто еще не родился. Он не может оставаться в Меж-мирье, его придется отдать людям, детям Мамонта. Но увести их за Великую Воду он не сможет...
     И дети Мамонта будут обречены на гибель. Все. И лошадники тоже...
     (?Тебе-то что до них? Мир все равно обречен. А ты спасешься. С Бессмертной...?)
     Аймик усмехнулся. Теперь он знал, кому принадлежит этот осклизлый голос.
     ...?Спасешься?? Как бы не так. Знает это его жена, нет ли, - но он, глядя в ее глаза, видит, понимает: если все это произойдет - Тьма накроет их здесь, в Меж-мирье, еще задолго до того, как ею будет поглочен остальной Мир. Ненавистью накроет...
     ...Взаимная ненависть, из которой не будет исхода даже в смерть...
     ...Вспыхнула безумная надежда. А что если...
     - Инельга! Я спасу Дангора и сразу же вернусь. И тогда наш сын...
     Еще не договорив, понял: нет! Он же видел в танце зверей... Он знал...
     - Нет, Аймик. Дангор - это только начало... Если ты уйдешь, ты будешь должен спасти свой Род. Ты - единственная надежда детей Тигрольва.
     (Вот оно что. Он - узелок, который даже еще и не затянут...)
     (?Ха! Ты забыл, что они сотворили с тобой? Их гибель - справедливое возмездие, и только. Никто не осудит тебя, никто. Даже Могучие. Ведь это справедливо...?)
     Голос звучал уверенно. Говоривший знал: он прав!..
     ?Ты не властен спрямить или искривить чужие пути. Но на своей Тропе ты волен. Решай, выбор за тобой?.
     Во взгляде Инельги - надежда и отчаяние. - Ты останешься? - Я хочу остаться. Но я должен идти.
     Глаза Инельги наполнились слезами. И все же в них было и облегчение. (Знала.)
     - Муж мой! Тогда тебе пора.
     (Вот этого он не ожидал. Пора? Как же так? Ведь времени-то прошло...)
     Глаза Инельги строги и неизбывно печальны, словно сама Вечность.
     - Аймик! Мы в Межмирье. Здесь нет Времени, но там, где живут дети Мамонта, Великий Червь продолжает наматывать свои кольца. Нужно возвращаться. Иначе произойдет непоправимое и все окажется напрасным.
     И ласково, но твердо Та-Кто-Не-Может-Умереть освободилась от объятий Северного Посланца.

***

     Платье на Инельге теперь иное: почти до земли, с каким-то странным зеленоватым отливом. И волосы уложены по-иному: в одну косу. Аймик не заметил, когда и как это произошло. Сам он, тоже неведомо как оказавшийся в обычном охотничьем наряде детей Мамонта, сидит у ног своей жены... (Последней. Единственной.)
     ...с наслаждением ощущая, как тонкие пальцы расчесывают, перебирают и укладывают его распущенные по спине волосы, а певучий голос вплетает в его сознание слово за словом:
     Аймик! Ты теперь многое знаешь о Мире, о тех, кто его населяет, и о себе. Ты знаешь мое колдовство.
     Аймик! Ты выбрал свою Тропу. Ты должен вернуться на Север, как Вестник из Мира Могучих, как Вестник Неведомых. Аймик! Твои сородичи гибнут!
     Ты передашь им мое колдовство и откроешь новые тропы.
     Но прежде, Аймик, ты должен спасти Дангора от посвященья Предвечной Тьме.
     И помни, Аймик:
     Твоя Инельга встретит тебя, любимый, в самом конце твоего пути, если твой путь свершится.
     Но помни, Аймик: Если ты ослабеешь,
     Зло, и Боль, и Распад заполнят ваш Мир раньше начертанных сроков.
     И наши тропы - твоя и моя - станут напрасны. И они никогда не сойдутся. Никогда и нигде.
     Так пела Инельга, заплетая волосы Аймика в косу Вестника.

***

     ?Как мне спасти Дангора? Как убить Черного Колдуна? Я ведь пытался...?
     Они стояли лицом к лицу. Инельга положила на плечи мужу свои руки и заговорила, глядя прямо в глаза:
     - Это трудно. Хозяева Дада сильны... ты и представить себе не можешь, КАК они сильны...
     (?Как это - не могу?? - хотел было возразить Аймик, но промолчал.)
     - ...И все же справиться можно, - продолжала Инельга. - И я помогу тебе. Но главное - ты сам. Без этого помощь бесполезна. Оружие - вот оно! - в ее руке вдруг оказался ЛУК. - Посмотри. - Инельга протянула Аймику свой Дар.
     Аймик знал луки и умел делать их сам. Хорошие луки, из точно подобранного куска дерева, выверенного, оструганного, вымоченного, и высушенного, и обмотанного берестой в должные сроки, со всеми надлежащими заклинаниями. Он думал, что знает о луках все. Но ЭТОТ... Он изгибался двойной дугой. Он был изготовлен не из одного куска дерева - из многих, тщательно подобранных кусков, не только дерева, но и кости. Их скрепляло какое-то неведомое Аймику вещество и совсем уж непонятные, твердые жилы и скрепы, - белые и желтые, - вырисовывающие по всему телу лука сложный, никогда не виданный узор. А тетива... Аймик накинул и затянул петлю, тронул ее и улыбнулся, прислушиваясь к тугому, певучему, медленно угасающему звуку.
     - Нравится! - улыбнулась его восторгу Инельга. - Это - оружие Древних. Тех, кого почти не осталось в вашем Мире, а скоро и совсем не останется. Их оружие воистину дивно, но помни: оно не может и не должно остаться в вашем Мире. Из этого лука ты сможешь послать только одну стрелу. Смотри не промахнись.
     - А стрела?
     - Будет и стрела. У тебя есть наконечник? Он стал шарить по карманам и извлек... Как? Неужели этот уродливый, ни на что не похожий наконечник, изготовленный им в подражание мастерам детей Мамонта, может убить Дада?
     Но Инельга приняла его из руки мужа, осмотрела и удовлетворенно кивнула, возвращая вместе с невесть откуда взявшимся древком и вороновыми перьями:
     - То, что нужно. Прилаживай.
     Стрела готова. Под пение заклинаний они поочередно оросили ее своей кровью, и стрела на мгновение озарилась розовым сиянием.
     - Помни, ты должен послать эту стрелу точно в его сердце. Только один выстрел; второго не будет. Но в теле ее не оставляй. Извлеки и отдай сыну, когда будете прощаться. Чтобы не забывал...
     Инельга оборвала фразу, не договорив, что именно должен запомнить его сын. Если, конечно, его удастся спасти.
     - Я дам тебе еще одно... оружие. - Инельга на мгновение заколебалась. - Слово Света и Знак Света. Мне передал их мой отец, великий колдун Рода Куницы. Он знал их потому, что был не просто колдун - Страж.
     - Страж? Что это значит?
     - Особые колдуны. Те, кто препятствует проникновению Тьмы в ваш Мир и знает Врага лучше других. Их мало, может, уже и вовсе нет... Слово и Знак были даны им Неведомыми как самое грозное оружие. И ты должен их знать, потому что ты вступишь в схватку с Предвечной Тьмой один против всех. Смотри и слушай, запомни и повтори.
     И когда Аймик доказал вполне, что урок усвоен, Инельга добавила:
     - Это не мой дар, и даже не отцовский. Это - Дар Неведомых. Храни его и помни: в мертвом, отчаявшемся, опустошенном сердце Слово мертво; в корчащейся от страха душе Слово мертво; произнесенное попусту, Слово мертво. Слово не принесет охотничьей удачи, Знак - не для приворота. Они - на крайний случай. Помогут ли? - зависит от тебя самого. Можно ли передать другому? Слушай свое сердце.
     Аймик вновь почувствовал холодок сомнений.
     - Инельга! - сказал он смущенно. - Не напутали ли чего-нибудь дети Мамонта, передавая твое Пророчество?
     Ее глаза улыбались:
     - Нет.
     - Но как же тогда... Я теперь понимаю, что дети Волка и дети Мамонта - разделившееся целое. Но как быть с тем, что я должен трижды по три рода своей кровью связать? Или это и о Дрогоне тоже?
     - Ты узнаешь ответ. Только спаси сына. Иначе все рухнет.

***

     Вот и наступило прощание. Даже голубое сияние вокруг стало каким-то иным. Потускнело, что ли?
     Лук и стрела уложены в колчан, невесть как сюда попавший. (Или Аймик, сам того не заметив, захватил его с собой, когда шел за Инельгой?) Слово и Знак - в памяти и в сердце.
     Инельга держит его руки в своих руках и смотрит, смотрит... В глазах - слезы, от этого они кажутся еще огромней, еще безысходней.
     (?Я буду тебя защищать. Всем, чем только могу. Но поможет ли моя защита? Дойдешь ли ты до конца? Не знаю?. )
     И он тоже смотрит и не может наглядеться. (?Я дойду!?)
     - Пора, иначе будет поздно! - еле шепчут ее губы. Аймик понимает: он сейчас обернется, сделает шаг, и... ВСЕ.
     - Инельга...
     - Любимый! Ты еще увидишь свою Инельгу! Потом. А теперь - пора.
     (?Увидишь?? Может, и так, а может, и нет. И того, что было, уже не будет. Никогда.)
     Он старается вобрать в себя каждую черточку ее облика, ладонями сохранить прикосновение ее рук... Так хочется обнять, прижаться всем телом, снова стать в последний миг одним существом... Но он лишь тихо касается щекой ее щеки и шепчет куда-то в шею, возле мочки уха: - Прощай!
     И поворачивается. И делает шаг. И закрывается Межмирье.

2

     Аймик снова в той же самой пещере, откуда увела его Инельга. Здесь почти ничего не изменилось; и очаги вроде бы на тех же самых местах. И постели. И утварь. От входа льется солнечный свет и вроде бы теплом веет... Неужели он пробыл у Инельги до самой весны?
     Огляделся. Людей очень мало: на женской половине - две-три старухи возятся с младенцами, на мужской - старики сидят спиной к Аймику и кремень колют.
     Какое-то время никто не обращал внимания на внезапно появившегося мужчину. В пещере и днем полумрак, а старческие глаза подслеповаты.
     Аймик уже хотел пройти на мужскую половину, поздороваться со стариками...
     (?Те двое точно Грог и Орру; а остальных отсюда и не узнать?.)
     ...поговорить, расспросить...
     Но тут чья-то тень заслонила вход. Аймик видел только темный силуэт, словно застывший у порога. Женщина. Грузная. И понятно: увидела его сразу - и опешила.
     Наконец она шагнула вперед, и неожиданно знакомый голос неуверенно произнес:
     - Северянин?
     Не чувствуя ног, Аймик двинулся ей навстречу... (Не может быть. Нет, это же невозможно.) ...но и разглядев ее всю, с ног до головы, не сразу признал в этой тяжелой фигуре, в этом расплывшемся вширь лице с сетью морщин под глазами...
     АЙРИТУ.
     А она уже всхлипывает на его плече и бормочет:
     - Я знала... знала... что еще... тебя... увижу.
     И он гладит поредевшие волосы, не зная, как успокоить эту в одночасье постаревшую женщину.
     В пещеру заходят женщины и подростки. Аймика и Айриту обступают со всех сторон. Вокруг слышатся взволнованные голоса: Северный Посланец вернулся от Инельги! Но Аймику ни до кого нет дела. Он все еще не может поверить... и не в силах задать неизбежный вопрос.
     Оторвавшись на миг от спасенного ею Северянина, Айрита кричит куда-то вбок:
     - Энгор! Энгор!
     Толпа женщин расступается, и к ним неуверенной походкой подходит... уже не мальчик. Подросток, которому и до Посвящения недолго ждать осталось.
     - Вот, сынок! Вот он, Северянин, о котором ты столько расспрашивал! Все эти годы он со своей женой жил, с Инельгой. Еще бы - столько ждать, столько ждать... А теперь - видишь? - и нас навестил.
     Она смеется и снова плачет. И Аймик решается спросить:
     - Сколько же... лет... меня не было с вами? Айрита дважды поднимает руку со всеми пятью растопыренными пальцами, а затем еще раз - с двумя.
     Так Аймик, сын Тигрольва, Северный Посланец, обретший Инельгу, покинул ее и встал на Обратную Тропу, чтобы донести до своих сородичей Весть Могучих.

Часть 4

ОБРАТНАЯ ТРОПА

Глава 20

СЛУГИ ДАДА

1

     Вестник спешил к Стене Мира. Он шел один по землям, населенным лошадниками, или шестиногими, исконными врагами его друзей.
     (Друзей? Побратимов!)
     Почти безоружный - лук Древних, который можно пустить в дело лишь единожды, короткое копье, да кинжал, - он не боялся. На Большом Совете вождей и старейшин, созванном после внезапного возвращения Северного Посланца, Древняя Клятва вновь была торжественно подтверждена:
     ?Никакая вражда, никакая война не могут коснуться Северного Посланца, мужа Инельги, посланного назад с вестью от Могучих Духов. Нарушивший эту клятву да будет проклят. Он - враг всем и каждому, живущему здесь, на Краю Мира!?
     Но даже не это делало Вестника спокойным. Другое. То, что узнал он там, в Межмирье.
     (?Мы дадим тебе в провожатые лучших наших лучников, - предлагал Зетт, ставший военным вождем детей Мамонта после гибели Данбора. - Самых отважных, самых искусных. Они защитят тебя в пути, они помогут тебе спасти сына?.
     ?Не нужно, - ответил он. - Если будет на то воля Неведомых, я пройду невредимым сквозь земли шестиногих и сделаю все, что должно. Если нет, не помогут и все ваши стрелы?.)
     И он ушел один, не заметив обиды тех, кого считал своими побратимами.

***

     Дад был в ярости. И в тревоге, - хотя в этом он и сам себе не пожелал бы признаться. Ведь это означало бы...
     Да! Да! Не в том беда, что этот... Посланец сумел улизнуть от тех, кто его держал по воле Дада.
     (Дад был к этому готов. Конечно, было бы лучше, если бы в Великую Ночь они оба оказались на Жертвенном камне - мать и отец. Но, в конце концов, хватит и этой дуры.)
     И даже не в том, что он добрался-таки до Бессмертной. (Его счастье.)
     Все дело в том, что теперь он, Дад, самый могучий из обитателей Среднего Мира... ...перестал понимать происходящее.
     Дад был уверен: его дело беспроигрышное. Конечно, он сам, может быть, виноват; следовало сделать все, чтобы удержать при себе этого... гадюку ему в печень. Чтобы и не заподозрил ничего - любящий тесть, любимый зять, чего лучше? - до срока!.. А он, Дад, мудрый, могучий, сорвался на пустяке. Велико дело - папаша сыночку дурацкие побасенки рассказывает, которых там, на севере, наслушался от таких же безмозглых дохляков, как он сам... Ну и пусть бы его. Все равно в назначенный срок...
     (Нет! Все же не он, Дад, виноват, а эта дура дочка. Проболталась-таки...)
     ...Неважно. Пусть все получилось, как получилось. Отдавая Аймика сыновьям Бизона, он знал: выполнят его наказ, будут следить за пленником только страха ради. А потом, когда пройдут годы? Когда пленник попадет к тем, кто с Дадом не имеет дела? Вот и случилось то, что случилось...
     Но как он мог, добравшись до Бессмертной, покинуть ее? Ведь он сам становился бессмертным! Ведь такого
     даже ему, Даду, не обещано; пройдет совсем немного времени - и он уйдет к Тем, Другим. К своим хозяевам... Как же мог этот северный простофиля пренебречь таким Даром? Неужели только для того, чтобы отомстить своему тестю?
     А ведь от этого зависит очень многое. Дад знал: его внук, посвященный Тем, Другим, станет намного сильнее будущего сына Бессмертной. И победит. Если только... это Посвящение состоится. А теперь...
     ...Оставалась надежда: Аймик вовсе не в его горы направился. А к кому? Да кто его знает; может, к своей спасительнице; может, побудет с ней и вернется назад, в Межмирье... Но в том-то и беда, что разрешить свои сомнения он не мог: зять был защищен. Надежно защищен, - даже сила Хозяев не могла преодолеть эту защиту...
     Сегодня Дад решился призвать Безликого, которого сам боялся до судорог. Темная, клубящаяся масса - то ли дым, то ли плоть - выступила из глубины черной плиты - Ока Тьмы - и заскользила по ее поверхности. Замелькали видения. Но путь Северянина был закрыт. Вновь и вновь пытался Дад с помощью одного из самых чудовищных своих Хозяев проникнуть сквозь переливчатую золотисто-голубую пелену, возникающую всякий раз, когда его мысли обращались к Аймику. Бесполезно.
     И тогда Безликий заговорил. Не голосом, конечно, а прямо в сердце:
     ?Ты обещал нам свою дочь - за силу, что мы дали тебе. Ты обманул. Ты обещал нам родить от нее ребенка, что будет наш изначально, - за силу, что мы дали тебе. Ты вновь обманул. Теперь ты обещаешь нам внука, рожденного от того, кто защищен нашими врагами, за ту силу, что все еще твоя. Да будет так! Но если ты обманешь и в этот раз... Ты и представить себе не можешь, что тебя ждет?.
     Дад, ни разу до сих пор не слышавший голос Безликого, потерял сознание.
     Он очнулся на рассвете, когда его Черный камень уже крепко спал. Такого с ним еще не было. Хотелось...
     (Убивать. Пытать, а потом убивать. Всех. И Тех тоже. И все, что вокруг...)
     И еще был нестерпимый ужас. Потому что он знал: Безликий не лжет, и если только Дангор не будет посвящен Им, Тьме, то его, Дада, ожидает...
     ...нечто непереносимое, и все же это придется переносить. Вечно.
     Дад еле доплелся до реки, смочил голову и лицо и стал жадно пить воду. Постепенно пришло успокоение. И понимание того, что можно и нужно сделать.
     (Он не знает пути Северянина? Пусть так. У него есть другой способ остановить своего зятя. Самый простой. Такой простой, что едва пи те, кто его защищают, даже догадаются... А еспи и догадаются, - все равно помешать не смогут.) Дад знал: в людские дела Могучие не вмешиваются.

2

     Вестник шел через земли врагов детей Мамонта, не ощущая ни угрозы, ни скрытой вражды. Почтение и трепет исходили от охотников, случайно оказавшихся близ его тропы, от женщин и подростков, падающих ниц едва завидев проходящего мимо Вестника. И колдуны из ближайших к его тропе общин с почтением и трепетом предлагали дары: свежее и сушеное мясо и сало, грибы, ягоды, коренья и травы, кожаные баклаги с бодрящим отваром. И одежду предлагали, и обувь, и кремневые сколы, и даже дротики и свои красивые металки.
     ?Да будет тропа твоя легка, о Вестник Могучих! - говорили колдуны, опустив глаза из опасения Маны: силы сильных, непереносимой для простого смертного, даже если он колдун. - Прими наши дары и прости, что не можем принять тебя в нашем стойбище как гостя. Ты знаешь сам: пришедший из Мира Могучих опасен для живых. Но если Вестник укажет нам место своего ночлега, наши люди с радостью принесут туда и сучья для костра, и одеяла для сна, и все, что ты пожелаешь?.
     Аймик благодарил, но неизменно отказывался. Не из осторожности; он знал: напасть не посмеет никто. Просто к чему? Одеяла у него в заплечнике - легкие и теплые, подарок Айриты. А собрать хворост и разжечь костер - невелик труд. Да и дары он брал далеко не все, хоть и знал, что все отвергнутое будет уничтожено на месте. Он спешит, и лишний груз ему ни к чему. Только самое необходимое.
     Он спешил. Он покинул детей Мамонта едва ли не сразу после своего возвращения от Инельги: уже стояла поздняя весна, а ему нужно было поспеть к логову Дада до Осеннего Перелома. Аймик знал: Черный попытается посвятить его сына Предвечной Тьме в первую же безлунную ночь после того, как Небесный Олень начнет сокращать свой бег по Лазурным Полям, уступая время Небесной Охотнице. Путь неблизок и труден даже для легких ног. Но, как бы то ни было, он должен успеть, и он успеет. Благо Древняя Клятва подтверждена, и от людей опасности нет. А со зверем он и сам справится, - если, конечно, Могучие пожелают послать Вестнику такое испытание. Но Аймик и став Вестником знал не все.
     На земле детей Пегой Кобылы, в небольшом овражке, находящемся поодаль от стойбища и в стороне от охотничьих троп, разговаривали пятеро мужчин. Четверо носили на лицах и на теле род