ращались молча. Аймик на руках нес безжизненное тело Мады, завернутое в его плащ, и поражался его невесомости. Силы ее оставили сразу, и только по слабому дыханию можно было понять, что она еще жива. За спиной Аймика болтался почти пустой колчан с одной-единственной стрелой, извлеченной из груди поверженного Дада. Лук Ламона и оставшиеся стрелы нес Касс. Левой рукой он опирался на свое копье, правой поддерживал Дангора. И странно - сын Аймика, хоть и был крупнее и старше своего спутника, выглядел рядом с ним мальчишкой, покорно опирающимся на плечо взрослого мужчины.
     Перед глазами Аймика все еще стояло искаженное гримасой злобы и предсмертной боли лицо Черного Колдуна, его застывшие пальцы, скрюченные, словно когти. Вид его был так страшен, что Аймик на мгновение заколебался, прежде чем взяться за древко стрелы. А когда ее выдернул, показалось, что Дад... не совсем мертв.
     До жилища они добрались только на рассвете, и Аймик подивился птичьей разноголосице в столь неурочное время года. Устроили Маду как можно удобнее, укутали шкурами - и началась обычная суета: свежей воды да хвороста принести, разжечь очаг, пищу приготовить, целебный отвар заварить... После всего пережитого эта обычная человеческая работа всем троим была в радость. Особенно Дангору, который был воистину счастлив. А как же? Отец подоспел вовремя, спас и его и мать. Все что было, ушло, как кошмарный сон, и теперь они, конечно же, будут счастливы - все трое. Должно быть, и Касс был в этом уверен: после того, что произошло у скалы Вестник в его глазах перестал быть просто человеком, превратился в могучего Духа, которому доступно все...
     Но Аймик, посматривая на лежанку, на неподвижное лицо... не лицо даже - обтянутый кожей череп, - думал иначе.
     Хуже всего дело обстояло с едой: в жилище - ни кусочка гриба, ни обглоданной косточки, а в брошенном здесь же заплечнике Аймика - заплесневелое месиво. Что ж, для начала придется обойтись этим, а потом они позаботятся и о свежатине. Зато для отвара нашлись подходящие травы. В замшевых мешочках, защищенных курткой и двойным слоем кожи, они ничуть не пострадали.
     Мада пошевелилась, дрогнули веки, и отец, и сын, и Касс - все трое бросились к ней. Слабо улыбаясь, Мада смотрела на них, не в силах ни говорить, ни шевелиться. На этом иссохшем, измученном лице жили только глаза - большие, черные, почти прежние. И в них светилось счастье. И вопрос.
     - Кто... это? - еле слышно прошептала она.
     - Касс. Бесстрашный охотник из Рода Бизона. Если бы не он, я бы до вас не дошел.
     И бесстрашный охотник от такой похвалы Вестника под благодарным взглядом Мады зарделся и совсем по-мальчишечьи шмыгнул носом.
     По знаку отца Дангор принес отвар. Она с трудом сделала два или три глотка, от еды отказалась слабым движением головы и устало откинулась на лежанку. Но отвар помог. Через какое-то время, почувствовав прилив сил, она заговорила:
     - Уходите. Скорее... К людям... Сына спаси...
     Ни Дангора, ни Касса в жилище не было. Аймик отправил их за хворостом.
     - Мы уйдем вместе. Ты поправишься, наберешься сил, и мы уйдем. К степнякам.
     Как встарь, он заговорил о своих друзьях-степняках, о том, как хорошо заживут они все втроем там, у людей Ворона. Говорил и говорил... не веря ни единому своему слову.
     Мада слушала, приспустив ресницы. (Прежние. Густые.)
     Улыбка не сходила с ее губ, а по впалым щекам одна за другой скатывались медленные слезы, и Аймик отирал их ладонью. Наконец его красноречие иссякло.
     - Нет, Аймик, - шептали ее губы. - Там, где была я... Оттуда уже не возвращаются. Вы уйдете вдвоем... Скорее... Иначе... Только...
     На какое-то время речь замерла. Потом она нашла силы договорить:
     - Только... Возьми там... В изголовье... Сыну...
     Осторожно приподняв жену, Аймик нащупал запрятанный в шкурах и лапнике сверток. Что-то плоское, продолговатое, завернутое в кусок замши.
     ...Его свадебный дар. Лощило, вырезанное с таким старанием и любовью.
     (?Это ты! - сказал он ей тогда, обводя пальцем свою неумелую резьбу. - Чтобы все было хорошо. И чтобы сын был?.
     А Мада улыбнулась и ответила: ?Хорошо. Хорошо что ты сделал по вашим обычаям?.)
     Аймик вздохнул и завернул лощило вместе со стрелой, вынутой из груди Дада.

8

     На следующее утро прощались с Кассом. Он хотел остаться, но Аймик решительно воспротивился:
     - Нет. Все, что мог, ты уже сделал, и теперь наши тропы расходятся. Тебя ждут твои сородичи. Скажи им: Касс вернул свое имя.
     Прощаясь, тот протянул Вестнику его кинжал:
     - Прости, чуть не забыл. Я подобрал его там, на берегу.
     Аймик подержал в руках свое оружие и затем с поклоном протянул его Кассу:
     - Теперь он твой. На память о нашей схватке с черным волком.
     И, улыбнувшись нескрываемой радости молодого охотника, добавил:
     - Скажи своему отцу, и колдуну, и вождю - всем передай слова Вестника: ?Черный Колдун мертв потому, что Вестнику помог Касс, сын Бизона. Его сородичи должны гордиться таким храбрым охотником!?
     А еще через день умерла Мада.
     Аймик знал, что спасти ее невозможно, но и оставить не мог, как ни молили об этом ее ланьи глаза, - говорить Мада больше была не в силах. Он понимал, что неспроста она так страстно желает, чтобы муж и сын уходили немедленно. Но... В конце концов, все равно нужны запасы в дорогу: без них через горы не перейдешь.
     Мада умерла днем. К вечеру они приготовили поминальную трапезу, и Аймик сказал сыну:
     - На рассвете хороним мать и выступаем. Ждать больше нечего. Припасы уложены в два заплечника, лук в полном порядке, есть хороший запас стрел и даже второе копье. Благо в жилище в тайничке нашлись обколотые желваки отличного кремня.
     На закате поднялся ветер. Аймик вышел из грота наружу. Край неба на западе пылал так, словно там бушевал пожар. Камни под ногами и даже сам воздух окрасились в розовый цвет. Ветер нарастал, и деревья со стонами теряли последнюю листву. Во всем окружающем было что-то тревожное. Неправильное.
     (...Птицы. Почему они мечутся, почему подняли такой неистовый крик? И трубные голоса оленей, и треск сучьев, словно ополоумевшее стадо несется напролом... А вот и волчий вой!.. Гон? Не похоже.)
     Еще раз оглядевшись окрест, Аймик вернулся в жилище. К сыну и мертвой Маде.
     Они уже готовились ко сну, как вдруг словно качнулся пол и едва приметно дрогнули стены. С легким стуком упали копья, прислоненные к одной из опор кровли. Аймик недоуменно улыбнулся, а Дангор побледнел, глаза его расширились.
     Еще один, уже явный толчок. Увязанный заплечник вдруг прыгнул в сторону и покатился к выходу... Что это за гул? Вода, что ли? Нет, не вода!.. Стены тряхнуло; с кровли посыпались земля и хвоя.
     - Отец! Бежим, пока не поздно!
     - Но...
     - БЕЖИМ!
     Дангор схватил его за руку и решительно потянул к выходу.
     - Стой! Оружие! Припасы!
     Они едва-едва успели выскочить наружу, но там творилось что-то невообразимое. Тряслась земля, дрожали скалы, деревья ходили ходуном, трещали, и рушились, и катились вниз, в пропасть, вместе с землей и каменными глыбами. Грохот камнепада сливался с подземным гулом. Ясно одно: Мир рушится, и спасения нет! Но Дангор куда-то тащил отца за руку, на ходу увертываясь от пролетающих камней.
     ...Как они спаслись? Почему их не сбило камнепадом? Почему не рухнул навес, под которым они укрылись? Очевидно, только по воле Могучих. Но с того места, где они просидели до самого рассвета - хотя весь этот кошмар закончился гораздо раньше, - Аймик ясно видел, как обрушился грот, оберегавший жилище Черного Колдуна. Обрушился, навеки погребая Маду.
     И еще ему показалось, что там, на склоне, на какой-то миг появилась знакомая фигура... Появилась, чтобы тут же скрыться в неистовстве камнепада.

Глава 22

И СНОВА ВЕЛИКИЙ ВОРОН

1

     Аймик и Дангор приближались к Южному Краю Мира, к местам, где кочуют люди Во- рона. Обратная тропа всегда легче... Сколь-ко лет длился путь туда, от степей к западной Стене Мира? И не вспомнить уже; много. А назад... получается, доберутся быстрее. Правда, река помогла. Тогда реки только мешали: против течения не поплывешь. А сейчас как раз вынесет их к Великой Воде. Да только они не будут того дожидаться, раньше оставят плот. Покажутся степи - и оставят и побредут себе на восход. Ничего. Не юноша, да ноги еще крепки и молодым, глядишь, не уступят. Особенно если молодой ослаб.
     Аймик спешил. Все получалось не так, как он надеялся. Там, когда они спустились-таки по эту сторону Стены Мира, когда увидели приветливую весеннюю долину, он решил было: худшее - позади. Зло, Тьма и ее служители остались там... Погребенные лавиной. Им не удалось заполучить его сына: Дангор спасен... Но все оказалось не так.
     Еще в горах Дангор начал жаловаться на то, что Дад преследует его. По ночам. Хочет дотянуться, увести хочет. Наведенная Мара, понятное дело. Опасно, конечно, но не очень. Аймик отводил ее, как мог (не колдун все же, хоть и Избранный), - и ведь помогало на первых порах; даже там помогало, вблизи от их логовищ. Думалось: вот спустятся в долину, пойдут по землям Неуловимых - Мара окончательно отступится. И действительно, пока шли по этим землям, по цветущим лугам, сквозь прозрачные, радостные рощи, все было хорошо... Да и могло ли иначе быть там, где поет сама земля, где воздух звенит от счастья, где каждый листок, каждая былинка любящи и приветливы.
     (Это ощущалось даже на пути туда. А на обратной тропе Аймик слышал, и видел, и чувствовал всем своим существом в этих краях гораздо большее. Он видел: не просто тени играют в лунных бликах - странные фигуры в причудливых одеждах, словно сшитых из самого лунного света, листвы и цветов, в этом Мире невиданных. Они двигались в такт столь же дивной музыке - и он уже начинал ее слышать, изумляясь невесть откуда льющимся звукам, так не похожим на знакомое звучание костяных флейт, движения этих существ - плавные, грациозные, - как отличались они от всех известных Аймику человеческих плясок...
     Теперь-то, побывав у Инельги, он знал, хотя и не понимал - откуда знает?
     Неуловимые - это Древние. Не люди, не духи, - Древние. Невесть когда принадлежал им этот Мир, и вот теперь они его скоро покинут. Все. Совсем. Уйдут неведомо куда...
     Порой Аймику казалось даже, что он различает их лица - утонченные, похожие и не похожие на человеческие, притягивающие и... чем-то отталкивающие. А они его видели или нет? Неизвестно. Им не было дела ни до него, ни до других людей. Но в долине, где все еще обитали Древние, злу не было места. И Аймику казалось: Тьма еще долго не сможет растлить эти края даже тогда, когда этот дивный народ покинет их навсегда.)
     Дангор не видел и не слышал всего этого, и Аймик, заслушавшись и засмотревшись, ловил порой на себе его недоумевающие взгляды. Но, как бы то ни было, а здесь, в Долине Древних, его сын спал спокойно, не жалуясь на Мару, на тянущиеся к нему черные мохнатые руки, похожие на лапы огромного паука. Только невелик этот край, и задерживаться в нем человеку нельзя. Аймик не знал, почему нельзя, но хорошо это понимал. Даже зимовать пришлось не здесь - на границе Заповедного Края.
     А потом земли Неуловимых остались позади, и уже к лету дела пошли все хуже и хуже. Вначале Дангор просто поскучнел - неведомо отчего. По матери, быть может? - думал Аймик. По родине своей? Ведь чувствует парень, не может не чувствовать: скроются вершины гор - а они и сейчас уже как синие тучки, - и все, навсегда. Как мог, старался если не развеселить, то хотя бы расшевелить сына: рассказывал о Мире по эту сторону Западной Стены. Не помогало. Днем еще куда ни шло, порой улыбнется, порой даже спросит о чем-нибудь. А ночью... Сидит обхватив колени, смотрит неподвижно куда-то в темноту и к отцу жмется, словно малыш к материнскому боку. И трясется мелкой дрожью; Аймик чувствовал: она и во сне не оставляла Дангора.
     ?Да успокойся ты, - говорил Аймик. - Ты же почти мужчина, хоть и не посвященный. Да и нечего тебе бояться: Вестника не тронут ни духи, ни звери, ни люди. И того, кто с ним на одной тропе, тронуть не посмеют?.
     Не помогало. Молчит и трясется. И не спит чуть ли не до утра. И почти не ест. А путь далек...

2

     Это было уже в Мире людей, - правда, совсем чужих. Слух спешит неведомыми тропами, опережая путников. Вначале ему, Вестнику, пришедшему с Той Стороны, из Мира Духов, выносили еду, шкуры и кремни, но делали это так, что нельзя было даже увидеть тех, кто подносил дары. Ничто не угрожало жизням Вестника и его сына: кто захочет связываться с посланцами Духов? Но вход в чужие стойбища, гостевой прием и ночлег под чужим кровом были для них недоступны. Приняв дары, отец и сын должны были коротать свои ночи в одиночестве. Впрочем, для Аймика все это уже давно было не в диковину, а Дангор и так одинок от рождения...
     И вдруг все переменилось. Вместо даров - знаки: воткнутый в землю дротик, отрубленная волчья лапа, а то и человеческий череп. Все понятно: ?Уходите! Немедленно покиньте нашу землю; вы не просто чужие, вы - несущие зло!? Но почему? Аймик недоумевал, но подчинялся. Теперь не только стойбища - сама земля, принадлежащая тому или иному Роду, стала для них Табу. Переходы удлинились: ночевать они могли только на ничейной земле. ...Но почему?
     Аймик и Дангор сидели у ночного костра уже поужинав, уже расстелив шкуры для ночлега. Ночь, черная, безлунная, была какой-то особенно тихой, беспросветной... Не только Небесной Охотницы - звезд и тех не видно на небе; ?следки зверят? скрыты в тучах... А потом вдруг ни с того ни с сего - задуло. Лето, а ветер зол, впору зимние меховики доставать из заплечников.
     Аймик обнял сына за плечи и говорил, говорил... Все о том же: о степняках, ставших для него, невесть почему гонимого, чем-то вроде путеводной звезды. Может, не столько Дангора, сколько самого себя утешал Вестник мечтами о том, как придут они к людям, живущим у Южного Края Мира, у самой Великой Воды. О том, как хорошо, как привольно в этих степях, среди друзей - охотников на бизонов.
     - ...Вот погоди, доберемся, они, глядишь, меня вспомнят и тебя примут не хуже, чем меня принимали. Сам все увидишь. Ты же даже не знаешь, поди, что это такое - Большая Охота!..
     Но сыну не было дела ни до степняков, ни до Большой Охоты. Он все сильнее и сильнее жался к отцу, едва ли слыша, о чем тот вещает, и дрожь - знакомая дрожь - сотрясала его тело... (Да что это с ним творится? Нужно как-то отвлечь...)
     Прервавшись на полуслове, Аймик заговорил о другом:
     - ...Ты и девчонок-то не видал еще, а там доберемся до людей Ворона - они тебя и усыновят, в свой Род примут, и жену тебе...
     Внезапно Дангор стиснул отцовскую руку:
     - Гляди, они рядом!
     Аймик всмотрелся в лесную тьму, куда указывал Дангор, и на миг ему показалось... (Только ли показалось?)
     - Кто - ?они??
     - Дад. Мертвый. Совсем черный. И другие.
     - МОЛЧИ!
     Аймик ладонью закрыл рот сына. Нельзя говорить об этом. Тем более сейчас.
     (Может, все-таки только показалось? Мара, наведенная местными колдунами? Но все равно...)
     Он встал и, взяв короткое копье, сделал его острием Знак Света. И сказал Слово Света. Туда, в темноту. Отпустило. Немного.
     - Дангор! Их больше нет.
     Тот перевел дыхание. Потом даже попытался улыбнуться, хотя вышла не улыбка - оскал.
     - Они вернутся.

3

     Самого Аймика они не трогали. Был бы он не Вестник, идущий к своим из-за Стены Мира, от Той-Кто-Не-Может-Умереть, а просто Аймик-охотник, и не заметил бы ничего. Марой посчитал бы то, что с сыном творится, только и всего. Но теперь-то он знал - нет, не Мара. Те, другие, обитатели Великой Тьмы... Знал Аймик и то, что сам он, защищенный Неведомыми, не по зубам даже этому могущественному врагу. По крайней мере сейчас. Не за ним они явились сюда, не его преследуют с такой настойчивостью, нет. Они были бы даже рады укрыться от его глаз и слуха - пусть бы видел только дрожащие тени, пусть бы слышал только шум ветра. Хотели бы, да не могут. И в этом - единственная надежда.
     Единственная. Ибо хоть и не за ним явились они, но из-за него. Те, другие, хотят во что бы то ни стало заполучить его сына. И если это случится, то тогда...
     (ЧТО - ?тогда??)
     Аймик этого не знал: Могучие Духи так и остались Неведомыми. Но он чувствовал отчетливо и остро: если это случится, он не только потеряет сына. Нарушится что-то... во всем Мире (Мирах, быть может?)... Что-то такое, отчего весь его путь окажется напрасным.
     Чувствовал он и то, что Неведомые, покровительствуя ему, почему-то не могут защитить его сына. Это должен сделать только он сам.
     Конечно, кое-что о том, как бороться со злыми духами, знал и он, Аймик... каждый охотник знал это. Но против других обычные охотничьи заклинания и обереги были бессильны; Аймик убедился в этом на следующую же ночь.
     - Хохочет! Отец, он хохочет! - кричал Дангор. Что еще? Огненный Круг? Аймик помнил еще с детства рассказы о том, что Круг наведенный Чистым Огнем, отгоняет даже самых страшных... через него не перейдет даже нежить. Но нужных слов Аймик никогда не знал. Попытался, конечно, навести, шепча самые сильные из известных ему заклятий. Слово Света тоже не забыл. Помогло ли? Вечер был тих и мягок, а ночь - еще мрачнее прежних, и в завываниях ветра явственно различались голоса духов. Тех, других. Аймик чувствовал: они столпились у самого Огненного Круга, плотно сомкнулись, почти неразличимые и все же явственно ощущаемые, - такая давящая злоба исходила от них. И они насмешничали - он это знал... Вправду ли были они бессильны преодолеть его Круг или же просто играли, издевались над своими жертвами? Аймик не мог ответить, но все же наводил Огненный Круг при каждом ночлеге.
     Знал Аймик и о свойстве Текучих Вод удерживать нежить. Что ж, они ни одного ручья не миновали без того, чтобы вброд не перейти, ни одной речки, чтобы не переплыть. Если и помогало, то ненадолго. Те являлись снова и снова.

4

     Плот скользил, подрагивая на быстрине. Дангор безучастно сидел на корточках, глядя вниз, в щели, где дрожала вода. Он отдыхал. Последние дни перед тем, как они вышли к этой широкой реке, ему и днем не стало покоя. Дад показывался даже днем, даже при свете солнца. Не прямо, нет. Как тень. Неуловимая, почти незаметная. Только если чуть скосить глаза, - на какой-то миг... А ночью - явно. Черный, только белками ворочает. И нашептывает, нашептывает... А то еще возьмет да ухмыльнется, как при жизни бывало. Только злобнее...
     Дангор сопротивлялся, как мог. Только, если бы не отец, давно бы сдался, давно бы позволил Этим овладеть собой, соединиться с тем липким, омерзительным, что само рвется к Ним откуда-то изнутри, из глубины его души...
     Дангор верил: отец, вернувшийся из мира Могучих Духов, обязательно спасет его, как уже спас однажды. Но только почему его могучие друзья и покровители не приходят на помощь? И почему те, другие, с каждой ночью подбираются все ближе и ближе, становятся все сильнее и сильнее? Неужели они и впрямь всесильны?.. Но ведь отец-то вернулся, хотя Дад говорил: ?Он мертв!? А он вернулся и убил Дада...
     Дангор отдыхал. Сейчас день, и здесь, на текучей воде, его нет. Даже в виде едва заметной, но такой навязчивой тени. Но придет ночь, и они пристанут к берегу для ночлега, и те обступят Огненный круг, и будут звать...
     Плот скользил по реке, которую местные жители звали Дерида - Голубая. Аймик узнал ее неведомо как: на пути туда он пересек Дериду лишь единожды и значительно севернее тех мест, которые они сейчас проплывали. Сейчас, спеша в степи, он вышел к этой широкой, красивой реке гораздо южнее, не сделав даже попытки навестить тех, кто дал ему когда-то приют... Тому, кого преследуют силы Тьмы, лучше держаться подальше от тех мест, где обитают земные пособники этих сил - горная нелюдь. Да и чем могут помочь ему и сыну те, чей Род так жестоко пострадал от этой нелюди?
     Нужно спешить. Если помощь будет - то только там, в степях.
     О