а, и разве он, Аймик, уже не показал это, пролив свою кровь в бою за Род Сизой Горлицы?
     Почему же все изменилось? И как? Как? Постепенно. А почему?..
     Вначале он не придавал особого значения мелочам. Ну подумаешь, не позвали на Совет, не пригласили в Мужской Дом. Правильно делают: ведь он еще не сын Сизой Горлицы. Вот будет усыновление, сделают его сородичем, тогда...
     Но почему-то это самое тогда все отдалялось и отдалялось. До новолуния. До осени. До весны... А потом - и вовсе в неопределенную даль...
     - Хайюрр! Ты же сам говорил: ?У нас одна тропа! Ты, Аймик, нашим станешь, сыном Сизой Горлицы. Усыновим тебя?. Так когда же?
     - Погоди, Аймик, погоди. Не все сразу. Видишь ли, родни у нас много; говорил тебе: на обеих Великих Реках живут; и южнее, где Сестры в Хайгру сливаются, и восточнее, где Кушта течет. Всем сказать, у всех согласие испросить нужно. Не просто все это. Потерпи.
     С прошлого лета такие вот разговоры пошли. И он верил и терпел, терпел и верил. А между тем...
     Аймик не обиделся, когда в начале прошлого лета мужчины ушли на обряд Посвящения, оставив его в стойбище вместе с женщинами и детьми. Неприятно, конечно, да ничего не поделаешь: он чужак, инородец; плох ли, хорош ли, а на Родовом Обряде ему не место. В эти два дня он не решался даже на охоту пойти: а ну как ненароком наткнешься на то, что ему видеть не положено? Много времени с женой проводил да с ее новыми подругами; с удовольствием возился с маленьким сынишкой Малуты. (Она уже нового ребенка носила тогда. Зимой родился. Девочка. Только хиленькая; по весне духи забрали.) Поглядывал на Ату в надежде: должны же помочь амулеты! Ну и оружием, конечно, занимался: Разящему дал новую тетиву, легкое копьецо смастерил и на вечерней зоръке подколол несколько рыбин... А после, когда срок пришел, вместе со всеми встречал новых мужчин: Кайюма и его ровесников. И ничего. Радовался даже; думал, глупец: ?В следующий раз я уж непременно с остальными мужчинами буду!? Как бы не так.
     Аймик не хотел смотреть направо, туда, откуда доносились крики и трубный рев мамонтов. Где шел Большой Загон. Но все же не выдержал, посмотрел - и уже против воли глаз оторвать не мог. Хоть и не близко и дым да пыль мешают, но охотнику даже отсюда понятно многое... Стадо окружено; его уже гонят огнями и криками от редколесья к краю обрыва; мамонтам еще кажется, что у них есть выход, но...
     (А разве нет? У них есть выход. Как тогда, год назад...)
     Все было хорошо, все - как надо. Стадо мамонтов отсекли и от отхода на плато, и от безопасного спуска в долину; с наветренной стороны пустили пал, с противоположной - крики и факелы. И сзади - направляющие. Все как всегда, как бывало и у них, детей Тигрольва. Он, Аймик, был среди направляющих... Великие Духи, он все делал как надо. Ни в чем не ошибся. Его ли вина, что старый вожак оказался мудрее, опытнее, чем обычно. Все же знают - такое случается. Редко, но случается! Рыжеволосый гигант, поддавшийся было общей панике, вдруг остановился, невзирая на рев и толчею своих сородичей, задрал свою страшную и прекрасную голову и, вздымая хобот, затрубил так, что у загонщиков уши заложило. А потом развернулся, сбил могучей грудью ополоумевшую самку, подмял мамонтенка и рванулся прямо на пал, увлекая за собой тех, кто смог в этот критический миг преодолеть свой ужас. Лучших...
     Таких отчаявшихся не остановит ни копье, ни дротик. Конечно, прорвались далеко не все. Конечно, свыше половины стада нашло свою смерть там, под обрывом. Но прорвавшиеся - прорвались и унесли с собой не только лучшие бивни и кости... Двоих сыновей Сизой Горлицы, не сумевших вовремя увернуться, затоптали мимоходом, а третьего, Кайюма, сына вождя, едва успевшего пройти Посвящение, ИХ рыжеволосый вождь ухватил своим хоботом, взметнул вверх, и с ревом швырнул себе под ноги, и превратил в кровавую лепешку...
     (Но разве он, Аймик, был тому виной? Если уж и винить кого-то, то пальщиков: не рассчитали нужное пламя. Или тех... оленерогих колдунов, наславших злые чары в отместку за свое поражение... А он-то, Аймик, при чем?)
     ...Как бы то ни было, а перед этим Большим Загоном появился смущенный Хайюрр и сказал:
     - Аймик... Понимаешь... Ты не можешь идти с нами на Большой Загон; так колдун сказал... Мы потом за мясом и костями вместе пойдем... Ты не сердись, ладно?
     ?ЛАДНО!?
     И вот он здесь... Малютки девчонки и те хихикают. А потом будет еще хуже: ему, охотнику, будет вручена доля общей добычи, как... как немощной старухе.
     Аймик уткнулся лицом в руки, стискивающие колени. Только не слезы. Этого еще не хватало ко всему прочему!
     Он резко вскинул голову и заставил себя смотреть туда, где без него...
     Судя по всему, в этот раз загон шел как надо. Без неожиданностей. Правда, и пал пущен не такой, как в прошлый раз. Сильный и дымный. И место удачнее: слева овражек и бурелом; сразу им туда не свернуть, а сейчас уже поздно, сейчас всех их, рыжеволосых, неудержимо гонит собственная сила и паника. Все быстрее и быстрее. Туда, где смерть...
     АГА!
     Аймик вскочил на ноги, впитывая всем своим существом великий миг завершения Большой Охоты. Предсмертный рев мамонтов и человеческие крики взлетели на невероятную высоту, - и стадо, замершее на мгновение на краю бездны, в клубах пыли, смешавшихся с хлопьями черного дыма, обрушилось вниз под ликующие крики, переходящие в победное пение...

     Мы загнали рыжеволосых!
     Загнали! Загнали! Загнали!
     Мы отняли их жизни!
     Отняли! Отняли! Отняли!

     Они отдали нам шкуры!
     Отдали! Отдали! Отдали!
     Они отдали нам мясо!
     Отдали! Отдали! Отдали!..

     Аймик понял, что его губы сами выкрикивают слова охотничьей удачи, словно это и его удача. Он изо всех сил стиснул зубы, чувствуя, как краснеет - неудержимо до жара, до слез... Аймику казалось - такого стыда он не испытывал еще ни разу в жизни.
     КОЛДУН. Вот кто виноват во всем - колдун! Этот Рамир... Теперь Аймику кажется - этот остролицый человек, колючий, словно боярышник, сразу же его невзлюбил. Но за что? Разве не он, Аймик, спас жизнь сыну вождя детей Сизой Горлицы? Разве не он, Аймик, пролил кровь за их Род?
     Нет ответа. А между тем именно колдун, по словам Хайюрра, наложил запрет на участие Аймика в Большой Охоте. И что же дальше? Как быть? Ему, взрослому, сильному мужчине-охотнику, не больному, не увечному, жить подаянием?
     Невозможно, немыслимо.
     ...А ведь он, кроме всего прочего, еще и безродный.
     Безродный! Теперь-то Аймик догадывается: этим он тоже обязан Рамиру. Не по колдунским ли наущениям он до сих пор не стал сыном Сизой Горлицы? В конце концов, быть усыновленным не такое уж невиданное дело, не так уж редок этот обряд... даже в тех случаях, когда инородец и вовсе никаких заслуг перед своей новой семьей не имеет... Ну, может быть, у них, детей Тигрольва, это слишком просто потому, что мало мужчин. Но ведь и в других Родах такое совершается; у тех же детей Волка...
     (Эх! Ну почему он тогда не послушал Армера? Уж там-то с его усыновлением никаких бы сложностей не возникло. Жил бы сейчас сыном Волка, среди своих... И Ата не знала бы горя...)
     Ата! Вот еще одно, что не перестает тревожить. Чем дальше, тем больше.
     К местным порядкам он приспособился быстро. Да и не столь уж иные, эти порядки. Отец Хайюрра, молчаливый, спокойный, улыбчивый пожилой человек, искренне благодарный за спасение своего сына, ничуть не возражал, когда Ата оставалась в постели мужа до самого рассвета. Вначале даже подшучивал по этому поводу:
     - Что, Ата, у нас лучше?
     Все же Аймик старался не злоупотреблять гостеприимством вождя: чаще сам уходил к жене, чем приводил ее к себе... Так ли вел себя, как подобает у детей Сизой Горлицы? Как знать. Во всяком случае - старался. И женщины, похоже, не сплетничали чересчур, не насмешничали. И дети уже принимали как своего...
     Потом стал чувствовать: что-то у них с Атой... не надломилось, нет, - стало меняться. Странно как-то меняться. Словно Ата стала отстраняться от него. Стыдиться, быть может... Ведь замечать это он стал не сразу; да что там, по весне, не раньше. И то долго не верилось; думалось - так, пустяки, случайность... Теперь уж глаза не закроешь, поздно... Ну вот хотя бы: он здесь один, и уже не впервые один, не то что прошлым летом, когда они бывали здесь вдвоем и только вдвоем. А теперь Ате и дела нет, где ее муж, каково ему...
     И то сказать: у Аты пошла совсем другая жизнь. Она-то в стойбище детей Сизой Горлицы уж точно своей стала. Словно здесь и выросла... Или замуж вышла за одного из сыновей этого Рода. А может...
     Эта мысль приходила все чаще и чаще. Помимо воли, помимо желания. ХАЙЮРР! Спасенный им и Атой, так долго, так настойчиво уговаривавший их оставить одинокое житье ради...
     (?Нельзя человеку безродным оставаться, никак нельзя! Ты, Аймик, нашим станешь, сыном Сизой Горлицы. Усыновим. А жена твоя как была, так и останется дочерью Серой Совы. Вам же лучше: не из наших, значит, ты добыл где-то, значит, только твоя. У детей Сизой Горлицы есть сильные родильные амулеты. Дадим тебе, дадим Ате, все хорошо будет. Дети будут...?)
     ...Только одно и сбылось: амулеты дали. Да что толку? Ребенка как не было, так и нет. Да и появись он сейчас, кем бы стал? Сыном Безродного?
     Так правду ли говорил тогда Хайюрр? Или и себя самого обманывал? Говорил одно, а сам понимал: все будет совсем не так.
     ...Нет, Хайюрр не домогался Аты, хоть и мог бы... По всем обычаям мог бы, да сам наотрез отказался от возвратного дара. Уж не потому ли, что другое ему нужно: чтобы Ата женой его стала, матерью его детей. Ведь у них, у детей Сизой Горлицы, кажется, и женщины имеют не по одному мужу. Правда, как это в жизни обустраивается, Аймик так и не разобрал... понял только, что и у Малуты, и у Айюги есть мужья в других общинах, а вот как они встречаются? И встречаются ли вообще?.. Впрочем, для него это не важно, для него другое важно: получается так, что по законам детей Сизой Горлицы Хайюрру ничто не может помешать назвать Ату третьей женой. И уж меньше всего - он, Аймик. Безродный и бесправный...
     Сама Ата? А что - Ата?! Хайюрр-то небось и как мужик попригляднее. Силач каких мало, даже здесь, где мужчины заметно отличаются и ростом и силой. Герой. Предводитель похода на Оленерогих... то бишь людей Сохатого. И в охотничьих делах отца хоть сейчас готов заменить. Ну что он, Аймик, рядом с ним, с Хайюрром?.. И ясно же: Ата давно его приметила, давно предпочла - еще там, в шалаше... Малица...
     Согнувшись в три погибели, Аймик опустил подбородок на колени и сидел так, раскачиваясь из стороны в сторону, пестуя, растравляя свою обиду... И вновь, как когда-то, словно некто холодно шепнул даже не в ухо - в самое сердце: ?Он сильнее тебя? Ну так что же? Зато у тебя есть Разящий...?
     Аймик закрыл глаза.
     (?Ата! Неужели все это правда и все было зря? И мне остается только...?)
     Послышались чьи-то шаги, и он почувствовал чью-то тень.
     (АТА?)
     Аймик вскочил... Но это была не Ата. Перед ним стоял колдун детей Сизой Горлицы.

***

     - Я пришел поговорить с тобой, Аймик, бывший сын Тигрольва, спасший нашего Хайюрра.
     Голос колдуна царапал слух. Они стояли друг против друга так, что солнце било Аймику прямо в лицо, и он чувствовал, что колдун с первого же взгляда понял все и без слов. Сердце колотилось где-то у горла...
     - Аймик-Безродный готов выслушать могучего колдуна детей Сизой Горлицы.
     Кажется, голос его не дрогнул. Но хотя лицо колдуна из-за солнца почти неразличимо, его глаза острее рогов Небесного Оленя...
     - Тогда сядем.
     - Аймик не устал. Аймик-Безродный сидит здесь с самого утра.
     - Но я-то устал. Я не так молод, как ты, охотник.
     - Как будет угодно великому колдуну детей Сизой Горлицы.
     По знаку колдуна они опустились на редкую траву, усеянную сухими веточками, неколкой хвоей и темными шишечками-ягодами. Лицо колдуна было сухим и бесстрастным, как кора этой старой лиственницы.
     - Я знаю, что ты чувствуешь сейчас и о чем думаешь, Аймик, назвавший себя Безродным, - заговорил он без обиняков. - Тебе горько, что ты так и не стал нашим братом и даже отстранен от Большого Загона. Ты винишь во всем меня, Рамира, колдуна детей Сизой Горлицы, и думаешь, что я - твой враг... Так?
     Помолчав немного и не дождавшись ответа, колдун продолжил, словно ничего не случилось. Словно ответ уже прозвучал... или вовсе не нужен:
     - Но ты, Аймик, пришедший с севера, прав только наполовину... или даже меньше. Это правда - я, Рамир, колдун детей Сизой Горлицы, сказал вождю, старикам и охотникам нашего Рода: ?Аймик, пришедший с севера, не может быть усыновлен нами! Если мы это сделаем, великий гнев Могучих Духов обрушится на наш Род! Таких могучих, перед которыми я бессилен!? Это правда - я, Рамир, колдун детей Сизой Горлицы, наложил запрет на твое участие в сегодняшнем Большом Загоне. Ибо не сделай я этого - случилась бы беда. Горшая, чем в тот день, когда погиб Кайюм...
     Глаза колдуна стали необычно круглыми и желтыми; от них было невозможно отвести взгляд.
     - Но я говорил это вовсе не потому, что невзлюбил тебя, Аймик, и хочу тебе навредить. Вовсе нет! Ты умен, умел и отважен, и я хочу тебе помочь. И помогу. Но не так, как ты того желаешь... Назвавший себя Безродным, ты должен узнать, кто ты на самом деле.
     Аймик молчал. Слушать собеседника мешал иной голос, ледяной, осклизлый, невесть откуда идущий. Сейчас он звучал явственнее, чем недавно: ?Слушай-слушай этого лиса! Он тебе наговорит... Думаешь зачем? Чтобы сыну вождя угодить, чтобы боялись и почитали, чтобы дары несли! Чтобы жить не охотясь...?
     - Аймик, ты не безродный, ты - ИЗБРАННЫЙ. Избранный величайшими Духами! А это, - Рамир невесело усмехнулся, - это отделяет Избранного от всех остальных. Безродный стал бы нашим братом, Избранный - нет. Избранничество не благо - проклятие. Великое горе ждет тех, кто пересекает тропу Избранного... хотя бы и не желая ему зла. Я оберегаю Род и говорю тебе: ты не можешь здесь остаться! Тебя ждет твоя тропа. Это самое лучшее и для тебя, и для всех остальных...
     Аймик молчал.
     - Пойми, здесь нет твоих врагов, но ты должен уйти. Как ушел от своих. Хотя бы ради тех, кого любишь. Пойми: иначе ты принесешь им только горе...
     Аймик слушал прижимая ладони к вискам, чтобы заглушить разрывающий голову пульсирующий вой: ?Не верь этому лису, он врет, он тебя гонит, чтобы отнять Ату, отдать твою Ату Хайюрру, Ата, Ата,
     ТВОЯ АТА!?
     Он заговорил, с трудом выдавливая из себя каждое слово. Излишне громко, быть может. Лишь бы перебить этот голос... Ненавистный... Хуже запаха прелой листвы...
     - Великий колдун! Я... Аймик... хочу знать. Понять хочу... Меня матери лишили... Чужаком был... у своих. Потом ушел. Потом жил в одиночестве, никого не трогал. Вашего сородича спас. И сюда не сам явился - Хайюрр позвал; чего только не наобещал...
     Аймик усмехнулся. Слова его обретали силу; он открыто смотрел прямо в лицо колдуну.
     - И вот меня снова гонят. Почему, за что? Ты говоришь: ?Воля Духов!? Но что сделал я вашим Духам? Уж вам-то самим, детям Сизой Горлицы, я точно не делал ничего дурного. Все, чего я хочу, - быть охотником. Братьев-сестер иметь. Жену иметь. Детей растить. Скажи, духовидец, чем же я так не угодил Духам? И как их умолить, какие дары принести, чтобы меня и Ату в покое оставили? Ответь. И помоги, если ты и впрямь не враг мне!
     Колдун словно вернулся из замирной дали, в которую он всматривался сквозь Вопрошающего. Теперь его глаза были обращены лишь на Аймика - обычные, светло-серые человеческие глаза. Только очень грустные.
     - Что я могу тебе ответить? Духи - не люди; их тропы - не наши тропы. Мы знаем лишь краешек их Мира, но и то, что знаем... Они очень разные, духи, и вражда между ними... Война в их Мире... Вы, охотники, и представить себе не можете, что это такое. Хвала Изначальному, этот, Средний Мир пока защищен...
     - Зачем ты говоришь мне все это? Мне, охотнику, нет никакого дела до Мира Духов!
     - Но ИМ есть дело до тебя. И тут ты не властен ничего изменить. Никто не властен. Ты спрашиваешь: ?За что их гнев?? Говорю же тебе: это не гнев, это Избранничество; иным оно и не бывает. Почему именно ты? Нет ответа, кроме одного: тропы Духов - не наши тропы.
     Помолчали. Потом Аймик криво усмехнулся:
     - И в чем же оно - мое Избранничество? Что я должен делать? Куда идти?
     - Не знаю, - со вздохом сказал колдун. - Эти духи далеки от нас...
     (?А ведь и Армер, помнится, говорил что-то такое?. )
     ...Им нет дела до забот Рода Сизой Горлицы. Колдун детей Волка, у которого ты жил, мог бы дать тебе совет... Но нам этот Род неведом.
     - Колдун детей Волка? Но почему?
     - Потому что это как-то связано с их Родом. И это все, что я могу тебе сказать.
     - С их Родом? А я-то здесь при чем? Я - сын Тигрольва.
     - Да, но твоя мать - дочь Волка. Впрочем...
     (?Мать! Вот оно что?.)
     ...Я не знаю, так ли это. Не знаю, куда тебе идти. Это - твоя тропа. Искать ее придется тебе самому. Духи подскажут. Только не обманись.
     Подумав, Аймик задал последний вопрос:
     - Правильно ли я понял могучего колдуна детей Сизой Горлицы: я, Аймик Безродный, никогда не буду усыновлен вашим великим Родом, не найду здесь своих братьев и сестер? Я, спасший Хайюрра, проливший свою кровь за Род Сизой Горлицы, должен буду навсегда покинуть ваше стойбище?
     - Да! - прозвучал твердый ответ. - Аймик Избранный не сможет стать сыном Сизой Горлицы, не завершив тропы, на которую его поставили Могучие Духи! Рамир, колдун детей Сизой Горлицы, высоко ценит все, что отважный Аймик сделал для их Рода. Но благо Рода превыше всего. А уклонившийся от Избранничества несет горе и гибель не только себе самому, но и всем, кто его окружает.
     Они молча сидели вдвоем, бок о бок, словно два старых друга, - колдун и безродный, бесправный, гонимый Аймик Избранный. Они оба смотрели туда, откуда налетающий ветер доносил возбужденные голоса, радостные крики, смех, возобновляющееся и обрывающееся пение. Туда, где далеко внизу, под обрывом, шла первоначальная разделка добычи. Отсюда не были видны ни охотники ни их жертвы. Только край обрыва, истоптанный, обрушенный могучими ногами рыжеволосых гигантов. Все еще дымилась черная гарь. Одинокий кустик, зацепившийся за край обрыва остатками корней, трепетал на ветру, никак не желая сдаваться, из последних сил противясь неизбежной гибели...
     Аймик с облегчением чувствовал, что неведомая сила, пытавшаяся им завладеть, отступила, что омерзительный (и притягивающий!) голос больше не слышен и не имеет над ним власти. Ощущал он и другое: ненависть и угрозу, исходящую от чего-то... или от кого-то, стоящего за всем этим. Древнюю, нечеловеческую...
     Ветерок обвеял лицо и приблизил слаженное пение:

     ...Они отдали нам бивни!
     Отдали! Отдали! Отдали!
     Они отдали нам кости!
     Отдали! Отдали! Отдали!

     Женщины! Женщины! Женщины!
     Охотники возвращаются!
     Женщины! Женщины! Женщины!
     Ваши мужья возвращаются!
     С добычей! С добычей! С добычей!..

     Далеко внизу, на тропе, показались охотники, доверху нагруженные первыми, самыми лучшими частями Большой Добычи: набитые заплечники, доверху наполненные носилки, бивни на плечах. Их фигурки в косых солнечных лучах вырисовывались очень четко; длинные тени скользили по траве, по кустарникам.
     Аймик встал - первым, против всяких правил - и, неожиданно для себя, заговорил с колдуном так, словно перед ним был вовсе не могучий колдун, способный легко и жестоко отомстить за обиду, а просто приятель-охотник.
     - Рамир! Ты говорил со мной как друг, и я, Аймик, которого ты назвал Избранным, благодарю тебя. Мужчины-охотники возвращаются; пора уходить и нам. Я буду думать о твоих словах. Но выслушай и мое последнее слово. Если мне суждено уйти, я уйду. Но только вместе со своей женой, с Атой. Никто из сыновей Сизой Горлицы не имее