ю ощущение темного  ужаса  буквально  гнуло  к  земле.  По
меньшей мере странно  для  человека,  повидавшего  и  войну,  и  военные
лазареты.  Это  было  даже  больше,  чем  страх  за  собственную  жизнь.
Возможно, ей было так страшно потому, что он не боялся. Если  бы  Аранте
известно было слово "иррациональность", она бы его употребила. И сапоги,
безусловно, ей следовало надеть с более толстыми подошвами.
   - Это, - спросила она, поддевая носком обломок кости, - летом тает?
   - Угу, - отозвался Рэндалл. - Я был здесь  летом  и  бросал  камешки.
Слышен плеск. Догадалась, почему я не пью здешней воды?
   Аранта передернула плечами. Ему  следовало  предупредить  ее  раньше.
Впрочем, кажется, он упоминал о плохой воде в каком-то забывшемся давнем
разговоре, но там они не были наедине, и король не расшифровал, что имел
в виду. А потом как-то все это задвинулось за  ненадобностью  в  дальние
уголки памяти.
   - Может, - осмелилась она, - хватит здесь? Все уже посмотрели?
   - Нет, - сказал Рэндалл негромко. - Говори со мною теперь.  В  другом
месте я могу не ответить на твои вопросы.
   - Ты, - сказала она, как можно теснее обхватывая  себя  за  локти,  -
непозволительно груб с моими мужчинами.
   Может, будь обстановка чуть менее мрачной, она сформулировала бы свою
мысль  пообходительнее,  однако  Рэндалл   не   воспользовался   любезно
предоставленным ему поводом для пустого ерничанья.
   - Ну... они ведь могут быть непозволительно грубы в ответ, -  хмыкнул
он. - Во всяком случае - попытаться. Чтобы  я  почувствовал...  хотя  бы
интерес. Кеннет аф Крейг - ничто. И ничем его сделала ты.
   Он поднял руку, предупреждая вспышку ее возражений.
   - Что можно сказать в защиту  мужчины,  который  таскается  за  тобой
следом, как нитка за иглой? Разве то, что бедняга это сознает?
   Замороженный мозг Аранты тем не  менее  разродился  метафорой,  вроде
того, что ни игла без нити, ни нить без иглы для шитья  не  пригодны,  и
более того, когда дело  сделано,  именно  нить  удерживает  соединенными
вместе разрозненные детали кроя. Иголка больше не нужна.  Однако  сейчас
оба они вряд ли были расположены к многословным красивостям.
   - Он твой офицер, - хрипло напомнила она. - Его кровью  куплено  твое
королевство.
   - Кровью и еще много чем другим, - возразил Рэндалл. - Я сожалею.  Но
Кеннет аф Крейг исполнил миссию своей жизни, и я говорил тебе,  что  для
него самого было бы лучше умереть на пике  чести  и  славы,  не  испытав
разочарования, тогда, когда, как нам казалось,  мы  завоевали  для  себя
весь мир.
   - Ну да. Одни получили чуть больше, другим  досталась  только  честь.
Хочу дать тебе совет,  король.  -  В  ее  голосе  прорезались  визгливые
интонации старой ведьмы. Наверное,  она  когда-нибудь  станет  ею.  Если
доживет. - Никогда не говори "сожалею". Тебе это не дано.
   - Ты хорошо меня знаешь, - согласился Рэндалл. -  Ты  знаешь  меня  в
каждый мой момент, а не после,  когда  я  уже  изменился.  Ты  для  меня
единственный  человек...  в  своем  роде.  Ну  а  что   касается   мэтра
библиотекаря...  -  Он  неожиданно   потряс   головой,   будто   отгонял
наваждение. - Он - Брогау. Этим все сказано. Все! Я с детства  не  видел
Клемента, старшего из сыновей Узурпатора, и  не  знаю,  насколько  верно
передается в их роду семейное сходство, но этот...  у  него  и  лицо,  и
движения отца. А тот был самым опасным и сильным  хищником  королевства.
Если бы не кровь де Камбри в их жилах,  мне  стоило  бы  уничтожить  его
щенков как потенциальную опасность, не раздумывая ни минуты.
   - Приятно сознавать, что ты способен на сентиментальность.
   - ...хотя почему, собственно, я должен  сохранять  ему  жизнь?  -  Он
огляделся по сторонам. - Я выиграл войну, чернь обожает  меня  по  праву
силы, и сэр Эверард не посмотрит на меня укоризненно. Никто  никогда  не
посмеет меня упрекнуть.
   - Потому что я прошу тебя об этом.
   - Однажды, -  разомкнул  Рэндалл  посиневшие  губы,  -  мне  придется
пренебречь твоей просьбой. Представители  этой  фамилии  отняли  у  меня
всех, кого я любил... начиная с матери. Мэтр Эйбисс. - Он скривил  губы,
стараясь удержать лицо. - Безобидный, как кусок хлеба.  Сэр  Эверард  де
Камбри. Первый и главный из создателей моей победы, без которого не было
бы ничего. Каждый раз, когда мне причиняют боль, Брогау так или иначе  к
этому причастны. Мне хочется выплюнуть это проклятое имя.
   - Уриен всего лишь библиотекарь.
   - Он мне не друг.
   - Но ведь от самого тебя зависит, станет ли он врагом. Знаешь, -  она
помолчала, определяя вес чужой тайны, - отец ведь бил его,  когда  хотел
отвадить от книжной дури. Вряд ли Уриен так уж склонен  лелеять  в  себе
семейственность. Ручаюсь, что если ты оставишь его  в  покое,  он  будет
сидеть себе тихонько в библиотеке, пока не пропитает собой книги. К тому
же он лицо духовное. Можно устать, перечисляя, на что он не имеет права.
Тогда как - вспомни! - он мог быть принцем.
   - Ты что же, думаешь, что монахи не умеют  интриговать,  пакостить  и
добиваться своего? На твоем месте я бы задумался: если  у  него  хватило
духу поставить на своем с таким отцом,  каким  был  Гайберн  Брогау,  то
парень может быть поистине страшен.
   - Мы говорим о разных людях?
   Волна жара, оживившая Аранту,  когда  она  защищала  Кеннета  и  свои
представления о нем, спала, когда Рэндалл  перевел  разговор  на  Уриена
Брогау. Цепенея сердцем, она чувствовала, что доводы  ее  неубедительны.
Дело, по-видимому, упиралось в ее собственную убежденность.  Потому  что
где-то она знала, что Уриен Брогау опасен. Просто она старалась  уверить
себя, будто держит его  в  руках.  И  впредь  способна  удерживать.  Так
получилось, что из всего на свете она ценила лишь жизнь, которую  вокруг
нее отнимали с такой легкостью и таким чувством правоты. Что  бы  она  о
нем ни думала, ей хотелось сохранить ему жизнь.  Но  тем  не  менее  она
знала, что лжет. И ложь наполняла ее холодом, как свинцом. Однако  ни  в
коем случае нельзя позволить Рэндаллу Баккара выкосить вокруг нее пустое
пространство.
   - А знаешь ли, - сказал Рэндалл, вдруг  понижая  голос,  -  о  чем  я
иногда размышлял, стоя у его гробницы? Я думал о том, как  работает  мой
дар. Если постоянной практикой доказано,  что  в  моих  силах  заставить
людей быть героями, как мне того хотелось, то не сам ли я виновен в том,
что Гайберн Брогау попытался убить меня? Ведь я с самого детства видел в
нем только злодея. Что еще ему, в сущности, оставалось? Он  сделал  все,
чего я от него ожидал. Не  потому  ли,  что  ему  попросту  некуда  было
деваться?  А  кстати,  как  ты  думаешь,  может  Уриен  обеспечить   мне
лояльность Клемента?
   Аранта промолчала, пожав плечами.
   - Если бы речь шла о старом волке, о Гайберне, уверен, он не  дал  бы
слабины, даже если бы я у  него  на  глазах  перерезал  горло  всем  его
отпрыскам, включая девочек.  Однако  мне  неизвестно,  насколько  сильны
взаимовыручкой мальчишки Брогау.
   Зубы постыдно лязгали, и она надеялась, что он подсадит ее наверх,  к
скользкому наклонному желобу, ведущему к огню в камине, к  раскаленному,
обернутому в тряпки кирпичу в постели, к горячему бульону,  к  пыльному,
монотонному труду библиотеки.
   - Нам нужно с тобой пожениться,  -  сказал  Рэндалл.  И  это  был  не
вопрос.  От  неожиданности  у  Аранты  даже  в  мозгах  прояснилось.  На
воспаленного юнца Рэндалл походил меньше, чем кто-либо другой. Не говоря
уже о том, что этот человек никогда ни у кого не знал отказа.
   - А зачем это тебе?
   Рэндалл сделал два шага вправо, потом два  шага  влево.  Черные  тени
метнулись по стене.
   - Того, что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была рядом, недостаточно?
   Было слишком холодно, чтобы обрадоваться этим словам. Тем  более  что
она  давно  была  рядом,  и  он   мог   любить   ее   столько,   сколько
заблагорассудится. Она давно решила для себя, что этот человек стоит  ее
магии.
   - Мне нужна королева.
   - У тебя есть королева. Думаю, Венона Сариана была бы рада,  если  бы
ты ее за такую держал.
   - Венона Сариана не принимает участия в государственных делах.  Скажу
больше, она не пользуется популярностью. Ее не понимают и не любят.
   - Как это мне знакомо! - буркнула Аранта себе под нос.
   - А ты прикладываешь очевидные и небесплодные усилия, чтобы быть  мне
полезной. К тому же тебя ценит армия. Ты способна повелевать душами.  Ты
можешь остановить толпу.
   - Нет. Толпу не могу. Никто не может остановить толпу.
   - Не важно. Главное, что ты великолепно умеешь делать вид.
   - Эта женщина двоих детей тебе родила. Как ты можешь в один  день  от
нее отказаться?
   - Эта? - Рэндалл усмехнулся. - За все те считанные случаи, когда  она
была в моей постели, я ни запомнил ни лица ее, ни тела. Представь  себе,
я даже не уверен, что это всякий раз была одна и та  же  женщина.  А  я,
черт возьми, хотел бы знать, с кем я сплю.
   Пытаясь оживить занемевшие ноги, Аранта переминалась на льду.
   - То есть назрела такая политическая  необходимость?  -  съехидничала
она. - Давай пойдем отсюда. Поговорим где-нибудь... у огня!
   И, не дожидаясь, когда он  последует  за  ней,  отправилась  обратно,
перелезая  через  кромки   изломанных   льдин.   Противоположная   стена
затопленного храма была скрыта  подземной  тьмой,  но  она  рассчитывала
найти веревку хотя бы на ощупь.  Правда,  сомневалась,  что  у  нее  еще
хватит каких-либо сил взобраться по ней доверху.
   - Аранта! - окликнул ее Рэндалл, и добавил:
   - Я заклят на победу.
   То, что он сказал, было, наверное,  очень  важным.  Важным,  впрочем,
было уже то, что он об этом сказал.
   - Всякий раз, когда я не побеждаю, я снова оказываюсь здесь и  снова,
ломая ногти, соскальзываю с обледенелых стен. Мне нужно делать это снова
и снова, иначе я сойду с ума. Как минимум.
   - Мне кажется, - добавил он после паузы, - что я тебя теряю.
   Потом он подошел и без слов подбросил ее вверх, и на этот раз она  не
почувствовала ничего. Негнущимися пальцами Аранта ухватилась за веревку,
заставила сократиться мышцы своих рук и плеч, подтянулась и  выволоклась
в коридор, наполненный факельным чадом и казавшийся после стужи ледяного
ада  умилительно  теплым.  У  нее  еще   хватило   -   чего?   приличия?
верноподданнических чувств? любви и заботы? - убедиться, что  Рэндалл  в
состоянии вытянуть себя из норы, после чего  она,  хватая  ртом  воздух,
бросилась  бежать,  бессознательно,  как  зверь,  ориентируясь  на  чуть
заметный подъем коридора.
   Не помня ни себя и ничего на свете, Аранта домчалась До своих покоев,
толкнула дверь собственным телом, миновала  отведенные  Кеннету  сени  и
ворвалась к себе. Слава богам, в комнате жарко горел камин. Встав  перед
ним, она принялась судорожно расстегивать и срывать с себя одежду. Тепло
затопляло комнату, и чтобы растаять изнутри, чтобы изгнать из себя  мрак
и пронзительное дыхание ледяного ада, способного, как  она  чувствовала,
свернуться, затаиться и угнездиться внутри на долгие годы и выжирать  из
нее исподволь тепло и жизнь, она, раздевшись, присела на корточки  возле
самого огня.
   У Аранты никогда не было горничной, точно так же  как  у  Рэндалла  -
личного  камердинера.  С  точки  зрения  заклятых  на  крови  это   была
необходимая предосторожность. Во избежание риска  никто  посторонний  не
мог быть допущен к их телу. Дворцовые слуги сочиняли и распространяли по
этому поводу разные сплетни, но Аранта всегда была слишком занята, чтобы
обращать внимание на мелочи.
   Когда жар распространился по всему телу, прокалил кожу и  омыл  кости
изнутри и снаружи, когда ледяная яма стала казаться ей страшным сном,  к
тому же чужим, она прошлепала босыми ногами к сундуку, откинула  тяжелую
крышку, достала длинные  шерстяные  чулки,  льняное  белье,  которое,  в
отличие от шелкового, согревает, хотя и не так послушно  льнет  к  телу,
платье из шерсти и шаль из пуха, оделась, заплела и уложила  на  макушке
косу.
   Песочные часы на камине утверждали, что времени прошло  на  удивление
немного, гораздо меньше, чем натикало на ее субъективных  часах.  А  это
значило, что у  нее  нет  никакого  оправдания,  чтобы  не  вернуться  в
библиотеку на весь остаток зимнего дня. Кеннет ведь еще не  вернулся,  а
кроме как там, быть ему негде. А кроме  того,  ей  казалось  необходимым
занять мозги привычной, рутинной работой, чтобы, черт возьми, не думать,
почему она не хочет выйти замуж за лучшего мужчину на свете.
   Она прошла в библиотеку и с порога поняла, что  та  пуста.  Пользуясь
моментом, Аранта подбросила поленьев в  прогоревший  камин  и  с  ногами
угнездилась в кресле мэтра Уриена.  При  мысли  о  холоде  она  все  еще
безотчетно вздрагивала.
   Ну, положим, женится он на ней. Думать, что он считает ее  подходящим
материалом для королевы, было в  принципе  приятно,  однако  под  тонкой
аппетитной корочкой лести явно запечены ядовитые  грибы.  Если,  как  он
говорит, народ отвергает Венону Сариану, что же они сделают  с  ней,  во
всеуслышание объявленной ведьмой? Став женой  Рэндалла,  она  попадет  к
нему в полную зависимость,  а  это  мы  уже  проходили.  И  это  нам  не
понравилось. Утратив Дар, она превратится в куда более круглый ноль, чем
Венона Сариана. Она никогда не сможет сказать ему ни  слова  против  под
страхом его гнева, которому ей нечего будет противопоставить.  Однако...
а как она сможет отказаться? Аранта встала,  желая  поискать  на  полках
сборник брачного права. Тем более что еще вчера  ей  хотелось  уточнить,
какую именно оговорку следует сделать в договоре, чтобы приданым молодой
жены мог бы в обход мужа  воспользоваться  лишь  ее  первый  отпрыск  по
мужской  линии.  Но,  повинуясь  секундному  побуждению,  прошла   мимо,
оттянула запирающую щеколду и распахнула окно.
   Библиотека была обустроена на самом  верху  Южной  башни  и  обращена
окном во двор.  Порыв  холодного  ветра  пронзил  Аранту  как  меч,  но,
вздрогнув, она осталась стоять на ногах, лишь покрепче скрестив на груди
руки под шалью.
   Поверх крепостных стен, над самим замком, приютившимся далеко  внизу,
у подножия, открывался чудесный вид на засыпанный снегом  город,  словно
плавающий в рассеянном блеклом свете пасмурной зимы.  Окно  выходило  на
военный двор: там, несмотря на мороз, бодро гогоча, упражнялись на мечах
солдаты,  ростом  отсюда  не  более   марионеток.   Скользнув   по   ним
безразличным взглядом, Аранта устремилась  вдаль.  Ее  всегда  тянуло  к
быстро бегущим тучам в сером небе, с которым сливались  тающие  нечеткие
дымки. В какой-то миг, охваченный возвышенным отчаянием, ей непреодолимо
захотелось раскинуть руки, распахнуть шаль и, паря, взмыть над всей этой
бескрайней, уходящей за горизонт зимой, над заснеженными  шалашами  елей
на том берегу Кройча. Ведь кто, в сущности, знал, какая  сила  на  самом
деле таится в ее крови? В некоторые моменты она определенно ощущала себя
способной к полету.
   - Ногу подбери! В этой позиции я ее достану!
   - Я отскочу, успею!..
   - Смотри, вот, вот и вот...
   Веселый звон железа, такой ломкий на морозе,  хохот,  звуки  падения,
барахтанье в снегу... Аранта отступила за косяк,  чуть  притворив  раму,
так, чтобы не быть замеченной со двора.
   Отплевываясь и смеясь, Кеннет выкарабкивался из снежной кучи, помогая
себе мечом. Уриен, расставив длинные ноги, пригнувшись  и  прищурившись,
ждал его посреди утоптанного круга. Двуручный меч, направленный  острием
в сторону противника, чуть  заметно  подрагивал,  следуя  за  движениями
Кеннета. Оба были до пояса обнажены, и кожа их пылала от мороза.  Кеннет
аф Крейг, до недавнего времени носившийся с табунами под жарким  степным
солнцем, выглядел посмуглее и, честно говоря, немного  покрепче  сбитым.
Он снова и снова с азартом молодого петуха бросался на своего  обидчика,
а тот вновь и вновь невозмутимо отправлял его в сугроб.
   - Ах ты, долгополый, - сквозь сомкнутые губы пробормотала  Аранта.  -
Любитель маскарада, чернильная твоя душа...
   Кеннет аф Крейг знал толк в кавалерийской  рубке  и  отлично,  на  ее
взгляд, держал собственно удар, но мэтр Уриен коварными ложными выпадами
постоянно сбивал его с равновесия, заставляя вертеться чуть не волчком и
с неизменным результатом роняя его наземь.  Сам  Уриен  Брогау  двигался
обманчиво  неторопливо,  больше  стоя  или   поворачиваясь   на   месте,
расставляя ступни под  углом  столь  идеальным,  что  не  оставалось  ни
малейшего сомнения в его профессиональном навыке. Вероятнее всего, он  и
танцор был превосходный.
   Ее взыскательный женский взгляд отметил удлиненные кости его  плеч  и
предплечий, и гибкую растяжку мышц, достигаемую лишь  упражнениями  того
рода, что ей выпало удовольствие тайком наблюдать, и  почти  чувственное
наслаждение под маской привычной спокойной сосредоточенности. И то,  что
гвардейцы Баккара, занимавшиеся на военном дворе своей ежедневной унылой
и  тупой  тренировкой,  стоят  кругом,  оставив  собственную  возню,   и
увлеченно наблюдают урок. Их с Кеннетом занятия, стало быть,  составляли
секрет только для нее самой.
   - Этот приемчик, милорд! - воскликнул кто-то из стражи. - Как вы  это
делаете? Во времена моего ученичества  считалось,  что  от  сарацинского
крюка нет защиты.
   Уриен покачал  головой,  бросил  меч,  наклонился  и  зачерпнул  снег
горстью.
   - Я не даю уроков замковой страже, - усмехнулся он.  -  Обратитесь  к
своему капитану, солдат, он обучит вас  всему,  что  сочтет  нужным.  На
субординации держится мир. Ну... разве что частным порядком...
   И под восхищенными взглядами солдатни  растерся  снегом  от  кончиков
пальцев до затылка и от плеч до талии вниз. На его спине не было  места,
куда бы он не достал. Сын Хендрикье, мальчик с севера.  Кеннет  проделал
то же самое, но подрагивая кожей и с заметно меньшим энтузиазмом.
   Милорд.  Сын  короля,  выросший  в  тени  трона.  Все  эти   солдаты,
наполнявшие двор, потомственная дворцовая стража, знали его  как  принца
на протяжении всей его жизни. Куда лучше,  чем  выросшего  в  отдаленном
Камбри  Рэндалла  Баккара.  Он  привык  поворачивать  голову  на   слово
"милорд". И никакое другое слово ему не шло, хоть тресни. И  если  он  -
копия отец, то, по правде говоря, она способна понять королеву Ханну.  И
еще она, помнится, подумала, что на месте короля Гайберна Брогау  скорее
спустила бы вовсе со строптивого сына шкуру кнутом, чем  отдала  бы  его
монахам.
   Осторожно, чтобы не звякнуть лишний раз металлом и не выдать себя  за
подсматриванием, Аранта задвинула раму на место.  Смотреть,  собственно,
было уже особенно не на что. Там,  внизу,  упражнявшиеся  натянули  свои
личины вместе со своими повседневными одеждами, и если бы она осмелилась
продолжать,  то  оказалась  бы  всего  лишь  свидетельницей   пантомимы,
безмолвных жестов, с какими Уриен  показывал  Кеннету  то  на  основание
меча, то на среднюю часть, то на острие, измеряя их ладонью и локтем.  С
коварной улыбкой она вернулась на место - на место библиотекаря у  огня,
невидимое  от  входа,  разложила  перед  собой  книгу,   развернутую   в
произвольном месте, и прикинулась погруженной в  чтение.  Она  позволила
себе только одну стратегическую  хитрость  -  оставила  открытой  дверь.
Таким образом, чтобы издалека услышать приближающиеся шаги.
   Чаяния оправдались. Пребывание в военных советах Рэндалла Баккара  не
прошло даром. Она услышала не шаги,  а  разговор,  звуки  которого  были
многократно усилены акустикой шахты винтовой лестницы.  Говорил  Кеннет,
спокойно,  убежденно  и  взвешенно,  насколько  ему   позволяло   сбитое
продолжительным подъемом дыхание.
   - ...и это совершенно нормально. Не только для женщины, для  человека
вообще. Дом, сад, все, что нужно для жизни. Войной следует  жить  только
во время войны, но не жить же во имя войны, в  самом  деле?  Все  это...
правильно. Понимаешь, ну, что-то же должно быть воз