будто  королевское
правосудие для тебя звук пустой. Это, милая моя, подрывная деятельность.
   - Это старые долги, - ответила она. - Самые старые,  какие  только  я
могу себе представить. К тому же,  помнится,  ты  как-то  предлагал  мне
Хендрикье. Я, помнится, отказалась. Так что ты некоторым образом все еще
мне должен. Так?
   - Ну. - Рэндалл забросил ногу на ногу. - Допустим.
   - Ну так забудь о нем в счет долга..
   - А воры, насильники, убийцы тебя не интересуют? Я мог бы открыть для
тебя двери  тюрем.  Или  же  ты  симпатизируешь  только  государственным
изменникам?
   Она пожала плечами.
   - Это всего лишь один человек, а ты готов был дать мне герцогство.
   - Послушай, - сказал вдруг Рэндалл, - а давай я  на  тебе  женюсь.  В
счет долга, а?
   Аранта фыркнула.
   - Я выгляжу смешным?
   - Нет. Да. А Вснону Сариану мы отравим? Дадим пищу разговорам о  том,
как я спешила влезть в ее теплую постель?
   - Я мог бы, скажем, развестись.
   - Хватит крючок наживлять, - ответила она грубо. - Как спрошено,  так
и отвечено. А то, можно подумать, либо ты меня опасаешься, либо  я  тебе
больше не нужна. Если  так,  незачем  обижать  Венону  Сариану.  Однажды
переспи со мной, вместо этой твоей глазированной сахаром Филиссы Мэй. Ты
знаешь, я тебе не откажу, и душа твоя успокоится.
   - Я  этого  не  знаю,  во-первых.  Во-вторых,  человек,  способный  в
одиночку остановить толпу, в самом деле внушает опасения. Мне - внушает,
потому что лично я бы не  рискнул.  Прими  мое  восхищение.  Разумеется,
частным образом. Официально я разгневан.
   - Я ее не останавливала, - возразила Аранта и  оборвала  себя.  Чтобы
сказать всю правду, пришлось бы рассказать об Уве и тем самым передать в
руки Рэндалла  средство  возможного  давления  на  себя.  Их  ничего  не
связывает. Отрезано.
   - Я не останавливала  толпу,  -  повторила  она.  -  Это  слишком.  Я
разыграла для них представление.
   -  Ага,  -  пробормотал  Рэндалл.  -  Представила   им   картинку   с
переставленными акцентами и  переключила  их  воображение  на  себя.  Но
рисковать подобным образом ради кого попало...
   - И со мной был Кеннет.
   - Ах, ну конечно, как я мог забыть про Кеннета!  В  его  обществе  ты
всегда можешь чувствовать себя  как  за  каменной  стеной!  Он  штаны-то
способен завязать или должен помогать себе зубами?
   - Король, - процедила сквозь зубы Аранта,  -  ты  знаешь,  что  такое
грех?
   - Грех - это все, что выходит за рамки круга "домик,  садик,  спутник
жизни". Да, я знаю, что такое грех.  Но,  боюсь,  мы  вкладываем  в  это
понятие слишком разный смысл.
   - А Кеннет аф Крейг великолепно мечет нож.
   Она умолчала о том, что Кеннет  мечет  нож  во  входную  дверь,  лежа
навзничь на низкой тахте в прихожей ее покоев. Монотонно, раз за  разом,
в одну и ту же точку, с  абсолютно  неподвижными  глазами,  и  от  этого
повторяющегося, непрекращающегося стука она иной  раз  сама  готова  его
убить. Фраза прозвучала примирительно, а ей только того и было надо.
   - Больше так не делай,  -  попросил  Рэндалл,  и  она  согласилась  с
неискренней готовностью:
   - Не буду.
   Молчание объяло их, и осмелевшие вечерние  тени  поползли  из  углов.
Рэндалл погрузился в себя, явно не желая покидать  теплый  уютный  угол,
где мог позволить себе ничего не  делать.  Насколько  Аранта  знала,  он
подписывал бумаги за  едой  и  читал  в  постели.  И  почти  никогда  не
оставался наедине с собой. И только магия  питала  и  подстегивала  его,
служа ему и огнем, и дровами, но такой  нагрузки  не  выдержит  ни  одна
магия на свете. Ей захотелось  прикоснуться  к  нему.  Захотелось  стать
уютной тьмой, и одиночеством, и теплым светом  огня,  что  льнул  к  его
вискам. Всем тем, от чего он получал отдохновение. Неведьмой,  чтобы  он
не рассматривал ее как силу,  которую  следует  иметь  в  виду  в  плане
возможного противостояния. Если бы только он позволил себе быть с нею...
слабым.
   - Ладно, - наконец вымолвил Рэндалл, с усилием поднимаясь.  -  Ладно.
Скажи этому, пусть заходит.
   Мэтр Уриен вошел, повинуясь, и  остановился,  пропуская  короля  мимо
себя к двери.
   - А, да, - окликнул его Рэндалл от дверей. - Здесь раньше был другой.
Мэтр Эйбисс Уолден. Такой старый. Вы не застали его? Что с ним стало?
   -  Нет,  что  вы,  Ваше  Величество,  -  ответил  Уриен  из  пыльного
полумрака. - Мэтр Эйбисс Уолден давно умер.  Это  был  мягкий  и  слабый
пожилой человек. Сердце не выдержало.
   - Как жаль, что он не дождался. Мне было за что его отблагодарить.
   Словно ослепительная молния ударила наискосок, прорезав  пространство
библиотеки, когда сухим, твердым и словно для одной только  этой  минуты
поставленным голосом, каким на памяти Аранты никто и никогда не  говорил
с королем, мэтр Уриен добавил:
   - Да, разумеется, ведь он умер  под  пыткой.  Заинтересованным  лицам
очень  хотелось  узнать,  насколько  он  был   причастен   к   одному...
исчезновению из крайне строго охраняемой комнаты.
   - Ты... - Впервые на памяти Аранты Рэндалл Баккара  потерял  при  ней
дар речи. - Что ты обо всем этом знаешь? Ты  обвиняешь  в  этом  меня?..
Ты...
   Не сказав, что  хотел,  он  развернулся  на  каблуках,  устремился  к
камину, стремительным  движением  схватил  со  стола  и  сунул  в  огонь
канделябр с оплывшими свечами, и когда те загорелись, повернулся,  желая
рассмотреть наглеца получше. Уриен не уклонялся, скрестив руки на груди.
Рэндалл безотчетно протянул руку, словно желая повернуть лицо  визави  к
свету, чтобы еще лучше, еще вернее  убедиться  в  своей  правоте,  чтобы
никоим образом не допустить ошибки, и Аранта не могла представить  себе,
какая еще громыхнет молния, если  он  к  нему  прикоснется.  Ибо  Уриен,
совершенно  очевидно,  принадлежал  к   типу   людей,   не   переносящих
посягательства на свое физическое пространство. И,  как  выяснилось,  не
хуже иных прочих  способен  был  метать  молнии.  Если  это  произойдет,
Рэндалл сломает ему хребет. "Я сама могу сломать ему хребет! Я, черт его
побери, могу сломать ему хребет об колено!" Странно,  но  раньше  ей  не
приходилось напоминать себе об этом.
   - ...Ты, - повторил король, - Брогау!
   - Да, - согласился Уриен. - Я - Брогау. Меня научили этим гордиться.
   Прошло несколько ударов сердца, после чего  с  уст  короля  сорвалось
несколько слов, не предназначенных для слуха дам и духовных лиц.
   - Почему вы всегда появляетесь из темноты?! Как будто  она  порождает
вас.
   - Вы можете меня убить, если полагаете, что  это  вас  обезопасит,  -
сказал Уриен. - Мой брат и, как я догадываюсь,  мой  отец  хотели  убить
вас. Где-то я бы вас даже  понял.  Впрочем,  вы  в  состоянии  придумать
что-нибудь  похуже.  Как  вы  придумали  для  малыша  Константина   этот
проклятый клочок голубого неба.
   - Забавно, - отозвался Рэндалл. - Изначально я  не  предполагал,  что
дети Брогау окажутся проблемой. На  детях  гениев  природа  отдыхает.  Я
думал, это касается и злых гениев. Согласись, Константина Брогау  гением
назвать трудновато. Кстати, а Клемент где? Может, он  тоже  прячется  за
углом в самом неподходящем месте, с ножом за пазухой?
   На лице Уриена отразилось  выражение,  которое  Аранта,  поразмыслив,
окрестила выражением умника, убежденного, что ему сию минуту не  свернут
шею только потому, что слишком нуждаются в его услугах.
   - Клемент, как самый старший и самый умный, позаботился, чтобы  никто
о нем ничего не знал. Хотя вы, конечно, имеете право не поверить мне  на
слово, если оно не исторгнуто пыткой. Не думаю, чтобы я оказался так  уж
стоек к физической боли.
   - Кровь моего злейшего врага смешалась в вас с кровью  моего  лучшего
друга, господин Камбри Брогау. Это обстоятельство неприятнейшим  образом
гарантирует вам жизнь. Но вот должен ли  я  позволить  вам  ошиваться  в
непосредственной  от   себя   близости?   Есть   множество   пограничных
монастырей, где вы могли бы исполнять благородную и героическую миссию.
   - Да он сидит здесь, - вмешалась  Аранта,  -  читает  и  переписывает
книги. Какой от него вред? Разве что мыши им подавятся?
   - Что, еще один?
   Уриен вопросительно приподнял брови, но было слишком  долго  все  ему
объяснять. Она и не должна ничего ему объяснять.
   - Ты готова за него ответить?
   - Допустим, готова.
   - Во имя Каменщика, Аранта, ты что, команду набираешь? Не слишком  ли
дорого обходится мне Ведьмина Высота? Ладно, будь по-вашему. Сиди  среди
своих книг. Леди присмотрит за тобой, Брогау. Только под ее слово.
   Это было последнее слово,  на  котором  он  вышел,  обдав  их  ветром
движения.
   - Ну что ж, - вполголоса сказал Уриен. - Спасибо. Хотя на вашем месте
я бы с такой ответственностью не спешил.
   - Небескорыстно, - ответила Аранта. - Кто еще выучит меня  читать?  С
вами-то я почти договорилась.
   Она нашла Рэндалла в замковой часовне, где множество свечей горело  в
честь убитого  им  врага.  Рэндалл  Баккара  держал  королевское  слово.
Всегда. Гайберн Брогау все-таки был королем, и он удостоил его упокоения
в королевской молельне, в цоколе замка, под флагом и высеченным в  камне
гербом. С вечной  памятью.  Теперь  можно  было  сказать,  что  твердыня
Баккара опирается на кости  поверженного  врага.  Члены  семьи,  приходя
сюда, преклоняли на шлифованном полу колени, но  сейчас  Рэндалл  стоял,
расставив ноги, как когда-то в очерченном  для  поединка  кругу,  сложив
руки на рукояти королевского меча,  украшенной  сапфирами  и  позолотой.
Этот  драгоценный  меч,  взятый  в  бою,  где  победитель  получал  все,
символизировал королевство и обычно лежал на  крышке  саркофага,  откуда
никто, кроме Рэндалла, никогда его не брал. И сейчас, подойдя в  тревоге
поближе, Аранта расслышала, как в бессильной ярости король шепчет:
   - Восстань! Я хочу убить тебя еще раз!

4. ЭРОТИЧЕСКИЕ ФАНТАЗИИ В ПЫЛЬНОМ ИНТЕРЬЕРЕ, ИЛИ АРАНТА СМОТРИТ НАЛЕВО

   Вопреки сложившемуся стереотипу счастье разнолико. Причем не имеет ни
малейшего значения, чувствовал ли ты себя счастливым  непосредственно  в
момент, воспоминания о котором подернуты в  твоей  памяти  романтическим
флером. Возможно, тогда ты был настолько занят, что даже не думал  ни  о
каком счастье.
   Так случилось с  Арантой.  Казалось  бы,  что  сложного:  обмакнул  в
чернила очиненное перо да и рисуй себе значки в ряд,  какие  вздумается.
Так нет же! Буквы в прописях, в образцах  у  Уриена  твердые  и  ровные,
одинаковые, как солдаты в парадном строю, выглядели  у  нее  как  те  же
солдаты, поздно ночью возвращающиеся из  увольнительной.  Они  кренились
набок, висли друг на друге и сплошь да рядом  расплывались  безобразными
кляксами. Когда Уриен наклонялся над ее плечом, оценивая  результаты  ее
многочасовых мучительных усилий, ей казалось, будто в  глубине  души  он
над нею потешается.
   Оберегая  от  него  свое  самолюбие,  Аранта  отодвинулась  со  своим
маленьким столиком к самому окну, откуда  изрядно  поддувало,  и  пальцы
стыли на пере так, что  приходилось  делать  перерывы  и  отогревать  их
дыханием. Но зато  стена  сизого  света,  сочащегося  сквозь  наледь  на
стекле, отгораживала ей в библиотеке ее собственное пространство, и  для
того, чтобы оценить  ее  кляксы,  ему  приходилось  набраться  решимости
покинуть уютное теплое местечко у камина. Библиотекарь чувствовал  тепло
костями, как кот. К слову сказать,  его  не  слишком  останавливали  эти
мелкие  школярские  хитрости,  но   все   остальное   время   она   была
предоставлена самой себе. Здесь никто не ждал от нее слишком многого. От
ее решений не зависели ничьи  жизни  и  благополучие.  Существование  ее
стало размеренным, как будто она разбросала все камни, какие у нее были,
и теперь  настало  время  их  собирать.  Набивая  руку,  она  кропотливо
переписывала на бересту какие-то старые счета, по складам разбирала пути
наследования собственности и иногда просто бездумно  скользила  взглядом
по  призракам  городских  крыш,  видимых  иногда   на   просвет   сквозь
прозрачную, искажавшую геометрию очертаний  корочку  льда  в  пасмурные,
слякотные дни оттепелей.  Королевскую  библиотеку  средневековые  предки
Баккара  вознесли  на  верхушку  башни,  подальше  от   сырости   нижних
помещений, во-первых, а во-вторых, потому, что во все времена  любителей
грамоты, кому хотелось ползать по  лестницам  в  поисках  нематериальной
выгоды, находилось на удивление немного. А город с его  покрытым  снегом
крышами был виден отсюда словно с птичьего полета.
   Библиотечные сквозняки заставляли ее кутаться в теплые шали, и платья
она носила с воротником под горло, сидела в шерстяных чулках  и  меховых
тапочках,  скрытых  юбками  от  посторонних  глаз  и  делавших  ее   шаг
совершенно беззвучным, ибо в библиотеке должно быть тихо. Мэтр Уриен  не
повышал голоса, даже когда был недоволен, и уж во всяком случае  она  ни
разу больше не видела его впавшим в берсеркерскую  ярость  интеллигента,
готового платить жизнью  за  каждое  отправленное  по  адресу  слово.  В
отношении него она испытывала настоящую  плебейскую  гордость  чернавки,
которой всерьез занимается бесспорный милорд. Принц. Ведь, рассевшись на
чужом престоле, Гайберн Брогау воспитывал своих детей как принцев.
   Впрочем, она старалась не создавать ему причин  для  недовольства.  В
конце  концов,  это  ей  надобно  было  выучиться  читать  и  писать,  и
постигнуть правила, по каким в королевстве передавалась собственность  и
вершился суд. С какой стороны ни глянь, он оказывал ей  услугу.  Правда,
по всей видимости, у него не было выбора.
   В число обязанностей мэтра королевской  библиотеки,  помимо  прочего,
входит обучение королевских детей. Когда бы так, совершенно  неизвестно,
каким образом проявился бы его педагогический  талант.  Но  восьмилетнюю
Ренату Венона  Сариана  воспитывала  сама,  согласно  своим  собственным
представлениям о том, чему следует  учить  принцессу,  а  Райс  был  еще
слишком мал и не покидал покоев королевы. Рэндалл в это  не  вмешивался.
Маленькие дети его не интересовали. Он вообще считал, что до  двенадцати
лет человек  есть  не  более  чем  куколка  той  личности,  каковой  ему
предстоит стать впоследствии. Стало быть, его можно со  спокойной  душой
зарыть в землю, сиречь кому-нибудь передоверить до тех пор, пока из него
что-то не вылупится.  К  слову,  Рэндалл  вообще  не  верил  в  личность
большинства своих подчиненных.
   Так что до сих пор в ее  жизни  даже  не  с  чем  было  сравнить  эту
особенную потаенную радость, когда, водя пальцем по  истертому  золотому
тиснению пыльных переплетов,  она  обнаружила,  что  эти  казавшиеся  ей
абсолютно декоративными впадинки обладают смыслом и готовы этим  смыслом
поделиться. Когда Уриен разрешил ей брать книги  с  полки,  она  ощутила
себя победительницей. Когда она шла к своему холодному столику, прижимая
к груди фолиант весом в четверть  себя,  щеки  ее  горели  восторгом,  и
выглядела она так, словно въезжала в город  на  триумфальной  колеснице.
Даром что  это  был  всего  лишь  свод  законов,  отмененных  предыдущим
царствованием.
   Для счастья не хватало только мужчины.  С  тем,  что  доля  ее  не  в
бесконечной череде беременностей  и  родов,  Аранта  смирилась  легко  и
безболезненно, но... Рэндалл был так  увлечен  своими  изменниками,  так
азартно перекраивал лоскутное  одеяло  ленных  владений,  окружен  таким
плотным кольцом мышиной возни, что казалось,  им  не  пробиться  друг  к
другу, даже если они начнут одновременно  с  обеих  сторон  и  с  равным
пылом. Вот только  насчет  его  пыла  она  уже  сомневалась.  Их  любовь
помнилась ей по дням войны, наполненным грохотом и звоном  и  ежедневным
смертельным риском, по крайней  мере  так  это  выглядело  теперь  через
преломляющую призму памяти,  встречным  порывом  душ,  возвысивших  друг
друга.  Она  по-прежнему  видела  сквозь  кожу  и  плоть  Рэндалла   это
заворожившее ее навеки золотое сияние, но теперь это уже не были  чистые
жар и свет расплавленного металла. Теперь это было вещественное  золото:
сила, распределявшая людей в поле  своего  действия  подобно  тому,  как
полюса магнита распределяют меж  собою  мелкую  железную  стружку,  была
силой именно того рода, что создается только золотом.  Как  будто  он  и
всегда-то был статуей из драгоценного металла, пластичной и подвижной  в
момент отливки, но по мере остывания понемногу цепеневшей. Теперь, чтобы
покорять людей, ему уже не требовалось увлекать их собственным примером,
грудью на меч. Достаточно просто сыпать золото горстями. Или даже просто
маняще сиять впереди, в  дымке,  вроде  морковки  перед  ослиным  носом.
Будучи человеком разумным, так он и поступал. Но  Аранте  все  казалось,
будто бы это для других, что меж ними двумя все иначе.
   Хотя ей ли не  знать,  с  какой  легкостью  он  отставлял  в  сторону
надоевших любовниц. Ради нее - в один  день.  Были  времена,  когда  она
ценила его обращенную к ней резкость как  свидетельство  того,  что  они
вместе давно и неразрывно, как супруги. Пока не заподозрила,  что  кроме
резкости и ценить-то ничего не осталось. Но по здравом  размышлении  она
приходила к выводу, что к ней его привлекла в первую очередь особенность
ее крови и заключенная в ней сила, а  вовсе  не  тот  факт,  что  у  нее
имеются в наличии глаза, губы, грудь... И, возможно, он таки  перемудрил
тогда со своей магией, связав их обоих чувством, от  которого  немыслимо
отвязаться. Хотя... она ведь могла попытаться спровоцировать Рэндалла на
ревность.
   Во всяком случае, когда мэтр Уриен наклонялся над ее плечом, опираясь
рукой о ее столик и с преувеличенным вниманием разглядывая ее школярские
каракули, его близость определенно ее  волновала.  Подсознание  здоровой
молодой женщины  отмечало  его  крупную  кость  и  тот  много  говорящий
воображению факт, что книгу, которую она тащит, прижимая к груди  обеими
руками, он легко удерживает  на  раскрытой  ладони;  его  едва  уловимый
притягательный мужской запах и  то,  что  щеки  его  выбриты  всегда  до
гладкости шелка... в этом хотелось убедиться; высокий  костистый  лоб  с
намечающейся  морщинкой  мудрости   -   горизонтальной,   в   противовес
вертикальной морщинке хмурости. Некоторые сравнивают людей  и  собак.  В
этом смысле Уриен Брогау был чистокровным догом. И щенком он,  наверное,
был большелапым. И вообще говоря, хотелось знать, что он  думает  о  ней
там, под своим молчанием.
   С другой стороны, его опять же можно было рассматривать как  товарища
по несчастью. Ему запрещено было пить вино, брать в руки оружие,  ездить
верхом на жеребцах,  и  в  числе  прочего  -  все  те  же  самые  вполне
определенные  плотские  радости,   в   отношении   которых   приходилось
воздерживаться ей самой. Только в ее случае наложенные ограничения  были
хоть как-то оправданны, в то время как его монашеские обеты казались  ей
полнейшим  бредом  и  издевательством  над   элементарным   крестьянским
здравомыслием, всегда слагавшим лучшие мужские образцы - на племя.
   Как любая, она наслышана была  о  тайных  монашеских  сроках  и  едва
терпела это лицемерное, слащавое и подлое племя, отвечавшее к тому же ей
полной  взаимностью.  Ее   вышеупомянутое   здоровое   подсознание   они
непременно поспешили бы назвать греховной женской похотью. Но с  Уриеном
Брогау понятие порока не вязалось. В нем не было ничего лицемерного  или
слащавого. Скорее она поставила бы рядом с его именем  слово  "интрига".
Он обладал достаточным умом и силой, чтобы вести собственную партию. Но,
возможно, это брови его были виноваты.
   Чувствуя  себя  подзабытой  Рэндаллом,  Аранта   не   без   оснований
оглядывалась по сторонам. В самом деле, было над чем поразмыслить.  Тот,
кто возьмет ее девственницей, получит силу, но потеряет  волшебницу.  Он
получит всего лишь женщину, причем сейчас неизвестно - какую. Значит  ли
это, что интерес, который она способна вызывать  у  мужчин