рщик с семьей забился в заднюю комнату,  откуда  ему  настоятельно
рекомендовали не казать носа, трясся там за свою  жизнь  и  имущество  и
явно не желал знать, кого сегодня принесла ему нелегкая. Один из пришлых
встал на его пороге с оружием наголо. Фонарь у  ворот  погасили  в  знак
того, что заведение закрыто. Несколько человек в  тени  навеса  коновязи
готовы были убедить в этом тех, кто  пренебрег  бы  сим  недвусмысленным
сигналом.
   Двое рослых прошли наверх, в лучшую комнату для гостей, осмотрели ее,
проверив все щели, шкафы, сундуки и заглянув под кровать, заперли  окна,
заложив их щеколдами, сорвали занавески и простучали  стены  на  предмет
тайных ходов. Когда они закончили свое дело,  в  комнату  вошел  крупный
мужчина в плаще поверх тяжелых выпуклых лат, порывавших,  как  казалось,
каждый дюйм его тела.  Ступеньки  стонали  под  весом  надетого  на  нем
железа, а его способность передвигаться во всем этом  много  говорила  о
его природной физической силе. Он сел на скамью, спиной к  стене,  держа
окно слева, а дверь - справа,  двое  встали  по  его  бокам,  еще  двое,
вошедших следом, - по обе стороны двери.
   Огня  не  зажигали.  В  этом  месте,  в  этот  час  исключали  всякую
случайность.
   Ожидание  их  продлилось,  впрочем,  недолго.  Снизу,   с   мощенного
булыжником двора донеслась поступь одинокой лошади. Путника встретили, о
чем-то негромко спросили. Он столь же негромко ответил,  видимо,  убедив
воротную стражу. Спустя полминуты послышались быстрые шаги на  лестнице.
Голоса стражи в коридоре, и снова как будто  удовлетворивший  ее  ответ.
Дверь открылась, обрисованный ворвавшимся в нее лунным  светом  человек,
закутанный с ног, головы в плащ с  капюшоном,  ступил  на  порог.  Дверь
закрылась за его спиной, и два меча уперлись в  то  место,  где  у  него
предполагалось горло.
   - Огня! - приказал сидевший. Это было первое произнесенное  им  вслух
слово. До сих пор каждый здесь знал свое дело.
   Огниво лязгнуло о кремень, приготовленный трут вспыхнул,  два  факела
разом осветили фигуру входящего. Неторопливо, словно клинки на его горле
ничего не значили, он снял капюшон, предъявляя свое лицо для  последнего
решающего опознания.  Человек  за  столом  удовлетворенно  кивнул.  Мечи
убрались в ножны.
   - Помилуй бог, Клемент, - усмехнулся вошедший. - Сколько железа!
   - Меньше, чем у тебя самоуверенности, - отозвался тот. - В отличие от
тебя я не полагаюсь на понт. Как видишь, до сих пор жив. И даже способен
отозваться на твою просьбу о встрече. Садись.
   Гость сел  напротив  хозяина.  По  знаку  того  на  стол  между  ними
поставили масляную лампу, после чего, повинуясь движению руки, охранники
вышли вон.
   - Здесь все твои люди?
   - Нет, - ответил тот, кого гость назвал Клементом. - Но это лучшие.
   При свете лампы выяснилось, что ему слегка за тридцать, но  лицо  уже
хранило следы и линии отеков, и кожа с расширенными порами была нечиста,
как будто ему не всякий  раз  удавалось  умыться,  и  он  много  времени
проводил в шлеме под забралом. Тень его  собеседника,  отбрасываемая  на
стену выглядела длинной и тощей.
   - Послушай, - продолжил он, - я  воевал.  Не  говори  мне,  что  меч,
приставленный к горлу, не производит на тебя впечатления.
   - Ах, это было только для впечатления! - усмехнулся вошедший. - Да  я
годы живу, чувствуя железо горлом.
   - Теперь ты стараешься произвести впечатление?
   - Никоим образом. Я попросил о  встрече  с  тобой  по  делу.  И  дело
заключается в том, достаточно ли у тебя людей для переворота.
   - И какой ты хотел бы услышать ответ?
   - Набат.
   Клемент недовольно дернул ртом.
   - Зачем мне это надо?
   - Ты - старший сын царствовавшего короля. Никто не имеет больших прав
на эту корону.
   - Я полагаю, Баккара на этот счет другого мнения.
   - О ком ты говоришь?
   - О том, кто правит  под  этим  именем.  Народ  и  церковь,  кажется,
признали его.
   - Лжедмитрия они  тоже  признавали.  В  отношении  Баккара  мы  имеем
фигуру, относительно которой никогда ничего не прояснится. Этот  человек
исчез в одном месте и появился  в  другом,  при  одновременном  убийстве
своего двойника. Те, кто знал его ребенком, либо  мертвы,  либо  увидели
его снова по прошествии значительного  времени,  которое  наложило  свой
уничтожающий след на детские черты. Даже его собственная мать не  смогла
бы дать однозначный ответ. Правду... если во всем том деле  вообще  было
хоть слово правды, знает лишь он сам. Да еще, возможно,  Птармиган,  тот
парень из Тайной канцелярии. Но он так вовремя и  так  бесследно  исчез.
Подумай, как ты мог бы истолковать в нашу пользу его отсутствие.
   - Ты хочешь снова вытащить на свет эту байку о Раисе Рвале?
   - Почему нет? Она прекрасна и убедительна.
   - Но он обладает этим чертовым Могуществом Баккара! - Гость шевельнул
бровями. Он владел  этим  инструментом  спора  превосходно.  Сейчас  они
выразили легкое презрение.
   - Я не знаю, что такое Могущество. Это во-первых.  Во-вторых,  он  не
один им владеет. Есть еще один человек, якобы обладающий этим... Даром и
не претендующий ни на родство с Баккара, ни на трон Альтерры.
   - Девка в Красном?
   - Да. Таким образом, Могущество не есть вещь, в обязательном  порядке
передаваемая по  наследству,  и  потому  едва  ли  является  достаточным
условием царствования. То Могущество, о  котором  ведется  речь,  как  я
понимаю, передается посредством Ритуала, прикосновением к горячей крови,
и если им обладал Рэндалл Баккара, ничто не мешает предположить, что его
сквайр тоже мог его приобрести. Может быть, от самого  Рэндалла.  Ты  же
знаешь эти возвышенные мальчишеские ритуалы  вдали  от  глаз  бдительных
взрослых. Или же король мог оказаться плодом крови самой Красной Ведьмы.
Это все не важно. Ничто из всего этого не убеждает меня в  существовании
Могущества как такового, в том, что оно разнится  по  смыслу  с  простой
харизмой, не подтверждает права короля зваться Баккара, а следовательно,
ничто не может остановить тебя.
   - Выходит, отец замечательно сделал свою работу?
   - Выходит, ты не осмеливаешься воспользоваться плодами его трудов.
   - Зачем тебе-то все это нужно?
   - Из чувства семейственности,  я  полагаю.  Ну  и,  разумеется,  ради
собственной безопасности. Баккара никогда мне не нравился, а  сейчас  он
начинает меня нервировать. Я перестаю понимать, что происходит  и  зачем
он это делает. А это плохо. Нельзя делать то, что невозможно объяснить.
   - Нет, - решительно ответил Клемент. - Я не пойду  против  Баккара  с
этим его чертовым Даром. Я не желаю наткнуться вместе с моими людьми  на
стадо обожествляющей его черни. Уж проще тебе самому заколоть его  ночью
в спальне.
   - Я не могу этого сделать, и причины тебе известны.
   - Тогда ищи другого безумца. Настолько мне это не надо.
   - Я не знаю,  поверишь  ты  мне  или  нет....  -  задумчиво  произнес
приезжий.
   - Скорее нет.
   - А зря. Я все же бывал тебе полезен. Так вот, Рэндалл Баккара  -  не
тот.
   - В смысле?
   - Не тот человек, который взял Констанцу. Этот похож на  прежнего  не
более, чем бронзовый памятник - на него  живого.  Тот  излучал  восторг.
Этот - какое-то буйное помешательство. С ним что-то происходит, и ты  не
представляешь  себе,  сколь  многое  количество  народу  он   держит   в
напряжении. Раньше  его  боялись  только  мы.  Теперь  это  общий  удел.
Возможно...   я   говорю,    возможно,    устранение    Баккара    будет
приветствоваться гораздо большим числом имеющих  вес  нотаблей,  чем  мы
могли бы надеяться. И берусь утверждать совершенно  точно,  что  церковь
воспримет его со значительным, хотя и тайным облегчением. Не станешь  же
ты утверждать, будто не слышал этих выкриков  в  толпе,  этих  лозунгов,
словно невзначай кидаемых черни с амвонов, этих  проповедей  Эпилептика,
связывающих Баккара с его королевой таким  образом,  что  теперь  он  не
может отмежеваться от нее иначе, как только казнив. Разговоры на  улицах
о всепроникающем колдовстве ему абсолютно ни  к  чему.  Рэндалл  Баккара
находится под угрозой Ультима  Региа.  Предупреждения  королям,  -  чуть
усмехнувшись, расшифровал гость. - Он чувствует, что если  поведет  себя
иначе, церковь будет  разговаривать  с  ним  языком  интердикта.  Полный
бойкот. Ни крестин, ни венчаний, ни похорон на всех просторах  Альтерры.
Едва ли ему захочется иметь дело с крестьянским бунтом, который из этого
вырастет. Едва ли чернь в одночасье перестанет верить в Бога. Скорее она
пожертвует Баккара. Саватс ведь работает на тебя?
   - Да, - сказал Клемент. - Но он сам этого не знает. Иначе едва ли его
искренность принесла бы такие плоды.
   - Пытаясь избежать интердикта, он подстригает все, что  хоть  немного
поднимается над средним  уровнем.  Его  брак  с  Красной  Ведьмой  можно
рассматривать, с одной стороны, как попытку спасти фаворитку - иначе ему
становится просто невозможно узаконить  ее  присутствие.  А  он  в  нем,
несомненно, нуждается. С другой стороны, это  место  непременно  погубит
ее. Ей никогда не стать настолько же интересной и независимой королевой,
какой была Венона Сариана. В случае мятежа у нас был бы шанс оказаться в
ситуации баш на баш. Но кто своим именем  поднимет  и  возглавит  мятеж,
когда Клемент - трус, а Уриен - лицо духовное?  Разве  что,  -  пришелец
сделал паузу, - Константин? Приходится признать, что  среди  этих  троих
младший -  наиболее  вероятная  фигура  на  должность  мятежного  вождя.
Мученик режима. Он даже сидит в тюрьме за попытку  покушения  на  короля
Баккара.
   - Константин сидит за дедоубийство, - почти добродушно  поправил  его
Клемент. - А дураков не жалко.
   - Правда в этом деле - не главное. Главное  -  то,  что  мы  с  тобой
способны сделать из этой правды. В частности, из  Константина  получился
бы неплохой образ на щит.
   - За одним крохотным затруднением.  Константин  -  пожизненный  узник
Башни, - закончил за него Клемент Брогау.
   - Ну... мы могли бы  извлечь  его  оттуда,  почистить  и  привести  в
порядок. И он мог бы произнести вслух слова, которые боишься сказать  ты
и не имею права - я. В конце концов,  он  -  третий  принц,  и  еще  так
недавно слушал сказки.
   - Из Башни?! - Клемент расхохотался. - Пожалуй, идея заколоть Баккара
в его собственной спальне, из всего, что было высказано  здесь  сегодня,
выглядела наименьшим бредом.
   - Это не так сложно, как ты думаешь.  Ты  ведь  знаешь,  что  Баккара
подвел свою королеву под государственную измену?
   - Ты в самом деле полагаешь, будто он обезглавит ее?
   - Приговор вынесен. Полагали, будто он ищет только повод для развода.
Однако  он  настолько  последователен,  что,  по  всей  видимости,   для
принцессы Амнези придется ожидать самого худшего.
   - Да, и если все это делается ради его брака с Красной  Ведьмой,  то,
поди-ка, она и стоит за всем этим?  Она  что,  в  самом  деле  настолько
незаурядна? Может, мне следует ее устранить? Хотя  бы  для  того,  чтобы
заставить его паниковать и ошибаться?
   - Попробуй, - безразлично сказал  пришелец,  -  если  хочешь  увидеть
настоящий террор, в котором гарантированно не уцелеет  никто  из  наших.
То, что он творит сейчас, покажется тебе цветочками. Я бы на твоем месте
не связывался. Он скорее всего сам устранит ее, так или иначе. Однако не
преувеличивай значение Красной Ведьмы. В моем  представлении  она  всего
лишь своего рода управляющий символ,  который  может  быть  поставлен  в
нужном месте, в нужное время и, замечу, в интересах нужного человека. На
нее не стоит рассчитывать, и  ее  не  стоит  опасаться.  Она  безусловно
предана королю, как может быть предана  женщина  мужчине,  но  в  данный
момент он ее изолировал. Более того, складывается впечатление, что  пока
творится все это... безобразие, он старается держаться от нее  подальше.
Вот этим я бы воспользовался.
   - Уж не  боится  ли  он  ее?  Может  быть,  мы  могли  бы  попытаться
использовать ее, как равновеликую силу? Ты  ведь  так  сперва  и  хотел,
нет?
   -  Какие  бы  сверхъестественные  возможности   ни   приписывала   ей
безграмотная чернь, даром воспламенять сердца она  отнюдь  не  обладает.
Возможно,  Баккара  предполагает,  что  она  могла  бы  как-то  на  него
повлиять. Ее магия, если так это называть, крестьянская по  своей  сути,
очень практичная и конкретная.  Не  думаю,  чтобы  она  могла  сотворить
что-то хорошее или плохое с таким безумием, как у него. Я  ее  вычеркнул
из списка факторов, на которые нам следует обращать  внимание.  Так  вот
насчет Башни...
   - Почему тебе так не терпится заставить меня что-то сделать?
   - Потому что ты - верный сын церкви Каменщика. Потому что у тебя есть
дети,  это  обеспечивает  крепость  династии.  Потому  что  царствование
Баккара угрожает твоей  жизни  и  самому  существованию  твоей  фамилии.
Потому что у тебя единственного достаточно для этого и мотивов, и сил.
   - Позволь мне самому решать, достаточно их у меня или нет!
   - И потому, что надо что-то делать. Сколько  времени  ты  еще  можешь
жить черной данью? Я не ошибся? Ты живешь черной данью?
   - Нет, - буркнул сквозь зубы Клемент. - Ты никогда не ошибаешься.
   - Ты мне льстишь. Так вот насчет Башни.
   - Ну что там у тебя насчет этой проклятой Башни?
   - Королеву держат не там,  -  медленно  сказал  гость.  -  Такова  ее
просьба, которую Баккара удовлетворил. Она живет  под  охраной  в  Белом
Дворце. И ради ее охраны Баккара, разумеется, не снимает личную  гвардию
с королевской резиденции. Однако охраняют ее очень серьезно: не  столько
против попыток освободить ее, сколько против  ублюдочного  гнева  толпы,
которая видит в ней ведьму, каких еще не бывало.
   - А ты не веришь в ведьм?
   - Я не верю ни во что, превышающее мои собственные  силы.  Ну,  может
быть, еще в Каменщика, как в некий свод нравственности.  Слишком  сложно
для тебя?
   - Гордыня, - назидательно произнес Клемент, - грех.
   - Увы. Охрана Белого Дворца - из Башни. Самые  угрюмые,  нелюдимые  и
непрошибаемые лбы, меняющиеся дважды в сутки, утром и  вечером.  Баккара
никогда не оставляет там дневную стражу на ночь, опасаясь,  что  на  нее
можно повлиять, и расписание стражи непостоянно. Никто из них заранее не
знает, пошлют ли его охранять королеву в  ее  птичнике  или  же  оставят
покрываться плесенью в государственной темнице. Должно быть, там, в этом
Белом Дворце нагнетается нешуточное напряжение. Следует ожидать,  что  в
ночь перед казнью королевы стража  будет  удвоена.  Стало  быть,  охрана
Башни ослабнет. Можно было бы  подменить  стражу  в  момент  возвращения
смены. Таким образом ты вошел бы в Башню и взял Константина. До смешного
просто. Нужна только решимость.
   -  Сделай  это  сам,  -  предложил  Клемент,  усмехаясь   в   усы   и
облокачиваясь спиной на стену. - А то уж больно гладко на  словах.  Сам,
для разнообразия, побудь пешкой. Ну ладно, офицером. А там  и  о  прочем
поговорим. Сколько тебе нужно людей?
   Инициативный гость минуту помолчал.
   - Тридцать, - вымолвил он с едва  заметным  вздохом.  -  И  с  божьей
помощью я передам Константина в заботливые руки старшего брата.
   - Ты рассчитываешь  управлять  им  так,  как  у  тебя  не  получилось
управлять мною? Насколько я знаю своего младшего братишку, он немедленно
побежит проверять, верна ли ему его девчонка, а это не совсем  то,  чего
бы мы от него хотели. Ладно. Я дам тебе двадцать, по  своему  выбору,  и
можешь быть уверен, что ни один из них не вонзит тебе нож в спину. Хотя,
может быть, стоило бы, а? Быть может,  Баккара  расценит  это  как  жест
доброй воли и вернет мне хотя бы Камбри из  материнского  наследства?  Я
шучу. Они будут беречь твою задницу как зеницу ока. Дело, на мой взгляд,
безнадежное, поэтому когда вас всех там положат, я хотел бы  остаться  с
наименьшим убытком. Это мое последнее  слово.  Или  ты  берешь  двадцать
человек и говоришь мне, когда и куда их прислать, или я не связываюсь  с
этим делом вовсе.
   - Ладно, - медленно согласился гость. - Беру. О казни королевы  будет
объявлено. Для нас это знак. Для тебя, по-видимому, ничего не значит тот
факт, что ты рискуешь братом.
   Клемент усмехнулся.
   - Сдается мне,  что  пока  мы  его  не  трогаем,  он  там  в  большей
безопасности. Но, может быть, тебе нужно еще что-нибудь?
   - Алиби. Уверен, с твоими связями  не  составит  труда  оформить  мне
вызов от моего начальства  на...  интересующий  нас  день.  Я  знаю,  ты
поддерживаешь отношения с кем-то из церковного начальства.
   - Ты что, после всего хочешь туда вернуться?
   - Тебя это удивит, но - да. Я  поставил  самый  потрясающий  в  своей
жизни и невероятно сложный эксперимент. Хорош же  я  буду,  если  выпущу
дело из рук и воочию не увижу, чем там все кончится.
   - Если бы я не знал тебя, то подумал бы, что у тебя там баба.  Но  ты
же просто чертов  адреналиновый  маньяк.  К  тому  же  в  твоих  отказах
присоединиться ко мне есть что-то методическое. Держу пари, ты точно так
же не хочешь поступить под мое командование, как я - стать  инструментом
твоих многослойных интриг. Дорогой мой, когда  б  я  знал,  на  скольких
столах ты играешь разом! Кто знает, может, ты тоже не против  заполучить
Камбри. - Гость усмехнулся и не ответил.
   - Ладно. - Клемент прихлопнул широкой ладонью по столу.  -  Я  сделаю
тебе  алиби.  Там  есть  кое-кто,  не  расположенный  терпеть  на  троне
Ведьмака. Но совать голову в барсучью нору я пока не готов. К тому же...
я  не  вполне  уверен  в  месте,  которое  ты  отводишь  мне   в   своем
эксперименте.
   - Я предлагаю  тебе  воспользоваться  его  плодами.  -  Гость  встал,
показывая, что разговор окончен, и  опуская  маскирующий  лицо  капюшон.
Точеные черты скрылись в тени, оставив  видимым  лишь  рот  с  трепетным
очертанием губ, выдававших в нем человека, отвергающего  свою  природную
чувственность.  Может   быть,   даже   отказывающегося   признавать   ее
существование. - Потому что  если  я  не  найду  того,  кому  это  будет
выгодно, все выльется в одни лишь уличные  беспорядки,  каковые  в  моем
понимании есть преступление против государственности.
   - Более тяжкое, нежели преступление против государя?
   - Государь - фигура временная.
   - Я верный сын церкви Каменщика, - сказал Клемент уже  в  его  спину,
поднимаясь следом. - Я всего лишь камень в ее строении. Замковый камень,
хоть Господь и запретил нам самомнение. - Он усмехнулся. - Я  не  люблю,
когда меня в лицо называют трусом.
   - Я знаю, - откликнулся тот.
   - Но  еще  меньше  мне  нравится,  когда  меня  считают  дураком.  Я,
разумеется, не мог не обратить внимание на то, как ловко ты вывел из-под
моего удара Красную Ведьму. Никто другой не обратил бы на это  внимания,
и даже мне повезло лишь потому, что я изучил  тебя  с  детства.  Никакой
другой образ не мог бы стать для тебя столь же  привлекательным,  верно?
Ее необъяснимая власть, и возможность ее использования, я имею в виду  -
и власти, и самой Ведьмы, доверие к ней короля  и  способы,  какими  она
сохраняет свое место подле него, состояние ее души, когда она ходит  меж
всеми  этими  лордами-перевертышами,  готовыми  рвать   ее   живьем,   и
возможность им управлять. И, разумеется, возможность обрести это самому.
Могущество. Какое сладкое слово. Знаешь, что  мне  не  нравится  в  тебе
больше всего?
   - Все.
   - Ты не делаешь "козу", когда лжешь.
   - Я не лгу даже врагам. Но едва ли ты в это поверишь.
   - Так вот... - Клемент неожиданно сунул  его  кулаком  под  ребра.  -
Кольчугу хотя бы надень... Делатель Королей!

13. СМЕШНАЯ ЛЮБОВЬ ВАЛЕРИ ФЕРЗЕНА

   Смерть   -    это    всего    лишь    очередное    приключение    для
высокоорганизованного ума.
   Дж. Роулинг "Гарри Поттер и философский камень"

   - Я никак не могу позволить вам  пройти,  милорд.  Миледи  Аранта  не
принимает. Она больна.
   - Мне совершенно необходимо ее видеть. Я не уйду, пока  она  меня  не