Сариана.  -  Ему  придется  предъявить   Суду   Пэров   какие-то
доказательства.
   - Доказательства будут предъявлены на суде. Есть ли  у  вас  вопросы,
мадам, на которые я был бы в состоянии ответить лично?
   Едва ли этому Дакаско прежде доводилось арестовывать королев.
   - Ладно. - Венона Сариана сделала отстраняющий жест. - Я  пойду  хотя
бы ради того, чтобы положить конец  потоку  убогих  инсинуаций.  Нет,  я
возьму с собой только Кариатиди.
   И, окруженная многочисленными  юбками,  она  торжественно  поплыла  к
выходу. Часть гвардейцев, опередив  королеву,  прокладывала  ей  путь  в
воющей от восторга толпе, другая часть выстроилась от нее по обе стороны
в колонну по двое. Аранта  перехватила  вопросительный  взгляд  Кеннета.
Стоит ли им немедленно умереть на месте, защищая королеву, и будет ли  в
том смысл? Только для него  одного  Аранта  медленно  покачала  головой.
Пожалуй, ей стоило поблагодарить судьбу  за  непроницаемые  очки  Веноны
Сарианы, сквозь которые она не могла видеть  ее  глаз.  Приходя  в  дома
оппозиции с арестами, она  слишком  часто  видела  этот  взгляд.  Взгляд
человека, чей  шлейф  захватили  мельничные  жернова.  Половина  из  них
клянется найти правду и вернуться домой к завтраку.  По  мере  того  как
процессия покидала зал, тишина все  тяжелее  наваливалась  на  тех,  кто
оставался позади.
   - Капитан! - воскликнула Аранта  внезапно  и  даже  испугалась  звука
собственного голоса. - Стойте!
   Он, разумеется, знал, кто она такая. А кто не знал! И,  возможно,  он
уже видел в ней следующую королеву, с которой безопаснее  жить  в  ладу.
Едва ли она могла помешать ему исполнить непосредственный приказ короля,
а в остальном было бы разумно обойтись с нею вежливо. Поэтому  процессия
остановилась, и сбивающимся от волнения шагом Аранта подошла к Дакаско.
   - Капитан, мы ожидали, что вы приведете с  собой  охрану  для  Белого
Дворца. Вы не можете уйти сейчас, оставив беззащитных женщин на  милость
озверевшей толпы.
   - У меня нет приказа  на  этот  счет...  мадам,  -  отвечал  Дакаско,
видимо, сам удивившись тому, что приказа  нет.  Тогда  как  по  ситуации
вроде должен быть.
   - Но во  дворце  находятся  королевские  дети,  -  настаивала  Аранта
голосом, окрепшим от его нерешительности. Давить, давить  и  давить!  И,
может быть, спустя минуту или час  все  изменится.  -  Король  не  может
оставить их в этом положении. Все, что здесь произойдет,  будет  на  его
совести. Но ответите за это вы.
   Должно быть, нажим получился у нее  нешуточный,  потому  что  Дакаско
побледнел и попятился от  нее.  Знамо  дело  -  ведьма.  Общее  гробовое
молчание произвело ее в самые главные персоны.
   - Именем кого вы распоряжаетесь? - Он, видимо, вспомнил  о  том,  что
дама эта не имеет пока никакого официального статуса.
   Аранта замешкалась, прежде чем  нашла  выход,  очевидно  лежавший  на
поверхности:
   - Именем короля, ясное дело!
   - Я, - сказал он, - доложу государю. Может, он  пришлет  еще  кого-то
вместо меня.
   - Когда?!
   - Ну... - Офицер неопределенно пожал плечами. - Может, он считает, вы
сама справитесь?
   Пришлось. Вооруженные мужчины ушли, уводя с собою королеву, злорадный
вой со стороны площади ударил по напряженным нервам,  кто-то  всхлипывал
за ее спиной на фоне  всеобщего  оцепенелого  молчания.  Она  продолжала
стоять возле самого разбитого стекла, рядом с одним только  Кеннетом  аф
Крейгом, и напряженно, экстатически ожидала  рассвета,  словно  надеясь,
что первые лучи испепелят  окружившую  Белый  Дворец  нечисть.  "Это  не
нечисть штурмует нас, - напомнил ей ее здравый  смысл.  -  Это  те,  кто
считает ночной нечистью тебя. С восходом они не растворятся в  тумане  и
даже не потеряют активности. Они считают день своей вотчиной. Они боятся
тебя, а потому могут попытаться тебя убить". Она  не  представляла,  что
сможет сделать, если они ворвутся во дворец. А потому швыряла  в  толпу,
стоявшую напротив, их собственный страх, неуверенность,  стыд  постыдных
желаний. Она бы умерла, если бы ей пришлось сделать это с каждым из них.
Но все вместе, живущие одним порывом, одним мозгом,  одним  стремлением,
движимые единой волей, они представляли собой, некоторым образом, единый
организм. Следовательно, и противостоять  им  нужно  было,  как  единому
целому. Остановить их там, пока они не оказались здесь.
   Сказать по правде, в этот момент участь Веноны Сарианы занимала ее  в
самую последнюю очередь.
   Она бы так и простояла в окаменении, если бы ее бесцеремонным образом
не дернули за рукав.
   Эсперанса дель Рей, та самая "девушка в теле", специально для которой
придумали платье "Помона". Красавица в самом старом,  одобренном  Святой
Церковью довеноносариановском стиле.
   - Мадам, - прошептала она. -  Мой  отец  прослышал  о  беспорядках  и
прислал за мною карету. Он не желает, чтобы его дочь рисковала жизнью  в
окружении разъяренной черни.  Прошу  вашего  позволения  покинуть  Белый
Дворец, тем более что я  лишена  возможности  неотлучно  находиться  при
особе Ее Величества, как этого требовал мой статус фрейлины.
   Ее отец, вспомнила Аранта, был камбрийский дворянин, много  вложивший
в нынешнего короля, и под этим предлогом, а также в ожидании последующих
пряников,  обосновавшийся  в  столице.  В  сущности,  не   было   ничего
удивительного и тем  более  скандального  в  том,  что  он  обратился  к
королеве с просьбой отпустить его дочь из осажденного дворца.  Наверняка
он позаботился о ней еще до того, как стало известно об аресте королевы,
и положение пансиона еще  не  было  столь  угрожающим.  Венона  Сариана,
подумала Аранта, не отказала бы.
   -  С  богом,  дитя,  -  сказала  она  девушке.   Эсперанса   радостно
подхватилась и мелькнула белым платьем по лестнице вверх  -  собираться.
Остальные, чьи  родители  проживали  далеко  от  столицы,  проводили  ее
завистливыми взглядами. Им предстояло дожидаться вооруженной  стражи  от
короля, а она что-то не поторапливалась. Страх (а они едва ли испытывали
хотя бы долю того страха, какой обрушился на Аранту, по себе знавшую, на
что способна воодушевленная толпа, считающая себя в своем праве)  срывал
флер таинственного шарма с их лиц, и сейчас  они  были  просто  девочки,
жаждущие оказаться где-нибудь в другом месте. И такими они оказались  ей
как-то ближе. Как будто они помогали ей держать эту ночную осаду. Делили
с нею и принимали на себя часть  ее  страха,  позволяя  ей  высвобождать
какие-то скрытые резервы, может быть, просто боялись  за  нее.  Черт  ее
знает, может, это и была магия.
   В зеркалах плясали сполохи огня, по стенам мелькали чудовищные  тени,
когда кто-то там,  снаружи  становился  против  света.  Сквозь  разбитую
стеклянную стену отчетливо донесся  скрип  колес  экипажа  дель  Рей  по
боковой дорожке к задней калитке, и некоторое время все  оставалось  как
было.
   А потом внезапно и настолько быстро, что никто из находившихся в зале
не успел даже выдохнуть "О боже!", толпа на площади пришла  в  движение;
раздались грохот и лошадиное ржание  на  той  истеричной  ноте,  которая
предполагает крайнюю степень боли или  испуга,  крик  кучера  и  другой,
женский,  полоснувший  ножом  по  нервам...  Зловещие  тени  на   стенах
пустились в  круговорот,  в  переулок  метнулась  обезумевшая  гривастая
упряжка, волочащая за собою горящие  обломки,  громыхающие  и  брызжущие
искрами на булыжнике. Рев толпы напоминал рычание зверя.  И...  что  это
там мелькнуло между лохмотьями, у них в руках? Как будто белое платье?
   - Зачем я ее отпустила?  -  в  отчаянии  прошептала  Аранта.  Или  ей
показалось, или на самом деле пансионерки в ужасе  отшатнулись  от  нее,
словно это она была виновата. Словно она могла заранее  знать...  Словно
только из-за нее все эти... люди?.. собрались здесь  удовлетворять  свою
злобу. Словно это ее, а не  Венону  Сариану,  следовало  препроводить  в
Башню под усиленным конвоем.
   В какой-то момент рычание приобрело удовлетворенную интонацию.  Потом
стихло, лишь иногда чуть побулькивая, как  котел,  медленно  кипящий  на
огне. Потом, постепенно, площадь как  будто  стала  расчищаться,  словно
удовлетворившись  доставшейся  жертвой.   Вероятно,   у   некоторых   из
собравшихся здесь осталась капля здравого  смысла,  подсказывавшая,  что
ночное бесчинство  может  быть  наказано  при  свете  наступающего  дня.
Кто-то, возможно, запоздало ужаснулся содеянному или  же  побоялся  быть
замеченным соседом. Возможно  также,  что  это  серый  холодный  рассвет
выпивал из бунта силы. Как ни  напрягала  Аранта  глаза,  она  не  могла
рассмотреть на площади никаких следов Эсперансы дель Рей.
   - Мадам, король не принимает! Еще через полчаса:
   - Мадам, Его Величество занят и не сможет уделить вам время.
   -  Я  жду,  -  отвечала  Аранта  надтреснутым,  непривычно  спокойным
голосом, ошибочно принимаемым за покорность, и  никуда  не  двигалась  с
банкетки напротив рабочего кабинета короля. Ее неподвижное  лицо  серело
на фоне царившей здесь рабочей суеты.
   Аранта покинула Белый Дворец утром, сразу  же,  как  вдоль  его  стен
встала цепь алебардистов, и сразу же направилась за объяснениями. Однако
на пороге ее остановили два чрезвычайно вежливых секретаря. Вероятно, на
ее счет Рэндалл отдал особое распоряжение. Однако и прогнать ее они тоже
не могли.  Едва  ли,  ввиду  сложившейся  ситуации,  кто-либо  осмелился
поджать губы в ее сторону. Чем она и намеревалась воспользоваться,  даже
если придется превратиться в камень.
   Должно быть, она старела. Или это привычка к размеренной жизни в роли
первой...  ну,  почти  первой  леди  королевства  заставляла  ее  голову
клониться, а глаза - слипаться от усталости. Когда-то она сутками стояла
у операционного стола и видела такие военные  ужасы,  от  каких  в  пору
лишаться чувств по десяти раз на дню. Но ни одно из тех воспоминаний  не
вышибало у нее почву из-под  ног,  как  это  сделала  сегодняшняя  ночь.
Сознание ее мерцало, временами отказываясь отмечать  людей  и  разговоры
вокруг, но она должна была... Что? Отмежеваться?
   Веки стали свинцовыми, она уже не  видела  проходящих  мимо  выше  их
обуви. Платье, казалось, набрякло влагой от каменных стен. Вентиляция  в
Белом Дворце, подумалось ей в дремоте, поставлена куда лучше, чем в этом
отравляющем самое себя склепе.
   К  ней  подходили,  склонялись,  о  чем-то  спрашивали,   предлагали,
кажется, проводить в покои... Она только  отрицательно  качала  головой.
Если она пойдет  спать  или  еще  каким-то  образом  сдастся,  чудовище,
живущее в Рэндалле  Баккара,  сожрет,  не  поморщившись,  эту  очередную
победу. Еще больше выжженного пространства окажется вокруг.
   Здесь, в канцелярском крыле, где вершились государственные  дела,  не
было и следа той бездеятельности, в какой она упрекала Рэндалла,  ожидая
штурма перед разбитой стеклянной стеной Белого Дворца. А стало быть, все
это  было...  сделано,  срежиссировано,   запланировано   заранее.   Все
случилось так, как он хотел. Как это бывало всегда,  когда  речь  шла  о
Рэндалле Баккара. Значит, ему отвечать за  Эсперансу  дель  Рей,  щепку,
отлетевшую прочь при рубке леса. Она сама спросит  с  него,  если  никто
другой не осмелится.
   Она  так  и  заснула  или  потеряла  сознание,  когда  дверь  наконец
отворилась, и ее потупленный взор уперся в сапоги Рэндалла.
   - Ладно, - услыхала она словно издали,  -  поговорим,  раз  ты  такая
упрямая.
   Действие переместилось в его  кабинет,  дверь  захлопнулась,  отсекая
беготню клерков и  вестовых.  Бодрящий  запах  горячего  хиндского  кафа
привел ее в себя, послужив назойливым напоминанием о  том,  что  Рэндалл
якобы всегда знает, что ей  нужно.  И  смутить  его  невозможно.  Спустя
некоторое время она обнаружила себя сидящей в кресле.
   - Откуда ты высосал эту государственную измену?
   - Ты предпочла бы разговор о колдовстве на государственном уровне?
   - Не увиливай. Ты поручил мне  разобраться  с  Веноной  Сарианой.  Ты
предложил мне вытащить из ее  грязного  белья  какую-нибудь  мелочь  или
вовсе обелить ее имя. Таковы  твои  собственные  слова.  Ты  должен  был
дожидаться моего вердикта. Иначе какой смысл в моем присутствии там и во
всей проделанной мною работе?..
   Она осеклась, увидев его глаза.
   - Или ты и меня тоже подставил? Ты просто убрал меня, чтобы я тебе не
мешала, и сделал так, как было тебе угодно.
   - Если бы я не бросил им ее, мне  пришлось  бы  бросить  им  тебя,  -
медленно сказал Рэндалл. - Я выбрал.
   - Что ты предъявишь Суду Пэров?
   Рэндалл прошелся по комнате. Окно  было  закрыто,  чтобы  не  пускать
уличный шум в рабочий кабинет короля. Длинные смуглые  пальцы  подцепили
со стола пергамент. Печать с гербом королевы болталась на вощеной  нитке
сломанная. Рэндалл перебросил документ Аранте на колени.
   - Этого будет достаточно.
   Аранта развернула свиток.  Несколько  минут  понадобилось  ей,  чтобы
вникнуть в его содержание.
   - Ты сошел с ума, - сказала она наконец. -  Дочь  пишет  отцу.  Самая
частная на свете эпистола. Какое тебе до нее дело?
   - Дело в том, кто эта дочь и кто этот отец.
   - Он посадил тебя на трон. Я имею в виду, и он в том числе.
   - Он мне, - Рэндалл помолчал, - уже не нужен. В настоящее  время  мои
подданные не одобряют экстравагантности. Мне кажется, ты это  понимаешь.
А семейство Амнези весьма экстравагантно.
   - Поэтому ты просматривал ее почту, пока не  выцепил  из  нее  нечто,
позволяющее сбросить королеву со счетов?
   - Я всегда просматривал почту королевы. И ты не  права  насчет  того,
что я сбрасываю ее со счетов. Я просто предлагаю письмо на  рассмотрение
Суда Пэров и спрашиваю, что оно означает и что за собою влечет. И  каким
словом называется.
   - А Совет Пэров, вне всякого сомнения, знает, как тебе угодить.
   - Письмо  существует,  и  я  его  не  подделывал.  Я  даю  бумаге  ее
естественный ход. Пэры сами определят степень вины. Что я могу сделать?
   -  С  некоторых  пор,  -  процедила  Аранта,  -  я  презираю  мужчин,
прикрывающихся словами "что я могу сделать?".
   Рэндалл промолчал, просто глядя на нее. Ни к селу ни к  городу  ей  в
голову пришла мысль, будто  он  остановился  только  сейчас,  оказавшись
лицом к лицу с ней, будучи поставлен в  условия,  когда  кому-то  что-то
потребовалось объяснить. А до того кружил по комнате, от стола  к  окну,
от окна к полкам, садился, вставал, поворачивался на месте...
   - Сожги письмо, - предложила Аранта. - Сделай вид, будто его  никогда
не  было.  Это  не  сложнее,  чем  объявить  королеву   невинной   силой
Королевского Слова.
   - Разве ты не хочешь, - спросил он, - чтобы я овдовел?
   Аранта махнула рукой, не находя слов.
   - К сожалению, тебе придется чувствовать себя виноватой.
   - Да  уж,  -  с  пренебрежением  сказала  она.  -  Разумеется,  молва
посчитает меня виноватой. Это я своими нашептываниями отправляю королеву
на плаху и перетягиваю корону на себя.
   - Я повторяю, ты бы предпочла, чтобы я отправил костер тебя?
   - По крайней мере я чувствовала бы себя лучше.
   - Ну, это ты хватила сгоряча.
   - Нет. Но, возможно, ты этого уже не понимаешь.
   - Хвала Каменщику, нет.
   - Я не помню, чтобы прежде ты поминал Каменщика.
   - Мимикризируюсь помалу, -  усмехнулся  Рэндалл.  Она  зажмурилась  и
послала ему "картинку". В отличие от короля Аранта не могла делать это в
любой момент по собственному желанию. Иногда у нее получалось, иногда  -
нет, и в тех случаях, когда две их воли сталкивались таким образом,  она
неизменно чувствовала себя  слабее.  Это  было  то,  что  про  себя  она
называла   словом   "заколдовать".   Рэндалл   размахивал   этой   своей
способностью направо и налево, подтверждая ее  памятной  по  дням  войны
неистовой искренностью, и налагал на людей те самые путы любви и  долга,
в каких билась сейчас она сама. Заколдовать Рэндалла,  как  он  когда-то
заколдовал  их  обоих,  было  выше  ее   представления   о   собственных
возможностях. Но сегодня этот образ сам  собою  вспыхнул  на  внутренней
стороне ее сомкнутых век. Рэндалл Баккара в образе прекрасного  золотого
идола - никто в здравом уме не отказал бы ему в красоте!  -  пустотелый,
но наполненный выше половины остывшим пеплом. Все внутри было выжжено, и
совесть в том числе. Рэндалл раздраженно отмахнулся.
   - Я ненавижу, - сказал он, - когда ты  это  делаешь.  Неумело,  но...
досадно. Пора это прекратить. Ты знаешь, я предпочитаю иметь тебя  рядом
как женщину, потому что как магичка ты становишься  невыносима.  Тебя  с
твоими... способностями что-то часто заносит не туда. Я знаю, -  добавил
он мягче, словно сожалея о собственной резкости, - я лучше  всех  других
знаю, как сопротивляется Условие. Это оно кричит в тебе.  Ничего,  кроме
твоего Условия, не препятствует нам. Надо сломать его, иначе оно сломает
тебя.
   Дальнейший разговор был бы бессмысленным обменом колкостями  и  выпил
бы у нее силы вернее, чем  ночь  страха  перед  разбитым  окном.  Аранта
поднялась, показывая, что желала бы окончить разговор. Рэндалл потянулся
к звонку.
   - Я велел подготовить и убрать  твои  покои.  Хотя,  может  быть,  ты
захотела бы переместиться в комнаты возле  моих?  Я  полагаю,  никто  не
усомнится в твоем праве занять их. Союз,  проверенный  временем,  и  все
такое...
   - Нет, - сказала Аранта, осененная внезапной мыслью. - Я  возвращаюсь
в Белый Дворец и там останусь... некоторое время. Могу я попросить  тебя
организовать мне более эффективную безопасность?
   Строки письма звучали в ее голове, пока Аранта, спотыкаясь, шла через
площадь обратно, к  разбитому  фасаду  Белого  Дворца,  будто  пергамент
разговаривал с нею голосом Веноны Сарианы. Как будто не  к  невообразимо
далекому  и  загадочному  королю  Амнези  обращены   были   эти   строки
прихотливого витиеватого почерка, но, по-дружески, именно к ней.  Как  к
сестре. Возможно, к сестре по несчастью.
   "...в этой стране нет ни цвета, ни света, ни пространства. Ни  жизни,
ни счастья, ни воли, ни возможности  дышать.  Для  того  ли  я  выходила
замуж, шла королевой в чужую страну, чтобы звать цветами разные  оттенки
серого? К любому новому их, как мулов, приходится тащить под уздцы, а то
и гнать пинками. Но даже это  меня  не  пугает.  Немудрено  испачкаться,
раскрашивая мир в яркие краски. Здесь не на  чем  остановить  взгляд,  и
здесь вообще нет ничего замечательного, за исключением Рэндалла Баккара.
   Чудовище. Расчетливый циник, оседлавший приливную волну. Нет  ничего,
чем этот человек не мог  бы  воспользоваться.  Но  лучше  всего  у  него
получается играть на высоких чувствах. И  мы  с  тобой  не  стали  здесь
исключением.  Брак  связал  меня  с  человеком,  которому   в   принципе
безразличны и мои идеалы, и мое благополучие. Я  сделала  ошибку.  Но  я
хотела бы смягчить для тебя ее последствия.
   Не помогай ему. Не давай ему советов. Не  называй  его  имя  в  числе
твоих друзей. Не финансируй его безумства. Не покупай его товаров. Ни  в
коем случае не доверяй ему. Не поворачивайся к нему спиной.
   Он есть. Сделай вид, будто его никогда не было. Он  обладает  слишком
большой притягательной силой, чтобы, связавшись с ним, чувствовать  себя
в безопасности. Имея его за своей спиной, ты никогда  не  будешь  знать,
когда он отойдет в сторону.
   Я люблю его. Я не хочу быть его женой".
   И что самое печальное, спотыкаясь на углях и обломках, оставшихся  на
площади после ночных беспорядков, Аранта  готова  была  подписаться  под
каждым из этих слов.

12. НОЧИ В ЖЕЛЕЗНОЙ БРОНЕ

   Когда свечерело, двор таверны за первой столичной заставой наполнился
приглушенным  железным   лязгом.   Почти   не   слышалось   речи,   люди
разговаривали меж собой вполголоса, быстрым шепотом, и двигались  скоро,
занимая посты вокруг ограды, у ворот и под окнами. Мечи покинули ножны и
тускло  светились  под  бледной,  как  рыбье  брюхо,  полудохлой  луной.
Тракти