даже голытьба и чернь сторонились прикосновения  ее  одежд.  И  по  мере
того,  как  она  шла,  стихал  любой  звук.  Рэндалл  бы  на  ее   месте
наслаждался. Она не смела. Она страшилась волны,  которая  несла  ее  на
себе.
   На каменном пятачке под самыми ступенями Ува стояла лицом к  недоброй
толпе. Бледный человек, рыжий с сильной проседью, в порванной одежде и с
окровавленным виском, до смешного похожий на  полицейского,  получившего
от Панча дубинкой по голове, опирался на Кеннета, кажется,  не  сознавая
при этом, что у парня недостает одной руки. Кеннет,  видимо,  и  сам  не
сознавал. Аранта хотела бы так держаться, когда толпу науськают на нее.
   - Он мне жизнь спас, - сказала Ува, глядя мимо, на толпу перед собой,
словно держала ее взглядом. - И тебе, когда  меня  за  черное  ведовство
осудить хотели. Господин Птармиган. Я его в молитвах поминала.
   - Сейчас, - сказала Аранта. - Это  все  ошибка.  Все  стойте  так.  Я
вернусь.
   Она никогда не посмела бы встретить толпу лицом к лицу. Однако у  нее
хватило мужества повернуться к ней спиной. И за спиной у нее стихли  все
звуки, словно у нее достало магии заворожить толпу,  смотревшую  на  нее
так, будто от ног ее на ступеньках оставались кровавые  следы.  Потом  в
этом напряженном беззвучии прорезались истеричные нотки,  словно  черные
гадюки потекли по ступеням вниз, и она шла все вверх, к распахнутым  как
зев дверям, с каждым шагом преодолевая все большую  тяжесть,  и  взгляды
лежали на ее плечах, ниспадая вниз и волочась по камню,  как  мантия.  И
эта мантия была черного цвета. Дело, в котором задействуются  механизмы,
следовало решать раз и навсегда. И решить его  могла  только  она,  пока
внизу ее мать взглядом и молчанием удерживала толпу. И та, зачарованная,
ждала, выйдет ли Красная Ведьма обратно, потрясая помилованием,  или  же
извергнется оттуда вооруженная стража и расставит всех на свои места.  А
то ведь может случиться и так, что саму ее выведут  оттуда,  отгораживая
пиками и в кандалах, и тогда начнется новый круг потехи.
   В маленькой, похожей на шкаф комнатке,  отведенной  для  переодеваний
позади главного зала, у судейского секретаря  в  бессильном  негодовании
тряслись руки. Остальные члены коллегии поспешили разойтись через черную
дверь, едва  только  на  ступеньках  обозначились  беспорядки.  Остались
только он, как ответственный за соблюдение  норм  в  зале,  да  господин
главный судья, которого он почитал как родного отца  и  господа  бога  в
едином лице, поскольку тот опекал его с младых лет,  помогал  советом  и
прочил  себе  в  преемники,  если  на  то  не  вмешаются  всевышняя  или
государева воля. А  получилось  же  так,  что  он  стоял,  лишившись  от
бешенства дара речи, и  лупал  глазами  на  эту  безмерно  наглую  суку,
оставив пререкаться с ней самого  господина  судью,  имеющего  право  не
отвечать никому, кроме короля.  В  его  власти  было,  да  и  входило  в
обязанности, взять ее под стражу, однако он  и  с  места  не  сдвинулся,
когда она вошла и заполнила собой  весь  огромный  пустой  зал,  где  он
совершал  свою  ежедневную  службу  с  трепетом  священнодействия,   чьи
стрельчатые арки и массивные,  закопченные  за  века  потолочные  балки,
вознесенные  на  головокружительную  высоту,   полированные   скамьи   с
памятными табличками на бронзе в единый миг превратились  всего  лишь  в
скромную раму, обрамлявшую  ее  бесовское  естество.  Известно  же,  что
простой человек перед ведьмой беззащитен.
   Но господин судья не потерял  присутствия  духа  и  достойно  ответил
ведьме, что о самоуправстве ее немедленно будет доложено  королю  и  что
вряд ли тот посмотрит сквозь пальцы, как она забирает из зала суда  одну
из ключевых фигур в деле об измене родине и государю. На что та, тряхнув
гривой распущенных, как у простолюдной девки,  волос,  заявила,  что  "с
Рэндаллом они меж собой сочтутся",  а  его-де  прямым  делом  было  дать
арестованному  столько  людей,  чтобы  обеспечить  тому  безопасность  в
пределах протокола. На это господин судья,  поднаторевший  в  казусах  и
спорах, заметил, что протокол устанавливает количество потребных стражей
для препровождения виновного к месту заключения и казни, а  ежели  толпа
по  дороге  учинит  самосуд,   то   се   есть   факт   прискорбный,   но
рассматриваемый в правильном  свете  как  выражение  верноподданнических
чувств,  кои  неподсудны...  Однако  ведьма  не  стала   с   ним   далее
разговаривать, чуя, видимо, свою ущербность перед лицом чистого  разума,
а повернулась спиной и вышла вон тою же  дорогой,  оставив  позади  себя
опустевшее просторное помещение, в котором от догоревших  факелов  слабо
курился и таял в дневном свете сизый дымок.
   -  Ничего,  -  простонал  вослед  ей  измученный   тягостной   сценой
секретарь, - ужо тебе припомнится, занесшаяся дрянь! Однажды не  так  ты
отсюда выйдешь!..
   - Замолчите, бога ради, и никогда не произносите в  моем  присутствии
подобных слов в ее адрес! - обрушился на  него  патрон.  -  Эта...  -  в
последовавшее засим продолжительное многоточие могли вместиться многие и
многие нелестные сравнения женского рода, но судья сдержался, -  ...дама
- настоящая королева этой страны.  И  вы  запомните  это,  если  желаете
благополучия себе и своим близким.
   - Успех, - добавил он наставительно, видимо, смягчившись  сердцем,  -
лежит под ногами на дороге, именуемой Компромисс.
   Ува свое выступление закончила и теперь сидела молчком в уголке, и ее
присутствие в  карете  угадывалось  лишь  по  недостатку  места.  Кеннет
спрятал нож в сапог и как ни в чем не бывало вернулся на козлы.  Главным
лицом в этом тесном замкнутом мирке внезапно оказался бледный  судейский
с губами, сомкнутыми  в  ниточку,  неловко,  обеими  скованными  руками,
утирающий кровь с лица. Одежда его в основе своей была черной.  Чиновник
на службе короля.
   - Для меня то  давнее  дело  было  скорее  всего  шуткой,  -  наконец
вымолвил он.
   - Для нас, как выясняется, нет, -  ответила  Аранта,  бросив  быстрый
взгляд в сторону Увы. - Вы сможете быстро и бесследно исчезнуть?
   - Наверное, да, - сказал Птармиган и уже уверенно повторил:
   - Да.
   - Мы завезем вас домой, - рассудила Аранта. - Вам нельзя показываться
на улицах в подобном виде, вас запомнят. Но, думаю, излишне  напоминать,
что уже к вечеру этот адрес должен оказаться пустым.
   - Не беспокойтесь.
   Они подкатили к многоквартирному доходному дому, такому же прямому  и
такой же незапоминающейся внешности, как их пассажир.
   - С этим, - Кеннет указал на наручники, - справитесь?
   - Не беспокойтесь, -  повторил  тот,  не  спеша  вышел  из  кареты  и
позвонил. В проеме приоткрытой  двери  показалась  темноволосая  молодая
женщина в скромном платье. Аранте показалось, будто бы оно  темно-синее,
но в сумерках она могла и ошибиться. У нее был спокойный и деловитый вид
человека, которому можно доверить мешок бриллиантов или перстень с ядом.
   - Тиана, - услышала Аранта, - у нас очень мало времени на сборы.
   - Вот, - сказала Аранта матери и посторонилась  с  порога  -  Смотри.
Сгодится?
   Маленький беленый домик на две комнаты, почти  под  самой  крепостной
стеной, окруженный огородиком, в самый раз таким, чтобы не надорвать  на
нем поясницу. Лобастая упитанная умница корова в коричнево-белых  пятнах
в уютном, обустроенном на зиму хлеву. Пара кроликов в клетке, сарайчик с
курами.  Домотканые  половики-дорожки,  полотенца  с  самыми   красивыми
петухами, каких только Аранте удалось найти на городском рынке.  Медная,
начищенная в жар посуда - совершенно  недопустимая  по  меркам  Дагворта
роскошь. Горшки, ухваты, серпы, вилы, перины, подушки, постельное белье:
все, в чем может возникнуть нужда, все  здесь,  только  руку  протянуть.
Ситцевая занавеска в глубине отделяла горницу от спальни.  Аранта  самой
себе боялась признаться, как больно ей было  от  настороженного  взгляда
матери.
   - Богато живешь, - уронила та.
   - Это не мой дом, -  ответила  она  с  деланным  равнодушием.  -  Вот
документы. Это твоя собственность, со всем, что тут есть. Пожаловано как
матери ветерана и отчуждению не подлежит. На содержание дома и  прислуги
в банке лежат деньги, будешь получать  ежемесячную  ренту.  Моего  имени
здесь нигде нет, все  сделано  через  подставу.  -  Она  ухмыльнулась  в
сторону Кеннета, поскольку в документах сплошь да рядом фигурировало его
имя. - Так  что  можешь  жить,  не  опасаясь,  что  нас  кто-то  свяжет.
Независимо от того, что со  мною  будет,  ты  не  пострадаешь  никак.  Я
позаботилась.
   Стало уже совсем темно, пришла девчонка от  соседей  растопить  печь.
Аранта  употребила  всю  доступную   ей   магию,   пока   нашла   матери
действительно честную горничную, и теперь ей как бы и вовсе нечего  было
здесь делать. Споткнувшись о башмаки, снятые в сенях, она вышла во  двор
и мимо плетня, через калитку - на улицу.
   -  Пора  возвращаться,  -  сказала  она  Кеннету,  подумав,  что  тот
обзавелся пакостной  привычкой  комментировать  ее  поступки  выражением
лица.
   Под барбаканом королевского замка они проезжали уже в кромешной тьме.
Только рыжий  факельный  свет  пробивался  в  щели  неплотно  задернутых
занавесок. Поверх него мелькал падающий снег.
   - Я думал, - сказал Кеннет, когда они на секунду оказались  вне  зоны
слышимости воротной стражи, и синие ночные тени предъявили свои права, -
ты останешься.
   Все вокруг  было  черным,  и  только  белое  казалось  голубым,  как,
например, ее собственное лицо, на которое он глядел с высоты козел.
   - Моя мать чувствует себя в большей безопасности, когда ничто  ее  со
мной не связывает, - ответила она немного более  резко,  чем  хотела.  -
Кстати... это всех касается.
   Кеннет задумчиво шевельнул бровью,  и  Аранта  откинулась  на  заднюю
стенку, давая отдых  напряженной  спине  и  топя  во  тьме  дрожащее  от
отчаяния лицо. Она не думала, что это будет черный день.

3. УЧЕНЫЙ КЛИРИК С ДЛИННОЙ ЧЕЛЮСТЬЮ

   Готовясь и страшась отдать приемной матери все, что составляло  смысл
и счастье ее теперешней  послевоенной  жизни,  Аранта,  чтобы  набраться
смелости, несколько  недель  блуждала  в  нерешительности,  сужая  круги
вокруг своей вожделенной новой цели, и в один  прекрасный  день  наконец
отважилась  налечь  всем  телом  на  тяжелую  двустворчатую  дверь.   Та
подалась, и Красная Ведьма оказалась на пороге  просторной  пятиугольной
комнаты, заполненной книгами по стенам.
   Сначала  она  показалась  ей  пустой,  в  смысле  -   безлюдной,   и,
оглядываясь, Аранта сделала  несколько  шагов  в  сторону  единственного
окна:  большого,  уходящего  в  высоту  почти  под   самые   закопченные
потолочные балки. Стеклянные шарики, переплетенные в свинец  и  покрытые
конденсатом вдыхаемой влаги, пропускали совсем немного дневного света, и
сквозь них было практически  невозможно  разглядеть,  что  творилось  во
дворе. Для этого пришлось бы отворить целиком всю тяжелую оконную  раму.
К тому же из-за того, что в камине горел веселый высокий огонь,  дневной
свет казался еще более рассеянным  и  слабым.  И  только  обернувшись  к
пламени под действием извечной тяги человека к  теплу  и  свету,  Аранта
обнаружила, что она в комнате не одна.
   Оторвавшись от чернильницы и палимпсеста,  за  ее  передвижениями  по
комнате следил человек.  Практически  не  по  своей  воле  она  уперлась
взглядом в его глаза, не  выпускавшие  ее  из  виду  во  время  всех  ее
бесцельных перемещений по комнате.  При  свете  камина  казалось,  будто
зрачки  расширены  на  всю  радужку,  а  полоска  белка  и  вовсе  почти
неразличима. Густые низкие брови подчеркивали загадочную выразительность
взгляда, и почему-то вспомнилось,  что  такие  брови  молва  приписывает
интриганам. Крупный, хорошей формы нос давал тень, в которой  скрывалась
вся правая половина лица, а такой  большой  рот  Аранта  и  тонкие  губы
видела только у людей, значительно превосходящих окружающих своим  умом,
и, что характерно, прекрасно  это  сознающих.  На  такое  лицо  хотелось
смотреть... долго. Справа от него была кромешная темь, слева - огонь, и,
пользуясь этим контрастом, он очень умело прятался.  Хотя  вряд  ли  это
было его целью.
   Встретившись с ней глазами, он неторопливо поднялся, обрисовавшись на
фоне  каминного  пламени  высоким  угловатым  силуэтом,  напомнившим  ей
бесшумную грацию нетопыря. Проклятие. В ее жизни и без  него  достаточно
незаурядных мужчин. И ни одна должность в этом смысле не вакантна.
   - Миледи ищет кого-то? Или, может быть, книгу?
   Он был, во-первых, не старше Рэндалла. Во-вторых, плечи его  облекала
ниспадавшая  до  пола  бордовая  ряса.  Его,  следовательно,  не  стоило
рассматривать в качестве мужчины. Что никоим образом не успокаивало.  На
ее памяти только Рэндалл умел, входя в  комнату,  сразу  становиться  во
всем свете. Но даже он не делал это молча.
   - Мэтр... - Она сделала, паузу, ожидая  подсказки.  О  гипнотизировал
ее, как змея.
   - Уриен. -  Он  слегка  поклонился,  почти  как  придворный,  но  без
малейшего подобострастия. - В каждой библиотеке должен быть  свой  мэтр,
не так ли?
   В тот момент, когда он назвался, она поняла, что его не  могли  звать
никак иначе. Имя было из категории Высших. Разве что не  на  "Р".  Когда
пламя дрогнуло, и тень скользнула под выступом его скулы, она  осознала,
что здесь не мог быть никто другой, как будто сама  библиотека,  да  что
там библиотека - башня! - была построена вокруг него. Только  для  того,
чтобы подчеркнуть его осанку. Потом она догадалась, что  это  талант,  и
недюжинный.  Темные  волосы,  подстриженные  коротко,   поскольку   того
требовал сан, и срезанные над самой линией лба так  ровно,  что  волосок
лежал к волоску, обрамляли худощавое лицо, как багетная рама.
   - Вы не похожи на монаха, - только и выговорила она.
   - Немудрено. - Он пожал плечами с великолепием царственной особы. - Я
рыцарский сын. Отец драл меня за пристрастие к книгам до тех  пор,  пока
мы не пришли с ним к этому компромиссу. На мое счастье, я не старший.  -
Он усмехнулся. Хорошие зубы. - Иначе отец нипочем бы не сдался, а рука у
него была тяжелая.
   - Таким образом семья сохраняла... э-э... майорат? - блеснула  Аранта
начатками своих юридических познаний.
   - Скорее нет. Необходимости не было. Отец полагал, что даже  младшему
из сыновей отыщет какую-нибудь наследницу.  Но  право  входить  в  любые
библиотеки в конце концов стоит всего остального.
   Тем не менее всем своим видом он все еще ожидал разъяснений. Едва  ли
королевская любовница забежала в библиотеку поболтать по дружбе.
   - Говорят, - споткнувшись, сказала она, -  в  книгах  хранятся  чужие
знания. Мне нужно... - Она замялась, потому что и сама толком не  знала,
что ей нужно. Будь на месте Уриена мэтр Грасе, на этом бы их разговор  и
завершился, потому что хирург не терпел неопределенности  и  никогда  не
располагал для нее достаточным временем. Чтобы добиться от  него  толку,
ей приходилось говорить быстро и четко,  подавляя  его  родственным  ему
напором. Здесь этот номер не пройдет. Мэтр Уриен никуда не  торопится  и
наслаждается интеллектуальной игрой. Тут он ей сто  очков  форы  даст...
вот только играть ему здесь особенно не с кем! Скучает мэтр  Уриен.  Рад
даже такому невинному развлечению.
   - Это хорошо. - В углах его  жесткого  рта  обозначилась  насмешливая
улыбка. - И это такая редкость в наше  время,  когда  люди  предпочитают
искать ума в собственном опыте. Тогда как на все  возможные  грабли  уже
наступлено.
   Он обвел рукой  вокруг  себя,  указывая  ей  стеснившиеся  на  полках
переплеты.
   - Я полагаю, все эти ученые мужи  охотно  предоставят  себя  к  вашим
услугам, миледи. Как и  я,  уполномоченный  говорить  от  их  имени.  Не
сочтите за самодовольство, какого рода знания вас интересуют?
   - Все не так просто, - с мучительным стыдом созналась она. - Знать  я
хочу... в общем, все. Рэндалл спрашивает моего совета. Но я...  не  могу
разобрать, что здесь... - Она ткнула пальцем в  пришпиленный  к  пюпитру
неровный с краю листок.
   - И вам не приходится стыдиться. Это латынь, причем мертвая.  -  Мэтр
Уриен небрежно протянул руку за листком. - Большинство  называющих  себя
грамотными людей в наши дни читают только на альтерре.
   Он действительно любил эти пыльные старые... вещи.  Этот  скомканный,
покореженный, много раз сцарапанный палимпсест  был  буквально  обласкан
чувственным прикосновением длинных, уже сейчас узловатых пальцев.  Мэтру
Уриену - язык не поворачивался называть его "отцом" - в старости  грозил
жестокий артрит, но сейчас... Казалось, пергамент  в  ответ  затрепетал,
как живое существо. Так  же  умело  и  нежно  Кеннет  аф  Крейг  касался
лошадей. Таким прикосновением удостоил ее когда-то Рэндалл  Баккара,  ее
золотой бог и солнце ее жизни, и предательское тело не собиралось ничего
забывать, заставляя ее в  унынии  размышлять  о  той  части  собственной
натуры, которая в невостребованности засыхала, как зимняя муха меж  рам,
и оставалось только держать хорошую мину при плохой игре. При  чертовски
плохой игре.
   - Следует знать хоть что-то, если вы не хотите в чужих  глазах  дойти
до идиотизма. Ну что ж. Значит, я вам помогу, Разумеется, небескорыстно.
   Усмешка у него была без теплоты, но  вселяла  уверенность,  что  дело
будет сделано. Это была очень... очень привлекательная фигура.
   - Разумеется, - машинально повторила Аранта. Тревога ее в этом пункте
была несколько вялой. Что он мог потребовать такого, что бы она не могла
ему этого дать? Кроме одного.  Что  теоретически  принадлежало  Рэндаллу
Баккара и было, собственно говоря,  опорой  всей  ее  личности  и  всего
способа ее существования. Неведьма, она не нужна  была  никому,  включая
самое себя! А кроме того, ей почему-то казалось, что  об  этом  речь  не
пойдет.
   - У меня два условия, - сказал мэтр Уриен.  -  Во-первых,  вы  будете
сидеть тихо, как школьница, и со старанием  исполнять  все,  что  я  вам
задам. То, что вы есть за пределами этой комнаты, здесь не  имеет  силы.
Будь вы хоть особа королевской  крови.  Грамоте  обучаются  только  так.
Во-вторых...
   - Вот ты где! - Аранта порывисто обернулась  на  голос,  как  всегда,
такое уж действие он на нее оказывал. Всегда. - Что тебя сюда занесло?
   Не ожидая ответов, Рэндалл огляделся. Уриен мгновенно  превратился  в
тень. В царственного призрака дома Баккара.
   - Я тебя искал! Что ж, поговорим здесь, это  место  не  хуже  всякого
другого.
   Аранта  глазами  показала  ему,  что  они  не  одни.  Рэндалл  сделал
повелительное движение кистью, Уриен наклонил голову и вышел куда-то  за
свои шкафы. Этикет его был столь блистателен, что  Аранта  почувствовала
себя картофельным мешком.
   Казалось, взгляд  Рэндалла  все  никак  не  оторвется  от  созерцания
корешков с истертым золотым тиснением. Все здесь  напоминало  о  чем-то,
претендуя, подобно умершим родственникам, на сокровенные уголки  души  и
памяти.
   - Мне казалось, что все это больше, - пробормотал Рэндалл.  -  я  так
давно здесь не был, - умерил  голос  король,  как  будто  кто-то  другой
прошептал это робкое признание, но тут же стыдливо смолк, уступая  место
Победителю. Аранта отошла в сторону, предусмотрительно оставив между ним
и собой тяжелый деревянный стул. Рэндалл тем временем связал свои эмоции
в тугой узел, задвинул на чердак и уселся  у  огня,  на  место,  откуда,
приветствуя Аранту, поднялся  библиотекарь.  Давно  было  замечено,  что
короля тянет к огню, словно тот составлял основную сущность его  натуры,
в точности так же, как сама Аранта была слиянием ветра и камня.
   - Мне не понравилось, - начал он, - то, что ты сделала в суде.  Хотя,
не стану утверждать, будто бы мне не понравилось, как ты это сделала. На
кой черт тебе сдалась  эта  старая  крыса?  Ты  вряд  ли  представляешь,
сколько за ним раскопали дерьма. А тут являешься ты,