.
   - Нет, - Пандем затянулся снова. - Ничего особенного... Мир  накануне
больших перемен. Все это  чувствуют,  но  почти  никто  не  отдает  себе
отчета. А я ощущаю это, как зарождение ветра... в пустыне...
   И он замолчал.
   - Ты передумал? - медленно спросил Ким.
   В темноте не было видно, как Пандем улыбается.
   - Нет, Ким... Дай мне еще выпить?
   И он снова отхлебнул из горлышка. Начался моросящий дождь; они сидели
молча, плечом к плечу, посреди сырого апреля, и Ким не знал, где еще - в
каких странах, в скольких измерениях - находится существо, сидящее рядом
с   ним,   но   чуял   профессиональной   своей   интуицией   -   бывшей
профессиональной, - что Пандему нужно сейчас вот так сидеть, пить  Кимов
коньяк из фляжки, курить и молчать.
   И это было всего два дня назад.

***

   - ...Собраться всем вместе. Потому что встречать Пандема в одиночку -
значит считать себя сумасшедшим, маяться, бояться, ныть...
   Блюда на столе оставались почти нетронутыми. Иван-ка безмятежно спала
на кухне. Шурка болтал ногами и улыбался себе под нос - беседовал,  надо
полагать, с Пандемом.
   - Я не понимаю, зачем я все это говорю, - сказал Ким устало. - Я  так
понимаю, ты сам скажешь лучше...
   "Я-то скажу. Но меня они знают  без  малого  час,  а  тебя  как-никак
несколько дольше..."
   - Если бы не ты, - Александра хмыкнула, - я бы  плакала  о  поехавшей
крыше.
   Я и сейчас не уверена: может быть...
   И замолчала, прислушиваясь к голосу внутри.
   - Мне кажется, Ким - последний из нас человек, который сойдет с  ума,
- тихо сказала Лерка. - Именно поэтому этот... Пандем начал с него.
   - Не  понимаю,  чего  вы  все  такие  стремные,  -  сказал  Шурка.  -
Перепуганные...  Так,  я  завтра  в  школу  не  пойду,  завтра  у   меня
адаптационный день...
   - Какой-какой день? - обернулась к нему Александра.
   -  Адаптационный!  -  Шурка  сиял.  -  Я  пойду  в  лес,  Пандем  мне
расскажет...
   Потом я порисую... Потом порешаю задачки... Чего вы боитесь все?
   - Александр, - медленно сказала Александра. - Пока еще я решаю, какой
день  у  тебя  адаптационный,  а  какой  учебный...  И  чем  ты   будешь
заниматься... У тебя есть, во-первых, мать, и только во-вторых...
   - Отец у него тоже есть, - хмуро  отозвался  Алекс.  -  И  прекратите
истерику,  вы  все.  Это  коллективное  помутнение  сознания...  Помните
двадцать девятое февраля? Тогда тоже же самое было и  быстро  прошло.  Я
думаю...
   Он замолчал, слушая Пандема.
   - Хорошо, - сказал Шурка неизвестно кому, но вряд  ли  матери.  -  Ну
ладно.
   Александра молча поднялась и вышла - выбралась -  на  кухню.  За  ней
последовал Алекс - прошелся, по примеру Кима,  по  дивану  вдоль  стены,
взял телефонную трубку, набрал две коротких цифры.
   - Алекс, ты пожарников вызываешь?
   - "Скорую", - сообщил Алекс сквозь зубы.  -  Ч-черт...  У  тебя  что,
телефон... Ты что его, специально отрубил?!
   - Это у тебя  истерика,  Алик,  -  совершенно  Александриным  голосом
сказала Лерка. - Возьми мобилку и позвони в "Скорую"... Если хочешь.
   Алекс снова ругнулся и вытащил телефон из внутреннего кармана. Набрал
"ноль два", долго слушал ответ, запустил трубкой в угол:
   - Сговорились все?! Ч-черт...
   И вышел в прихожую, и оттуда послышался попеременно  его  взвинченные
вопросы - и негромкие ответы Александры.
   Арина сидела, полузакрыв глаза, положив руки на живот. Улыбалась,  но
не так,  как  Лерка;  Аринина  улыбка  была  спокойная,  умиротворенная,
счастливая. - Ариша?
   - .Все в порядке, мне хорошо...
   Даша стояла в углу, уткнувшись лбом в стену, и быстро бормотала  себе
под нос:
   - Хорошо, хорошо, да, конечно... Конечно... Да, конечно...
   Костя сидел на прежнем месте, глядел в  пустую  тарелку,  недоверчиво
хмурился, чесал бровь, строил гримасы и  жил  такой  богатой  внутренней
жизнью, что, попади эта картинка на  экран,  Костя  прославился  бы  как
непревзойденный комический актер. К несчастью, все в  комнате  были  так
заняты собой, что молчаливая Костина реприза пропадала втуне.
   Мама и папа сидели плечом  к  плечу,  иногда  молча  переглядывались,
иногда  неуверенно  усмехались;  папа  схватился  было  за  голову,   но
застеснялся и руки опустил.  Мама  облизывала  губы,  время  от  времени
принималась щупать шею и затылок, локти, колени, щиколотки, живот. Потом
сказала вдруг тихо-тихо:
   - Кимка... измерь мне давление.
   Манжета лежала в ящике комода за папиной спиной. Папа (который  никак
не мог этого  знать)  безо  всякой  просьбы  повернулся  на  стуле  и  с
некоторым трудом вытащил коробочку с измерительным хозяйством:
   - Я сам...
   - Сто двадцать на восемьдесят, - сказал Ким.
   Минуту все слушали шипение  воздуха,  нагнетаемого  в  манжету.  Писк
автоматического манометра, потом снова писк; мама  недоверчиво  смотрела
на монитор.
   - Сто двадцать на восемьдесят, -  сказал  папа.  -  Пульс  шестьдесят
пять.
   - Что, теперь всегда так будет? - недоверчиво спросила мама.
   - Ким! - Костя встал ни с того ни с сего. -  Возьми  любую  книжку  с
полки,  любую...  Нет,  не  эту!  Ту,  которая  правее!  Читай  страницу
восемьдесят два сверху...
   - "...вот я и спрошу сейчас у него, за сколько он подарил..." - начал
читать Ким.
   - Стоп! - закричал Костя, и керамический клоун на люстре качнулся  от
его крика. - Ты как... Это не может быть галлюцинация!
   - Может, - холодно сообщил Алекс, снова возникая в дверном проеме.  -
Ким, зачем ты нас пригласил?
   Тесная комната казалась еще теснее оттого,  что  все  хотели  куда-то
идти и что-то менять. Включили телевизор. Там шел какой-то фильм, и  еще
фильм, и спортивная программа, и мультик, и реклама - все как обычно.
   - Я пойду погулять, - сказал Шурка, глядя в  окно.  -  Там  пацаны  с
мотоциклом! С настоящим!
   - Ну и что? - хмыкнула Александра.
   - Они мне... - Шурка был уже в прихожей, - они мне дадут  покататься,
потому что у них уже тоже Пандем.
   - Что?!
   - Кто тебе разрешал... - Алекс повысил было голос,  но  как-то  сразу
осекся.
   Поморщился. Пожал плечами:
   - Ну, иди...
   Зазвонил телефон. Ближе всех к нему оказалась Лерка.
   - Алло? Да это я... Погоди,  откуда  ты  узнала,  что  я  здесь?  Это
квартира брата...
   Молчание.
   - Да, - сказала Лерка еле слышно. - Да, и у нас тоже... Да,  конечно.
Ну, пока. Арина тихо рассмеялась.
   - Тебе не страшно? - спросила бледная Даша.
   Арина улыбалась, и непонятно было, к  чему  она  прислушивается  -  к
голосу внутри головы или к движению внутри живота.
   Александра смотрела в окно. Ким не мог понять, что означает  странное
выражение на ее лице.
   - Катается? - спросила мама.
   - Гоняет, - сказала Александра. - Тем пацанам лет по двенадцать...  И
они его сразу усадили, - она отвернулась от окна.  -  Эй,  Пандем...  Он
хоть не свалится?
   Беззвучное мельтешение кадров  на  экране  невыключенного  телевизора
сменилось яркой вспышкой - все вздрогнули и повернули головы;  там,  где
только что рекламировали жвачку, было теперь лицо молодого человека  лет
двадцати.
   - Не свалится, - сказал человек на экране. - Не волнуйся.
   Молчание длилось с минуту - так  показалось  Киму.  Все  смотрели  на
экран.
   Друг на друга - и снова на экран.
   - Все хуже, чем я  думал,  -  пробормотал  Алекс.  Пандем  на  экране
улыбнулся и развел руками.
   - ...Мы дожили до этого дня - ты, я... мы все...
   На кухонном столе башнями громоздились немытые тарелки. Горела свеча,
и вокруг нее носились три ночные бабочки - будто танцуя,  безопасно,  не
касаясь крылышками пламени. Арина сидела на табурете, Ким стоял рядом на
коленях, гладил плечи, расстегивал блузку, сам не понимая,  что  делает.
По Арининому лицу размазывались большие прозрачные слезы;  она  отвечала
на Кимов поцелуй так раскованно и беззаботно, что он  едва  узнавал  ее.
Вся гора страхов, волнений, переживаний, все  дурные  сны,  депрессии  и
неврозы только теперь свалились с ее плеч, и Ким только теперь полностью
осознал, насколько тяжелой была эта ноша.
   - ...Спокойна. Я знаю, что у нас будет мальчик... Виталик... Он будет
здоров, будет жить долго, и жизнь его будет... Господи,  да  о  чем  они
думают!
   Чего они боятся! Рано или поздно это должно  было...  Кимка,  спасибо
тебе. Ты нас всех вывел... Помог... Кимка,  ты  особенный,  ты  один  на
миллион... Я так тебя люблю. Ничто никогда нам не помешает. Ни  война...
Послушай, мы теперь свободны!
   От болезней, от страхов, от нищеты...
   - Ты совсем-совсем не боишься? -  спросил  Ким,  проводя  ладонью  по
длинным Арининым волосам.
   - Наоборот, - она голым локтем вытерла слезы. - Я чувствую, что  этот
мир - наконец-то мой.

ВТОРОЙ ГОД ПАНДЕМА

ПРОЛОГ

   Отец Георгий в последний раз перекрестился, глядя в глаза Тому,  Кому
привык верить и Чьей службе посвятил жизнь. Как бы там ни  было,  Пандем
не смел говорить с  Георгием,  пока  Георгий  говорил  с  Ним,  не  смел
подавать голос во время службы, и  вообще  в  стенах  церкви  -  молчал;
Георгий, если бы мог, переселился бы жить под родные ветхие своды, но...
   После службы он вышел поговорить  с  прихожанами  -  на  скамейке  за
церковной оградой, где желающим можно было курить. Георгий знал,  что  в
последнее время курево не приносит  вреда  и  что  тот,  кто  не  желает
слышать запаха сигареты, не услышит его, даже уткнувшись носом в  кольцо
дыма - но для Георгия все это не  имело  значения,  курить  в  церковной
ограде было для него кощунством, он всегда запрещал...
   Правда, в последний год никто ни  разу  не  нарушил  его  запрета.  А
Георгию иногда хотелось, чтобы  нарушили.  Чтобы  изгнать  нарушителя  с
позором, чтобы сорваться наконец... Гневаться - грешно... А  смотреть  и
не гневаться - нету сил...
   Молчали. Курили. Подвинувшись, уступили батюшке место на скамейке; он
сел.
   Прежде  постоянными  прихожанами  Георгия  были  в  основном  женщины
средних лет и старше; молодые мужчины заявлялись от случая к случаю,  и,
как правило, их визит был  связан  со  скорой  необходимостью  обряда  -
крещение, венчание, отпевание. Священники  соседних  приходов  время  от
времени жаловались начальству, что Георгий отбивает чужих прихожан;  что
делать, детям  почему-то  нравилось,  чтобы  их  крестил  Георгий.  Даже
покойникам, наверное, нравилось, чтобы Георгий их отпевал, - а он уважал
своих покойников, как только  может  бренный  человек  уважать  собрата,
стоящего  на  пороге  вечной  жизни.  И  если   от   его   усилий   хоть
сколько-нибудь зависела легкость дальнейшего их пути -  что  ж,  Георгий
был совершенно честен перед ними, и поэтому, наверное...
   Теперь прихожан было меньше, чем год назад, но больше, нежели полгода
назад. И они были большей частью мужчины.
   После почти десятиминутной паузы сосед Витя откашлялся:
   - А не боитесь, батюшка, так говорить про него?
   Георгий посмотрел на него. Витя смутился и отвел глаза:
   - Так... Это ведь...
   - Мне бояться нечего, - сказал Георгий сухо. - Каков он есть,  так  и
называю.
   - А вы говорили, он запретит в церковь ходить,  -  сказала  Ивановна,
старейшая прихожанка, никогда не пропускавшая воскресной службы еще  при
предшественнике Георгия, отце Петре. - А он и не запрещает.
   Георгий вздохнул:
   - А он хитрый, Ивановна. Запретил бы - люди и смекнули бы сразу...  А
так - нет.
   Игорь, холостой мужик лет тридцати, как-то странно улыбнулся; Георгий
давно научился читать на лицах  это  выражение.  Так  выглядит  человек,
беседующий с Пандемом.
   Он рывком поднялся со скамейки, еще секунда - и он сорвется  наконец,
выплеснет...
   Не сорвался.
   - До свидания, Игорь. Здесь не место беседовать с этим...
   - Я не нарочно, - сказал Игорь и отступил на шаг. -  Но  я  собирался
уже...
   До свидания, батюшка...
   И поспешил к своему велосипеду,  прислоненному  к  ограде.  Вот  ведь
время, все и  забыли  уже,  что  это  такое  -  приковывать  велосипеды,
прятать, сторожить...
   Георгию расхотелось разговаривать. Он всегда с удовольствием приходил
к ним, иногда ему казалось, что его слова имеют для  них  значение...  И
сказанные  в  церкви,  и  сказанные  здесь,  на  скамейке  за  церковной
оградой... А сегодня он не  мог  видеть  своих  немногочисленных  верных
прихожан. Не хотел.
   - Ну, будьте здоровы, - он поднялся. - Что-то голова болит, пойду...
   И тут же понял, что соврал и что его вранье так явно и  заметно,  как
пляжный зонтик посреди голой пустыни.
   - Прощайте, - сказал  сухо  и  ушел,  не  озираясь.  Его  собственный
велосипед ждал у заднего крыльца церкви. "Георгий..."
   "Молчи, сатана".
   ...Но кто же знал, что тот, о  котором  знали,  что  будет  дана  ему
власть - почему он явился так сильно, так подло,  так  страшно?  Человек
слаб... Когда Георгий видел свою мать, еще год назад  парализованную,  а
теперь без устали копающуюся на огороде... Когда он слышал, как она поет
(а она пела в молодости, у нее был сильный  красивый  голос,  о  котором
любили вспоминать все деды в  окрестных  трех  поселках),  когда  она  с
подружками, такими же пожилыми и здоровыми,  шла  погулять  в  лес,  или
танцевала на чьем-то семидесятилетии, или...
   Человек слаб.
   Лучше бы его мать тихо угасала, не в силах поднять руку?
   Ох, этот был искушен. Он был богослов. Его хоть  сегодня  можно  было
брать преподавателем в семинарию. Да.  Но  кто  сказал,  что  именно  он
исцелил мать Георгия? Кто ему поверит? Разве он не может лгать?
   Георгий вздохнул, привычно ожидая  услышать  внутреннее:  "Я  не  лгу
тебе, Георгий..." Но  не  услышал.  Видимо,  этот  отчаялся  переубедить
его...
   Этот - отчаялся?! Неужели Георгий - слабый Георгий - сумеет выдержать
такое искушение?
   "Георгий..."
   - Молчи!
   "Я только хотел сказать, что переднее колесо..."
   - Молчи, сатана, без тебя знаю! - сквозь зубы  проговорил  Георгий  и
потянулся за старым насосом.
   Высоко над церковью бесшумно скользнул,  не  оставляя  следа,  острый
серебряный новолет. Георгий вздрогнул и перекрестился.

***

   Отец Зануды Джо привел в  дом  женщину!  Прежде  все  его  бабы  были
потаскухи.
   Да и какая дурная согласится иметь дело с безбашенным алкоголиком?  А
эта баба!
   Отец егозил вокруг нее  и  чуть  не  патокой  обмазывал.  Зануда  Джо
плюнул, вылез в окно на соседнюю крышу и ушел искать приключений.
   С тех пор как травка перестала быть травкой,  друзья  перестали  быть
друзьями и пиво перестало  быть  пивом,  Зануда  Джо  не  находил  таких
приключений, которые можно было бы потом вспомнить. Один только раз  ему
удалось напугать какую-то телку, сбросив с крыши кирпич. Кирпич разбился
прямо перед  телкиным  носом,  но  та  почти  сразу  перестала  визжать.
Наверное, Пандем сказал ей, что это Джо сбросил кирпич.  И  что  он  все
равно не мог попасть. И точно ведь - не мог...
   Раньше они ходили шоблой, и  прохожие  быстренько  сворачивали  с  их
пути. Они ловили ребят  из  чужих  кварталов  и  чистили  им  рыла.  Они
воровали  мотоциклы,  а  однажды  Крис  угнал  грузовик.  Правда,  потом
бросил... И где теперь Крис?
   Их шобла расползлась кто куда. Джо остался  один,  он  хранил  старый
арсенал, спрятанный в углу гаража под тряпками,  иногда  приходил  туда,
чтобы почистить пушку, которую Крис когда-то спер у старшего  брата.  Но
пушки, как их ни чисть, теперь  вообще  не  стреляют...  Джо  хранил  ее
просто на память.
   А  вот  заточенные  прутья  и  кастеты,  залитые  свинцом,  могли  бы
пригодиться.
   Если бы только, если бы...
   Он уселся на краю, свесив ноги в пыльных кроссовках, и задумался.
   Отец не бросил пить. Наоборот: стал пить больше. Только  то,  что  он
пил, превращалось в воду прямо у него  в  глотке.  Поэтому  отец  сперва
сделался буйный, а потом как-то присмирел. И даже нашел работу. А  потом
Джо узнал, что отец ходит в вечернюю  школу!  А  потом  Джо  узнал,  что
осенью  отца  отправят  на  работу  далеко  отсюда  -  на  строительство
какого-то подводного города!
   Это как же он будет жить под водой? Плавники отрастит, что ли?
   Джо  представил  себе  отца  с  плавниками.  В  последнее  время  ему
удавалось  представлять  картинки,  и  даже  цветные.  Это  было  иногда
неприятно, а иногда  забавно.  Вот  сейчас  он  вообразил  себе  отца  с
плавниками и засмеялся.
   Горячая кровля приятно грела зад. На карниз села чайка. Джо плюнул  в
нее, но промахнулся.
   И что же, эта новая баба теперь будет жить с ними? В их доме? Или она
тоже поедет на строительство подводного города?
   "Плавучего, парень. Плавучего,  а  не  подводного.  Это  будет  такая
платформа, она будет плавать посреди океана, а'на ней будут  жить  люди,
синтезировать пищу..."
   Джо плюнул в другую чайку и на этот раз уже попал. Чайка улетела.
   "Кстати, Крис в своей космошколе перешел на вторую  ступень.  У  него
здорово получается".
   - Ты же сказал, что все будут жить, как хотят, - Джо поболтал ногами.
- Вот я и живу, как хочу...
   "Ты не хочешь так жить. Ты тоже хочешь полететь в космос. Или увидеть
другие страны. Или прославиться.  Или  сняться  в  кино.  Или  играть  в
баскетбол. Но ты просто сопля, парень. Ты боишься".
   - Как-как ты меня назвал?
   "Зеленая липкая сопля".
   - Ты! - Джо грохнул  кулаком  по  горячей  жести.  -  Выйди  ко  мне,
посмотрим, кто сопля!
   В  доме  напротив  открылось  окно.  Выглянула  пожилая   женщина   в
переднике, в одной  руке  у  нее  был  нож,  а  другую  она  вытирала  о
перекинутое через плечо полотенце:
   - Джо? Что ты здесь делаешь?
   Он впервые ее видел. Раньше здесь жили  другие  люди.  Наверное,  она
узнала его имя у Пандема.
   - Не твое дело, жирная задница!
   Он  перекатился  назад,  вскочил,  пробежался,  грохоча  и   поднимая
слежавшуюся пыль, легко, как супергерой, прыгнул  на  соседнюю  крышу  -
через  щель  шириной  в  два  метра  и  высотой  в  четыре  этажа.  Нога
соскользнула, Джо уперся в край крыши коленом,  но  колено  соскользнуло
тоже. Теперь он висел на краю, постепенно съезжая вниз, Цепляясь ногтями
за пыльную жесть. В животе сделалось холодно и как-то  липко.  Он  знал,
что Пандем не позволит ему упасть... А вдруг позволит?!
   Что за радость Пандему спасать Джо, который не ходит в школу и вообще
не хочет строить этот долбаный плавучий город?!
   "Ну так кто из нас сопля, а, Джо?"
   - Ты! - просопел Джо и сполз еще ниже. Теперь он  висел  на  пальцах,
пытаясь подтянуться, но пальцы соскальзывали и опоры для  ног  не  было,
потому что стена была гладкая.
   Вот если бы с ним рядом были мужики из шоблы...
   - Ты! - крикнул Джо. - Ты, ты, ты! Если бы ты был простым пацаном - я
бы на тебя посмотрел! Атак - ты...
   Тут под ногой у  него  вдруг  обнаружилась  выбоина  в  стене,  будто
ступенька.
   Джо подтянулся наконец и выбрался на крышу: она была  не  плоская,  а
наклонная.
   От-ползя подальше от края, Джо сел на корточки, опустив  голову  ниже
колен; его выцветшая красная майка прилипла к спине. У него  было  полно
нового шмотья, но он носил эту майку как память о прежних временах...
   "Крис часто думает о тебе".
   - Врешь.
   "Не вру. Он скучает".
   - Полетит в космос и перестанет скучать...
   "Хочешь к нему съездить?"
   Джо молчал. И даже ни о чем не думал.
   "Хочешь прямо сейчас?"
   - У меня нет денег.
   "Не надо денег. Полетишь на новолете. Я забронирую тебе место".
   - На чем?!
   "На новолете, парень".
   - Нет, - Джо помотал опущенной головой. - Нет. Как я к нему приду? Он
будет в форме, с крылышками, значит... С нашивками... А  я  буду  -  вот
так? С пушкой за поясом, которая не стреляет?!
   "Послушай меня, парень. Ты ничем не  хуже  Криса  и  других.  Ты  все
можешь, у тебя все будет. У тебя  будет  и  форма,  и  крылышки,  и  что
хочешь. У тебя  будет  красивая  баба,  крутая  тачка,  про  тебя  будут
говорит: вот идет Джо, У Которого  Все  Получилось...  Сейчас  спускайся
вниз и лови ма