***

   Киму приснился Пандем.
   Как будто они сидят в старой Кимовой комнате  -  еще  в  родительской
квартире - на диване рядышком и пьют коньяк из Кимовой фляжки:
   - Ты на меня в обиде, - говорил Пандем.
   - Скажи, Пан... Все тридцать лет, что ты пробыл с нами... Может быть,
это бред? Выдумка? Чей-то мысленный эксперимент?
   - А тебе хотелось бы? Сейчас проснуться в своей клинике, с деревянным
лицом... Спал-то мордой на столешнице...
   - И мне было бы тридцать два года. И Арина любила бы меня...
   - Она и так тебя любит.
   - Не ври... Криворукий экспериментатор. Близорукий провидец.
   Безответственная сволочь... Видишь, я упрямо делаю тебя  человеком...
Стихия, феномен, явление природы...  космическое  чудовище,  понятия  не
имеющее ни о так называемом добре, ни о еще более так называемом  зле...
Я знаю, что не должен был тебя удерживать. Я сознаю твою правоту... я не
вижу другого пути для тебя - кроме поголовной модификации, конечно...
   Тогда Пандем в Кимовом сне положил горячую руку Киму на плечо.
   - Ты опять притворяешься человеком, - сказал Ким. - Адаптируешь  себя
к моему восприятию... Выстраиваешь для меня модель моего друга...
   - Действующую модель, заметь...
   - Действующую,.. модель моего единственного в мире друга. Пан, если я
снова перевернусь в машине - ты ведь не протянешь мне руку?
   Пандема больше не было рядом.
   Никого не было. Только сон.
   Он лежал на спине. Над ним  колебалась  вода,  подсвеченная  солнцем;
толща прозрачной воды. Ким глубоко вздохнул, почти уверенный, что легкие
взорвутся; ничего не случилось. Под водой дышалось легко.
   Пальцы, сжавшись, вцепились  в  траву.  Что-то  коснулось  мизинца  -
холодное,  как  рыбка.  На  ощупь  -  полированное   дерево,   ребристая
поверхность... Пульт.
   Он щелкнул "отмену"; вода над головой исчезла. Потолок  взмыл  вверх;
Ким лежал на полу своей собственной комнаты.  Этот  дизайн  сделала  для
него Арина - давно... Когда еще была надежда на потепление...
   Минимальная высота потолка.  Подсветка...  как  взгляд  из-под  воды.
Значит, он захотел почувствовать себя русалкой... или утопленником?  Лег
и заснул...
   Он  сел.  Помассировал  шею;  перевел  потолок  в  самое  высокое  из
возможных   положений.   По   комнате   прошелся   ветер,   пространство
раздвинулось, и мягко засветились стены. "Воздух, - думал Ким. - Что мне
надо? Просто воздух, да чтобы пахло травой..."
   И еще хорошо  бы,  чтобы  все  вчерашние  события  -  бунт,  Алекс...
беготня,  "хлысты",  сотни  медицинских   капсул,   стянутых   к   месту
происшествия... Чтобы все это приснилось. Так нет же, нет...
   Он перевернулся лицом вниз. Перед глазами оказался ковер, тот  самый,
принцип для которого он разработал еще лет семь назад. Арина знает,  что
его живые покрытия - те, над которыми он в разные годы работал -  заняты
в половине  современных  дизайнерских  "штучек".  Их  можно  косить  или
стричь... или отращивать хоть до  потолка.  Они  не  пачкаются.  Они  не
вянут. Они не выходят из моды вот уже полдесятка лет. Арина знает...
   Он застонал и потерся лицом о траву. Арины, слава  Пандему,  не  было
там...
   Он сразу же проверил по сети, где она...  С  Ариной  все  в  порядке,
рядом с ней Ромка, сын...
   После вчерашнего мы все вступаем  в  новую  эру  -  теперь  не  будет
вседозволенности, зато будет страх. Пустые улицы... Пустой  транспорт...
Пустые лица...
   Надо вставать и идти. Идти по  школам,  по  универам,  по  детским  и
подростковым  сетевым   каналам.   Что-то   объяснять.   Успокаивать   и
запугивать.
   Говорить, что решение властей... теперь у нас появилось такое слово -
власти... хорошее хлесткое слово, вместо аморфной "координату-ры"... что
решение властей насчет применения силы было  правомерным  и  единственно
возможным...
   Какой ужас. И это ведь правда...
   Вызов от Алекса - сладкое пение птиц.
   - Ты спал?
   - Проснулся.
   - Нету времени дрыхнуть, пользуйся перезагрузкой... За вчерашний день
по слою - ни одного правонарушения.
   - Поздравляю...
   - И десяток самоубийств.
   - Что...
   - Поднимайся, пандемоизбранный... Пахать подано.

Глава 30

   Ким Андреевич Каманин вышел из  координации,  когда  ему  исполнилось
семьдесят. Не потому, что чувствовал себя старым, и даже не потому,  что
ему надоело, по выражению нынешней молодежи, "корчить из себя Пан-дема".
Просто он понял вдруг - с удивлением, - что люди ему безразличны.
   Прежде он мог презирать и сочувствовать, ненавидеть и уважать; теперь
люди ему надоели. Может быть, потому,  что  работа  последних  лет  -  в
координации - вымотала из него остатки иллюзий.
   То была изнуряющая, на грани возможного работа - от мозговых  штурмов
до методичного, дом за  домом,  посещения  волонтерами-психологами  всех
жителей слоя.
   Социальные программы сперва отрабатывались на  симу-ляторе  и  только
потом  претворялись  в  жизнь  -   взаимосвязанные   комплексы   мер   с
однословными названиями вроде "Кнут",  "Подарок",  "Ребенок",  "Весы"...
Ким не раз и не два оценил  предусмотрительность  Пандема,  поместившего
человечество в "шлюз". Ни глобальной катастрофы, ни  большой  войны,  ни
даже демографического взрыва пока не  случилось;  социальные  потрясения
были сведены  к  минимуму,  бунты  предупреждены,  а  системы  ценностей
худо-бедно перестроены. Никому больше не приходило в  голову  устраивать
над городом гонки на ле-талках; на  Трассу  допускались  только  машины,
полностью  лишенные  ручного  управления.  Это   было   неудобно,   зато
безопасно; Ким прекрасно понимал, что в будущем проблемы не  кончатся  и
что это будут старые,  навязшие  в  зубах  проблемы  пополам  с  новыми,
невообразимыми пока, и что решать эти проблемы придется его племянникам,
сыну и внукам - но не ему, слава богу.
   Хватит, он и так вот уже много лет "корчит Пандема"...
   Тем временем так называемая стихия тоже осмелела и заявила свои права
на  самостоятельность.  Обвалы  и  оползни,  лесные  пожары  и   смерчи,
землетрясения и ураганы следовали один за другим методично, как  задания
учителя, и  служба  экстренных  ситуаций,  организованная  и  оснащенная
когда-то Пандемом, сдавала один практический экзамен за  другим  -  пока
успешно, потому что путь от простого к сложному всегда предпочтительнее,
чем внезапное барахтание в проруби...
   Ким Андреевич сидел дома и читал книги. Или бродил по паркам, беседуя
с воображаемым Пандемом; или вспоминал  умершего  в  прошлом  году  отца
Георгия - "нету ничего, подвластного Пандему, что в перспективе не  было
бы подвластно человеку"...
   Когда ему надоедало беседовать  с  призраками,  он  шел  в  сеть  или
связывался с кем-то из сестер. Вот, например, как сегодня.

***

   - Кого сейчас интересует искусство, - сказала Александра. - Правда, в
последние  годы  появилось  несколько  поэтов...  Эти  -  как  мотыльки,
приходят из ниоткуда, гениально пишут, будучи юнцами  и  юницами,  потом
взрослеют и пропадают... уходят в никуда. Как авторы, я имею в виду,  не
как люди, слава Пандему...
   Перед Кимом  -  на  внутреннем  экране  -  появился  вход  в  старый,
построенный еще до Пандема театр. Помпезное здание с колоннами  казалось
сейчас  бронтозавром  от  архитектуры.  Ни  почтения,  которое  вызывает
подлинная древность,  ни  восхищения  перед  талантом  конструктора,  ни
новизны, ни удобства - здание не снесли только потому,  что  кому-то  из
Александриных подопечных пришла в голову мысль  -  давно,  еще  на  заре
Пандема, - что помещение можно блестяще использовать  для  модных  тогда
"синтетических зрелищ"...
   Теперь   здесь   давали   "Комическую   мистерию"    -    феерическое
представление, угождающее  сразу  пяти  зрительским  чувствам.  Вот  уже
несколько лет "Комистр" пользовался таким успехом, что приходилось  даже
ограничить вход;  это  оттого,  говорила  Александра,  что  постановщики
всячески издеваются над смертью. Зрители как бы  возвращаются  в  ранние
годы Пандема...
   (Ким  знал,  что  именно  Александра  стояла  у   истоков   программы
"Подарок", несколько лет назад  реализованной  Алексовыми  подчиненными.
Людям,  говорила  Александра,  нужна  психологическая  поддержка  прежде
всего. Нужны яркие зрелища; пусть твоя правая рука пугает их расплатой и
смертью, а левая пусть успокаивает и говорит, что смерти нет - вот как в
"Комистре"...) - И все-таки это не искусство, - подытожила Александра, в
то время как в стилизованной пасти старого театра исчезало одно  веселое
семейство за другим ("Комистр" был рассчитан на возраст  от  четырех  до
ста четырех, так и было написано  в  программке,  и  бодрые  старички  с
бодрыми детьми под мышкой были обычной здешней публикой).
   - Так ты пойдешь? - в четвертый раз спросила Александра.
   - Сбрось мне по сети.
   -  Это  подлинное  зрелище  с  эмосимулятором  плюс  запах  и   вкус,
тактильные ощущения... А реакция зала чего стоит!
   - Сбрось мне вместе с запахом и реакцией зала.
   - Ах, brother, тебе ведь все равно нечего делать... Ким улыбнулся.
   Александра и в старости бывала восхитительно бестактна.
   - Там в одном месте  появляется  Пандем,  -  поколебавшись,  сообщила
Александра.
   - И что, я должен на это купиться? Она рассмеялась:
   - Ладно, Кимка... А я пойду. Все-таки положительные эмоции...
   И, попрощавшись, оборвала связь.
   Ким вышел из системы; он сидел на поваленном дереве  в  самом  центре
запущенного парка, крона стоящего напротив  дуба  кипела,  казалось,  от
суетящихся белок, а трава справа и слева ходила волнами - там жили  мыши
и еще какие-то мелкие грызуны. Городские экологи  опять  промахнулись  с
расчетами; теперь либо мышей начнут кормить противозачаточным, либо  жди
массированного кошачьего десанта...
   Ким услышал голоса - в реальности, не в сети,  оглянулся.  Подростки,
почти юноши, лет по пятнадцать-семнадцать, в  количестве  пяти  штук.  И
шестой, явно жертва. Есть  такие,  и  после  Пандема  их  стало  больше:
прямо-таки на лбу написано - "Я жертва"...
   Шестой тут же оказался прижатым к стволу, и первый - парень в красном
комбинезоне с мигалками "под старину" - взялся высказывать ему  какие-то
свои соображения. Речь  была  явно  обвинительной;  до  Кима  доносились
отдельные слова, причем половины он просто не понимал, а другая половина
поражала  свежим  взглядом  на  ругательство   как   средство   унижения
собеседника...
   Ну вот, слова закончились. Сейчас, по-видимому, будут бить.
   Ким поднялся. Не спеша двинулся к  ребятам;  бежевые  дубовые  листья
хрустели у него под ногами. Прошлогодние листья.
   - В чем дело, мальчики?
   Вот что значит тон. Тон человека, привыкшего  повелевать;  под  видом
невинного  вопроса  парням  посылается  жизненно  важная  информация:  я
опасен. Я имею власть. Как поступила бы допандемная шпана? "Тебе что  за
дело, старый хрен, вали отсюда, дедушка, пока не получил по шее..."
   - Тебе что за дело, старый?.. - начал парень в красном комбинезоне.
   Последнего слова - после эпитета "старый" - Ким не понял.
   - Нехорошо, - сказал он, подходя ближе.  Теперь,  по  законам  жанра,
вожак должен взять назойливого хрыча за шиворот...
   Почему они должны вести себя как допандемная шпана? Вернее,  не  так:
почему ему так хочется, чтобы эти,  родившиеся  при  Пандеме,  оказались
похожи  на  допандем-ных   сявок?   Это   что   же,   признак   свободы,
самостоятельности, зрелости общества?
   А почему они не догадываются, что у случайного старичка может найтись
встроенный пульт, по которому так легко вызвать  "чрезвычайку"?  Похоже,
они просто не понимают, чего он от них хочет. Кому какое дело, да и  что
особенного - впятером поколотить одного...
   Тем  временем  парень  в  красном  комбинезоне  осыпал  Кима  набором
незнакомых  слов,  видимо,   оскорбительных.   Четверо   его   приятелей
поддержали; жертва попыталась смыться, но  ее  тут  же  окружили  снова.
"Решительные ребята", - подумал Ким, разглядывая алый румянец  на  щеках
вожака, его мягкие нарождающиеся усы, его прищуренные яростные глаза.
   - Не стыдно? - протянул он почти ласково. - Старшим грубить?
   Вожак оскалился - и шагнул навстречу. Улыбаясь, Ким поднял  суковатую
корягу, каких полно было тут же, на полянке. Вспомнил Александру: "Ну  и
в чем message?"
   В этот момент вожак встретился с ним глазами.

***

   ...Через полчаса он наткнулся на них снова - в том же парке. Трусливо
бежавшие от одинокого  старичка  с  дубиной,  они  взяли-таки  реванш  и
ухитрились достать свою жертву... хотя у жертвы, как казалось Киму, были
все шансы удрать.
   Когда Ким прибежал на крик - по  бежевым  листьям,  по  пробивающейся
из-под них траве - к месту казни, все уже было кончено. Тот, что вовремя
не убежал, валялся теперь на земле с пробитой головой, а эти,  униженные
недавним бегством,  мстили  теперь  свидетелю  своего  позора  -  пинали
ногами, не обращая внимания на то, что он уже не двигается...
   Ким на бегу вызвал и "Скорую", и "чрезвычайку".
   - Мертв, -  сказал  молодой  врач,  Мишин  ровесник.  -  Не  подлежит
реанимации... - и побледнел.
   Стекло медицинской капсулы оставалось темным,  почти  не  прозрачным.
Ким с трудом различал за ним лицо погибшего парня  -  обиженное  детское
лицо.
   - Взяли всех пятерых, - сообщил дежурный координатор.
   - Почему только сейчас? - шепотом спросил Ким. - Я навел на них сорок
минут назад...
   - Такой сегодня день, -  подумав,  сообщил  дежурный  координатор.  -
Третья смерть за последние четыре часа...
   Ким прикрыл глаза. Терентий  Логовицу,  пятнадцать  лет.  Пятнадцать.
После смерти выглядит даже младше...
   - Алекс?
   - Я знаю. Тебе надо было серьезнее к ним отнестись, Ким.
   - Я не думал... - начал он и понял, что оправдывается. - Я не  думал,
что...
   И замолчал, подавленный нехорошим предчувствием.
   Они казались такими безобидными! Такими трусливыми! Он не  принял  их
всерьез... Это большая его ошибка. Куры бывают так жестоки по  отношению
друг к другу - куда там волкам...
   - Алекс, глянь на статистику по слоям...
   - Плохая статистика. Что дальше?
   Ким в последний  раз  посмотрел  в  лицо  погибшего  мальчика;  Алекс
оборвал связь. У него наверняка много других забот...
   По корпоративному каналу (уходя из координации, Ким все-таки  оставил
себе доступ) он заказал допросы убийц. Почти  сразу  на  его  внутреннем
экране обнаружилось перемазанное слезами и соплями лицо парня в  красном
комбинезоне; в присутствии красного цвета кожа убийцы казалась  особенно
белой.
   - ...Уже так  было!  И  ничего  не  было!  Мы  его  пару  раз  только
стукнули...
   Только пару раз! Легонько! Уже так было! И ничего не было! Он не  мог
от этого... Он не мог!.. Уже так было!
   Молодой врач погрузил капсулу в леталку. Он и  сам  был  белый  -  не
румянее покойника и не румянее убийцы.
   До окончания "Комистра" оставалось сорок пять минут. Ким спустился на
станцию подземки;  старый  театр  располагался  на  живописном  островке
посреди неглубокого пруда, кажется, пруд напустили уже после  того,  как
построили здание... или одновременно?
   Садилось солнце. Вернее, оно давно уже село, но в этом  районе  такая
подсветка - в сумерках здесь включается "второй закат" и горит до  самой
полночи...
   От подземки Ким шел через  старинный  квартал  -  двух-и  трехэтажные
домишки еще прошлого века, сохранившиеся здесь не иначе как  в  музейных
целях; над озером висел реденький туман. Старый театр отражался  в  воде
вместе со всеми своими неуклюжими колоннами, и восемь  ажурных  мостиков
вели к нему с берегов, напоминая паучьи лапы...
   Где-то жгли листву. Запах был из Кимова детства.
   Зачем, подумал он устало. Где их родители... где их  учителя?  Почему
не объяснили, чем может кончиться игра с таким вот  костром  из  опавших
листьев?
   Он огляделся, пытаясь понять, откуда дым; а потом, будто  по  наитию,
вызвал на экран укрупненное изображение театра.
   Ч-черт...
   - Координация?  "Комистр",  противопожарная  система...  Дистанционка
есть?
   - Есть, вижу картинку, даю команду... Тушение пошло.
   Ким был уже над озером. Тонкая спинка моста раскачивалась, по  темной
воде бежала рябь. Киму казалось, что он слышит  чей-то  крик  -  тонкий,
приглушенный стенами.
   Дыма не становилось меньше.
   - Координация? Есть тушение в "Комистре"?
   - Вижу отчет о тушении в "Комистре"...
   Ким попытался связаться с Александрой. Нет связи  -  разумеется,  они
все отключаются перед действом, таково условие постановщиков...
   Дым валил уже из нескольких окон на нижнем этаже. Горел пластнатур.
   Нетоксично, зато вонь тошнотворная.
   - Каманин на связи. Проверь тушение в "Комистре".
   - Вижу отчет...
   - А я вижу дым!.. Свяжись со службами...
   - Нет ответа... Идиоты, что у них там... Прогнило все? Нет связи...
   - "Комистр" на связи... Координация?
   - Эй, вы, чепэшники, у вас задымление! Противопо-жарка  работает  или
нет?!
   - Какая... У нас нету... Отключена - Что?!
   Ким спрыгнул с моста на неровные, под старину,  плиты  перед  зданием
театра.
   Перед глазами у него  прыгал  инженерный  отчет  -  противопожарка  в
театре действительно была на реконструкции два года назад и  с  тех  пор
так и не...
   Сразу несколько мыслей. Первая: почему именно сегодня? Когда чуть  не
на моих глазах погиб ни в чем не виновный пятнадцатилетний парень?
   Вторая: ну почему до них ничего не  доходит?!  Кто  отвечает  за  эту
чертову пожарку, ведь отвечает кто-то...
   А давай зажигать спички и кидать их на ковер?
   А  давай  выбросим  этот  огнетушитель  и  на  его   место   поставим
стереоэкран?
   Семейное зрелище. От четырех до ста четырех.
   "Пусть твоя правая рука пугает их расплатой и смертью, а левая  пусть
успокаивает и говорит, что смерти нет, - вот как в "Комистре"..."
   - Александра?!
   Нет ответа.
   - Координация - "Комистр" - общая тревога...
   - Есть тревога. "Комистр" - тревога - пожар, пожар, пожар...
   Вход в театр был  устроен  с  элементами  виртуалки;  сейчас  иллюзия
отключилась, вместо заманчивой тьмы  и  замшелых  фосфоресцирующих  стен
показались гладкие бетонные блоки  и  широкая  металлическая  дверь.  Из
двери, едва не сшибая Кима, выскочила женщина лет  шестидесяти  с  двумя
крохотными девчонками, которые, казалось, летели за ней по воздуху...
   У женщины были выпученные от ужаса глаза.  Ким  успел  подумать:  она
прежде всего спасает детей. Она из наших, из допандемных...
   Люди бежали, сталкиваясь, грозя затоптать друг друга; сквозь суету  и
помехи в сети Ким вдруг принял вызов от Александры.
   - Где?!
   - Здесь дым,  полно  дыма...  .Дым  стоял  стеной,  выедал  веки,  по
внутреннему Кимову экрану бежали помехи; на инженерной  схеме  значились
четыре механические лестницы, из которых сработали две...
   И вдруг - р-раз! - одновременно  раскрылись  окна  по  всему  фасаду,
квадратные  окна,  прежде  скрытые  металлическими  шторками.  Из   всех
одновременно хлынул дым, и Ким направил обе сработавшие лестницы к окнам
третьего этажа...
   В небе наконец-то появилась первая пожарная леталка.
   Ким карабкался вверх. Лестница была без эскалатора; он был уже  почти
у цели, когда из окна второго этажа - по счастью, не прямо под Кимом,  а
значительно левее - с радостным хлопком выпрыгнуло,  как  на  резиночке,
оранжевое пламя.
   - Сколько...
   "Справка. В помещении "Комистра"  сейчас  находятся  триста  двадцать
взрослых и сто пять детей... Сто четыре ребенка...  триста  восемнадцать
взрослых... сто три ребенка..."
   "Статистическую считывалку  они  себе  поставили,  -  подумал  Ким  с
ненавистью.
   - Считывалку, чтобы тешить самолюбие... А элементарную пожарку!.."
   "Двести девяносто три взрослых... девяносто восемь детей... девяносто
пять  детей...  двести  семьдесят  взрослых...  двести  семьдесят   один
взрослый!"
   Ким спрыгнул с подоконника. Коридор был