- Зато мой папа может. Кроме того, я ведь читаю книжки... Еще  старые
газеты, например. Очень поучительно.
   - А поросенок, которого сытно кормят, прежде чем...  а-а,  извини.  Я
забыл, что ты не знаешь, для чего откармливают поросят.
   - Теперь ни для чего, -  тихо  сказал  Виталька.  -  Это  раньше  ели
животных.
   До Пандема.
   Владимир Альбертович вдруг улыбнулся; Виталька  вздрогнул:  это  была
улыбка молодого человека. Может быть, лет пятьдесят-шестьдесят назад  он
вот так же улыбался, встречая после работы жену...
   - Я  уже  очень  давно  не  разговаривал  ни  с  какими  пацанами,  -
пробормотал Владимир Альбертович. - Ты, наверное, очень даже неплохой  -
голова светлая...
   Но мне тебя никогда уже не понять. Как и тебе  меня.  Ты  -  человек,
который никогда не оставался в одиночестве...
   - А одиночество - разве это хорошо? - удивился Виталька.
   Старик хотел ответить, но промолчал.

Глава 16

   Юлия Александровна Тамилова, двух с половиной лет от роду, плавала  в
бассейне. Цветное мозаичное дно круто уходило вниз, и  на  глубине  трех
метров заманчиво пестрели ракушки, шарики, бусинки, зеркальца, вертушки;
Юлия Александровна выныривала, довольно ухая,  и  рассматривала  добычу,
лежа на спине, неприятно похожая в  такие  минуты  на  забытую  в  ванне
пластмассовую куклу  (во  всяком  случае  Александру  Тамилову-старшему,
молодому деду этой девочки, казалось именно так).
   Алекс  стоял  у  бортика,  глядя,  как  ныряют,  выныривают,  плавают
наперегонки, брызгаются, скатываются с водяных горок разнообразные  дети
от года до десяти; когда кто-нибудь из них уходил в воду дольше, чем  на
минуту, Алекса захлестывал древний, не  подчиняющийся  разуму  инстинкт:
нырнуть, достать, спасти немедленно.
   Он плавал плохо, а нырял и того хуже. Мог бы он вытащить свою  внучку
с глубины хотя бы в три метра, если бы она, внучка, тонула?
   - Папа, - позвал его Александр Тамилов-младший, Шурка. - Чего ты  там
ищешь?
   Алекс огляделся. Никто, кроме  него,  не  стоял  у  бортика;  молодые
мамаши с молодыми папашами читали книжки и разговаривали друг с  другом.
Только чья-то бабушка - полная женщина немногим старше самого  Алекса  -
вертела головой, стараясь не выпускать внука из виду.
   - Ты чего? - удивился Шурка. - Что она тебе, утонет, что ли?
   - Зачем ты вообще нужен?  -  раздраженно  спросил  Алекс,  усаживаясь
рядом в садовое кресло. - Ты, отец?
   Посреди бассейна раскручивалась  вертушка  -  то  горизонтально,  как
карусель, то под углом, то  вертикально,  как  мельничное  колесо.  Дети
постарше с визгом цеплялись за поручни, пролетали в воздухе, разбрасывая
брызги, плюхались в воду и уходили в глубину, чтобы вынырнуть  с  другой
стороны, снова взлететь на воздух, оторваться и шлепнуться, и  вынырнуть
со смехом и фырканьем.
   - Ты опять, - печально сказал Шурка.
   - Я опять, - Алекс скрестил руки  на  груди.  -  Я  все  время...  вы
смотрите на меня, как на дурачка. Как на городского сумасшедшего. И  ты,
и мама, и Вика, кстати, тоже.
   - При чем тут Вика? - насупился Шурка.
   Пробегающий мимо пацаненок лет четырех выронил на  траву  обертку  от
мороженого. Вернулся, молча  подобрал  обертку,  пустился  к  ближайшему
утилизатору.
   - Ты окончательно решил? - спросил Алекс.
   - Что? - Шурка смотрел, как летает над водой красно-желтый  глянцевый
мячик.
   - Насчет работы?
   - А... да. Агрегаты и узлы.
   - Еще одна Пандемова марионетка, - Алекс отвернулся. - Еще один живой
манипулятор. Еще одна светлая голова, которая будет работать проводником
Пандемовых идей...
   - Что ты предлагаешь? - помолчав, спросил Шурка. Алекс пожал плечами:
   - Да ничего... Тебе решать. Я бы на твоем месте не спешил бы  так.  В
строй.
   - Какого черта, - Шурка, по всему видать, с трудом сдерживал себя.  -
Знаешь, ты иногда просто... Я, конечно, почуял, в чем дело, еще когда ты
вызвался сюда, посмотреть на  Юльку.  На  Юльку  тебе,  как  я  понимаю,
плевать... Но почему тебе  так  хочется  сказать  гадость?  Да,  я  хочу
работать на космическую программу! И буду  делать  то,  что  мне  скажет
Пандем! Потому что это его идея и его проект! Потому что я мог бы сидеть
в норе, изобретать велосипеды, как малыши в технических школах...
   - Мне - плевать на Юльку?
   - Ну  конечно.  Ты  с  ней  хоть  раз  говорил  о  чем-нибудь?  Кроме
"Здравствуй, внученька,  как  дела"?  Или  ты  думаешь,  что  можешь  ее
воспитать лучше, чем Пандем?
   - Ну все, - Алекс поднялся. - Финиш. Папаша признается, что  даже  не
пытается воспитать своего ребенка, потому что Пандем это  сделает  лучше
его...
   - Не передергивай, - Шурка был очень красный. - Это моя  дочь,  я  ее
понимаю и люблю... Но без Пандема я ее понимал бы хуже!
   - Прости, - сказал Алекс -  Я  опять  сел  в  лужу.  Опять  попытался
убедить тебя в чем-то, в то время как Пандем...
   - Ты - убедить?! - Шурка тоже встал. -  Это  называется  убедить?  Ты
просто достал уже всех - и меня, и маму, и Вику, между прочим!
   - Не ругайтесь, - сказала Юлия Александровна, возникая в траве  между
отцом и дедом.
   Алекс, начавший было отвечать, осекся.
   - Пандем просил передать,  -  сообщила  Юлия  Александровна,  вытирая
двумя тоненькими пальцами мокрый нос, - просил передать, что я вас обоих
люблю-у.
   С длинных волос ее струилась вода.

***

   - Аля, я тебя в самом деле достал?
   Алекс сидел  на  куске  бронзы  -  еще  вчера  это  была  абстрактная
скульптура на магнитной  подушке,  но  сегодня  утром  автор,  одержимый
творческими  метаниями,  собственноручно   низверг   свое   творение   с
пьедестала. Александра не стала вызывать автоуборщик  -  по  ее  мнению,
будучи  брошенной  на   землю,   скульптура   значительно   выиграла   и
превратилась из посмешища галереи в украшение ее.
   Алекс, инстинктивно любивший все, в чем заключен был бунт, выбрал для
сидения именно бронзовые останки.
   - Аля, наш сын сказал, что я достал тебя,  его  и  всех.  Наш  сын  -
болван при Пандеме, к этому я привык. А ты? Тебя я тоже достал?
   Александра проводила взглядом группку  запоздавших  экскурсантов.  Их
смеющиеся голоса прыгали от одной глыбы к  другой;  музей  под  открытым
небом назывался "Поляна видений" и  полностью  соответствовал  названию.
Александра  гордилась  сложной  и  продуманной  структурой   экспозиции:
скульптуры (по условиям устроителей  не  менее  двух  метров  в  высоту)
выстраивались  таким  образом,  чтобы  эмоциональное  состояние  идущего
сквозь экспозицию человека плавно менялось от экспоната к  экспонату  и,
чтобы, пройдя через "созерцательный", "беспокойный" и "печальный" модули
выставки, посетитель выходил из нее с ощущением едва ли не эйфории.
   Александра перевела взгляд на сидящего Алекса. Подошла, положила руки
на опущенные плечи, поцеловала в редеющие на макушке волосы.
   Теперь,  оглядываясь  назад,  она  понимала,  что  бросить  школу   в
шестнадцать лет и выйти  замуж  за  невыносимого  подростка,  каким  был
Алекс, ее принудило не сочувствие и ни в коем случае не любовь, а тайное
знание. Так получилось, что она единственная в целом  свете  знала,  как
уязвим на самом деле этот  "анфан  террибль",  какой  у  него,  ходячего
источника конфликтов, низкий болевой порог.
   Что он защищается, нападая, и что его выходки - всего лишь реакция на
постоянные раздражители, почти незаметные прочим, зато  невыносимые  для
мальчика без кожи. И что в целом мире у него нет  ни  одного  защитника,
потому что миру кажется, будто уж этот-то в защите не нуждается...
   Но пусть у нее было в какой-то  момент  желание  податься  к  нему  в
адвокаты - она вышла замуж не за подзащитного, а за бойца. Он был воин в
душе, солдат и  мужчина,  стойкий  оловянный  солдатик;  наверное,  жена
единственная понимала, что приход юного Алекса в военное  училище  вовсе
не  был  демаршем:  восемнадцатилетнему  Александру  Тамилову   хотелось
привести свою жизнь в соответствие со своей сутью...
   - Разумеется, ты достал меня, - сказала она,  расправляя  рубашку  на
его плечах. - Давным-давно. Что в этом удивительного?
   - Давай жить вместе, - сказал Алекс.
   - Да, но мы ведь живем вместе...
   - Нет. Давай как раньше. Пусть у нас будет  один  дом.  И,  когда  ты
куда-то поедешь, пусть я поеду с тобой.
   - Гм, - сказала она, слегка сбитая с толку. - Да ведь тебе  не  будет
интересно таскаться по всем моим презентушкам,  марафонам...  Во-первых,
ты всегда был равнодушен к "изо". А во-вторых, как мы с тобой  уживемся,
ты представляешь себе?
   - А как мы раньше уживались? До Пандема?  У  нас  была  однокомнатная
квартира...
   Александра сняла руки с его  плеч.  Обошла  сидящего  мужа  по  дуге,
разглядывая, будто какой-нибудь экспонат:
   - Сашка... Ты меня пугаешь.
   Алекс молчал, нахохлившись, похожий на огромного больного воробья.
   - Пока ты возмущаешься,  злишься,  доказываешь  всем,  какое  уродище
Пандем и какие дураки люди - я спокойна за тебя. Но когда  ты  начинаешь
вспоминать, как хорошо нам было в однокомнатной квартире...
   Алекс молчал.
   -  Сашка...  Поехали  домой.  По-моему,  ты  нуждаешься   в   хорошей
супружеской ночи ...
   - Куда домой - ко мне или к тебе? - тихо спросил Алекс.
   - На этом континенте, - Александра улыбнулась, -  моя  база  все-таки
ближе.
   Алекс не шелохнулся.
   - Аля... Ты довольна жизнью? Собой?
   - Вполне, - она помедлила и уселась рядом.
   - Я тебе все еще нужен?
   - Не забивай себе голову глупостями. Если даже  Ким  смог  преодолеть
свой бзик, и теперь у них и с Ариной все в порядке, и с Пандемом  все  в
порядке...
   - Семья втроем?
   Александра улыбнулась:
   - Вот теперь я узнаю тебя. Какой ты брутальный, Сашка. Мне нравится.

Глава 17

   Кусочек суши плыл будто по воле  волн,  а  на  самом  Деле  повинуясь
скрытой навигационной системе; квадратная  площадка  сто  на  сто  шагов
несла  на  себе  три  пальмы  и   автоматический   ресторанчик.   Гостям
предлагалось  устраиваться  как  кому  заблагорассудится  -  на   гладко
отесанных бревнах, на мягких креслах или на пожухлой травке.
   В центре понтона развели костер. Есть почти никто  не  хотел;  Андрей
Георгиевич, преисполненный умиления и гордости, прочитал стихи  в  честь
своих замечательных дочек, а потом и спел под собственный аккомпанемент.
Александра  серьезно  пообещала  статью  в  "Музыкальном  обозрении",  а
Виталька выпустил в небо серию огней из ручного  "дизайнера"  -  машинки
для композиции фейерверков.  Ромка,  его  восьмилетний  брат,  проворчал
что-то в том духе, что некоторые только энергию  переводят,  потому  что
при заходящем солнце ни черта не видно.
   Потом попросил  слова  Ким.  Пообещал  сестрам-именинницам  небывалый
подарок.
   Вытащил из кармана плоскую коробочку с плотно пригнанной крышкой;  на
дне коробочки лежали семена травы. Не более того.
   - ...совсем вытоптали, бизоны. Смотрите... И аккуратно высеял  травку
вокруг  пирующих  -  под  креслами  и  под  ногами,  всюду,  куда  успел
дотянуться.
   - Только не пугайтесь...
   Мама охнула. Маленькая Юлька завизжала,  но  от  восторга,  а  не  от
страха.
   Только что высеянная Кимом трава пошла в  рост  -  земля  на  пятачке
зашевелилась, потревоженная белыми тонкими корнями. Проклюнулись ростки;
Виталька опустился на  четвереньки,  разглядывая  экспресс-траву.  После
первого рывка ее рост чуть замедлился -  тем  не  менее,  прислушавшись,
можно было ясно различить шорох.
   Новая трава поднималась, раздвигая старые жухлые стебли.
   Случился общий восторг. Все расспрашивали Кима - зачем трава,  почему
трава и что будет с этой травой дальше; Ромка обиделся,  почему  Ким  не
показал "фокус"  сначала  сыновьям.  Виталька  азартно  и  насильственно
пытался приписать отцу звание  изобретателя,  хотя  Ким  уже  много  раз
объяснял ему, что в современной науке единоличных открытий и изобретений
практически не бывает: каждый стоит на голове у предшественника, который
тут же может оказаться последователем. Трава тем временем все тянулась и
росла;  гости,  слегка  успокоившись,  расселись  по  местам  и   заново
поздравили именинниц.
   У меня прекрасные дети, говорил Андрей Георгиевич. Девочки-красавицы,
да кто вам даст сорок? С тех пор, как мы праздновали ваш двадцатник,  вы
почти не изменились... Алечка,  бывшая  акула  пера,  а  теперь  пиранья
рейтингов и рецензий... Лерочка,  бывшая  училка,  а  теперь  Учитель  с
большой буквы... А посмотрите на моего сына! Кимка, я горжусь тобой,  ты
смог все начать с нуля и выиграть. Ты хозяин  своей  жизни...  Ведь  для
чего мы, если задуматься, живем?
   Для того, чтобы все таланты, отпущенные нам природой, развивались нам
на радость и на радость людям...
   Как давно я не был пьяным, вдруг подумал Ким.
   Небо  темнело.  Гости  развлекались.  Трава  поднималась  вокруг,  ее
приходилось приминать, иначе она закрыла бы сотрапезников друг от друга.
Ким смотрел сквозь пламя костра на маму; ей было семьдесят  три,  и  она
светилась  здоровьем.  Маме  было  бесконечно  приятно,  что  вся  семья
собралась вместе, впервые за столько-то лет; когда она попросила  слова,
Александра повелительно воздела руки, призывая гостей - а к тому времени
Шурка и Вика пытались петь на два голоса, Юля играла на губной гармошке,
Виталька пускал "красные солнца" вперемежку  с  "северным  сиянием"  под
нудные  Ромкины  уверения,  что,  мол,  брат  ни  черта  не  понимает  в
фейерверках,  -  призывая  всю  эту  компанию  моментально  замолчать  и
сосредоточиться.
   - Что я хочу сказать, - начала мама несколько смущенно. - Мы пили уже
за  именинниц,  за  родителей  именинниц,  за  брата,  за  детей  и   за
племянников именинниц... Все мы любим Алю и Лерочку,  и  все  мы  хотим,
чтобы они были счастливы... И  еще  один...  из  нас...  Короче  говоря,
давайте выпьем за Пана, и спасибо ему за то, что он с нами...
   Виталька зааплодировал. Лерка заулыбалась. Шурка  с  Викой  обнялись,
Юлька пристроилась у отца на коленях. Костер выбросил в небо сноп  искр.
Кусочек земли с пятью березами и тремя пальмами плыл, дрейфуя,  медленно
удаляясь  от  залитого  огнями  берега.  Пахло  морем,  и   одновременно
почему-то полем, лесом, дождем.
   Глядя вверх, можно было видеть, как звезды прячутся в листьях пальм и
выплывают снова.
   Ким подумал, что в идее такого вот прогулочного  плота  реализовалась
чья-то детская мечта о жизни на необитаемом острове. Крошечном острове с
тремя пальмами - посреди океана...
   - Вот что интересно - он не  качается,  -.объяснял  Шурка  двухлетней
дочери.
   - Корабль, даже самый .большой,  качается,  когда  плывет,  понтон  -
нет...
   - Это Пандем так придумал?
   - Пандем подсказал... А люди придумали и построили...
   - А трава? Траву придумал Пандем или дедушка Ким?
   - ...Мои дети,  -  растроганно  говорил  Андрей  Георгиевич.  -  Наши
дети... Я счастливец. Я везунчик.
   - А оно есть в мире - везение? - тихо спросил Алекс.
   Сегодня вечером он добровольно взял на себя роль "хозяюшки"  -  ходил
от костра к ресторанчику и обратно, разливал вино и  соки,  короче,  был
рабочей пчелой на чужом празднике.
   - А почему нет? - после паузы спросил Андрей Георгиевич.
   - Потому что все в руках Пандема, - отозвался Алекс. -  Удача  -  это
маленькая несправедливость. Нет?
   - Удача и везение - это  все-таки  не  одно  и  то  же,  -  осторожно
заметила Александра.
   - Почему несправедливость? - вмешалась в разговор Шуркина жена  Вика.
- Если сегодня мне повезло, а завтра тебе... Всем поровну.
   - Если всем поровну, это не везение, - заметил Алекс.
   - А я счастливец! - снова воскликнул Андрей Георгиевич. - Оттого, что
у меня такие дети... Внуки... Шурка! Виталька! Ромка!
   - А вот интересно, какими бы они были,  не  будь  Пандема?  -  кротко
спросила Арина, от начала вечера не сказавшая и двух десятков слов.
   - Точно такими же, - отозвался Ким прежде, чем отец  успел  придумать
ответ.
   - С такими же недостатками, - пробормотал Виталька. - Ну, может быть,
кто-то, - он глянул на брата, - родился бы одноглазым...
   - Вит, - укоризненно сказал Ким.
   - А у нас на старой квартире, - негромко начала мама, - была  соседка
- помнишь, Кимка? Ей действительно не везло. Прямо  рок  какой-то.  Если
она устраивалась на хорошую работу - контора тут же или  прогорала,  или
закрывалась.
   Если она ехала отдыхать - в том месте случалась эпидемия, или  смерч,
или еще что-то. У нее было три мужа, и ни один не умер своей смертью! От
нее уже все знакомые шарахались, будто боялись заразиться. Ну, каково?
   - И что с ней теперь?
   - Не знаю, - сказала мама. - Спроси Пандема, если хочешь... Во всяком
случае этот ее "рок" больше над ней не висит.
   - Рок, судьба, - Алекс вытащил сигарету. - Судьба  и  везение...  гм.
Судьба и случайность... Ким, ты у нас главный пандемовед, вот ты  скажи:
если нет случайностей, значит, Пан может точно предсказывать будущее?
   - Спроси Пандема, - Киму не хотелось этого разговора.
   - Аля, - Алекс обернулся  к  жене,  -  а  творческое  озарение  твоих
подопечных,  когда  скульптор  вдруг  понимает,  что  голограммку   надо
вставить не в правый глаз изваяния, а в левый... это случайно или как?
   - Спроси Пандема,  -  лениво  усмехнулась  Александра.  -  Honey,  ты
суетишься или мне кажется?
   - Жизнь, лишенная суеты, представляется картонной, -  Алекс  закурил,
руки у него слегка  дрожали.  -  Давайте  суетиться,  давайте  поступать
случайно, давайте путать Пану карты... Ему же от этого будет забавнее  с
нами возиться. Так трудно быть непредсказуемым...
   - Это точно, - сказал Ким, и Алекс легко прочитал спрятанный  в  двух
словах подтекст:
   - Да, и я предсказуем. Наверное, я - особенно. А ты? А мы все?
   - Карты, - мечтательно сказал Андрей Георгиевич. - Я играл бы с  утра
до ночи. Будь побольше времени... Ариночка,  это  правда,  что  Костя  -
игрок? Арина кивнула:
   - Да... У них там целая система: игра "на интерес", "на желание", "на
ресурс"... Кстати, мой брат  считает  себя  везунчиком.  В  картах.  Ему
хватает.
   - Я тоже азартный! - горячо подхватил Андрей Георгиевич. - Сам  играл
бы!
   Если бы только лишнее время...
   - Вот-вот, -  тихонько  сказала  ему  мама.  -  Кто  тебя  заставляет
работать?
   -  Игра  на  ресурс?  -  переспросила  Лерка.  Глаза  ее  то  и  дело
оборачивались внутрь - она говорила с Пандемом. Арина вздохнула:
   - Котька не работает, ты же знаешь... Ему плевать на  статус.  Статус
на хлеб не намажешь...
   - Значит, у него другое понимание успеха, - Алекс затянулся. - Игра -
отдушина, оставленная человечеству мудрым Пандемом. Искусство,  флирт  и
игра.
   Территория, на которую Пандем демонстративно не посягает. Насколько я
понимаю, с женщинами у Кости тоже все в порядке?
   - Па, давай не сплетничать, - резковато предложил Шурка.
   - Нет, система статуса мудра, я же ничего не говорю, - Алекс вздохнул
неожиданно печально. - Вообрази  этот  ужас:  каждый  на  своем  рабочем
месте, и никто ни за что не отвечает, потому что Пандем страхует и ведет
на помочах. И никто не  принимает  решений,  потому  что  решения  давно
приняты, надо только  делать,  что  говорят...  Тоска!  И,  чтобы  этого
избежать, Пандем искусственно имитирует жизненные трудности, а тому, кто
наиболее успешно их преодолевает, дается конфетка в  виде  статуса.  Ему
говорят, что он успешен, он сам себя чувствует  успешным...  Вот  и  все
везение.
   Киму показалось, что Шурка  хотел  ответить.  Но  проглотил  реплику;
прищурился. Слушал дальше.
   - Вот Аля знает, - Алекс нежно коснулся колена сидящей рядом жены.  -
Что такое современное искусство? Базар-вокзал. Все стали творцами,  всем
есть что сказать, все смотрят на  мир  широко  раскрытыми  глазами...  А
прорывов нет. Того,  что  потом  сочтут  гениальным,  нет  и  в  помине.
Почему?
   - Пятнадцать лет не срок, - возразила Александра.
   - Если