загубить  весь  график  Шуркиной  смены  и  признать  себя   беспомощным
"чепешником" - это неприятное  ругательство  имело  вполне  определенное
значение, Шурке его даже объясняли, но он позабыл...
   Шурка ударил кулаком по подлокотнику. Сейчас он ненавидел и пусковик,
и мусорщик, и узлы и агрегаты, и Пандема, который  может  все  исправить
без усилия - и  тем  не  менее  наблюдает  за  Шуркиными  потугами,  как
воспитатель наблюдает за малышом, пока  тот  тщетно  пытается  поставить
кубик на кубик...
   Тогда он выругался сквозь зубы,  смачно,  впервые  за  много  лет;  с
каждой произнесенной тирадой картинка на сетчатке  становилась  яснее  и
контрастнее, будто с  нее  сдували  пыль.  Шурка  ругался  самозабвенно,
цинично и зло; возможно, его самодеятельные  ругательства  сыграли  роль
мозговых витаминов. Как бы там ни было, но, прервав на  полуслове  поток
брани, Шурка  снова  взялся  выхватывать  из  динамической  модели  один
фрагмент за другим. Он отдавал команды, беззвучно шевеля губами;  первые
пять "тыков" оказались в пустоту, на шестой раз  мусорщик  вдруг  замер,
будто принюхиваясь, и  это  его  промедление  позволило  Шурке  провести
лихорадочную операцию "стопа". Мусорщик попробовал  было  спорить  -  но
покрытый потом Шурка уже почти владел ситуацией;  мусорщик  посомневался
для приличия и сам . себе выдал команду на прекращение деятельности.
   Семь с половиной драгоценных минут ушло  на  то,  чтобы  восстановить
пусковик. К моменту, когда проклятый мусорщик отбыл наконец  на  орбиту,
Шурка  полулежал  в  кресле,  измочаленный  и  мокрый,  с  презрительной
усмешкой  на  запекшихся  губах,  опустошенный,  злой  и  страшно  собой
довольный...
   Так продолжалось целых полторы минуты.
   Потом война прежде безотказной  техники  и  золотого  инженера  Шурки
Тамилова возобновилась на новом витке.

***

   - ...Если я вижу решение проблемы - почему ее не видишь ты?
   Ким отжимался от поросшего травой пола. Десять... двадцать...
   - Если я вижу выход, Пан, то ты и подавно должен его видеть.  Никаких
крайностей; мир, где есть  боль,  но  не  запредельная.  Мир,  где  есть
смерть... но только для тех, кому жить очень уж  надоело.  Понимаешь?  И
стимул для развития, и спокойствие, и  свобода.  И  конкуренция,  почему
нет? Может быть, даже наказания... Ты ведь не мамка,  которая,  будь  ее
воля, не подпустит к  ребенку  даже  насморка...  Но  ты  и  не  судьба,
равнодушно бьюшая по голове. Что-то другое... Например, разумный строгий
отец. Гармония... Почему  нет?  Шестьдесят  восемь,  шестьдесят  Девять,
семьдесят...
   Ким поднялся. Машинально отряхнул ладони хотя они  оставались  такими
же чистыми, как и до соприкосновения с травой.
   - Если я вижу, - пробормотал вслух, - почему не видишь ты?
   Он  бросил  пульт  не  глядя  -  его  мягко  поймала   полупрозрачная
поверхность, умевшая быть и столом, и экраном,  и  полем  для  очередной
настольной игры; сегодня это "Джангл", мы в восторге от закона  джунглей
на игровом столе...
   Впрочем, во всех популярных играх - их и до "Джангла"  было  полно  -
побеждает самый быстрый и самый жестокий...
   - ...Значит, ты видишь еще что-то. Недоступное мне.  Допустим,  разум
чахнет без принципиально новых, необъясненных явлений. Ну так  сымитируй
эти явления!
   Сыграй с человечеством в игру! Не можешь ведь ты, в  самом  деле,  на
равных общаться с  моим  скучающим  сыном  Ромкой,  объяснять  ему,  что
потребность в развитии включает в себя и потребность  испытать  себя  на
пределе сил... Устрой аквариум, где есть как будто  бы  жестокая  слепая
судьба, как будто бы рок, пусть это будет не детский ир - но  спортивная
площадка...  В  спорте  ведь  тоже  есть   "   свои   условности,   есть
соревнование, есть развитие на пределе сил, но в спорте - как правило  -
не убивают...
   Мини-ресторан  напомнил,  что  пора  обедать.  Стол  под  натуральной
льняной скатертью был уже накрыт; есть  не  хотелось.  Ким  сидел,  тупо
глядя, как поднимается пар над  нежным  мясом  -  тем,  что  родилось  в
пробирке и никогда не было живым существом.

***

   - Вещи - место, - сказал Алекс Тамилов.
   - Что? - рассеянно переспросила Александра.
   - "Вещи - место", такая последняя дизайнерская находка.  Любую  новую
вещь ты фиксируешь на положенном ей месте в нужном положении и вводишь в
память дома... И с этих пор по специальной команде  с  пульта  все  веши
перемещаются на заданные тобой позиции... Неплохо бы мне такую штуку лет
тридцать назад. Или сорок. Мы с матерью вечно воевали за порядок в  моей
комнате... Вернее, это она воевала за порядок, а я воевал за  свободу...
Что мы делаем сегодня вечером?
   - У  меня  встреча,  -  все  так  же  рассеянно  сказала  Александра.
Небольшое зеркало на ее столике было на самом деле экраном -  Александра
поворачивала свое виртуальное изображение так и эдак, тут же примеряя на
двойника прически, косметику, цвет волос.
   - Жаль, -  подумав,  сказал  Алекс.  -  Почему-то  я  именно  сегодня
рассчитывал на семейный уют.
   - Позови Юльку... Или напомни Шурке, что у него есть отец.
   - Аля, - сказал Алекс, останавливаясь за спиной жены, благо "зеркало"
его не отражало. - Как  ты  думаешь,  количество  зла  на  земле  как-то
связано с количеством добра?
   - Конечно, - сказала Александра, за много  лет  замужества  привыкшая
легко соглашаться с супругом, пропуская при этом его слова мимо ушей.  -
Я так думаю, что чем больше добра, тем меньше зла...
   - А я так не думаю, - сказал Алекс, глядя на ту,  другую  Александру,
мерцающую в глубине экрана. - Я думаю, что добро  и  зло  уравновешивают
друг друга... А значит, чем больше добра, тем больше и зла.
   - Интересно, - пробормотала  Александра,  принимаясь  приводить  свое
лицо  в  соответствие  с  виртуально  подобранным   образом.   -   Очень
интересно...
   - Стало быть, - сказал Алекс, - чем меньше зла  оставляет  Пандем  на
земле, тем меньше становится и добра...
   - Стало быть, желая всем добра, надо преумножать зло,  -  несколькими
широкими мазками Александра умело подчеркнула высокие скулы.
   - Очень хорошо, что ты не принимаешь меня всерьез, - сказал Алекс.  -
Иначе мы не дожили бы до серебряной свадьбы.
   - Сашка, принимать кого-либо всерьез - наискучнейший подход к делу...
Так мы установим у  себя  эту  штуку,  "вещи  -  место"?  Она  не  очень
громоздкая?
   - А зачем она нам нужна, - сказал Алекс.  -  У  нас  ведь  почти  нет
вещей...
   Не считать же вещью пакет с одноразовыми свитерами?
   - Мы можем завести вещь, - сказала Александра. -. Например, настоящий
ковер, не из травы, а шерстяной... Можно даже антикварный... Хочешь?
   - Нет... Ты уже уходишь?
   - У меня встреча назначена на шесть часов...
   - Ну, лети. Счастливо...
   Александра поцеловала  его  в  щеку  -  нежно,  по-матерински.  Алекс
проводил ее до порога; леталка описала полукруг и скрылась  за  кронами,
Алекс вернулся в комнату, лег на пол и позвонил Киму.
   - Привет, - сказал Ким. В последний раз Алекс звонил ему  три...  или
четыре года назад по какому-то пустяку.
   -  Братец-в-законе,  -  Алекс  усмехнулся,  вспомнив   старую   шутку
Александры. - Что ты делаешь сегодня вечером?
   - Или работаю, или ничего...
   - Тогда пойдем в тренажерку, отдохнем, выпьем, пободаемся?
   За этим легким предложением стоял, конечно, не беззаботный  вечер  за
играми и болтовней. В отличие  от  Александры  Ким  совершенно  не  умел
пропускать слова Алекса мимо ушей; может быть, поэтому, подумал Ким, Аля
его жена вот  уже  почти  сорок  лет,  а  я  -  братец-в-законе,  вечный
оппонент,  спарринг-партнер   или   мальчик   для   битья,   смотря   по
настроению...
   Ким хмыкнул, представив себя в роли мальчика для битья.
   - Я не стану тебя утомлять, - сказал Алекс. - Так... поговорить.
   - Ну, пойдем, - сказал Ким. - Поддаваться не буду, учти...
   Это пространство было специально устроено для движения. Здесь  летали
и ползали, растягивались, прыгали, плавали в невесомости, погружались на
глубины и играли в мяч; Ким впервые обратил внимание, как  много  вокруг
стариков старше семидесяти. И  с  каким  удовольствием  они  носятся  по
"волшебному замку" - игровой дистанции с преодолением препятствий...
   Пятидесятишестилетний Алекс в  черном  облипающем  комбинезоне  играл
мышцами, крутил  сальто  и,  между  прочим,  встретил  Кима  подчеркнуто
агрессивно;  это  был  своего  рода  ритуал.  Одним  из  самых   крупных
подпространств тренажерки был "колизей", место для схваток  и  поединков
всех  степеней  сложности  -  начиная  от  простой  борьбы  на  ковре  и
заканчивая боем на инерционных  "волчках",  на  узкой  перекладине,  над
голографической пропастью. "А почему нет,  -  подумал  Ким.  -  Здоровая
злость тонизирует... К тому же я легко его сделаю, хоть он  и  на  шесть
лет младше".
   Весили они примерно одинаково. Разница в росте не  была  существенна.
Оба были упрямы, но Алекс, пожалуй, имел куда больший запас  свирепости.
Киму не удавалось довести до конца ни одного приема: реакцией Алекс  был
подобен змее.
   - У меня сегодня день рожденья, - сказал Алекс, в очередной раз уходя
из-под атаки.
   - Что?!
   Ким на секунду потерял бдительность. Захват;  к  счастью,  Алексу  не
удалось провести прием чисто.
   - А... какое сегодня число?
   - Какое число, какой день,  какой  месяц...  для  тебя  нет  разницы,
потому что Виталька все эти недели моргает. Ты спрашиваешь Пандема,  что
он делает - а он моргает, вот уже целый месяц... Ал!
   Ким уклонился. Стряхнул с себя Алекса,  но  и  сам  упал;  ковер  был
синтетический, черный, как космос.
   - А что же ты молчал? - спросил Ким у ковра.
   - А я и говорю... Это условности, ты не  заметил?  Когда  дети  хотят
устроить себе  праздник  -  они  не  ждут  Даты,  они  зовут  друзей  на
какой-нибудь день клопа, или День первого одуванчика, или что-то в  этом
роде... А через месяц зовут уже других друзей, таких же хороших, на день
первой синицы, например...
   - Хватит трепаться, - Кимова здоровая злость куда-то  ушла.  Осталось
одно раздражение.
   - Время не имеет значения, - тихо  оппонент.  -  Жизнь  бесконечна...
так, кажется. Ты знаешь, у меня новая работа.
   -  Я  координатор  Человеческий  диспетчер.   Маленький   узелок   во
всепланетной координационной сетке... Ким. Ты ведь уже понял, что именно
готовит Пандем?

БЕЗВРЕМЕНЬЕ

ПРОЛОГ

   Джеми с Лешкой играли в  "топ"  -  шарили  по  окрестностям  "крупной
камерой", подглядывали реал ку как она есть, поначалу ничего интересного
в поле зрения не попадало, к тому же на многих окнах стояли заглушки  от
чужого любопытства, они уже  хотели  свертываться  и  идти  кататься  на
Трассу - когда вдруг увидели этого парня, он стоял на летающей платформе
и смотрел вниз, и в лице его было что-то такое, что Джеми, бывший в  тот
момент оператором, задержал на нем кадр.
   - Эй, - сказал он парню, парень повертел головой, не понимая,  откуда
голос, потом догадался, что попал в "крупную камеру", и помахал рукой.
   - Ты чего? - спросил у парня Лешка из-за Джеминой спины.
   Парень показал пальцем вниз. Джеми, помнится, еще подумал, что у него
какая-то машинка для летания и что он просто так развлекается.
   - Ну, давай, - сказал Джеми, и парень шагнул  -  просто  шагнул  -  в
воздух.
   Джеми думал, что он немного повисит, как это  бывает  в  мультах,  и,
может быть, подрыгает в воздухе ногами - но парень сразу же ухнул  вниз,
сломал пару веток на большой березе и скрылся под кронами - камера никак
не могла туда заглянуть.
   Через минуту вылезла строчка  в  новостях  -  "Новое  самоубийство  в
районе западной станции", и показали тело парня, неподвижно  лежащее  на
земле...
   Лешка оттеснил Джеми и долго,  долго  разглядывал  мертвеца  во  всех
ракурсах.
   - Я тоже, - сказал наконец.
   - Что? - удивился Джеми.
   - Я тоже так хочу, - сказал Лешка.
   - Это, наверное, больно, - предположил Джеми.
   - А я вколю себе анальгетик, - сказал Лешка.
   - А потом?
   - Что потом?
   - Ну, ты уже будешь мертвый?
   - Ну и что? - спросил, подумав, Лешка, и Джеми не  нашелся,  что  ему
возразить. К тому же ему было любопытно - он никогда в реалке не  видел,
как умирают.  Раньше,  при  Пандеме,  умирали  только  старики,  да  еще
экстремалы  в  красном  слое,  но  Джеми  был   слишком   ленив,   чтобы
путешествовать по  слоям  -  для  развлечения  ему  хватало  игрушек  да
"крупной камеры"...
   А теперь можно и в реалке умирать сколько хочешь.  Жаль,  что  только
один раз; правда, самому Джеми пока  не  хотелось  -  но  почему  бы  не
посмотреть, как это сделает Лешка?
   Рядом с Лешкиным домом была старая мачта - иногда по вечерам  на  ней
устраивали театр теней. На башне был источник света, а  кругом  нагоняли
облака, и они служили экраном, только Джеми не любил эти представления -
слишком не похоже на реалку...
   Днем на мачте никого не было. Джеми и Лешка поднялись на лифте; потом
Джеми сообразил, что самое интересное будет  внизу,  а  не  наверху.  Он
спустился и на всякий случай отошел подальше - чтобы Лешка  не  свалился
ему прямо на голову; получилось, что Лешка  упал  даже  слишком  далеко.
Джеми услышал только треск мелких веточек, а потом такой звук, как будто
переломили самую толстую и сочную ветку.
   Джеми побежал  на  звук.  Лешка  лежал  на  спине  и  как-то  странно
подергивался; изо рта его толстой струйкой текла кровь, как в игрушке, и
пенилась тоже очень натурально, но больше всего поразило Джеми  то,  что
глаза у Лешки смотрели в разные стороны, один  вправо  и  вверх,  другой
влево и вниз. Уж как много игрушек прошел в своей жизни Джеми - а такого
эффекта не видел ни на  одном  виртуальном  трупе.  Наверное,  создатели
убивалок в реале никогда не видели мертвеца...
   Джеми смотрел на Лешку минуты полторы. А потом приехали люди из  этой
их гребаной координации; в новостях  уже  тридцать  две  секунды  висела
новая строчка:
   "Самоубийство в районе старой телевышки"...
   Джеми отошел в сторону, помочился на кучу старой  листвы  и  запросил
инфу о всех самоубийствах и несчастных случаях за последнюю неделю.
   ...Единственный недостаток - слишком быстро. И только одиножды.  А  в
виртуалке он попросил бы Лешку прыгнуть еще раз...

Глава 29

   Розовая "двойка" без имени вышла из-под контроля Трассы,  перешла  на
ручное управление и увеличила скорость почти вдвое. Трасса едва успевала
расчищать перед ней дорогу (а поток был плотный), отбрасывая к  обочинам
прочие,  управляемые  снаружи  машины;  раздвинуть  собственные  границы
Трасса, увы,  не  могла.  На  повороте  "двойка"  проехалась  бортом  по
ограждению, оставляя на нем лохмотья-пленочки розовой краски, и сбила  с
ног одинокого пешехода, по несчастной случайности  оказавшегося  в  этот
момент на обочине.
   Через десять секунд после удара Ким получил сообщение на  пульт.  Еще
через минуту он был уже в пути.
   ...Трассы становились опасны. И это было тем более неприятно,  что  в
тех слоях, где  нормальным  считалось  иметь  индивидуальный  транспорт,
обойтись  без  Трасс  не  представлялось  возможным.  Система   внешнего
управления   позволяла   срастить   достоинства   личных   "ездилок"   с
преимуществами общественных "возилок" - но как  велик  оказался  соблазн
порулить самому, да еще и быстрее всех!
   - На что они рассчитывают? - безнадежно спросил Ким у Невилла, хорошо
знакомого инспектора Трасс. И Невилл, находившийся за два часовых  пояса
к востоку, шумно вздохнул у Кима в ушах:
   -  По-моему,  они  просто  не  думают.  Проследить  реакцию   Трассы,
вычислить машину - на счет "раз"... Но ничего не может случиться. Они  в
это верят, ты знаешь...
   Медпомощь раненому пришла через сорок  секунд  после  столкновения  -
врач опередил  Кима  почти  на  одиннадцать  минут.  Ким  увидел  сперва
полосатую спортивную туфлю,  одиноко  мигавшую  голубым  маячком,  потом
белую тряпочку, прилепившуюся к дорожному покрытию, потом -  медкапсулу,
формой похожую на старинный тюбик с зубной пастой,  полупрозрачную,  как
щитки на транспортере. В капсуле неподвижно лежал человек;  рядом  сидел
по-турецки  врач  в  ярко-желтом,  светящемся  под  фарами  комбинезоне,
по-птичьи поводил головой,  видимо,  управлял  лечением  со  встроенного
пульта.
   Темные  стенки  капсулы  прояснились,  сделавшись  вдруг   совершенно
прозрачными; Ким увидел лицо раненого. Потерпевший был крайне  раздражен
и обижен.
   Врач перевел дыхание и обернулся. Ким сперва подумал,  что  он  очень
молод, и только секунду спустя узнал племянника Мишу.
   - Сложный перелом бедра, - сказал Миша вместо  приветствия.  -  Ну  и
сотрясение мозга. Неделя реабилитации, никак не меньше.
   Пациент что-то пробормотал сквозь зубы.
   - Мы вас отвезем домой, - сказал Миша. - Наладим систему, вам  ничего
не придется делать. Только поправляться,  -  он  через  силу  улыбнулся.
Видимо, функция "подбадривание пациента" не была его сильной стороной.
   Ким попытался вспомнить, сколько Мише сейчас должно быть лет.
   Восемнадцать? Девятнадцать? Он, Ким, ничего не понимал в  современной
медаппаратуре. Он не мог дистанционно управлять капсулой. Мог  на  ощупь
определить перелом, расшифровать снимок, загипсовать... Ну,  еще  ввести
анальгетик. Все.
   - Ч-черт, - простонал раненый. - Ну почему... почему? За что?!
   Ким прикрыл  глаза,  вызывая  запись  инцидента,  сделанную  Трассой.
Картинка  была  черно-белая  -  может  быть,  потому,   что   в   момент
столкновения   память   Трассы    была    перегружена;    в    протоколе
автомобиль-нарушитель фигурировал как "розовый"...
   Лоскутки ободранной краски трепетали на ограждении,  будто  цветочные
лепестки.
   - За что? - горестно бормотал Мишин пациент. Ким смотрел на  него,  и
две картинки накладывались одна на другую: бледный обиженный  человек  в
медкапсуле - и . тело, высоко подброшенное розовым смерчем.  Мелькнувшие
в воздухе ноги в полосатых спортивных туфлях...
   - М-да, - пробормотал Ким.
   - Так я даю команду на возвращение? - спросил Миша.
   -  Петр  Артурович,  я  представитель  координации,  -   сказал   Ким
обиженному человеку. - Того, кто вас сбил, ожидает  наказание...  Сейчас
вы хотите с кем-то связаться?
   - Я уже позвонил жене, - сказал Артурович и  поморщился.  -  Нет,  ну
какая скотина! Именно сегодня... Ну почему?! За что? Что я ему сделал?
   - Вы знаете, кто вас сбил? - удивился Ким.
   - Я не о том, кто меня сбил, - сухо отозвался Артурович. - Я  о  том,
кто...
   Ну да ладно. Ладно...
   - Позвони мне, - сказал Ким племяннику. Миша коротко кивнул.
   - Можно мне наконец-то сесть? - сварливо спросил потерпевший.
   Розовая "двойка" без  имени  нашлась  раньше,  чем  потерпевший  Петр
Артурович Шейко был доставлен домой.  Машина-виновница  к  тому  времени
вернулась под контроль Трассы и законопослушно  текла  в  потоке  других
машин, негустом потоке, четыре полосы всего; повинуясь  координаторскому
приказу, Трасса вывела "двойку" из движения и припарковала у обочины.
   Ким представился.
   - Мы  вообще-то  спешим,  -  сказал  пассажир,  светловолосый  мулат,
определенный поисковиком  как  Игорь-Дитрих  Крошкин.  Рядом  с  ним  на
водительском месте сидела очень высокая женщина с "обновленным" именем -
Акация Светоряд; на третьем переднем сиденье валялась, забросив ноги  на
ветровое стекло, девочка лет трех. Относительно девочки поисковик сбоил.
   - Сорок три минуты назад вы вышли из-под контроля  Трассы,  -  сказал
Ким. - Двадцать девять минут назад вами был сбит человек... Вам показать
запись или вы вспомните сами?
   - Он просто  там  стоял,  -  сказала  Акация  Светоряд.  -  Никто  не
заставлял его там стоять.
   - Ну и когда мы снова поедем? - спросила девочка.
   - Это ваша дочь? - Ким разглядывал носочки с массажем,  молотящие  по
стеклу.
   - Нет, - сказал Игорь-Дитрих Крошкин.
   Поисковик наконец-то