счастных мучеников без церковного погребения. Отвезем тела невинных в торговую факторию, туда же доставим нашего молчаливого гостя - пусть разбираются сами. Румийцы - суровый, но справедливый народ и в таких случаях чрезвычайно изобретательны. А пока, чтобы не встретиться с друзьями нашего молчальника, вернемся и обойдем холмы стороной. Еще один вьюжный день на исходе и он не делает погоды в большой политике...
     Прислушиваясь к этому разговору, пленник утратил изрядную долю хладнокровия и полностью - молчаливость. Его церенский оказался вполне приличен - с едва заметным протяжным акцентом.
     - Я ее не трогал! Терпеть не могу грязных простолюдинок. Что касается мужчин - в бою, представьте, иногда убивают.
     - Вы слышите, мой император? Наш гость острит. Можно сказать, он владеет словом - румийцы высоко оценят такой подарок, они любят умные беседы интересных людей.
     Уэстер дернулся, словно пытаясь сбежать, но без сил рухнул обратно на мокрую землю.
     - Кто вы такие, чтобы издеваться надо мной? Будьте вы прокляты! Один бродяга сколько угодно может называть другого императором, от этого они не перестанут быть оборванцами и бандитами.
     - Фу, как грубо.
     - Ладно, чего вы от меня хотите?
     - Как тебя зовут?
     - А какое это имеет значение? Вы прикончите меня не позднее, чем через срок, нужный для сгорания самой маленькой свечки.
     - Где засели остальные?
     - Южнее, на выезде из холмов.
     - Сколько их?
     - Сотни три.
     Фирхоф выпрямился и горстью мокрого снега очистил испачканные в липкой чужой крови пальцы.
     - Я был прав, государь. Возвращаемся, покуда не стемнело.
     Советник молча показал на уэстера взглядом. Гаген, не отвечая, опустил веки. Фирхоф кивнул.
     - Я сделаю это. У меня есть мизерекордия.
     Пленник беспокойно завозился:
     - Беру свои грубые слова обратно. Вообще-то, если выкуп хоть немного меняет дело, то я, конечно, могу сколько-то заплатить.
     - Ты достаточно знатен и состоятелен, чтобы представлять ценность даже для казны Короны Церена? - ехидно спросил фон Фирхоф.
     - Даже императорской казне не следует пренебрегать скромными доходами.
     - Наглец! - отозвался Справедливый. - Как твое имя?
     - Кевин Этторе. Вы ведь узнали все, что хотели, а теперь отпустите меня.
     - Его нельзя отпускать, мой император, - шепнул фон Фирхоф. - Он наверняка поднимет тревогу. Хотите взять уэстера с собой? Рана у него неглубокая и, конечно, не смертельная, правда, он будет плохо держатся и на ногах, и в седле, и, боюсь, окажется для нас обузой.
     - Решим попозже. Свяжи ему локти как следует.
     - Чем связывать? Разве что его собственным поясом.
     Они вернулись назад на двадцать шагов, мокрый снег почти полностью засыпал тела убитых. Маленькая румийка, укрытая плащом, ждала там, где ее оставил фон Фирхоф, синие миндалевидные глаза блестели от слез, девочка немного успокоилвась и почти не дрожала, Людвиг взял на руки легкое, как у птенца, тельце.
     - Придется еще раз сделать кое-что необходимое, но отвратительное. Кевин Этторе, поверни сюда свое лицо. Девочка, смотри как следует - это был он?
     - Да что она понимает, мессиры! - взорвался Этторе. - Она перепуганный неразумный младенец. Ребенок трясется как заяц и укажет на первого встречного!
     - Молчи, уэстер, молчи, иначе я не стану устраивать даже такого разбирательства - для меня ты уже виновен достаточно, чтобы стать покойником. Так это он, дитя?
     - Нет.
     Пленник вздохнул с облегчением:
     - Я не при чем - вы сами видите, так какого беса меня едва не зарезали?
     Справедливый император подошел поближе, ведя лошадь.
     - Ты возьмешь его к себе, Фирхоф, посадишь позади седла. Я повезу младенца. Тела прикроет снег. Уезжаем прочь - и побыстрее. Если чужеземец, вздумает поднять крик или сопротивляться - убей его, не задумываясь, это только облегчит нам дорогу.
     Лошади тронулись, осторожно минуя камни. Вскоре холмы остались позади, всадники повернули к востоку, объезжая стороной неровную местность. Снегопад прекратился, голый лес хмуро сомкнулся по сторонам дороги. Через некоторое время Фирхоф и император повернули коней и углубились в неприветливую чащу. Деревья стали реже, кое-где на мокрых ветвях чернели растрепанные непогодой комки прошлогодних птичьих гнезд.
     - Здесь удобная тропа в обход. Фактория хорошо укреплена, возможно, она уцелела.
     Лес обступил всадников, ветви качались на ветру, осыпая людские головы и лошадиные гривы мелкими каплями воды. Там, где стаял снег, чернели проплешины старого мха и сухой травы, усеянные рыжей хвоей, гнилыми листьями и прошлогодними шишками. Связанный и обессилевший Этторе нетвердо держался на конской спине, он то и дело заваливался наперед, поневоле задевая едва зажившую спину Людвига.
     - Не вертись, сиди спокойно, ты мне надоел, - проворчал раздосадованный советник.
     - Тогда лучше отпусти меня на все четыре стороны - этим способом ты сразу избавишься от обузы.
     - Хотя твоя наглость в своем роде совершенна, но не переусердствуй, испытывая мое терпение.
     Кевин, которому отчаянно мешали связанные локти, по-птичьи ссутулившись, пожал плечами.
     - Раз жить мне осталось только до фактории, то какая разница? Давай, убей меня прямо сейчас, иначе это сделают румийцы. Или отпусти. Я все равно тебе не нужен.
     - Ничего, даже безденежному уэстеровскому сержанту можно найти полезное применение.
     При этих словах Кевина Этторе передернуло.
     - Хочешь пойти по следам Фомы из Марля?
     Людвиг покопался в памяти - марльский барон любил выбивать крупный выкуп из узников любых сословий, далеко превышая и их платежеспособность, и меру жестокости, которая считалась допустимой. Сильно приукрашенные молвой, пыточные истории леденили умы.
     - Возможно.
     Этторе едва справлялся с дрожью, он потерял полтора десятка унций крови, замерз, не понимал, почему его не убили на месте, и находился на грани паники, считая, что попал в руки сумасшедших. Фирхоф уже почти жалел запутавшегося в мрачных предположениях пленника, но ему было выгодно держать уэстера в страхе и неуверенности.
     "Он тоже не может вспомнить лицо церенского императора", - с грустью подумал советник. "Хотя чему удивляться? Этот Этторе наверняка никогда не видел ни Гагена, ни даже императорского портрета. Ему попросту нечего вспоминать, уэстер не был ни в Толоссе, ни, в лучшие времена, при дворе в Лангерташ, жил себе на полуострове, в безвестности, и даже никогда не встречался с Россенхелем. Это своего рода чистый лист - идеальный образец человека, никак не причастного к гримуарам Адальберта".
     Лес, наконец, расступился, поле, покрытое кое-где островками нерастаявшего снега, тянулось до самого горизонта. Торчали косые, черные, лохматые метелки прошлогодней травы. Местность постепенно повышалась, там, где крутой косогор подпирал небо, возле широкой дороги вознеслись почти новые стены средней руки городка.
     - Как называется эта местность, Людвиг?
     - Нусбаум. Смотрите, государь, все, что было выстроено вне кольца стены, сгорело, но укрепления уцелели. В этом городишке была маленькая румийская фактория, о ней как-то мимоходом упоминал Антисфен. Если повезет, здесь мы сможем отыскать пропавшего кира, возможно, война загнала его за стены. Я надеюсь, румиец знает хоть что-то, что способно пролить свет на историю с ошибкой в гримуарах.
     - А если городишко занят противником?
     - Возможно... Хотя, нет. Вы слышите замечательно разухабистое пение?
     - Нет. По сравнению с тобою я туг на ухо.
     - Кто-то горланит сатирическую песенку про вашего врага-кузена, принца Хьюга. Несомненно, это честный верноподданный, добрый патриот нашей Империи, а город - свободен.
     - Тогда - вперед! Прольем свет на загадку, хотя бы нам пришлось сразиться в ученом диспуте не с одним, а с десятком хитрых румийцев!
     Связанный собственным поясом Этторе немедленно попытался спрыгнуть с лошадиной спины в грязь, правда, ноги его не держали.
     - Ну нет, я туда не пойду! Согласен заплатить за себя в меру разумной цены, но после стычки в холмах мне нечего делать в одной компании с румийскими полуеретиками.
     Людвиг спешился, без церемоний поднял поскользнувшегося беглеца за воротник куртки и наградил его пинком.
     - С чего ты вообразил, будто у тебя есть выбор?
     - Румийцы убьют меня, едва завидев этого несчастного младенца.
     - Скажи спасибо собственным покойным товарищам - они щедро наследили кровью в холмах.
     - Если это твоя личная месть, то какого беса ты меня обнадеживал еще пожить? Мог бы закончить дело побыстрее. Давай, возьми свою мизерекордию и поставь точку...
     - Ладно. Возможно, я проявлю милосердие и промолчу в Нусбауме, при каких ты попался обстоятельствах. А ты сделаешься смирным, как белый ягненок, не обронишь лишнего полуслова, и выполнишь все - все, что прикажут, даже если бы я велел тебе не дышать.
     - Самый крепкий посох святого Иоанна на ваши шеи! Откуда я могу знать, чего вы от меня захотите?! Быть может, чего-то такого непристойного, что мне совсем не по плечу... Или, спаси Господь, противно чести.
     Фирхоф решил не затевать спора, он сел в седло и ножнами подтолкнул Кевина Этторе в спину, принуждая того идти вровень с шагом лошади.
     - Хватит утруждать коня. Ты отдохнул и дальше пойдешь пешком.
     Сумрачные стены Нусбаума приблизились, на обочине чернел безобразный и печальный остов сгоревшего (в который раз!) трактира матушки Петры. Ворота внутреннего города оказались наглухо заперты. Привратник вовсю насвистывал озорную песню.
     - Эй, стража, отворите!
     - Кого несет?
     - Доверенные люди Канцелярии Короны. С грамотой к бургомистру.
     - Вы седьмые "посланцы Канцелярии? с утра. Так бы и сказали сразу, что, мол, голодранцы, плуты, бродяги и мошенники. Ваши лошади так долго постились, что скоро свалятся, вы сами голодны как соборные крысы, а ваш зашарпанный пленник еще голоднее. Проваливайте подобру-поздорову, покуда я не разрядил арбалет.
     - Полегче, сторож. Ты невежлив с рыцарями.
     - Такие, как вы, продристали войну.
     Ошеломленный Людвиг прикинул возможные размеры бессильного императорского гнева, однако, закаленный странствиями последних недель, Гаген Справедливый, быстро нашелся с ответом:
     - Не заносись, солдат! В общей бочке нечистот имеется и твой добрый галлон - храбрые защитники трона и Империи не отсиживаются за стенами.
     Необидчивый страж разразился грубым простуженным хохотом.
     - Теперь я точно не открою ворот. Поворачивайте своих вшивых кляч к Терпихиной развилке, на Фробург, к Поэтеру - катитесь куда захотите. Надеюсь, вы поскорее сыщете себе теплое местечко в аду.
     - Эй, мечник, а как насчет заработка в несколько марок? - вмешался фон Фирхоф.
     - У вас имеются деньжата? Случаем, не поддельные?
     - Денег нет. Но с нами спасенное невинное дитя - дочка и племянница румийских банкиров. Думаю, доля в награде компенсирует и твои труды по отпиранию ворот, и наше маленькое недоразумение в споре о... бочке. Скажем так, приличная сумма, пять медных марок...
     Сторож внимательнее присмотрелся к укрытой под плащом Гагена маленькой фигурке.
     - Занятно. Покажите ее лицо.
     Император откинул полу, девочка медленно подняла ресницы, открыла миндалевидные, синие с легкой поволокой глаза. Светло-русые тугие кудри падали на узкие плечи и худую спинку пышным потоком.
     - Да, девчонка очень похожа на румийку. Проходите. Сразу видно честных и благородных людей. Надеюсь, мессиры рыцари не нарушат обещания, попытавшись обсчитать бедного мечника.
     Император и Фирхоф проехали под массивной аркой ворот. Кевин Этторе нехотя плелся у стремени советника.
     - Не гоните быстро, а не то я отстану и пойду искать счастья куда глаза глядят...
     - Мне наскучили твои попытки шутить.
     - Хочешь, чтобы я проливал от страха слезы? Ты не дождешься этого удовольствия.
     Они углубились в путаницу улиц.
     - Сознайся, Людвиг, - обратился к фон Фирхофу император. - Как ты догадался, что девочка - племянница румийского банкира?
     - Я понятия не имею, кто ее дядя. Государь, считайте, что это было внезапное озарение!

***

     Из "Дневников кира Антисфена?
     "Позавчера вернулась маленькая Теофано. Фирхоф, которого я уже не ожидал увидеть никогда, усталый и печальный, приехал в Нусбаум в компании неизвестного мне вельможи и привез ее. Девочка - почти что моя сестра, наши матери имели общую мать, целительницу Фенарету. Ребенок был голоден, простужен и на грани безумия от страха. Фирхоф к тому привез с собою легко раненого уэстера, мне нетрудно было догадаться, что произошло. Имперский советник откровенно дал мне понять, что не допустит мести, а я - я был на грани отчаяния и едва не полез на него с ножом. Потом гнев мой остыл - Фирхоф казался мне сумрачным, было в нем что-то надломленное и страшное, чего я раньше не замечал. Мы вместе вспомнили все события толоссианского мятежа - он дважды и трижды переспрашивал меня, перебирая каждый эпизод, но, кажется, не получил ответа на невысказанный вопрос и остался разочарован.
     Позже, близ полуночи, в одиночестве, за чашей вина я снова думал о нем. Моя интуиция сильна от рождения, ученые занятия только обострили ее. За советником стояли решимость и подавленный страх. За его спутником - упрямство и неясные амбиции. За уэстером - страх, надлом и обреченность. Утром Фирхоф попросил меня показать ему дом местной достопримечательности - мага Нострацельса. Я выполнил его желание и долго смотрел этой троице вслед. Они уходили. У меня больше не осталось сил на ненависть".

***

     Знаменитый магус, врач и прорицатель принял советника в уютном кабинете, с окнами на юг.
     - Я готов выслушать вас - время есть, дни становятся длиннее.
     - Так вы, мессир маг, не погибли при штурме Толоссы? Простите нас за нескромный вопрос - как это удалось? Вы исчезли под копытами конницы, ваше тело не нашли, вас считали погибшим - а теперь мы получаем такой неожиданный и очень приятный сюрприз!
     Нострацельс нахохлился в кресле, устроил поудобнее подагрические конечности, уставился на любезного Людвига и насупил густые брови - в них причудливо перемежались черные как смоль и седые волоски, придавая суровому мага сходство с пестро оперенной птицей. Лысую макушку чародея прикрывала сомнительный формы остроконечная тиара, она напоминала ироничному фон Фирхофу шутовской колпак, но сам Нострацельс наверняка считал иначе.
     - Мессир Нострацельс, Вы владеете магией перемещения?
     - Глупости, конечно, нет. Ею никто не владеет, это басни и предрассудки, насаждаемые жуликами и невеждами. Я проделал опыт в русле естественного - обманул зрение солдат, позволив видеть мою смерть, именно то, чего только может пожелать нищий разумом воин, невзлюбивший науку еще у груди кормилицы.
     - Ваши усовершенствованные метательные устройства оказались просто великолепны. Следовало бы обратиться к государю за наградой...
     Магус польщено улыбнулся, но похвала советника не пробила бреши в хладнокровном высокомерии колдуна.
     - Я не нуждаюсь в средствах, старику так мало надо. Удавшийся опыт - вот моя настоящая радость. Когда под грохот медных труб клубился дым и рушились стены Толоссы, когда горела кирпичная кладка и сам камень скал рассыпался в порошок - вот тогда я был счастливым человеком. Познание сверкает ярче золота. Не стану даже сравнивать его с удовольствиями, получаемыми от существ низшей природы, от женщин - это осквернило бы науку.
     - Вы следили за тем, как горел мятежный город?
     - Конечно - я не позволил себе пропустить такое зрелище. Но пришлось скрыться, притворившись мертвым - это было простое благоразумие.
     Колдун задумчиво покачал головой, опустил тяжелые веки, перебирая воспоминания, сухие, тонкие губы скривились:
     - Вы думаете, я не знаю, что приехавший с вам вельможа - сам низложенный император Церена? В его Империи практикующий ученый не мог чувствовать себя в безопасности, в свое время я не пришел за наградой, не нужна она мне и теперь - от того, кто скатился в прах. Оставьте меня, Фирхоф, я не стану слушать ваших сомнительных предложений.
     - Не зарекайтесь, мессир чародей.
     - Не заноситесь, молодой человек!
     Кевин Этторе, освобожденный от веревки, небрежно расположился на резном табурете в углу.
     - Как я посмотрю, церенцы охотно сношаются с дьяволом.
     Магус холодно проигнорировал оскорбление чужеземца, его зрачки не отрывались от Фирхофа, Людвиг с интересом заметил, что крупные удлиненные уши Нострацельса слегка шевелятся.
     - Ваша вера в науку велика, а моя истощилась, мессир маг, - с нарочито сумрачным видом добавил друг императора.
     Нострацельс махнул рукой.
     - Вы, молодой человек, так и не продвинулись дальше подмастерья, хотя воображали себя посвященным. В конце концов, вы растеряли те крохи таланта, которые имели, служа не науке, а мирскому властителю, неблагодарному, каким ему и положено быть.
     Людвиг и не подумал спорить.
     - Согласен, я значил мало, а теперь и вовсе никуда не гожусь. Речь не обо мне. Вы слышали когда-нибудь о гримуарах Адальберта?
     Советник ждал ответа со жгучим интересом. Очевидно, магия Хрониста не вполне действовала на Нострацельса, тот не забыл ни лица императора, ни ключевых событий, приведших к катастрофе - изобретатель медных труб отлично помнил бой под стенами Толоссы. Но осознавал ли маг, что вмешательство Россенхеля почти необратимо изменило окружающий мир? Сухой, резкий профиль волхва выдавал его напряжение, в поведении Нострацельса Людвигу почудился оттенок неуверенности. Широкая ладонь старика на набалдашнике трости мелко, едва заметно дрожала. Людвиг вежливо вздохнул и осторожно добавил:
     - Простите, почтенный, если мой вопрос вас задел.
     Старый магус внезапно встал, опираясь на трость. Тонко задребезжали реторты на столе. Пегие брови под углом сошлись возле вертикальной морщины, прорезавшей высокий костистый лоб.
     - Да!
     - "Да? - то есть вы меня прощаете? - с самым невинным видом поинтересовался советник.
     - Пусть накажут вас Бог, духи и натура! "Да? - это значит, что и вправду задели меня, вы, бывший министр ныне несуществующей Империи! Я знаю, что такое гримуары Адальберта, я вижу, что они натворили, и эта задача мне не по силам.
     - Почему?
     - Потому что я стар. Потому что, для этого эксперимента мне понадобится э... доброволец особого толка, а вы знаете, как редки в наше время послушные добровольцы. Потому что, распутай я весь клубок, махать клинком ради восстановления династии все равно придется другим, им и достанется незаслуженная слава. И, наконец, а какая мне-то разница? Я никогда не был в чести у императора-капеллана.
     - Вот именно поэтому я и предлагаю вам эксперимент ради чистой науки! Вы не хотите ни денег, ни почестей, но, может быть, захотите пожелаете удивительного опыта, блестящей победы над самим Хронистом, вечной признательности царствующего дома, и, наконец, потом, позже - просто покоя. До тех пор, пока уэстеры остаются в Церене, я не дал за вас и ломаной медной марки. Их законы против колдовства гораздо суровее церенских.
     Нострацельс сел в кресло, покрутил в руках набалдашник трости - выточенный из мутно-зеленого минерала шар.
     - Быть может, молодой человек, быть может... А доброволец?
     - Доброволец найдется. Отличная кандидатура - человек никак не причастный к событиям вокруг Адальберта.
     - Я признаю, что слегка ошибался в вас. Вы знаток, хотя и неудачник, фон Фирхоф. Ваш доброволец - это он?
     Магус ткнул пальцем в сторону скучающего Этторе.
     - Да, это он.
     - Подойдите сюда, молодой человек.
     Кевин встал и нехотя подошел к предсказателю.
     - Эй, Людвиг, я обещал тебе слушаться, но никому не обещал слушать речи сумасшедшего старика. Пусть он отвяжется от меня - старые сморчки-ученые не по моей части.
     - Не упрямься.
     Этторе заглянул в холодные глаза друга императора и поспешил подчинитьс