слабляйте мое сердце страхом и жалостью.
     - Чего ты хочешь, сынок? Пусть даже тебе повезет, и ты разобьешь войско собственного государя, пусть за тебя встанут не только мужики, но и рыцари, если поднимется весь юг Церена - хотя разве может такое случиться? Так вот, даже если все будет так, как ты хочешь - ты ничего не сможешь поделать с божественным правом на трон. Гаген - наш государь по праву рождения, а ты - ты только младший сын обедневшей дворянки.
     - Ты помнишь историю Рума, матушка?
     - Нет. Мои глаза стали слишком слабы для книг.
     - Случалось, что и младшие сыновья обедневших дворянок занимали трон.
     Старуха в ужасе отшатнулась.
     - Ты всерьез хочешь этого, сынок?
     - Почему бы нет? Если я не найду другого пути к справедливости, если это единственный путь загасить костры и убрать не праведное золото из храмов...
     - Ты сумасшедший. Я на горе себе вырастила безумца.
     Бретон бесконечно осторожно взял мать за плечи и слегка подтолкнул ее к выходу.
     - Оставьте меня, я прикажу, чтобы вас проводили в безопасное место.
     Старуха беззвучно и без слез заплакала, сцепила сухие пальцы на бахроме шали и медленно, шаркая ногами побрела прочь. Перед тем, как уйти, она покачала головой:
     - Лучше бы я не рожала тебя, Клаус. Теперь мне остается только молиться, чтобы я умерла первой.
     - Не бойтесь, матушка, я проживу еще долгие годы, - улыбнулся матери Бретон.
     - Если бы я могла верить в это... Но что бы ни случилось, прошу тебя, сын, если ты прав, если ты уверен в своей правоте, то будь иногда милосердным.
     Ересиарх слегка улыбнулся и проводил мать до двери.
     - Конечно.
     За окном прочертила воздух косым крылом и пронзительно вскрикнула чайка.
     Клаус Бретон, проводив мать, прошелся по комнате в задумчивости, а потом окликнул стража:
     - Арно!
     - Я здесь, святой отец.
     - Сколько раз я тебя просил - не называй меня так. Мы братья перед лицом Господа. Так все готово, брат Арно?
     - Конечно, святой брат! Пергаменты собрали, тележки прикатили, костер уже горит.
     - Отлично.
     Ересиарх поднял с табурета плащ, и, запахнувшись в него, сбежал по ступенькам ратуши. Главная площадь Толоссы в этот момент представляла из себя удивительное зрелище. В самом ее центре полыхал немалых размеров костер, сложенный из кипарисовых ветвей, по сторонам от костра дожидались своей очереди доверху груженые тележки. Ражие парни, по виду подмастерья-кузнецы, готовились вывалить содержимое тележек в огонь. Бретон подошел поближе и поднял одну из смятых, испачканных рукописей.
     - "Onomatologia anatomica".  Должно быть, изъяли у городского костоправа.
     На первом листе книги красовался отпечаток сапога.
     - Зачем все это нужно, святой брат? - поинтересовался подмастерье медника, высокий белобрысый парень в рабочем фартуке.
     - Это полезная вещь - медицинская книга. К несчастью, пергамент можно отскоблить и переписать заново, поэтому нельзя допустить, чтобы колдун Адальберт получил ее в свои руки...
     И Клаус Бретон невозмутимо отправил книгу в костер. Переплет распался, листы скорчились, ученый трактат распахнулся, продемонстрировал зеленоватых тонов унылую гравюру, с чьими-то узловатыми коленями и костлявой обнаженной спиной.
     - Покойся с миром. Следующая.
     Следующим оказался пухлый том в добротном коричневом переплете. Через плечо ересиарха перегнулся все тот же парень в фартуке и ткнул заскорузлым пальцем в радужную, тонкого исполнения миниатюру.
     - А это что? Про что здесь написано, святой брат?
     - Бестиарий Афродиты. Об этом тебе знать совсем не обязательно.
     - Чудно. А картинку оттуда вырвать можно?
     - Нельзя.
     Сомнительный "Бестиарий? рухнул в огонь, составив компанию трактату по анатомии.
     - А и ученый же вы человек, святой брат!
     Подмастерье шмыгнул носом и протянул Бретону еще одну книгу.
     - "Sphere Maalphasum, развлекательное сочинение ученой и добродетельной монахини Маргариты Лангерталь, с прологом, эпилогом, интерлюдией, песнями и сражениями, списком монастырского имущества и дивным описанием сооружений". Это я оставлю себе почитать, - заявил Бретон, упрятывая трактат под плащ. - Пригодится для богословских дискуссий, я укажу на этот труд как на пример распущенности имперского духовенства.
     - А вот это что такое?
     - "Критика тактики или Богопротивный Конный Арбалет?, авторства преподобного Феликса Глориана. В огонь, мой друг, в огонь! Я некогда был знаком с автором, это бездельник и словоблуд, мы вместе учились в семинарии...
     - А вот еще...
     - "Геомантия, некромантия и нигромантия?, сочинение доктора Георга Фауста. Опасные бредни демономана!
     Рукопись Фауста занялась веселым голубоватым огоньком, пахнуло серой.
     - Парадамус Нострацельс. "Новая Метафизика, сиречь воображаемое путешествие за пределы чувственного опыта".
     - Про что хоть там писано, ученый брат Клаус? Мудрено больно, ничего я не понял.
     - Я, признаться, как ни пытался, тоже не понял ничего. А пергамент добротный. Пускай горит.
     Следом в костер отправились: инфернальный двухтомник "Hortus Daemonum? и "Hortus Alvis? в мрачном переплете из шагреневой кожи, "Песни пустошей и холмов?, переписанные поверх маловразумительного сарацинского синтаксиса, нравственный трактат Агриппы Грамматика "Наставления трезвенника Биберия? , "Иронические Анналы? неизвестного авторства и, под конец, свиток лирических гекзаметров самого Хрониста Адальберта:
     Я к берегам отдаленным стремился, с тобою расстаться мечтая,
     Встречу нам буря сулила жестоко, мой повредивши корабль.
     - А книжек-то еще много осталось, добрый брат Бретон. Все будете смотреть или как?
     Ересиарх задумаллся - ученые труды и изящные сочинения разного качества и объема занимали четыре тележки, на еще пяти тачках громоздились чистые, неисписанные пергаменты.
     - Вали все скопом в костер. Мне недосуг проводить за пустым чтением день, а то и ночь в придачу.
     Медник немедленно опрокинул в огонь ближайшую тележку, рой веселых жгучих искр взметнулся и закрутился маленьким лихим смерчем. "Наставления Биберия?, рассыпавшись в прах, смешались с "Метафизикой? Нострацельса, амбарная книга скототорговца устроилась рядом с "Бестиарием Афродиты".
     - Это все?
     - Больше не сыскали.
     - Теперь остается разыскать самого Адальберта. Брат Арно!
     Старательный помощник вынырнул словно из-под земли.
     - Как идут поиски колдуна? Где Штокман? Вам удалось напасть на след Адальберта?
     - Пока нет, брат Клаус, но подобное ищут подобным. Он пришел сюда не один, а в обществе некого бродячего румийца - из тех, у которых всегда наготове хорошо подвешенный язык, перо и чернильница. Быть может, если мы найдем книжника, то все остальное приложится.
     - Отлично. Действуй, брат Арно.
     Клаус Бретон повернулся лицом к вечереющему небу.
     - Велик Господень мир и много удивительного приходится встречать под солнцем!
     Огонь рьяно гудел, растопленный инфернальным двухтомником и критическими трудами Феликса Глориана, пятна оранжевого света легли на лицо мятежника.
     - Иногда в спешке бытия, среди мусора суеты удается выловить истинные жемчужины мудрости, - добавил ересиарх и носком сапога задвинул в огонь чудом избежавший костра маленький черный томик алхимических заметок.
     - А это про что написано... А вон то... - бубнил неугомонный медник.
     - Отменив среди свободных людей сословные привилегии, мы можем открыть всем желающим доступ к истинно благочестивым знаниям... Например, перевести священные книги на народный язык. Ты умеешь читать, брат медник?
     - Нет, зато я умею считать монету и не люблю, когда меня надувают попы.
     - А ведь в тебе говорит природная мудрость! - охотно согласился Клаус Бретон.
     Роскошный оранжевый закат освещал не менее роскошный костер из книг и спорил с ним в расцветке. Пергаменты, потрескивая, дотлевали. Мятежный ересиарх задумчиво и неспешно рассматривал черные силуэты шпилей и островерхих крыш, не подозревая, что под одной из них как раз в этот момент продолжает вершить свои удивительные дела неуловимый Хронист.

***

     - Любуйтесь, Вольф Россенхель, вот он, наш мятежный умник во всей красе.
     Фон Фирхоф, Хронист и ученый кир Антисфен из окна наблюдали за задумчивым Клаусом Бретоном и огромным костром из рукописей, который полыхал посреди площади.
     - Я всегда думал, что уничтожение материального воплощения духовных ценностей присуще в основном рьяным консерваторам, а совсем не наоборот, - несколько туманно заметил Россенхель.
     - О, не думайте лишнего, Вольф, здесь идет не борьба с книгами и просвещением, а лишь охота на вас, дорогой наш магический приз. Вы - живой артефакт. Вас оставляют без средства вольно применять свои способности.
     - Но эти рукописи, возможно, бесценны! - всплеснул руками кир Антисфен. Ученый книжник был расстроен едва ли не до слез.
     - Не знаю, насколько они бесценны, отсюда не видно, - хладнокровно ответил фон Фирхоф. - Но на них, без сомнения, потрачено некоторое количество труда переписчиков и живописцев. Хотя, среди этих томов премудрости наверняка горят и простые, непритязательные амбарные книги толоссийских торговцев...
     - О, кощунство! Смешивать мудрость с расценками колбасников и бакалейщиков.
     - Не скажите, мой ученый друг - в этом есть тонкий смысл. Наш мятежный Клаус весьма образован, но он не жалует легкомысленную светскую премудрость - для него сборник куртуазных песенок хуже пустого листа.
     - Тогда я предпочитаю Империю как она есть, безо всяких еретических перемен. В ней, по крайней мере, знают толк в том, что касается способов украсить жизнь, - заявил Россенхель.
     - О да! Люди состоятельные определенно знают, ведь это стоит немалого количества серебряных имперских марок.
     Фон Фирхоф немедленно согласился c румийским киром:
     - Бретонисты не одобряют расточительства на светские развлечения, словом, с тонкими искусствами они обращаются скверно. Боюсь, что для вон того молодчика... да, для того самого, в фартуке медника, разница между одетой в тунику музой истории и декольтированной шлюхой весьма невелика..
     - Молчите, злоязычный Людвиг! Вам бы только издеваться над собственными друзьями, легкомысленно осмеивая драму безумного уничтожения. Любезный Россенхель! Отойдемте от окна, я не могу видеть это поругание книг и основ.
     - Не подумайте, кир Антисфен, что я преувеличиваю или насмехаюсь над представителями трудового народа, несомненно, среди них есть люди любознательные и склонные к образованию... обратите внимание на того ражего подмастерья, который за спиной у Бретона засовывает под свою рубаху вырванную из игривой рукописи миниатюру?
     - Хватит! Хватит, Людвиг! Уймите злую иронию, не будем ссориться. В качестве лиц благородного сословия, мы должны держаться все заодно, только так мы можем выбраться из этого проклятого Богом места, ставшего центром восстания босяков и невежд.
     - Есть ли разумные предложения, мессиры?
     - Бежать.
     - Найти пергамент, создать подметный гримуар, воспользоваться им, и бежать.
     - Найти пергамент, а если его нет - изобрести из ничего.
     - А разве подобное возможно, почтенный кир Антисфен?
     - Мне приходилось читать об удивительных заменителях выделанной кожи...
     - О Боже! - вскричал Россенхель. - Я совершенно забыл об этой технологии! Мои добрые друзья, должно быть, я совершенно одичал в Церене, раз получил такую прореху в сообразительности...
     - Объяснитесь, Вольф.
     - При наличии некоторых магических или не совсем магических ингредиентов я могу...
     Людвиг выслушал воодушевленного Хрониста и покачал головой.
     - Хлопчатое заморское волокно может сыскаться в портовых складах, честное слово, мне жаль его заранее. Ваш поддельный пергамент, дорогой Россенхель, воистину получится золотым.
     - Вы предпочитаете оставаться на месте и ждать визита "добрых братьев? Бретона?!
     - О нет. Пожалуй, я согласен рискнуть, отправившись в порт, к тому же, вам-то по-прежнему следует опасаться Клистерета...
     Хронист смутился, потеряв изрядную долю апломба.
     - А ваше мнение, кир Антисфен? Считаете ли вы собственную миссию в Толоссе законченной?
     - Вполне. Очередная ересь крепко отложилась в моей памяти. Я не желаю оставаться там, где жгут книги.
     - Тогда - в путь.
     ...Они дождались темноты, чтобы покинуть приютивший их пустой дом. Улица под уклон сбегала к портовым складам, ущербный диск луны предательски светил на беглецов, лаяли собаки, перекликались часовые на башнях Толоссы, ночной бриз нес через залив дымок имперских костров.
     - Лучше убраться с острова, покуда не начался штурм.
     - Полностью с вами согласен.
     Людвиг фон Фирхоф немало досадовал в душе - потратить столько усилий на кражу и уничтожение пергаментов кира Антисфена и теперь страдать от их отсутствия! Румиец не подозревал о нравственных метаниях императорского агента - он шел с советником плечом к плечу, внимательно прислушиваясь к осторожным шорохам ночи.
     - Вы слышали?
     - Что?
     - За нами слышатся шаги.
     Людвиг огляделся - в изгибе резной водосточной трубы ему почудился силуэт демона Клистерета.
     - Этого еще не хватало. В переулок, мессиры! Пропустим преследователей мимо. Пусть повернутся к нам спиной.
     Тройка беглецов свернула в кривой, темный тупичок, под сапогами захлюпала подозрительная жидкость.
     - Здесь сточная канава?
     - Слив из красильной мастерской, и, судя по всему, не только...
     Шаги приближались, эхо легко цокало по стенам, несмотря на то, что преследователи, кажется, пытались идти потише.
     - Это ищут нас"..
     - Не обязательно. Смотрите, смотрите, вот они...
     Из-за поворота вынырнула примечательная троица силуэтов. Света ущербной луны хватило на то, чтобы рассмотреть ее как следует...
     - Разуй бебики, - буркнул первый (очень плотный) силуэт.
     - Ловли нет, Шенкенбах, - отозвался альвис Айриш. - Плешивый  светит.
     - Не лучше ли, друзья мои, не полагаясь на блудливую удачу, поспешить туда, где ждет нас скромный, зато верный успех и наинадежнейший путь отступления, ибо магия моя снова ловит тонкие вибрации опасности, - прошептал осторожный колдун.
     Его костлявый профиль, как всегда, маячил за спинами более отважных товарищей. Шайка со звериной грацией скрылась за поворотом, причем беглый разбойник Шенкенбах походил на матерого медведя, его сообщник-альвис напоминал дикого кота, а колдун смахивал на ощипанного аиста...
     - Как вы думаете, фон Фирхоф, куда их несет среди ночи?
     - На разбой, - коротко ответил агент императора.
     Ученые беглецы выбрались из грязного тупика и теперь при свете луны растеряно озирали перепачканную одежду.
     - О, все святые, нечистоты здесь, кажется, не только плещутся под ногами, но и падают с неба.
     - Разумеется. Вы не заметили вон ту крытую висячую галерею?
     - Заметил.
     - Это оно.
     - В порт, быстрее. Сейчас не время заботиться о сохранности одежд!
     Мертвенный лунный свет серебрил крыши и подчеркивал чернильную тьму узких переулков и тупичков. Портовые сооружения, впрочем, если смотреть с возвышенности, лежали как на ладони.
     - Смотрите, это опять шайка "Айриш и Шенкенбах". Что они там поделывают?
     - Вскрыли двери и потрошат чей-то запас.
     Фигуры бандитов, горбатые от взваленных на плечи мешков, мелькнули и скрылись в неверной тени подозрительных закоулков.
     - Отменно, Россенхель. Они расчистили нам путь, замки взломаны, проход свободен. Вперед, мессиры! Посветите... Вот так.
     Внутренность склада выглядела неприглядно. Пол усеивало рассыпанное грабителями зерно, амфора с маслом разбилась, лужа широко растеклась и блистала в свете фонаря.
     - А в Толоссе еще есть припасы...
     - Вот поэтому следует ожидать не осады, а штурма. Но не будем отвлекаться. Кажется, этот тюк содержит искомый материал. Вольф, теперь все в ваших руках - действуйте, надеюсь, святые покровители Империи вам помогут, иначе нам всем придется худо.
     Адальберт Хронист, казалось, смутился:
     - Я не алхимик, я литератор. Результат все равно остается неверным и гадательным. Мне понадобятся кое-какие химикаты и вон та деревянная рама и кусок мелкой железной сетки...
     Таким образом, при неверном свете фонаря, в глухую полночь, в осажденном городе, среди скопища портовых лачуг, в отдалении от пристальных взглядов порядочных людей, эта история получила закономерное продолжение.
     - А вам не кажется, что следовало бы, не мудрствуя лукаво, отыскать кусок обыкновенной свиной кожи? Тот самый парень-медник был одет в фартук. Почему бы не...
     - По-моему, с полудня и вечера последняя несожженная кожа в этом городе находится на телах обитателей.
     Шутка фон Фирхофа произвели на румийца и Хрониста мрачное впечатление.
     - Храни нас Бог от ярости солдат и огня разрушения, - печалью отозвался беглец из погибшей румийской империи. - Я слишком хорошо знаю, как легко сгорают города. Какими бы они не казались устойчивыми, они очень хрупки, а при случае может гореть даже камень.
     Ассоциации Хрониста оказались несколько иными:
     - Мне не хотелось бы оказаться на костре Трибунала. Вы помните наш уговор, Ренгер?
     - Конечно, помню, - отозвался фон Фирхоф. - Так что же мы имеем?
     В большом медном чане, испуская пронзительные ароматы, мокла вязкая сероватая масса. Трое ученых с непосредственным интересом склонились над ней.
     - Как истинный интеллектуал, я не боюсь запачкать руки, - задумчиво отметил Адальберт Хронист, помешивая отвратительную субстанцию палочкой, - мне кажется, что добавка еще некоторых ингредиентов...
     Кир Антисфен в сомнении покачал разумной головой, коротко стриженные черные кудри румийца украшала случайно подцепленная паутина. Просвещенный собиратель ересей снял ее, с отвращением отбросил в сторону и высказал собственное мнение:
     - Если понятие ремесла для древних всегда оставалось сродни идее искусства, и, в сущности, мало отличалось от него, то с уходом простоты и чистоты древних нравов, ручное ремесло попало в разряд занятий низких, как следствие...
     - Одним словом, ваша затея в самом прямом смысле скверно пахнет, Россенхель, - не чинясь, пояснил советник церенского императора.
     - Путь к просвещению тернист. Так вы хотите спастись от ужасов штурма или нет?! А если хотите, то помогите мне. Tres faciunt collegium.
     Они втроем подняли чан и опрокинули его на импровизированное сито.
     - Все святые, кажется готово. Пусть стечет вода и результат наших трудов подсохнет...
     Мигнул и едва не погас фонарь. В тесном пространстве повеяло земляным холодом склепа, спустя минуту влажную сырую прохладу сменил едкий жар и дуновение серных ароматов.
     - Ну зачем было упоминать святых. Интересной вам ночи. Ха.
     Адальберт едва не выронил почти пустой чан - поодаль, прямо на тюке с пенькой, в чуть небрежной позе устроился Клистерет. Жилистое тело беса по-прежнему обтягивала темная кожа - на этот раз цвета эбенового дерева, но от девичьего облика не осталось ничего - черт исхудал, обзавелся костистым носом и тонким бичеобразным хвостом. Глаза не сверкали рубинами, яркие белки совершенно походили бы на человеческие, если бы не пронзительно-голодная тоска во взгляде.
     Демон присел поудобнее и продемонстрировал преувеличенных размеров фаллос.
     - Классический образ. Не обращайте внимания, благородные и ученые мессиры... Я - терпеливый кредитор, ночь не кончилась, в небе висит ущербный месяц и время у нас есть. Продолжайте, продолжайте ваше занятие, считайте, что меня здесь нет.
     Черт как-то разом потускнел и прилег на мешок, оперев гротескную физиономию о скрещенные лапы.
     - Прогоните его, Ренгер! - взмолился Хронист.
     - Заклинаю вас, Клистерет, именем Бога... А может быть, бес, пригласить сюда твою бывшую жену, баронессу фон Гернот?
     - Поразительно, как бестактны бывают некоторые представители людск