ыми, посуда наполовину битой. В самом углу, возле потухшего, холодного камина, жалась белая борзая, с печальными влажными глазами и уже свалявшейся шерстью.
     - Вот последствия вмешательства Хрониста, - шепнул другу Гаген Справедливый.
     Беглый разбойник Шенкенбах тем временем занял место председателя собрания. То ли сказалось воздействие гримуаров Адальберта, то ли предводитель всерьез решил начать новую жизнь, но он совершенно оставил прежнюю привычку говорить на арго, в силу чего речь его оказалась понятна фон Фирхофу.
     - Сотоварищи мои! - начал свою речь бывший бандит. - Рыцари и оруженосцы Церена предали нашего императора, отчего с ним приключилось скверно. Они опозорили нашу Империю, поэтому уничтожать их всех - это творить великое благо...
     - Что это он говорит? - изумился бывший император. - Я не верю ушам своим. В то время, как от меня отвернулась аристократия и гвардия, я, оказывается, нахожу поддержку в умах и душах этих простых людей...
     - Не очень-то обольщайтесь, - прошептал в ответ фон Фирхоф. - Они любят вас потому, что не надеются больше увидеть на троне Церена. Ваше несчастье способствует их грабежам. Даю слово чести - я предпочел бы иметь дело с Клаусом Бретоном. Тот был классическим мятежником, но человеком приличного воспитания, и хотя бы не имел скверной привычки лазать грязными пальцами в миску с похлебкой...
     Отряд Шенкенбаха тем временем продолжал ужин в описанной советником манере. Потухший камин разожгли, использовав остатки поломанной скамьи. Котел с мутным супом булькал на огне.
     - Друг мой, ты не узнаешь вон того, рыжебородого, глуповатого с виду крепыша со шрамом вместо левого уха? - понизив голос, обратился к советнику Гаген.
     - Конечно! Это Хайни Ладер, мой спаситель в Толоссе. Не знаю, какими судьбами его занесло в эту странную компанию, и не представляю, благом или злом обернется эта встреча, если он нас тоже узнает.
     Бывший солдат тем временем перебрался поближе к гостям, устроился прямо напротив фон Фирхофа и без церемоний заглянул под его опущенный капюшон.
     - Здравствуйте, господин Людвиг! Зря вы этак занавесились - я-то вас все равно узнал.
     Людвиг откинул капюшон.
     - Тише, во имя всех святых. Не кричи. Как ты здесь оказался?
     - Я уволился из роты капитана Конрада после того, как от нее осталось два десятка человек, и поступил на службу к вождю Шенкенбаху.
     - Выбор до крайности неудачен. Очнись! Ты рехнулся - вспомни Толоссу, кем там был Шенкенбах?
     Блики разожженного в камине огня плясали на лице наемника. Светлые глаза Ладера оставались пустыми и странно неподвижными.
     "Он почти ничего не помнит, забыл даже лицо императора?, - с ужасом понял фон Фирхоф. "Прошлое стерто, уничтожено - если не совсем, то из памяти Ладера наверняка. Это еще один прощальный привет Хрониста".
     - Что ты намереваешься делать дальше, Хайни Ладер?
     - Сражаться с предателями-баронами и с уэстерами.
     - А потом?
     - Сейчас никто не заглядывает в будущее - не больно-то там может оказаться весело.
     - Ты знаешь, чье поместье сожгли, в чьем доме мы сейчас ужинаем?
     - А какая, к дьяволу, мне-то разница? Пять дней назад здесь не осталось в живых даже крысы... Только вон та худая белая собака, и сама хозяйка - она теперь собственность вождя.
     Людвиг всмотрелся в подсвеченную камином и факелами полутьму зала. На дальнем конце стола расположившийся на председательском месте Шенкенбах в который раз осушал очередной кубок, на его коленях котенком устроилась растрепанная пепельноволосая красавица с круглой и наивной мордашкой, в этой женщине Адальберт Хронист без труда узнал бы младшую баронессу Гернот.
     - Дама, видимо, не из пугливых.
     Ладер философски пожал плечами:
     - А чего ей бояться? Настоящие воины не истребляют шлюх.
     Людвиг охотно согласился и добавил:
     - Зато бывший министр империи теперь не чувствует себя в безопасности. Ты не поможешь нам незаметно уйти?
     - Я бы рад всей душой, да и лошади ваши пока не съедены, однако за выходом наблюдают, эти молодцы, мои новые друзья, не теряют чутья даже во подпитии...
     - Песню! Желаем песню! - загорланили друзья Шенкенбаха.
     Откуда-то принесли лютню. Гернот покинула колени бандитского главаря, кое-как попыталась настроить инструмент и, подобрав драные юбчонки, ловко вскарабкалась на скамейку. Уселся поудобнее и приготовился слушать, подбодрив себя очередным возлиянием, вождь - он явно гордился талантами любовницы. Ветер бросал горсти снега в забранные мелкими стеклами окна, от ледяных порывов дрожали свинцовые рамы, в каминной трубе зловеще гудело, одну сторону длинного зала опаляло жаром горящих дров, в противоположном конце царил нестерпимый холод, и изморось осела на стенах.
     Свист зимней бури смешался со звуками расстроенного инструмента, и женщина низким простуженным голосом запела о любви. Фирхоф скептически морщился, отстукивая такт на крышке стола, Ладер осклабился, император молча следил за тем, как корчится в камине оранжевый огонь.
     - Ты слишком много пьешь, друг мой Людвиг.
     - Разве? А я этого и не заметил.
     - Зато заметил я.
     - Вам не кажется, государь, что в пении этой женщины присутствует совершенство? А хочу сказать, что оно совершенно подходит и к обстановке, и к обстоятельствам.
     - По-моему, она избита, больна и отчаянно боится. Сейчас самое время уйти, двери больше никто не караулит. Молю Господа, чтобы голоса этой несчастной хватило еще на две-три песни.
     Фирхоф нехотя отставил кубок. Все трое - Ладер, советник и император поднялись и незаметно выскользнули наружу. В малых покоях дома царила темнота, нигде ни плошки с фитилем, ни факела - немного света давали лишь тусклые отблески луны, которые проникали сквозь разбитые окна.
     - Уходим.
     Двор встретил их ветром, морозом и поземкой мелкого снега. Голодные лошади покорно ждали в пустой конюшне.
     - Господин Людвиг, я еду с вами.
     - Не промахнись, выбирая дорогу, это опасно, к тому же у тебя нет коня. Хотя, мой жеребец вынослив - сядешь сзади?
     Они оседлали и вывели лошадей. Император, который до этого момента почти все время молчал, поднял руку, твердо указывая в пронизанную метелью пустоту.
     - Смотрите!
     Из трубы на крыше дома вылетел густой сноп искр, язык огня вырвался и лизнул настил кровли.
     - У них горит сажа в трубе. Сейчас начнется изумительный фарс.
     Крыша сначала нехотя тлела, потом разом вспыхнула, повалил густой дым, впрочем, почти не видимый в темноте, с дымом смешался столб неистового, яркого огня. Хотя мороз ночи почти прогнал опьянение, Людвигу казалось, что в извивах пламени он видит глумливый профиль демона Клистерета.
     - Оставь меня, дьявольское наваждение....
     Должно быть, люди Шенкенбаха не совсем утратили остатки благоразумия - в доме поднялся нечаянный переполох, в окнах замелькал свет.
     - Скорее, прочь отсюда!
     Император ударил шпорами коня, и жеребец его понесся галопом, молотя копытами мерзлую землю. Фирхоф замешкался на минуту, давая Ладеру возможность вскарабкаться на спину лошади. Он вздрогнул - кто-то с кошачьей ловкостью подошел незамеченным и коснулся рукой стремени.
     - Ах, это вы?
     По бледному круглому личику красавицы Гернот катились крупные словно бусины слезы.
     - Благородные мессиры, умоляю, ради всего святого, заберите меня с собой...
     Неистовый вихрь ночи нес мелкий снег, луна почти полностью скрылась, снежинки таяли на пепельных волосах, на полуобнаженных плечах и щеках женщины. Некогда дорогое, но сейчас порванное и захватанное грязными руками платье жалко обвисло.
     - Вы раздеты, вас хватятся, и у нас нет третьей лошади.
     Гернот молча плакала, Хайни Ладер хмыкнул:
     - Почти все беды моей жизни проистекают от баб. Из-за потаскушки-альвисианки я некогда потерял ухо, из-за тинокской ведьмы - большую часть императорской награды, а из-за этой голубки сейчас потеряю жизнь...
     Он спрыгнул со спины лошади, стащил с себя плащ и набросил на плечи женщины.
     - Садись на лошадь... Я подержусь за ваше стремя, господин Людвиг, придется удирать на своих ногах - как и пристало пехоте.
     При свете луны, наполовину окутанной облаком, они выехали со двора, пытаясь нагнать церенского императора, провожаемые стонами метели и нарастающими криками людей Шенкенбаха. Бандиты разом высыпали во двор, крыша уже полыхала вовсю, но никто и не подумал ее тушить.
     - Среди нас лазутчики! Держите беглых!
     Фирхоф пришпорил голодную усталую лошадь, Ладер бежал со всех ног и редкая снежная крупа била им обоим в лицо. Они мчались по следам императора, мимо сожженных построек и заброшенной дороги, мимо заснеженного перелеска, к самой излучине замерзшей реки.
     - Гаген! - крикнул советник в темную пустоту, опасаясь открыто произнести титул беглого императора.
     Ни слова в ответ. Фон Фирхоф придержал коня, слева, едва не от самых конских копыт, уходил вниз крутой обрыв речного берега. Луна исчезла, снег пошел гуще, следы смешались, на мгновение Людвигу показалось, что путь правителя обрывается возле самого склона.
     - Куда же он подевался?
     - Лучше молчите, господин Людвиг, а то на зов с готовностью сбегутся бандиты.
     Шум погони приблизился, а потом ушел немного в сторону - похоже, лихая ватага Шенкенбаха потеряла беглецов.
     - Нам повезло. Мы могли попасться им или сломать себе шеи в темноте. Ох, святой дрот!
     Фирхоф ощутил, как что-то рвануло голенище его сапога, едва не поранив ногу.
     "Это стрела? - понял советник. "Луна скрылась, люди Шенкенбаха потеряли нас и теперь в безумии стреляют наугад, в ночь... Безумцам везет, они почти угадали!?
     - Нужно спешиться. Можно оставить коня, спуститься к реке и осмотреться. Сейчас от верховой скачки мало проку.
     Советник шевельнулся, пытаясь слезть с лошади и в тот же момент его пронизала острая боль. Стрела, прилетев из темноты, ударила Людвига пониже левой лопатки. "Опять? Я уже получал рану в спину, но тогда на мне была кольчуга, сейчас ее нет". Он на мгновение зажмурился, пережидая боль, что-то мягкое, бесформенное тяжело навалилось на него сзади.
     - Все святые!
     Людвиг понял, что теряет равновесие и не может удержаться в седле. Железное жало не убило его, но раскаленной занозой торчало под лопаткой.
     - Эй, что с тобой?! - раздался хриплый голос Хайни Ладера.
     "А ведь он обращается не ко мне? - отчетливо понял фон Фирхоф. Мягкая тяжесть сдвинулась, потащив советника за собой, в спине шевельнулась болезненная заноза.
     - Ох ты, гром небесный! Двоих прошило одной стрелой... Ее насквозь, и вас, господин Людвиг, зацепило наконечником.
     Ладер вынул нож и ловким движением разрубил древко, освобождая раненого. Наконечник остался в спине советника, пробитая стрелой женщина, соскользнув с лошади, упала навзничь, ее пепельные волосы смешались со свежим снегом.
     - Я зря ругал баб, - философски заметил наемник. - стоило мне остаться на коне, и отправился бы за милую душу на тот свет... Как вы, сударь мой?
     - Мне больно.
     - Придется потерпеть. Сейчас темно, вокруг только снег и грязь, у меня нет ни воды, ни вина, ни холста на перевязку.
     Фирхоф наполовину спустился, наполовину упал на промерзшую землю. Метель усилилась, в сплошной круговерти снега исчезли, растворились убийцы.
     - Гаген! - позвал он и неожиданно получил ответ:
     - Я здесь.
     Словно собственный призрак, вынырнув из темноты, появился император, хлопья снега осыпали его одежду, прилипли к мокрым вискам.
     - Моя лошадь споткнулась и сломала спину. Я поднялся от реки. Там крепкий лед и на той стороне видны огни деревни, мы, возможно, получим помощь. Что с тобой? Ты ранен, друг мой Людвиг?
     Ладер, который придерживал Фирхофа за плечи, поднял голову, мучительно всматриваясь в лицо Гагена. Заклятие Адальберта продолжало исправно действовать - Ладер снова не сумел вспомнить императора, однако, почувствовал смутное уважение к уверенному в себе и наверняка знатному незнакомцу.
     - Вы бы, благородный мессир, посмотрели, что с бароном. Я человек неученый.
     - Все, что можно сейчас сказать - нам нужно добраться до жилья. Держись, Людвиг, я не оставлю тебя.
     Фирхоф не сумел ответить, раскаленный штырь в спине, казалось, сам собой удлинился, пытаясь дотянуться до сердца. Рана горела от боли, хотя руки и ноги замерзли. Рядом лежала мертвая Гернот, но он так и не успел узнать ее имени. Советник зажмурился, чтобы не видеть страдальческого, трагически прекрасного лица мертвой женщины - прямо на ее пушистые ресницы, на широко раскрытые яркие глаза густо падали белые хлопья.
     - Оставьте, мессир, девке уже ничем не помочь. Лучше всего присыпать ее снегом и оставить здесь.
     Ладер принялся пинками расшвыривать наметенный ветром небольшой сугроб.
     Император опустился на колени, отвел в сторону пепельные волосы убитой и отыскал на ее шее амулет. Им оказался не знак треугольника, а фигурка чувственно изогнувшейся кошки, прикрепленная к цепочке.
     - Так это кто - демономанка?
     Кроме статуэтки на цепочке висел плоский, гладкий, красноватого металла медальон. Гаген отковырнул крышечку:
     - Темно, не видно ничего. Посветите, Ладер.
     Наемник защелкал огнивом, вспыхнул крошечный огонек - подпаленная стружка.
     - "Супруге моей, Алисе фон Гернот, с вечной и нежной любовью?, - прочитал император и осторожно надел цепочку обратно на холодную тонкую шею.
     - Мы не оставим ее здесь, тело следует похоронить как полагается.
     - Она наверняка жила, как завзятая еретичка, - проворчал Хайни Ладер.
     - Зато она смертью своею спасла моему другу жизнь.
     - Скажете мне, какие благородные благодарности! Вышло-то все случайно. Трупу стужа нипочем, а душа ее наверняка согревается в преисподней, - наемник подобрал свой, данный взаймы, плащ, пожал плечами и с досады обильно плюнул в снег.
     Метель почти совсем прекратилась. Облака исчезли, плотный, нетронутый белый покров холодно сверкал под луной. При свете легко отыскался безопасный спуск к реке, Людвиг мучительно, с трудом вскарабкался в седло. С павшей лошади Гагена сняли толстую попону, обернули ею тело красавицы Гернот, и положили вьюк позади Фирхофа. Лента реки сверкала льдом.
     - Здесь крепко, я проверял.
     Беглецы осторожно ступили на лед и быстро прошли по мерзлой реке сто локтей. Дважды или трижды ледяной мост угрожающе трещал, но все-таки выдержал, река осталась позади. Ночь медленно отступала, становилось теплее, ветер совершенно утих, советник неловко поднял голову, словно угадал чье-то присутствие в сквозной, холодной пустоте небес...
     По куполу тьмы, на фоне мелких северных звезд, неистово и бесшумно мчалась снежная стая. Тянулись в прыжке бледные, призрачного вида гончие псы, чьи поджарые тела сотканы из обрывков тумана, суровые воины-скелеты в обрывках белых плащей покачивались в седлах, в безветрии, как ветер, неслись их кони с седыми гривами, и гордо скакал Черный Всадник во главе.
     - Бруно? - прошептал Фирхоф.
     Погибший близнец советника остановил вороного жеребца, повернул голову, увенчанную рогатым шлемом, и медленно кивнул, во взгляде черного призрака не было злобы - только пронзительная, безысходная печаль.
     - Значит, ты навеки проклят, Бруно?
     - Конечно, ты ведь оставил брата своего, ты не дал мне руки, и я погиб.
     - Тогда зачем явился, погибший?
     - За тобой, пора, видишь - серая лошадь с пустым седлом? - она приготовлена для тебя.
     Фирхоф попытался отвернуться, стряхнуть наваждение, но не сумел даже шевельнуть веком. Взгляд привидения насквозь прожигал мозг советника ледяным огнем.
     - Я никуда не пойду.
     - Не зарекайся.
     Фирхоф слегка пошевелился, как ни странно, ему помогала кровоточащая рана и наконечник стрелы, застрявший в спине - обычная, земная, понятная боль отрезвила.
     - Уходи один, нам всегда было не по пути, не по пути и сегодня.
     Привидение нахмурилось, сведя прямые брови, во впадинах глаз залегла клубящаяся темнота. Бруно твердо протянул Людвигу закованную в сталь перчатки руку.
     - Не сопротивляйся, брат, пойми, сила и бессмертие - вот твое истинное предназначение. Тоска, конечно, полагается в придачу, но за все приходится платить - это то, что называется неизбежность.
     - Пропади ты пропадом, никуда я не пойду.
     - Брат мой Людвиг скоро погибнет и все равно получит свое. Чувствуешь? Наконечник стрелы горит в твоей спине, рана воспалилась, у тебя начинается лихорадка. На помощь можешь не надеяться, никто не станет долго возиться с умирающим волшебником. Ты отдал свой волшебный дар, чтобы уничтожить меня, своего двойника, потому что считал Бруно злом, но что ты выиграл сам? Бесполезная, сломанная кукла, брошенная игрушка императора, Людвиг, который не нужен никому...
     - Ты опять лжешь или лжет вселившийся в тебя демон? Я не хочу разбираться - какая разница. Обман раскрыт и не проделка не удастся, общайся лучше со своим дружком Клистеретом.
     - Как грубо и безвкусно. Когда я корчился и умирал в мучениях от огня, ты отвернулся от меня, но я, твой брат, не злопамятен. Теперь умираешь ты, мучительно умираешь от стали, а я по-прежнему люблю тебя, протягиваю тебе руку и зову с собой. Пошли - мой дорога подходит и тебе, это вечная жизнь, пусть даже в преисподней, зато без конца и без смерти. Или ты веришь в измышления несуществующего рая?
     - Отстань, унылый бес, мне сейчас больно и не до богословия.
     - Ха! Все еще надеешься на спасение?
     - Да, будь ты проклят! Да, надеюсь...
     - Простак. После утраты дара ты охотно пускался в интриги, а чего достиг?
     - Тебя не касается моя служба Империи.
     - Ах, братец! Ты неудачник, ты больше не нужен ни повелителю, ни самому себе. Ты не можешь жить, как обычный человек, но упорно не желаешь становиться демоном. Но почему? Смелее, Людвиг! Я раньше не замечал за тобою столь позорной трусости.
     - Нет.
     - Это твое последнее слово?
     - Последнее. Уходи, дьявол. Ты мне не брат - тебя еще двадцать лет назад заменили подделкой, наскоро и грубо сработанной в аду.
     Призрак расхохотался, качнул тяжелой рогатой головой.
     - Давай, давай - бранись, обманывай себя и дальше, мой дорогой, мой любимый близнец. Я уйду - но не надолго. Подождем твоей естественной смерти.
     Черный Всадник беззвучно стегнул призрачной плетью по лоснящейся шее вороного скакуна и вихрем понесся прочь. Обессиленный, измученный болью фон Фирхоф ничком упал на конскую гриву.

***

     Хайни Ладер с тревогой рассматривал беспомощного советника:
     - Он называл невидимку демоном и братом. Говорят, умирающие или роженицы могут видеть адских духов, такие призраки в зимние ночи вьются вокруг звезд...
     Свергнутый император Церена задрал гордую голову к пустому и совершенно равнодушному поднебесью.
     - Тихо и чисто, облака снесло верхним ветром, здесь нет никого, кроме нас троих, просто в тебе, любезный, сильны самые примитивные суеверия. Я с юности знаю, что такое настоящие демоны. Будь в небе настоящая снежная стая или Черный Всадник - я опознал бы их без труда и попытался обезопасить нас молитвой.
     - Тогда кого же звал мессир Людвиг?
     Император положил холодную ладонь на пылающий лоб друга.
     - Vita aegroti in periculo est... Ах, ты не понял - я хочу сказать, жизнь его находится в опасности. У Людвига лихорадка и мы, без сомнения, имеем дело с горячечными видениями.
     Ладер робко колебался между отвагой и паникой, недоверчиво рассматривая пустой небо.
     - Эге, а все-таки... Там что-то то ли зияет, то ли сквозит...
     - Запомните, Генрих - явления, объясняемые естественными причинами, никогда не требуют иных объяснений. Оставьте снежных демонов ледяным кругам ада, а с земными бедами мы разберемся сами. Раз советник ранен, то ему необходимы кров, тепло и хорошее врачевание, и он все это получит, клянусь святым Регинвальдом! Даже если мне самому придется взять в руки не только хирургический нож, но и меч. Вон т