асть никто. Хозяин тоже не мог.
     До полудня друзей посетили - недовольный лекарь, все больные которого поправились сами собой. Несколько внезапно заболевших - лекарю явно намечался новый заработок. Бывший пьяница, избавившийся от тяги к вину и немедленно жестоко застрадавший от скуки. Пятнадцать человек, испытавших горькое разочарование непонятно почему.
     После полудня Лакомка снял вывеску и друзья скрылись в сарае, изнутри подперев дверь колом. Рихард жевал соломинку, растянувшись на груде стружек. Хайни пробовал на ногте острие перочинного ножа и вдохновенно разглагольствовал.
     - Нет, я все же был прав - человечество несовершенно. Они все - все желают разного! Разного, но такого мелкого... нет, мелкого-мелкого-мелкого. Один в ущерб другому. Заметь, дружище, тут побывала сотня наших добрых имперцев. Хоть один - ну хоть один пожелал истинно высокого? Людям не нужны высокие материи. Им наплевать на общее благо. Их не заботят милосердие, сострадание, добродетель, разум и благочестие. Они как бабочки, которые летят на огонь собственных пороков, не сообразуя свои желания ни с общим благом, ни...
     - Слушай, Хайни Красноречивый, ты бы заткнулся, а? Перестань нести чушь. И без тебя тошно. Тоже мне, нашелся трепач добродетели.
     Волшебство Струса все еще действовало, и Хайни попросту проигнорировал увещевания Лакомки.
     - ...ни даже со здравым смыслом. Заметь - они могли пожелать чего угодно! Золотой век, скажем, всеобщее умиротворение, процветание Империи, исправление негодяев, волци в агнцы ну и всякое такое прочее. Но нет! Дырявая крыша наших добрых нусбаумцев беспокоит куда больше.
     - Заткнись, тебе говорю. Какого дьявола ты себе пожелал красноречия? Для общего блага или как?
     - Чтобы клиентов зазывать.
     В двери решительно постучали.
     - Кто?
     - Открывайте.
     - Открывай ты, Ладер!
     - Сам открывай.
     Лакомка выдернул кол. У порога стоял бургомистр Нусбаума собственной персоной и двое стражей. На румяном, простоватом лице господина Дезидериуса отражалось искреннее огорчение, некоторое беспокойство и почти отеческая печаль. Смущенный Хайни поднялся с земли, отряхнулся от соломы, стружек и попытался принять более-менее почтительный вид.
     - Чем можем быть вам полезны, господин бургомистр?
     Бургомистр подвигал бровями, достал из-за обшлага свиток, развернул его, зачем-то заглянул в текст, спрятал опять.
     - Вы обязаны до заката покинуть наш город. В противном случае на вас будет наложен штраф в пятьсот медных марок.
     - Куда мы пойдем?
     - Куда хотите, любезные. Но чтоб до заката вас здесь не было.
     Лакомка почесал затылок, рассматривая удаляющуюся спину господина бургомистра.
     - Чего это он сам приперся, как ты думаешь? Мог бы кого попроще прислать.
     - На Струса посмотреть захотелось.
     - Куа! - Струс встал на лапы и попытался достать клювом сломанное перо из хвоста.
     - Что делать будем, птичка?
     - Нашел кого спрашивать. - ощерился Хайни - Будем ноги уносить.
     Птица слегка подпрыгнула и отбила подобие чечетки.
     Сборы оказались короткими. Все вещи уместились в одном мешке. Мешок принял на плечо Ладер, Лакомка ухватился за веревку, другой конец которой обмотали вокруг лапы Струса. Улица встретила друзей полуденной жарой и настороженным молчанием. В десятке шагов от сарая топталась пятерка угрюмых субъектов, потрепанная одежда которых, казалось, была намеренно испачкана пылью. Лицо одного детины украшала свежая ссадина в ореоле лилово-зеленого синяка, а нос, похоже, не раз был сломан, пока не сросся самым причудливым образом. Трое других, крепких и белобрысых, казались похожими как близнецы. Внимание привлекал последний, пятый, он держался сзади - острые скулы, тусклые серо-седые волосы, большие хрящеватые уши. Нетопырь. Хайни привычно пошарил рукой у пустого пояса и красноречиво выругался - прижимистый Гаген давным-давно ввел порядок, по которому у отставных солдат в первую очередь отбирали хорошие казенные мечи.
     - Куда торопитесь, дрозды-ы-ы... - дурашливо пропел первый громила.
     Второй в это время как будто бы лениво огибал беглецов, отрезая им путь назад. Остальные, кроме Нетопыря, разделившись, маячили справа и слева.
     - Спокойно, премногодобрые люди! Мы уходим. Нам ничего не нужно от вас, вам ничего не нужно от нас. Лады?
     Слова Лакомки не произвели на пятерку ожидаемого благоприятного впечатления.
     - А он хамит, предводитель. - заявил Безносый, полуобернувшись к Нетопырю. - Что будем делать?
     - Будем учить - не дожидаясь ответа печально констатировал второй.
     Белобрысые довольно заржали. Нетопырь молчал, оставаясь за спинами четверки.
     Лакомка отступил назад и влево, прижался спиной к доскам сарая, поднял кол, подпиравший двери сарая.
     - Ну так как - начнем?
     Здоровяк с синяком придвинулся вплотную к Ладеру, распространяя запах чеснока, и Хайни, не долго думая, ткнул его кулаком под ложечку. Громила согнулся пополам - и немедленно получил удар коленом под челюсть. "Синяк? обвалился. Второй налетчик поспешно выхватил нож, спрятанный в рукаве.
     - Бей их, ребята!
     Третий извлек из-под полы дубинку. Налитая свинцом - определил Хайни наметанным глазом. Нож второго расписывал воздух восьмерками. Больше всего Хайни не нравился четвертый налетчик - он на безопасном расстоянии вовсю накручивал ворот маленького арбалета. Ладеру хотелось чуда - пусть, скажем, палка, которой подпирали дверь, превратится в меч. Если чей-то меч из-за этого станет палкой - не беда. Вернее, не его беда, и не Лакомки. Каждый за себя, иначе придется сдохнуть прямо здесь, среди стружек, соломы и полуденного зноя, уткнувшись мордой в убитую ногами землю...
     Пусть будет меч - мысленно попросил он. Бесполезная просьба - Струс, вырвав наконец веревку из рук Рихарда, отбежал в сторону и спокойно выклевывал что-то среди полувытоптанной травы. Дотронуться до перьев птицы не было никакой возможности. В крайнем случае, пусть явится стража, подумал Ладер. Стражники - лисы, они не отпустят с деньгами. Но пусть пируют лисы, только не смерть.
     Белобрысый неуловимо качнулся влево и сделал первый выпад.
     И Срус ударил. Кол не превратился в меч, просто бок белобрысого оказался располосованным ударом когтистой лапы. Удар разорвал грязный плащ, рассек кожу и мышцы до ребер. Налетчик взвыл, прижимая к ране мгновенно поалевшие ладони.
     - Кончай его!
     Щелкнул арбалет, охотничий болт взметнул фонтанчик пыли. Птица развернулась, подпрыгнула, и ловко полоснула клювом. Второй налетчик едва успел прикрыть рукой лицо. Жестокий удар пришелся в тыльную часть ладони. Двое других бандитов остановились на почтительном расстоянии. Кто-то попробовал метнуть воровской нож - тот подозрительно легко отскочил от гладкого пера.
     - Заколдованный!
     Оставшийся на ногах владелец дубинки с суеверным ужасом отступал прочь. "Безносый Синяк? отполз в сторону, к забору прижимая обрывок тряпки к разбитому рту. Владелец ножа встал рядом с ним, тщетно пытаясь остановить кровь. Невзрачный белобрысый арбалетчик с располосованной рукой тихо сбежал. Один только Нетопырь все так же стоял неподвижно - не нападая и не убегая.
     Лакомка положил руку на спину птицы - просто так, не прося ничего, но битые налетчики отшатнулись.
     - Уходите, - бросил Хайни. Он отер юркую, горячую капельку, скатившуюся по расцарапанной ножом Безносого щеке.
     - Проваливайте.
     Синяк встал, сплюнул, отер губы и сквозь пеньки выбитых зубов просипел:
     - Мы-то уйдем. А вот вы - вы побежите. Далеко будете бежать. В землю зарыться захотите. Только вам это не поможет.
     Троица медленно побрела прочь.
     Оставшийся Нетопырь помолчал некоторое время, оценивающе рассматривая противника. В тусклых глазах мелькнуло что-то вроде интереса и понимания. Ладер был готов поклясться - хрящеватые уши шевельнулись. Потом Нетопырь улыбнулся тонкими губами и, спокойно повернувшись, пошел прочь. На пальце человека, под коркой серой грязи, что-то блеснуло.
     - Чего это он, Ладер? - cпросил непривычно серьезный Лакомка.
     - Они правы. Уносить ноги надо из города, да побыстрее.
     - Стражу звать будем?
     - Нет, не будем. Видел у него кольцо на пальце? Это сотрапезник инквизитора.
     - Этот?! Этот кусок дерьма?! Инквизитор?
     - Тихо, не ори. Не инквизитор, а сотрапезник инквизитора. Ну там, брат двоюродный конюха секретаря инквизиции, скажем.
     Инквизитор слуг своих кому попало бить не даст. Простой суд таких не судит, только святой трибунал. Понял теперь - почему они такие смелые? А что нам стража скажет, соображаешь?
     - Теперь сообразил. А я думал - это было чудо.
     - Ага. А это чудо и было. Большое чудесное избавление. Сказка кончилась. Пошли отсюда...
     И они пошли. Струс побежал следом, хлопая на бегу короткими, нелетучими крылышками, забытый на лапе обрывок веревки смешно волочился по земле.
     ...Толпа нагнала их на самой окраине. Масса обезумевших людей, волосы, выбившиеся из-под чепцов, сжатые кулаки, черные провалы кричащих ртов.
     - Воры! Отравители! Будьте вы прокляты!
     Первый камень ударил Ладера в плечо, второй сорвал с головы клочок волос. И тогда они побежали. Камни тяжело стучали по дороге, покрывая землю оспинами ударов. Толпа дышала за спиной беглецов, пока последняя черепичная крыша не осталась далеко позади. Самыми упорными преследователями оказались мальчишки и собаки.
     Отрывок из нусбаумского архива сообщает по поводу удивительной истории Струса Бессмертного еще одну, последнюю небезынтересную подробность: "... Находясь в опасении за свою жизнь, двое бродяг покинули городские стены, укрывшись в лесу, именуемом Терпихиной Пущей. Спустя два дня для поимки беглецов был отряжен отряд, составленный как из вооруженных людей мессира Кардье, так и из достойных доверия местных жителей, сведущих в лесных тропах..".
     Вот и все.
     Шестая ночь пришла. Такая, как всегда. Лаяли псы, в домах лишь изредка мелькали огоньки, зато вовсю светили звезды и заглядывала в окна вновь начищенная кем-то луна. Господин Крот почти отстроил разрушенный замок. Кобыла Розалия Анцинус, забытая всеми, неторопливо жевала остатки сена, подобранные на дне кормушки. Спал колбасник Шинцель. Беспокойно металась во сне Алиса. Парадамус Нострацельс только что закончил запрещенный опыт и потихоньку-помаленьку выбирался из секретного погреба, помогая себе фигурной тростью и разгоняя тени свечой. На постоялом дворе в ожидании утра горланили охотники.
     Все шло своим чередом, почти ничего не изменилось. Но были те, кто чувствовал - безвозвратно уходит чудо, на миг задевшее их добрым крылом. Осмеянное, униженное, жадно раздерганное, оно истаяло, исчезло, и смутны были сны, и звезды - только тусклые крошки, а волшебная луна - лишь старое оловянное блюдо, забытое кем-то на стене.
     Пуста жизнь без чуда.
     Прошла ночь, и еще день и близился вечер седьмого дня. В самом центре давно пересохшего Комариного Болота двое загнанных людей на минуту присели на кочковатую землю. Неподалеку устроилась долговязая несуразная птица.
     - А, может, молиться попробовать?
     Хайни пощелкал зубами. Левый нижний клык шатался.
     - Давай, попробуем.
     - Патер ностер квис... - ты не помнишь, как там дальше?
     - Лучше бы я пошел в монахи, а не в солдаты, тогда бы точно помнил.
     Струс, вытянув шею, положил голову на плечо Ладера и печально вздохнул.
     Собаки лаяли в отдалении. Круг загонщиков у Терпихиной Развилки сомкнулся. Хайни погладил серые кружевные перышки.
     - Если бы ты, приятель, умел летать...
     ...Рыцарь Эбенезер Кардье вел облаву. Загонная охота на беглецов близилась к концу, нетронутым остался лишь небольшой клочок пущи. Конь встал на краю поляны, всадник поднял усталые, слезящиеся глаза - в них слилось черное мелькание ветвей, пестрый узор листвы, яркие пятна диких цветов. Кардье не стал снимать железную перчатку, чтобы отереть веки. Он повернулся на восток и поднял разгоряченное лицо к успокаивающей темной голубизне предвечернего неба.
     - Что это?
     Низко, почти над головой, мелькнула легкая стремительная тень. Птица миновала поляну, сделала полукруг, взмыла вверх и сильным рывком ушла ввысь.
     - Как?!
     Над лесом, над густыми кронами дубов, над пыльной дорогой, красными черепичными кровлями, соломой, лошадьми, детьми, над запрокинутыми ввысь изумленными лицами, летел, вытянув длинную шею и трепеща короткими крылышками, Струс.
     Летел, пока не скрылся клочком тумана в опаловой дымке южного горизонта...

***

     Я проснулся поздним утром, огарок догорел и превратился в лужицу застывшего сала, гримуар оказался изрядно исписанным историей о приключении бывших наемников императора. Я убрал книгу, уложил дорожный мешок и вышел в общий зал трактира. Лица завсегдатаев повернулись в мою сторону. Я легко узнал Шинцеля. Человек, похожий на нетопыря, в компании двух дюжих молодчиков деловито завтракал за лучшим столом. Нетопырь проводил меня цепким, оценивающим взглядом. В его глазах не было ни злобы, ни симпатии - только холодный расчет. Я поежился, словно дело было не летом, а в разгар январской стужи.
     Охота, высланная вслед беглецам, по-видимому, вернулась ни с чем. Я втайне испытал истинное злорадство. Пара-тройка пыльных псов все еще слонялась у окраины Нусбаума.
     Виселица опустела, веревки исчезли. Южный край неба застилала нежная дымка. Я не искал Струса, меня не прельщали подаренные кем-то чудеса - мне достаточно было моей тайны и моих гримуаров. Бенедикт выспался, поел и бодро уходил на восток.
     Я на минуту задумался о судьбе наемников Гагена - своих случайных созданий. Где теперь эти загнанные людьми и судьбой бродяги? Идут, вздымая дорожную пыль, или прячутся в чаще?
     Хотя, а какое мне, в сущности, теперь до них дело? Я не добр и не зол, я только свободный Хронист Вымысла. Пусть убираются себе на все четыре стороны. Хватит с меня и того, что я подарил им чудо, избавление и жизнь, хотя бы в этом сравнявшись с самим Творцом...

Глава IV
Кристалл императора

     Магдалена, Император. Столичный город Эберталь и окрестности.
     Широкая лента Лары отливала черным перламутром. Луна еще не зашла, бледные крошки светил звезд еще тлели на предутреннем небе, шумели тростники под прохладным ветерком.
     Ведьма бросила весла и огляделась - широкое русло Лары осталось позади, нос лодки глубоко зарылся в прибрежный песок. Женщина выпрыгнула на берег и зашагала в сторону густых зарослей ракитника. Далеко-далеко, за холмом, неуверенно провыл молодой волк, в прибрежном тростнике возилась выдра. Колдунья пробралась сквозь упругие заросли и остановилась на краю большого луга. Крона старой ивы образовала здесь подобие шатра, через редкий полог листвы местами просвечивали звезды.
     Магдалена с сожалением подумала о мешке, который отобрали солдаты, не оставив ей ни единого амулета. Она легла навзничь, раскинула руки, прильнув спиной к сырой земле. Влажная от росы трава сквозь рваный балахон холодила кожу, волосы колдуньи тут же намокли, но она не обращала на сырость и холод никакого внимания. Магдалене казалось, что под сводом ее собственного черепа полыхает жадное пламя, она с закрытыми глазами всматривалась в пляску несуществующих языков огня. Постепенно воображаемый костер умерил горение, а потом и вовсе погас, осталась только небольшая груда багровых углей.
     Умирающие угли светились наподобие звезд, а, может быть, это и были звезды. Жар развеялся, уступив, наконец, место влаге и прохладе.
     Ведьма закрыла глаза. В неизмеримой высоте тонко пел свободный эфир. Она не ощущала собственного веса, спустя какое-то время знахарке показалось, что земля, трава, ива, луг - все это исчезло, осталось далеко внизу. Легкое и прозрачная, словно сплетенная из воздуха, Магдалена взлетела, оставив на земле ту, прежнюю, не настоящую Магдалену. Призрачное тело колдуньи стремительно летело на головокружительной высоте, мчалось, подгоняемое струями холодного воздуха.
     Во все небо занимался роскошный розовый рассвет, тьма трусливо отступила на запад, в лицо летунье светило нарождающееся солнце. Далеко внизу, на самой земле суетились крошечные фигурки людей. Лошади казались размером с жуков, овцы - не более козявок. Поля раскинулись буро-зеленым ковром, вдоль них кое-как лепились коробочки домов.
     Знахарка видела, как взмыло тело судьи Изергима, распахнутые полы плаща трепетали, словно крылья летучей букашки. Первую букашку тащила другая - рогатая, покрупнее. Эти двое поднялись почти так же высоко, как и ведьма. Магдалена хорошо рассмотрела мертвецки бледное лицо грузного мужчины и злобную харю демона. Странная пара летунов, косо перевернувшись в воздухе, потянулась на запад.
     Близ утонувшего в пыли городка, под толстой перекладиной каменной виселицы, качались в петлях двое оборванцев, потом они странным образом исчезли. Летучая Магдалена пронеслась мимо, но возле твердыни поэтерского монастыря, ее словно бы толкнула в грудь невидимая рука.
     Ведьма сделала в воздухе пируэт, уходя от опасности, эфир снова полыхнул грозным огнем, опаляя незримые крылья. Звон и хохот сотрясли небосвод...
     Она так и мчалась на восток - словно легкокрылая ласточка, пока близ проселочной дороги не заметила миниатюрную фигурку человека. Человек ехал верхом на таком же крошечном муле. Бесплотная и невидимая колдунья опустилась пониже, потом совсем низко и малиновкой затаилась в придорожном кусте.
     Легкий дорожный плащ с капюшоном совершенно скрывал фигуру и лицо путешественника, но видимый облик не интересовал Магдалену из Тинока - этого человека она узнала бы под любой личной.
     Вскрикнула птица в кустах. Человек вздрогнул, будто почуял близкую опасность. Едва ли он заметил душу колдуньи, но легкое прикосновение чужой власти опалило ведьму как раскаленные клещи палача.
     Магдалена ахнула и метнулась в сторону, спасаясь. Потревоженный эфир гневно гудел, вихрь холодного воздуха остудил боль ожога, хаос пел и хохотал, воздушный шторм мимоходом скомкал парящего орла и шутя разогнал стайку безвредных духов...
     Она очнулась там, где лежала - под шатром ивовых ветвей.
     Совсем рассвело. Луна истаяла, не было звезд. Тростники шелестели, только лодка почему-то исчезла.
     Знахарка из Тинока встала с трудом, как будто у нее болело жестоко избитое тело.
     - Ну что ж, - сказала ведьма сама себе. - я знала, на что иду, и добыча того стоила. Теперь я видела твою душу, Адальберт, и узнаю тебя из тысячи. Берегись. Днем и ночью, в дождь или под солнцем, я буду гнаться за тобой. Я стану твоим кошмаром и твоей тенью, собакой, бегущей по твоему следу. Я найду тебя, убийца и лжец. И тогда ты заплатишь за все, ты узнаешь, что такое месть Магдалены...

***

     Как раз в этот момент двое мужчин в замке близ северного моря отстранились от магического кристалла.
     - Как ты умудряешься проделать это, Людвиг? - спросил полный, внешне добродушного вида, каштанововолосый, гладко выбритый тридцатитрехлетний человек, известный всем в своем качестве императора Великого Церена. - Я не ожидал, что ты сумел сохранить кое-что из прежних способностей.
     - Я не сохранил ничего, государь, - спокойно ответил Людвиг фон Фирхоф. - Просто этот кристалл изготовлен еще в прежние времена и не требует от владельца никаких дополнительных усилий. Мы зашили осколок кристалла в край ее плаща и теперь можем без помех наблюдать за Магдаленой из Тинока. Настанет день и она приведет нас прямиком к Хронисту.
     Император слегка нахмурился.
     - Тебе виднее, друг мой, я ценю твой ум и полностью доверяю тебе. Однако если бы ты в прежние времена поменьше увлекался сомнительными опытами, твой дар остался бы при тебе, и нам не пришлось бы пользоваться услугами ничтожнейшей из моих подданных... Кстати, она не обнаружит в плаще осколок?
     - Ни в коей мере, государь. Для любого человека, кроме вас и меня, кристалл ничем не отличается от простого слитка стекла. Его осколок мал, как песчинка, она ничего не найдет.
     - Э