Загнанный в угол Арно между тем слабо отбивался, он уцелел, но движения помощника Бретона сделались вялыми и неуверенными.
     - Оставьте его, ловите Клауса.
     Солдаты, наконец, нехотя выполнили приказ и скрылись за поворотом улицы. Помощник ересиарха медленно осел на мостовую, сползая по стене.
     - Что с ним? Он ведь даже почти не ранен...
     Адальберт опустился на корточки и нащупал пульс на запястье мятежника.
     - Это какое-то заболевание - внутренний недуг. Он дрался до конца и теперь умирает, мессиры. Лучше всего оставьте его в покое - такая стойкость стоит уважения.
     - Россенхель прав, - кивнул фон Фирхоф. - А нам осталось выполнить еще одно дело. Как вы относитесь к подаркам венценосцев, любезный Вольф-Адальберт?
     - Смотря по их качеству и назначению.
     - У меня для вас как раз кое-что есть - на самый изысканный вкус.
     Фирхоф извлек из-за пазухи стальной футляр, сухо щелкнула крышка, под нею обнаружилось каменное кольцо удивительной красоты. Поверхность неизвестного минерала опалесцировала бледной лазурью и розовым жемчугом, неровное мерцание шло изнутри, делая драгоценное украшение теплым, живым.
     - Это мне?!
     - А кому же еще! Протяните ваш правый указательный палец...
     - Какой-то странный жест. Давайте сюда кольцо, я лучше сам его надену.
     - Ни в коем случае, нельзя нарушать установленные государственные ритуалы.
     Фон Фирхоф крепко ухватил правую руку Адальберта и плотно натянул кольцо.
     - Дело сделано.
     Хронист замер в изумлении, по-видимому, переживая сложную гамму ощущений.
     - О, Господь милосердный! У меня кружится голова. Что вы подсунули мне, Ренгер?!
     - Не беспокойтесь - это не только украшение, это защитный талисман, который исключает создание гримуаров. Теперь бы вас не смог шантажировать Бретон...
     - Нет!
     Хронист попытался стащить кольцо, но маленький обруч сжался и, казалось, намертво врос в палец.
     - Фирхоф! Вы подлец. Я, рискуя жизнью, защищал вас от меча Клауса Бретона...
     Людвиг нагнулся к уху Вольфа Россенхеля и поспешно прошептал:
     - А я этим самым кольцом защищаю вас от топора церенского императора...
     Кунц подошел поближе, довольно ухмыляясь.
     - Ну что ж, отлично. А теперь я беру Хрониста под свою охрану и опеку. Вас же, Фирхоф, с нетерпением ждет государь - немедленно покиньте крепость.
     Людвиг кивнул и показал в сторону дымящихся свежих развалин:
     - Я ухожу, не буду мешать вам стяжать бранную славу.
     И советник церенского императора пошел прочь, придерживая ушибленное Бретоном плечо. Адальберт широко раскрытыми глазами растеряно смотрел ему вслед.
     - Стойте, мессир, не подумайте улизнуть - с оттенком сердитой вежливости проворчал Кунц Лохнер. - Держитесь рядом со мной, а не то отойдете, и любой вас прикончит в два счета. По вам за милю видно, что вы совсем не боец.
     Обжигающее дуновение пожара становилось нестерпимым. Налетел предвечерний ветер, взметнул обжигающую метель огненных искр и метнул их в лица людей. Все, исключая умирающего Арно, прикрылись рукавами.
     Десяток солдат, пустившихся в погоню за Бретоном, вернулся ни с чем:
     - Он как сквозь землю провалился.
     - Будь проклята неудача.
     Кто-то склонился над другом ересиарха:
     - Добить еретика, капитан? А впрочем, он уже не дышит.
     - Уходим, пока совсем не припекло, здесь нечего делать, пора соединиться с отрядом Конрада.
     Едва гвардейцы успели выбраться из пылающего квартала, как им навстречу попалась странная пара - двое людей в кольчугах, но без плащей с эмблемой Империи, на первый взгляд походили на еретиков. Один из них поспешно повернулся лицом, позволяя себя рассмотреть:
     - Это я, Хайни Ладер, мессир капитан!
     Его спутник, альвис лет тридцати, с зачесанными назад неровными волосами, настороженно держался чуть позади товарища.
     - Со мною Бенинк.
     Капитан Кунц ухмыльнулся:
     - Ты не сможешь рассчитывать на чрезмерную награду, Ладер, ты ведь потерял Фирхофа, значит, заслуга спасения советника принадлежит не тебе - не так ли? Впрочем, вставай в строй. Если проявишь себя, как должно, я, так и быть, замолвлю за тебя словечко перед императором. А тебе, альвис, лучше убраться подобру-поздорову - война слишком почетное занятие для ребят Ночной Гильдии.
     Бенинк не заставил себя упрашивать, он почти сразу после слов капитана исчез, однако, уходя, постарался не поворачиваться к солдатам спиной. Его мягкий кошачий шаг, наполовину боком, вызвал издевательские смешки гвардейцев:
     - Зверюшка боится.
     Альвиса, однако, совершенно не заботили обвинения в трусости, он внимательно следил за руками арбалетчика - тот как раз закончил натягивать тетиву и теперь накладывал стрелу. Кунц проследил за взглядом гильдейца.
     - Не смей дурить, Барт. Пусть он целым уходит за своей платой - это ручной альвис императора.
     Солдаты неистово захохотали.
     - Я пошутил, - хмыкнул разочарованный арбалетчик.
     Бенинк тем временем благоразумно скрылся, и отряд устремился к центру Толоссы, уходя от огня и приближаясь к месту сражения.

***

     День уже клонился к вечеру и уцелевшие мятежники отступили к площади возле ратуши. Многие пытались бежать, чтобы затвориться в стенах форта, но пылающие кварталы преградили им путь, и роты капитана Конрада, пробившись от самых ворот, перерезали улицы, ведущие в верхний город. Мятежники собрались у ратуши в ожидании вождя, однако, Клаус Бретон не появлялся, словно он словно растворился в дыму, застилавшем улицы мятежного города.
     Рихард по прозвищу Лакомка, наемный солдат роты капитана Конрада, отбившись от своих, видел, как некий человек, вооруженный мечом-полуторником, с непокрытой головой, вывел из начинавшего уже тлеть дома старуху во вдовьем покрывале, но Рихард не знал Бретона в лицо, а поэтому не посчитал нужным вмешиваться - незнакомец показался ему не столь мятежным, сколько небезобидным.
     - Пропади вы все пропадом! Тут такой чад, что окончательно перестаешь понимать, кто свой, а кто чужой...
     Высокий владелец меча тем временем, почтительно поддерживая старую женщину под руку, проводил ее к маленькой пристани, где их уже ждала лодка и гребцы. Здесь и состоялся последний разговор матери и сына:
     - Прощайте, матушка, залив с этой стороны пуст, Бог поможет вам пристать к берегу, возвращайтесь в столицу. Вы знаете, что наше имущество конфисковано в казну, мне очень жаль, что я оставляю вас без средств...
     - А мне жаль только тебя, Клаус. Прошу тебя - брось свой безнадежный бунт, беги, пока не поздно, садись в эту лодку вместе со мной.
     - Вы предлагаете мне исключительно позорный выход. Я уже сказал - нет.
     Старуха ссутулилась на лодочной скамье.
     - Жаль, что я не умерла раньше и теперь вынуждена видеть, как мой младший сын, вслед за страшим погибает в ереси...
     - А вы всегда любили нас меньше, чем ложную церковь и деспота-императора.
     Бретон повернулся и пошел прочь, ловко перепрыгивая с камня на камень, лодка с беззвучно плачущей старухой отчалила и под ударами весел заскользила к отдаленному берегу, разрезая зеленую гладь залива. Женщина неловко попыталась встать со скамьи, суденышко опасно качнулось.
     - Клаус!
     Крик долетел до пристани и мятежник обернулся.
     - Прощай, Клаус! Пусть Небо поможет тебе!
     Бретон поднес руку к губам, а потом поднял ее прощальным жестом. Возможно, он что-то кричал в ответ, но внезапно, после совершенно безветренного дня налетевший бриз унес его слова, и их не расслышал никто. Лодка быстро уходила в сторону берега Империи...
     Мятежники, собравшиеся близ ратуши, пребывали в угрюмом озлоблении, переходящем в отчаяние, и когда, спустя некоторое время, ересиарх появился среди скопища вооруженных людей, встреча эта оказалась почти враждебной.
     - Где наши братья?! - кричали одни.
     Другие, занятые своими или чужими ранами, не тратили сил на крики. Они просто молчали, отводя взгляды, это молчание говорило лучше слов. Бретону казалось, что его спину обжигают взгляды ненависти, и, как это бывает в моменты поражений, прежняя преданность людей обернулась лишь более яркой и насыщенной ненавистью. К ненависти примешивалась изрядная доля злой насмешки.
     - Будь ты проклят, - услышал он лишь слегка приглушенный голос. - Ты отправил нас на смерть, так будь же проклят сам, или тоже умри.
     - Нет, брат, - ответил проклинающему второй голос. - Он не умрет: когда быдло запросто умирает, лица благородные находят лазейку для себя.
     Ересиарх обернулся, но не увидел лица говорившего - вместо лиц были серые пятна. Спорить оказалось не с кем, люди отводили взгляды или поворачивались спиной. Клаус раздвинул плечом толпу и прошел к крыльцу, пытаясь успокоиться.
     - Брат, дорога на форт отрезана, - обратился к нему седоусый, в помятом железном колпаке пикинер. - Мы упустили время.
     - Остается подземный ход. Сколько здесь людей?
     - Я не считал, но ты сам видишь, что их не меньше пяти сотен. Пока первые будут брести лазом, остальные полягут - и никто не хочет быть последним.
     - Никто?
     - Никто. А ты бы разве захотел?
     - Поставь людей с арбалетами к бойницам и окнам - они прикроют отход. Постой... Пусть это будут добровольцы. Нам не нужны перепуганные стрелки. Я остаюсь вместе с ними.
     Пикинер помедлил.
     - Брат...
     - Что?
     - Да так, ничего... Прости, если что сказали не так... Желаю тебе удачи и спасения.
     - Всем войти укрыться в стенах! - крикнул Бретон.
     Его голос разнесся по площади, заставляя людей опомниться.
     - В ратушу! Оттуда прямая дорога в форт.
     Вереница людей поспешно втянулась под своды массивного, сложенного из бутового камня здания. Через некоторое время площадь опустела, на ее булыжнике остались лишь следы костров, окровавленное, разбросанное тряпье и несколько забытых всеми мертвых тел.
     Бретон последним скрылся за дверью и ее тяжелые створки накрепко захлопнулись. Солдаты, верные Империи, роты капитана Конрада и гвардейцы, вышли к площади всего через несколько минут, но не застали на площади никого. Впрочем, развязка близилась, и день Волка подходил к концу, хотя до вечера еще оставалось время. Жирный дым, растрепанный морским ветром, стлался над крышами, редким мутным облаком окутывал площадь. Несмотря на это, голое пустое пространство насквозь простреливалось арбалетчикам. Время от времени выстрел из окон ратуши валил очередного нападавшего - полтора десятка тел застыло в неестественных позах мертвецов, двое раненых слабо шевелились. Кунц Лохнер жестом подозвал Хайни Ладера.
     - Ты все еще не убрался отсюда, бездельник?
     - Я здесь, капитан.
     - Возьми мессира Адальберта и вместе с ним марш вон в то здание. Да-да туда, где стены потолще. Последи, чтобы он не совался на площадь, если что - отвечаешь головой.
     Хронист растерянно озирался, солдат грубо ухватил его за плечо.
     - Пойдемте, сударь мой. Нечего пялиться по сторонам.
     - Капитан!
     Кунц Лохнер нехотя обернулся на окрик Россенхеля.
     - Что еще?
     - Поймите, мессир Кунц, я хронист, я должен это видеть...
     Лохнер захохотал, стальной перчаткой растирая сажу по покрасневшим от солнца и огненного жара щекам, плохо выбритым и грубым, как свиная кожа.
     - Дрот святого Регинвальда! Да вы не умеете отличить рукоять от острия меча, а туда же - лезете на рожон. Мне и моим солдатам не нужны ученые ослы, которые путаются под ногами.
     - Я прошу вас...
     - Ладер!
     - Да, капитан!
     - В том доме с толстыми стенами хорошие окна - что те бойницы. Если мессир ученый пожелает, пусть пялится в окно, этому занятию не препятствуй.
     - Слушаюсь.
     Хайни наполовину увел, наполовину уволок растерянного Хрониста. Кто-то из гвардейцев неосторожно высунулся на площадь - залп из пяти арбалетов сбил его с ног, три стрелы вошли в грудь, две в живот, неудачник остался лежать на спине, мертвые глаза рассматривали подернутое дымом небо.
     - Унеси их всех дьявол! Сколько же стрел у этих еретиков, а, лейтенант?
     - Наверняка, связками болтов набита вся ратуша.
     - Расставь своих людей, пусть бьют из луков по окнам, не давайте святошам высовываться. И пришли ко мне капитана Конрада.
     Командир наемников отыскался быстро, султан на его шлеме почти сгорел, франтоватые латы запятнала сажа.
     - Хей, Кунц, что будем делать?
     - Собери своих мерзавцев, старый медведь, по соседству я видел дровяной склад - он набит кипарисовым хворостом. Хорошие факела найдутся.
     Конрад, оценив задумку друга, ухмыльнулся.
     - Жаровня во славу Господа Бога.
     Лучники стреляли без передышки, первый же неосторожный мятежник получил длинную стрелу под ключицу, она пробила тело насквозь, убитый перекинулся через подоконник и с вытянутыми руками повис в проеме, тяжелый арбалет со стуком упал на булыжники мостовой. Пехотинцы Конрада уже мчались через площадь с вязанками хвороста, кто-то падал, попав под ответный залп, кто-то прикрывался ношей от арбалетных стрел.
     Нагромождение дров подпалили брошенным издали факелом. Сизые спирали дыма, еще робкие и колеблющиеся, заплясали над завалом кипарисовых веток.
     - Эй, еретические собаки, не хотите ли сдаться?
     Ратуша молчала, стрельба из окон прекратилась, пламя над завалом медленно разгоралось, пахло паленым деревом и горячей горькой смолой.
     Конрад подошел к Кунцу Лохнеру, оба они встали плечом к плечу.
     - Мне не нравится это затишье. Сдается, мятежники полезут наружу, как только припечет...
     - Посмотрим.
     Шли минуты, огонь нехотя потрескивал, хвоя кипариса осыпались горячим пеплом, корчились сучья, сажа оседала на старом камне стен, в отдалении истошно кричали перепуганные пожаром чайки.
     - Никого.
     - Дело нечисто.
     - Святое копье! Наверное, на этой жаре мой рассудок помутился.
     - О чем ты, Кунц?
     - В подвале когда-то был подземный ход. Этакий лисий отнорок, который тихо и незаметно ведет в форт. Должно быть, они нашли секретный проход и воспользовались им, когда добрались до Беро.
     - Так что ж ты молчал до сих пор?
     - Ты не поверишь - забыл. Хотя моя забывчивость быдлу мало поможет. Еретиков набилось в ратушу что вшей в бороду ретивого монаха. Пока первый десяток бредет узким лазом, возьмем остальных - огонь не даст им стрелять из окон, но развлечения ради придется войти внутрь, а там может оказаться жарковато.
     Конрад снял помятый шлем и вытер пот с коротко стриженой головы и висков.
     - Не стоит. Они сгорят сами.
     - Не успеют. Здесь толстые стены, прочный камень.
     - Ты прав, проход свободен от огня, войдем внутрь и довершим дело мечами - я не люблю небрежную работу.
     Солдаты императора бегом пересекли площадь - из окон не стреляли, кое-где хворост прогорел, но дым и жар все еще теснили людей прочь от стен.
     - Вперед. Клинок и корона!
     На узком пятачке, на верхней ступени лестницы, под аркой, которая венчала вход, появился человек. Опаленные обрывки солдатского плаща почти не прикрывали хауберт, кольчужный капюшон был откинут за спину, шлема не было совсем, спутанные темные волосы свалились на лоб, но Лохнер без особого труда узнал Бретона - мятежного ересиарха выдавала осанка и точеный профиль.
     - Эй, Клаус Кровавый, рад тебя видеть! Хочешь сдаться? У нашего Справедливого по тебе тоскует плаха...
     Вместо ответа Бретон поднял меч и сделал шаг вперед, собираясь защищаться.
     - Сбить его стрелой, капитан? - тихо предложил Лохнеру старательный Ожье.
     - Не стоит. Я сам возьму его. Один.
     - Пока он загораживает дорогу, остальные сбегут и осядут за главной стеной, - поддержал лейтенанта Конрад.
     - Надолго ли? С берега подвезут машины, мы накроем их румийским огнем. А сейчас мне нужен Клаус Кровавый, шкура лисицы вполне-таки стоит тысячи крысиных шкур. В конце концов, за голову этого парня назначена хорошая награда, а за живого - втрое больше. Я рискну, старый медведь. Эти деньги мне пригодятся, я не собираюсь ни разбрасываться ими, ни делиться.
     - Как знаешь, Кунц. Я-то буду рядом. Учти, если тебе придется плохо, я без зазрения совести прикажу моим парням влепить болт в спину мятежнику.
     - Ни в коем случае. Сказано ведь - мне нужны деньги, постараюсь его не калечить.
     Капитан императорской гвардии шагнул вперед, примеряясь для удара. Бретон легко отбил выпад и нанес ответный удар.
     - Неплохо для расстриги-священника.
     Противники крутились на пятачке перед аркой, двадцативосьмилетний ересиарх понемногу теснил сорокалетнего капитана. Кунц превосходил Клауса силой, но уступал ему в подвижности и, к тому же, был связан необходимостью не убивать противника.
     - Черт бы тебя побрал, верткий попался мерзавец.
     Меч капитана дважды задел мятежника - один раз рассек обрывки плаща, второй оцарапал незащищенное запястье. Бретон изловчился достать плечо Лохнера, но не сумел пробить доспех.
     - Мне кажется, развлечение затягивается, - озадаченно протянул Конрад. - Эй, Кунц, не пора ли мне вмешаться?
     Капитан гвардейцев не отвечал, на его переносице выступили крупные капли пота - клинок Клауса опасно сверкал у самых глаз Кунца Лохнера, один из ремней шлема оказался перерубленным.
     - Получай!
     Сбитый шлем гвардейца откатился в сторону. Теперь оба противника сражались с непокрытыми головами. Ветер с моря трепал обрезанные ниже ушей темные волосы ересиарха, тот же ветер взметнул остывший пепел и осыпал им коротко стриженную седеющую макушку капитана.
     - Так даже лучше, - заявил Кунц. - Не жарко и вообще...
     Клаус Бретон снова ударил, пытаясь поразить врага в шею. Конрад, переживая за друга, богохульно выругался, стащил бычьей кожи доспешную рукавицу и потер ладонью свое красное, обожженное ухо.
     - С еретиком пора кончать. Пока он рубится у входа, его люди убегают. Позволь мне прикончить его, Лохнер...
     - Деньги, деньги. Он стоит денег. Нет.
     Бретон неожиданно расхохотался.
     - Тут, как я посмотрю, продается все. У вас у всех золото вместо души. Так получайте по монете на глаза.
     Хорошо заточенное лезвие прорвало кольчугу капитана на груди, рассекло подкольчужную рубаху и кожу. Порез получился не глубоким но длинным, вишневая кровь нехотя проступила сквозь плетение доспеха.
     - Проклятье!
     - Ну все, мое терпение истощилось, - объявил капитан наемников. - Эй, друг Лохнер! Мне плевать на долю в награде, можешь все оставить себе.
     Он нагнулся, поднял черный от гари булыжник.
     - В сторону, Кунц.
     Камень просвистел в воздухе и ударил Бретона в непокрытую голову, чуть повыше виска. Полуоглушенный, но не потерявший создания мятежник отступил, на секунду потерял равновесие и опустил оружие. Воспользовавшийся этим Лохнер повернул свой меч и плашмя ударил противника по правой кисти.
     Дальнейшее произошло мгновенно. Клаус Бретон выронил клинок, его сбили с ног и стащили со ступеней. Солдаты окружили пленника, нанося удары плашмя, ногами и рукоятями мечей, метя в грудь, голову, лицо.
     - Мы с ним посчитаемся за беднягу Морица Беро...
     - Полегче, парни, вы так убьете мой денежный приз! - запоздало заорал Лохнер.
     Раздраженные сопротивлением, оцарапанные, в побитых доспехах, опаленные огнем и полуослепленные дымом солдаты - гвардейцы и наемники вперемешку - не обращали на крики сребролюбивого капитана Кунца ни малейшего внимания. Скорее всего, Бретона насмерть забили бы на ступенях ратуши, если бы его отчасти не защитил кольчужный доспех. Кто-то без оружия ворвался в круг рассвирепевших людей - это был Адальберт Россенхель.
     - Погодите! Не трогайте его!
     Хрониста грубо бросили на камни мостовой. Он вскочил и вновь попытался встать между разъяренными солдатами и избитым Клаусом.
     - Остановитесь! Он больше не опасен, а вы не люди, вы хуже зверей.
     - А ты кто такой? - мрачно поинтересовался плотный и высокий чернобородый наемник.
     - Не лезь не в свое дело, Лакомка, - ответил за Адальберта вовремя подоспевший Хайни Лад