потерял половину зубов и на четверть ослеп. Еще через два года он сознался, что впал в грех безо всяких голосов, а единственно из обычных мужских побуждений. Монаха в ереси оправдали, он был изгнан из темницы как распутник, потеряв не только доброе имя, но и полагающееся от казны пропитание...
     Мы дослушали историю и разбрелись по комнатам - в форте оказалось полно свободного места. Я добросовестно выждал два часа, отмеряя время по водяным часам.
     Кир Антисфен вошел без стука, его немногие вещи были при нем.
     - Уходим. Не стоит тянуть, луна уже видна.
     Дом капитана не охранялся, мы выбрались во двор, стража стояла на стенах, нами они, по счастью, не заинтересовались совершенно. Заложенные камнем ворота не охранял никто - не удивительно, чтобы разобрать кладку на белке, понадобились бы усилия небольшого отряда.
     На еще относительно светлом небе проступил нежный контур ущербной луны - от нее осталась ровно половина. Громада замковой колокольни темнела в осторожно приближающихся сумерках.
     - Сюда.
     Дверь оказалась на запоре. Кир Антисфен извлек из складок плаща блестящий стальной крючок и вплотную занялся замком. Я стоял рядом без дела и в остром беспокойстве, мне казалось, что наши занятия видны со стены, как на ладони.
     На самом деле это было, конечно же, не так - сверху, с высоты укреплений, неосвещенное пространство двора казалось темной ямой. Несложный замок клацнул под ловкими пальцами румийца, он отворил окованную дверь и проскользнул внутрь, я отправился следом.
     Нас встретила гулкая пустота устремленного ввысь строения.
     К звоннице уходила довольно крутая винтовая лестница. Я поднял голову - потолок колокольной башни терялся в сумраке, в проемы бойниц заглядывали крупные южные звезды, бледно светила половинка луны.
     - Выше. Торопитесь.
     Мы почти бежали, делая за поворотом поворот. Внизу, кажется, загремела дверь, я не понял, была ли это попытка погони, или всего лишь чье-то осторожное любопытство.
     На самом верху башни гулял сквозняк и молчал тяжелый колокол без веревки. Кир Антисфен подошел к парапету, панорама открывалась великолепна. Мятежная Толосса наполовину бодрствовала, светилась множеством костров и огней. Их россыпь по блеску спорила с величественной лентой Млечного Пути, ночной ветер принес звуки отдаленного пения - еретики хором тянули псалом.
     - Да, это прекрасно, хотя и трагично тоже. Вам не жаль покидать Империю?
     - Отчасти. Но бывают такие события, которые мы можем оценить по достоинству, лишь когда они кончаются.
     Ветер высоты трепал нам волосы.
     - Читайте ваши заклинания, кир.
     Антисфен на секунду замолчал, собираясь с мыслями, а потом... Потом он прочел магическую фразу. Воспроизводить ее в записках я не стану, такие вещи не стоит доверять бумаге.
     Наступило молчание. Сквозняк крутил по полу звонницы потерянный пух чаек и голубей, лучисто разгорались звезды и костры. Псалмы умолкли, где-то кто-то кричал, хриплый голос оборвался разом, словно крикуну сдавили горло. Наступила звенящая тишина.
     - Вам не кажется, что ничего не получилось?
     - Боюсь, что получилось. Смотрите!
     В воздухе медленно проступал Портал. Его прямоугольный контур казался прочерченным прямо в пустоте и светился синим огнем. Зрелище было жутковатое - далеко внизу, за контуром светилась кострами панорама ночной Толоссы; мир, отделенный от нас Проходом, не просматривался совершенно.
     - Кир, вы уверены, что нам туда?
     - Не знаю. Там может оказаться все что угодно - ад, лед или пучина морская. Быть может, не стоит менять зло привычное на зло гадательное и неизведанное?
     - Я склонен все-таки рискнуть...
     Сказать гораздо проще, чем сделать. Рама Портала горела холодным огнем в пятнадцати локтях от меня, прямо в воздухе.
     - Он скоро погаснет, Проход нельзя открывать надолго.
     - Мой бог! Я не умею летать по-птичьи.
     - Вашу бумагу, Россенхель! Пишите, вы же Хронист, гримуар даст вам несколько секунд полета...
     - Сейчас.
     Я схватился за кошелек - тщетно. Последний клочок бумаги мы бесцельно и бесполезно потратили на осмеяние азартного игрока Агенобарба.
     - Дрот святого Регинвальда!
     Я заметался было по площадке звонницы, не зная, что предпринять, потом обнажил руку по локоть и взялся за стилет.
     - Была - не была. Пущу себе кровь.
     - Не стоит, это слишком рискованно.
     Кир попытался забрать у меня оружие, мы завозились, спотыкаясь на неровном полу. Я опасался удариться о колокол или ненароком поранить друга.
     - Пустите меня.
     - Погодите... Поздно, он гаснет.
     Портал и в самом деле медленно умирал. Голубой огонь контура бледнел, гас, пока линии не истончились до размеров конского волоса, потом они исчезли совсем.
     - Ну вот, уважаемый кир - смотрите, что вы наделали?
     - Я спас вашу жизнь.
     - Конечно!
     Я обернулся на ехидный гнусавый голос. На парапете сидел старый знакомый - демон Клистерет. На этот раз бес попытался пародировать чайку, это ему явно не удавалось. Черное крылатое существо более походило на ворону с перепончатыми лапами. Демон мигнул, на миг подернув левый глаз тонкой пленкой третьего века.
     - Ты опять ускользнул от моих когтей, рыбка. Ничего, я терпеливый, я умею ждать.
     - Уходи, - сказал ему румиец. - Крови не было, твоя власть не простирается сюда.
     Демон почистил крыло клювом, вытащил и выбросил сломанное перо.
     - Ладно, ученые мессиры, я ухожу на время. Однако вам не кажется, что здесь очень и очень странно? Здесь тихо, Россенхель, слишком тихо даже для полуночи. Выгляни в окно, поищи-ка часового на стене...
     - Не подходите к нему, Россенхель, - вмешался обеспокоенный румиец. - Он опасен, не приближайтесь к парапету.
     - Надо же! Меня боятся. Но я могу и отойти, - притворно обиделся черт.
     Унылая чайка отковыляла в угол и освободила обзор. Я вольно вдохнул свежий ветер полуночи. Казалось, россыпь костров заняла не только землю, но и половину ночного неба; фигура часового со стены исчезла.
     - Вот именно, - подтвердил мои невысказанные мысли Клистерет. - Учитывая все обстоятельства, это несколько странно...
     - Не темни, демон.
     Полуворона разинула костяной клюв и зевнула, открыв розовый зев и острый птичий язычок.
     - Хорошо, я сыграю в открытую. Румиец мешает мне добраться до твоей подлой крови, вор Россенхель. Но никто не помешал мне сыграть с вами обоими крошечную дьявольскую шутку - считайте, что это моя личная печать, своего рода адское клеймо на штучном изделии... Здесь очень тихо, не правда ли? Так вот... Я скрыл от вас лишние звуки магической завесой. А сейчас я ее убираю. Гоп-ля! Вот так.
     С этими словами Клистерет мгновенно исчез. А я... Я понял все. Ночь разом взорвалась криками и предсмертными воплями, тишина рухнула под напором топота и оружейного звона. Кто-то бранился, кто-то молился, кто-то тщетно взывал к обратившемуся спиною провидению, умирая с богохульствами на языке.
     Звуки сливались в яростный рев, было в нем нечто странное, нечеловеческое. Людскими, пожалуй, оставались только площадная ругань и стоны. Румиец встал рядом со мною, плечом к плечу, и с полминуты вглядывался в полыхающую факелами темноту.
     - Это штурм, Россенхель. Бретонисты штурмуют форт. Надо убираться с колокольни.
     - Может быть, геройски ударить в колокол и поднять тревогу?
     - Вы с ума сошли? Поздно, еретики уже преодолели стену. Не знаю, как это им удалось, но для людей Беро, кажется, все кончено. Печально, что у вас исчерпалась гримуарная bambagia, а я не могу повторно воссоздать Портал. Бегство не удалось, бес скрылся, вокруг идет бой, теперь нам придется сражаться - причем не за Империю, а только за самих себя. Надеюсь, вам и мне улыбнется удача выжить. А пока, на всякий случай говорю - прощайте, друг...
     Так и закончился мой второй неудачный побег из Толоссы.

Глава XX
Книга аббатисы и форт императора

     Клаус Бретон. Толосса, Церенская Империя. Начало событий - несколько часов назад.
     День уже клонился к закату, когда Бретон с фривольной книгою ученой аббатисы в руке, вернулся к себе в ратушу. Ненужный в жару камин давно угас, вождь мятежников поудобнее устроился за простым столом и открыл фолиант. Он полистал немного увесистый трактат и уже готовился отставить его в сторону, когда заметил краешек вложенного между страниц листа. Ересиарх вытащил листок и разложил на столе.
     - Святой Регинвальд!
     Края записки истлели, в центре красовалась выполненная полуготическим шрифтом надпись:
     Отправлено
     На работы всяческие для гильдии землекопов и каменщиков в лето 6963 от сотворения мира Господом нашим милосердным.
     1. Восстановление городской насыпи, разрушенной волнобиением и сугубым потоплением - 100 усердных землекопов.
     2. Ремонт стены с заменой кирпича у юго-восточной башни - 50 искусных каменщиков.
     3. Перекладка камина в доме господина бургомистра - 5.
     4. Для ремонта трактира, пострадавшего... (далее неразборчиво) - шесть с половиной.
     5. На огородные работы - два десятка.
     6. Рытье и благоустройство подземного хода, что тянется от городской ратуши в направлении цн.кр.(густо зачеркнуто) - тридцать человек.
     - Неужели этому клочку целых пятьдесят лет?
     Бретон повертел листок и перевернул его. Обратная сторона оказалась пустой, лишь слегка испачканной чернильными брызгами.
     - "От ратуши в направлении"... Занятно. Арно!
     - Я здесь, брат Клаус.
     - Что ты можешь сказать обо всем этом?
     Тихоня-помощник вошел и почтительно принял пергамент из рук ересиарха.
     - Никогда не слышал про такое.
     - Проверим, возьми фонарь, мы спускаемся в подвал.
     Изукрашенные плесенью ступени привели Клаусе и Арно вниз. Кладка, вся в потеках влаги, изнутри выглядела неважно, кое-где камень выкрошился, его давно уже заменили более дешевым кирпичом, но с годами развалился и кирпич. Пахло сыростью и мышами.
     - Простучим стены.
     Арно принялся методично обходить подвал, выстукивая камень обухом алебарды.
     - Глухо со всех сторон. А что такое "цр.кр?, а, добрый брат?
     - Понятия не имею.
     Затея уже казалась Бретону безнадежной. Перепуганные пауки шарахались прочь от факела, с потолка свисала густая борода паутины, внешний слой кладки легко осыпался, но сама стена стояла незыблемо, не открывая никаких секретов. Арно отложил алебарду и взял у Бретона фонарь.
     - Если здесь есть проход, должен быть и сквозняк.
     Пламя плясало на фитиле, клонясь в сторону западной стены.
     - Там.
     Бретон наугад придавил несколько кирпичей, которые раньше казались ему результатом ремонта кладки.
     - Вот оно.
     Часть стены медленно, со скрежетом, поднимая тучу мелкой пыли, отъехала в сторону. Возможно, механизм с годами подпортился - проход открылся лишь частично, однако, в образовавшуюся щель вполне мог протиснуться человек.
     - Святое копье! - воскликнул Бретон. - Теперь я понял, что значит "цр.кр". Это "центр крепости? или что-то в подобном роде, здесь начинается запасной отнорок лисицы, по лазу можно проникнуть в форт.
     - Если, конечно, ход не обвалился за пятьдесят лет.
     Из подземелья тянуло плесенью и землей.
     - Останься пока здесь, Арно, охраняй проход.
     Бретон, предвкушая опасное развлечение, протиснулся в узкий лаз. Внутри кладка оказалась довольно прочной, низкий потолок коридора вынуждал пригибать голову. Сухой пол имел легкий уклон вверх, больше ничего интересного и примечательного внутри не оказалось. Ересиарх прошел сотню шагов и задумался - стоит ли углубляться дальше в одиночку, рискуя наткнуться на засаду или завал? Азарт все-таки победил, Бретон осторожно двинулся вперед, прислушиваясь к каждому звуку. Подземелье мертво молчало, чуть слышно осыпалась где-то земля - ни чужих шагов, ни голоса.
     Через какое-то время крутизна подъема возросла, кое-где потолок просел под тяжестью земли, затхлый воздух подземелья отдавал погребом и влагой, камни крошились, мелкий щебень хрустел под ногами, грозя выдать незваного пришельца.
     Бретон прошел еще немного и обнаружил дверь. Замшелые и покрытые плесенью створки некогда были сделаны из прочного дуба, строители скрепили широкие толстые плахи железными скобами, вогнав в отверстия длинные гвозди. Ручки на двери не оказалось, открывалась она явно наружу. Вождь мятежников обнажил клинок и прислушался - с той стороны стояла почти полная тишина, где-то на небольшом отдалении кудахтали куры. Он толкнул дверь, она слегка подалась, но тут же застряла, отворить ее настежь не получалось. Бретон крепко налег на створку плечом, с той стороны что-то подалось, рухнуло и с треском обвалилось, в лицо ересиарху посыпалось мелкое перо, суматошно загомонили потревоженные птицы. Клаус Бретон обнажил клинок.
     - Все святые! Ну и кудахтанье. Это курятник форта - для каменной кладки Беро использует белок.
     Разрушенная преграда оказалась скопищем старых корзин, метел и разнородного хлама. Яркого окраса петух Шантеклер выступил вперед, косо посмотрел на соперника желтым птичьим глазом и распустил хвостовые перья, куриный гарем в испуге сгрудился позади повелителя. Шум стоял невероятный, но никто не явился ни минуту спустя, ни позднее, несушки постепенно угомонились, сбившись в кучу. Ересиарх прислушался - неподалеку от куриного хлева шла ярая и беспечная игра в кости:
     - ...твоя очередь, Агенобарб.
     - Красотка!
     - Ромб!
     - Свинья!
     - Еще Свинья!
     Клаус Бретон пренебрежительно пожал плечами и убрал в ножны ненужный меч.
     - Говорят, потревоженные утки некогда спасли от врагов великий Рум. Но Беро не знает об этом, он не любит ученые премудрости. Ну что ж! Мы воспользуемся его оплошностью и вернемся назад, чтобы затем двинуться вперед. Вперед - и на приступ, благочестивые братья! Vae victis.  И да здравствуют благословенные куры - у них больше мозгов и души, чем у императорских солдат.
     Верный Империи петух Шантеклер, не поддаваясь на столь грубую лесть, отважно бросился в атаку, пытаясь поразить сапоги ересиарха клювом и шпорами. Клаус Бретон пнул напоследок петуха, вошел в подземный лаз, тщательно затворил за собою дверь и двинулся в обратный путь.

***

     Глубоким вечером того же дня события продолжали идти своим чередом, однако трагическим образом утратили налет легкой беззаботности.
     За час до полуночи, в тот самый момент, когда Адальберт Хронист в компании с ученым румийцем, только готовился начать свой отчаянный побег, в недра городской ратуши устремилась молчаливая вереница вооруженных людей. Пехотинцы один за другим исчезали в подвале, огни факелов терялись в россыпи запаленных на улицах костров. Толосса, переполненная беженцами и мятежниками, затаилась в трагическом ожидании.
     Брат Штокман, держа наготове тяжелый двуручный меч, первым протиснулся в заранее расчищенный проем.
     - Туда опасно соваться, - сказал кто-то почти невидимый в подвальной полутьме. - Мы готовимся сунуть палец в осиное гнездо.
     - Молчи, - бросил Штокман. - Нельзя оставлять их живыми - случись штурм с берега, и Беро ударит нам в спину.
     Бретонисты замолчали, белки из глаз ярко сверкали при свете факелов и фонарей.
     Шли подземным коридором, поступь десятков людей, построенных вереницей, сливалась в глухой шум. Входили в разоренный птичник, молча отшвыривая старые корзины. Три десятка людей скучилось в тесных стенах. Штокман обернулся, обращаясь к тем, кто еще оставался в подземном проходе:
     - Гасите фонари. Проход слишком узок, если не поторопимся очистить ворота изнутри, нас могут перебить по одному.
     Потом шагнул за порог сарая:
     - Готовьте кирки. Мечники вперед. И да поможет нам Бог...
     Часовой во внутреннем дворе беспечно коротал ночь у костра, он погиб первым, без крика - арбалетный болт прилетел из темноты, удар пришелся прямо в шею. Двор наполнился вооруженными людьми, их было не так много, решающую роль сыграла неожиданность. Ремесленники, привычные к инструменту, вонзили кирки в каменную кладку на месте ворот, скороспелая стена неожиданно легко подалась - кирпичи второпях клали неумелые солдаты. Камни рухнули с глухим грохотом.
     - Измена! - завопил кто-то из имперских солдат.
     Залп стрел, наугад отправленный в колышущуюся темноту, сбил крикуна, вопль оборвался приглушенным стоном. Разбуженные защитники уже выскакивали из казармы. Привычные ко всему, солдаты крепко держали оружие, паника не сразу овладела людьми Беро, однако внезапно разбуженные, они не успели надеть доспехи.
     - Круши! - рявкнул Штокман.
     Тридцать мятежников - рослые, сильные пехотинцы, вооруженные двуручными мечами, выступили вперед, готовясь схватиться с тремя сотнями врагов. Имперцам мешала ночь - темнота не позволяла разглядеть собственный численный перевес, редкие факелы почти не помогали. Первые ряды противников сшиблись с небывалой яростью - почти сразу упали раненые, черная в красноватом свете костров кровь растеклась по булыжнику двора.
     - Бей!
     Штокман снял клинок с плеча, отбросил в сторону плечевую подушечку, его оружие со свистом рассекало воздух, увлекаемый инерцией, фехтовальщик не использовал сложных финтов - они и не понадобились. Огромный клинок разрубал конечности и легко крушил кости.
     - Во имя Господа!
     Рычание и стоны, крики и молитвы - все это слилось в невероятный гвалт. Железо высекало искры из камня. Упавшие тщетно пытались выбраться из-под безжалостных ног, им мешала скученность, сумятица и теснота. Живых топали чужие и свои, мертвым было все равно.
     Тридцатка, затеявшая, казалось, безумный бой, поредела. Трое упали, Штокман двигался чуть медленнее - из его разрубленного цевкой предплечья текла кровь. Имперцы осознав перевес, приободрились:
     - Слава императору! Бей еретиков! - крикнул капитан Мориц, с мечом в руках устремляясь к Штокману.
     - Сокрушим бесов! Вера! Вера! - неслось ему в ответ.
     Положение штурмующих казалось безнадежным, их число пополнялось слишком медленно - узкий подземный лаз не позволял всей массой двинуться на врага.
     Штокман рубился в окружении, руки его по плечи покрывала корка кровавой грязи. Один за другим упали еще пятеро бретонистов.
     Мориц Беро выступил вперед, его клинок-полуторник не мог тягаться с тяжелым мечом Штокмана, зато капитан существенно превосходил раненого гиганта в скорости и ловкости. Он увернулся от удара неуклюжего клинка и поразил противника в незащищенный бок.
     - Подлец! Ты зашел со стороны моего слепого глаза! - охнул вторично раненый Штокман. Он осел на землю, придерживая распоротый живот. Глаза здоровяка почернели от расширившихся зрачков, меч бесполезно валялся на земле.
     - Прикончить его, капитан? - спросил один из сержантов.
     - Некогда. Пусть умирает сам.
     Выжившие мятежники потеснились, на лицах читалась растерянность.
     - За Империю! - крикнул Беро.
     Уцелевших еретиков уже окружили и теснили все более. Они уже не пытались дразнить солдат, тратя на схватку каждое движение и каждый вздох - драка шла уже не за победу, только за жизнь.
     - Добивай! Не щади!
     Новые повстанцы больше не появлялись из подземного лаза - по-видимому, они струсили и предпочли славной гибели бесславное отступление.
     - Победа! - рявкнул Беро.
     Опьянение торжеством помешало ему заметить очевидный факт - забытые всеми каменщики почти закончили разбирать склеенную яичным белком стену. Последние камни рухнули, сбив с ног солдата.
     - Держать ворота! - запоздало приказал капитан Мориц.
     Стрелы посыпались градом, насмерть поражая беззащитных каменщиков, но было уже поздно. Упал запорный брус, кто-то охнул от ушиба, створки медленно-медленно, нехотя и плавно распахнулись на глазах у растерянных людей...
     За проемом ворот колыхалось море факелов - языки огня почти слились в сплошной ковер, словно под стенами форта выросло поле красных цветов. Клаус Бретон стоял в первых рядах, уже держа наготове обнаженный клинок, голову ересиарха укрывал капюшон ха