. В тот момент я понял, что не смогу попасть в осажденный форт, и не стоит совершать самоубийственной попытки. А раз так - придется продлить свое пребывание в пределах Церена. Эта перспектива вызывала у меня острую тоску.
     - Пожалуй, я постараюсь бежать из Толоссы, - задумчиво произнес врач. - Захватят люди Бретона форт или нет - крепость все равно будет взята в кольцо в самое ближайшее время. В таких случаях штурмующие не церемонятся. Боюсь, что у бравых солдат государя не будет времени отделять злостных еретиков от добрых и праведных церенцев. Эти воины более сведущи в горячительном, чем в богословии.
     - Отсюда надо убираться, - ответил я безо всяких околичностей.
     - У вас есть лодка?
     - Лодка найдется, да вот только выпустят ли нас стражи Толоссы?
     Людвиг с удивлением воззрился на меня.
     - Что с вами, любезный Вольф? В Толоссе заперто немалое число горожан, и, к тому же, осело несколько тысяч собравшихся со всей округи мятежников. Вся эта свора или, если хотите, компания, с великолепной скоростью истребляет провизию. Кроме того, еретики нуждаются в запасах на случай неминуемой осады. Если Бретон не будет время от времени отворять ворота, чтобы впустить или выпустить обоз, у них, поверьте мне, моментально кончится еда.
     Я ужасно смутился. Ренгер походя раскусил мою наивность легкомысленного чужака. Виду я постарался не показать, но дал себе слово впредь держаться осмотрительнее и, чтобы исправить положение, добавил:
     - Но тогда зачем нам лодка?
     - Вы правы, любезный Вольф, лодка нам ни к чему, - ответил посрамленный мною Людвиг Ренгер. - Мы выберемся отсюда вместе с обозами.
     На этом мы и порешили. Я и лекарь спустились с крыши и принялись складывать вещи. Я опять не смог отыскать ни клочка пергамента. Такое положение вещей решительно перестало мне нравиться. Наверное, я бы попросту ударился в панику, если бы не общество церенского лекаря. Он показался мне сообразительным, порядочным и надежным человеком, не обремененным фанатическим рвением и религиозными предрассудками Империи. Почему-то я был уверен, что он сумеет обойти и денунциантов Трибунала, и "братьев? Бретона. Во всяком случае, обществом таких помощников не стоило разбрасываться.
     Мы вместе дождались возвращения кира Антисфена, но ученый собиратель ересей еще не закончил свой труд и наотрез отказался покидать мятежный город. Он казался всерьез расстроенным - кто-то стащил его книгу in-quarte, и многомудрый румиец остался без пергамента. Я не стал рисковать из-за его ученого рвения и простился с другом до лучших времен.
     Побег был назначен на завтра. Благочестивые солдаты Бретона после неудачного штурма вернулись на площадь перед ратушей, и наша ученая компания отпраздновала расставание, распивая местное вино под унылые звуки их псалмов.

Глава XIII
Побег

     Людвиг фон Фирхоф. Толосса. Церенская Империя.
     Штормовой ветер нес на Толоссу водяную пыль, занималось хмурое утро, намеченное для побега.
     Вереница телег с грохотом катила по булыжной мостовой, направляясь к воротом мятежной крепости. Возница одной из телег, кутаясь в легкий плащ, то и дело оглядывался на своего спутника - тот, по-видимому, дремал, укрывшись от дождя под грудой пустых мешков.
     - Проснитесь, мэтр Людвиг.
     - Я не сплю, - словно бы лениво ответил мнимый медикус.
     Фон Фирхофу нравился ход событий. Тонкая обмолвка насчет лодки помогла узнать способ, которым беглецы проникли в крепость. В этом способе не было ничего сверхъестественного, гримуары не применялись - это вполне устраивало Людвига.
     Еретики-пикинеры, усевшись на соседние телеги, степенно переговаривались. Бретон, по слухам еще вчера легко раненый стрелой, не показывался. Обоз вел Штокман, правая рука ересиарха, рыжий, одноглазый солдат-дезертир, родом из самой Толоссы. Он не мог опознать фон Фирхофа, и, разумеется, не обращал на поддельного медикуса ни малейшего внимания. Редкие острия пик колебались над телегами, дождь стекал по стальным колпакам, кольчугам и курткам. Ворота распахнулись и, словно пасть мифического кашалота, выплюнули кавалькаду на насыпь. Нещадно стегаемые мулы проворно тащили пустые повозки. По сторонам насыпи бесновались, разбивались о камни, темные, в брызгах и клочьях белой пены, волны. Издали могло показаться - повозки святого братства дивным образом движутся прямо по воде. У самого берега волны кипели в хаосе штормового прибоя.
     - Вы слышите меня, Ренгер?
     - А?
     - Куда мы едем?
     - Должно быть, к ближайшей деревне, - небрежно ответил посланец императора. - А что?
     - Мне нужен запас пергамента.
     - Едва ли вы его найдете там.
     Хронист мокрой курицей нахохлился под дождем.
     "И это - первый злодей Империи?? - фон Фирхоф испытывал острое и искреннее разочарование. "Мы изощрялись в ловкости, чтобы обойти и поймать растяпу. Вместо волка в капкане оказался кролик". Колеса повозок разбрызгивали жидкую грязь. Трое верховых отделились от кавалькады и, стегнув лошадей, скрылись за кипарисовой рощей. Дождь припустил вовсю, скрыв силуэты всадников.
     Адальберт внезапно насторожился:
     - Вы ничего не слышали, любезный медикус?
     Людвиг прислушался. Рев прибоя и шум ветра в кронах глушили посторонние звуки, и, тем не менее...
     - Это крик, я бы даже сказал - вопль.
     Зафыркали обеспокоенный животные. Обоз встал, пикинеры Штокмана вскочили с телег, и как раз вовремя - из-за деревьев во весь опор вылетел вражеский конный отряд. Еретики, не ожидая подобного оборота, едва успели приготовиться к отпору. Дальнейшее произошло очень быстро и в том ключе, которые менее всего устраивал хитроумного советника императора. Бретонисты кое-как уперев копья в размокшую землю, выставили их навстречу противнику. Всадники на каурых лошадях, врезались на скаку в редкую стену пик и пробили ее, на дороге осталось с полдесятка раненых и умирающих лошадей. Те из атакующих, которые уцелели, поспешили разрядить в копейщиков арбалеты, и, воодушевленные успехом, взялись за мечи.
     Оглушительный лязг железа смешался с горестным ржанием раненых скакунов. Кое-кто из всадников спешился. Стрелы и метательные дротики летели во все стороны, причем весьма густо, что делало спасение от них делом затруднительным.
     Людвиг схватил зазевавшегося Хрониста за воротник, столкнул его под телегу и прыгнул туда сам, пара стрел ту же вонзилась в повозку, еще одна - в деревянный обод колеса.
     - Что будем делать, друг мой Ренгер? - спросил озадаченный Хронист. Шпион императора не нашелся, что ответить.
     Тем временем битва шла своим чередом. Как и положено в таких случаях, почти побежденная сторона, обнаружив плачевность своего положения во всей красе, от безысходности воспрянула духом. Еретики, бросив бесполезные в ближнем бою пики, взялись за клинки. Штокман снял с плеча здоровенный двуручный меч и ощерил некогда прореженные в битвах зубы. Бывший дезертир, обращенный в правую веру лично Бретоном, в этот момент представлял собою величественное и опасное зрелище. Он хриплым голосом тянул боевой гимн, со свистом рассекая перед собою воздух:
+++
     Щадить охоты нет
     Нам собственной рукой.
     Стоит с начала лет
     На этом род людской.
     Достань врага копьем,
     Рази его мечом,
     Сегодня он убит,
     А завтра мы умрем.

     Солдаты империи, не желая связываться с буйно помешанным, попросту избегали подворачиваться под его удары. Тяжесть и инерция меча мешали Штокману как следует гоняться за хитрецами.
     Людвиг вполне осознавал, что попал в ужасную ситуацию. Если одолеют солдаты Гагена, то императорский шпион вместе со своей добычей, скорее всего, по ошибке будет убит на месте. Если одолеют бретонисты, то в лучшем случае придется вернуться обратно в Толоссу, положение которой с каждым днем становилось все безнадежнее. Под боком заворошился Хронист, кажется, даже до легкомысленного Адальберта дошла крайняя опасность положения:
     - Друг мой Ренгер, - печально спросил он, - у вас не найдется клочка пергамента?
     Отчаявшийся фон Фирхоф готов был воспользоваться даром несчастного, но, на беду для себя, лишь тщетно обшаривал кошель и складки одежды.
     - Ни единого обрывка.
     Телега принялась опасно крениться, трещать и, в конце концов, завалилась совершенно, похоронив беглецов под грудой ломаного дерева и пустыми мешками. Между тем солдаты беспощадно добивали последних еретиков. На ногах оставался один кривой Штокман, который продолжал яростно таращить глаз, легко вращая неподъемным мечом. Летящие в дезертира стрелы отскакивали от тяжелой кольчуги и стального колпака. Стражей Империи уцелело немногим больше, помощника ересиарха обступила пятерка врагов.
     Людвиг уже прикидывал, не кончится ли бой взаимным истреблением сторон, когда на сцене появились новые действующие лица.
     Рухнул сержант, сраженный мечом Штокмана, и в этот же миг, сам еретик пал с шумом и лязгом, как подкошенный. Фон Фирхоф успел заметить, что от железного колпака рубаки отскочил в сторону изрядных размеров булыжник, которым, собственно, тот и был оглушен.
     Свистнула волосяная удавка и обвилась вокруг шеи имперского солдата. Второй солдат остановился, озираясь, прилетевший из-за кустов нож вонзился ему в глаз. Третий обрушился на подскочивших противников с мечом, поэтому прожил еще минуту. Четвертый, не дожидаясь развязки, пустился без оглядки бежать.
     Самый рослый из трех убийц отбросил с лица мокрые волосы и оказался дюжим, разбойного вида молодцем, в котором Адальберт Хронист без труда узнал бы все того же "беглого разбойника Шенкенбаха".
     - Дождевиком поздравили - высоко сложили. Обшаманиваем лохов , - заявил верзила, и с помощью альвиса принялся обдирать доспехи и одежду с убитых. Наемный колдун остался в стороне, он растерянно зыркал раскосыми глазами по залитому кровью и заваленному телами месту побоища.
     - Эманация астрального эфира, о доблестные друзья... Она не спокойна. Эманация говорит о присутствии на месте злодейства нашего наблюдающих сил...
     Людвиг замер под кучей досок и мешков, придавив что было сил руку перепуганного Хрониста:
     - Молчите...
     - Не вздумай скурвиться , - из-под земли достану, - немедленно пообещал трусливому колдуну обозленный пророчеством главарь разбойников.
     Альвис Айриш на всякий случай вытащил и показал длинный и тонкий, острый, как бритва, нож. Воровская троица закончила хозяйственные дела и принялась укладывать награбленное добро, по одному подбирая те самые мешки, которые укрывали фон Фирхофа.
     - Меч на румийской перевязи, дешевый, рукоять латунная - две штуки...
     - Кольчуга фробургской работы, обыкновенная, с малой дыркой - одна.
     - Башмаков прочных, несортированных - одиннадцать.
     - Ячменей  - тощих, потрошеных - пятнадцать с половиной штук.
     Людвиг, залегший под грудой мешков, не знал, смеяться ему или отчаиваться.
     - Может, молитву прочитать?
     Адальберт Хронист сосредоточенно возился рядом. Кажется, он пытался закатать рукав потрепанной куртки.
     - Упаковка кончается, - заявил раздосадованный альвис Айриш.
     Шпион императора извлек кинжал из ножен и шепнул Хронисту:
     - Постарайтесь не стоять между ними и мною. Держитесь в стороне и не вмешивайтесь. Как только позволят обстоятельства - бегите со всех ног.
     Адальберт отозвался не сразу, он закатал-таки рукав и как раз в этот момент хорошо заточенным стилетом царапал собственное запястье.
     - Сейчас, сейчас... погодите, дружище Ренгер.
     Шенкенбах внезапно насторожился.
     - Хиляем отсюда.
     Разбойник, шулер и зловредный чародей, подхватив уже заполненные мешки, проворно пустились наутек и моментально скрывшись в кипарисовой роще.
     Едва лишь исчезла шайка, как новый отряд ворвался на место действия. Дорога содрогалась под копытами скакунов - еще бы, немалую часть кавалькады составляли посаженные на тяжеловозов ремесленники Толоссы. Могучие кони неохотно изменяли своему основному аллюру, то есть, попросту говоря, все время норовили перейти на шаг, но это ничуть не смущало бретонистов. Во главе кавалькады, опередив всех, на хорошей лошади резво скакал сам Бретон. Волосы еретика-расстриги, в пику традиции священнослужителей, отпущенные пониже ушей, развевались, утонченное лицо светилось гневом и экстазом битвы. В этот самый момент на земле заворочался оглушенный и раздетый почти донага, но вполне-таки живой Штокман: "О, Небеса и Святое Братство! Я жив".
     - Что у вас с рукой? Она кровоточит. Что вы натворили, Вольф? - прошипел Адальберту рассвирепевший Людвиг.
     - Потом расскажу, кажется, я сам не знаю как, вызвал подмогу, - пробормотал в ответ обескураженный Хронист. И тут же, отбросив мешки, выскочил из убежища едва ли не под копыта коней.
     Шпион императора, богохульствуя в душе, зачерпнул пригоршню жирной грязи и растер ее по собственному лицу - риск быть узнанным Бретоном решительно перевешивал требования чистоплотности.
     Ересиарх остановил коня так, что благородное животное вскинулось на дыбы. Он спешился и заключил в братские объятия лишь наполовину пришедшего в себя Штокмана.
     - Ты жив, брат мой! Враг повержен, бог сохранил твою жизнь для святого служения.
     Затем предводитель мятежа обратился к Людвигу и Хронисту:
     - Братья, отвага и смелость ваша - славный дар на алтарь справедливости.
     Адальберт приосанился, одновременно храня лукавый вид. Фон Фирхоф почесал бровь, заодно благоразумия ради как следует размазывая по лицу грязь.
     - Следуйте за мной. Сотоварищи дадут вам место в седлах, - сумрачно и гордо заявил ересиарх.
     Людвигу пришлось устроиться в седле тяжеловоза позади парня, видом напоминавшего оружейника. Адальберт последовал его примеру, составив компанию крестьянину.
     - Вперед, в Толоссу! - возвысил голос Клаус Бретон. - Слава Господу и дорога Братству!
     Еретики в который уже раз грянули псалом, грубые голоса сплетались с раскатами отдаленного грома, дождь утих, в воздухе пахло грозовой свежестью, волны все так же плескали о прибрежные валуны.
     Сцена получилась величественная, но это совершенно не радовало фон Фирхофа - побег из мятежного города безнадежно провалился. Промокший до нитки Адальберт с довольным видом трясся на лошадином крупе. Разинутая пасть ворот снова поглотила отважный отряд, копыта боевых битюгов молотили по мостовой.
     ...Незадачливые беглецы покинули седла тяжеловозов на площади перед ратушей и вернулись в ту самую привратницкую, из которой утром решительно начали свой путь. Людвиг смыл с лица грязь и плеснул в глиняные кружки вина:
     - Как ваша рана, дружище Вольф?
     Мнимый Россенхель стащил порванный и насквозь промокший плащ.
     - Почти не беспокоит.
     - Отменно. Я смотрю, вы к тому же исцарапали руку?
     - Немного.
     - И подмога пришла как нельзя вовремя...
     Адальберт вздохнул и с двусмысленным видом уставился на огонь в очаге. Раздался веселый стук деревянных подошв и в комнату, подобрав юбчонки, впорхнули две девушки лет шестнадцати. Их длинные волосы - золотые у одной, а у другой - темно-пепельные, тугими кольцами рассыпались по стройным спинкам.
     - Откуда вы, ангелы? - поинтересовался Хронист.
     - Не сомневайтесь, Россенхель, - заверил его Людвиг. - Юные толоссийки искренне любят адептусов правильной веры... У вас найдется серебряная марка на зубок ангелочку?
     - Я думал, ересь бретонистов предполагает аскетизм и добродетель.
     - Конечно, только местные девушки не искушены в богословии, зато хорошо знают, что такое бедность...

***

     - Ах, любезный Людвиг! - спустя некоторое время заявил Адальберт-Вольф Россенхель, - моя история сама просится на язык.
     Он намотал на указательный палец желтые кудряшки прикорнувшей на его плече красотки и меланхолично продолжил:
     - Странствуя в пределах Империи, я встречал множество разнообразных людей. Одни были добры, другие - не очень. Более всего, как мне кажется, среди них встречалось разных мастей дураков. А те, что неизменно оставались умны, фатально склонялись к мошенничеству. Меня семнадцать раз обворовывали, пять раз грабили и тринадцать раз пытались убить. Сам же я двадцать семь раз склонял к сожительству девиц разных сословий и даже пытался плутовать в кости...
     Слегка шокированный болтливостью Хрониста, наполовину трезвый фон Фирхоф внимательно уставился на обнажившееся дно кружки - вина там оставалось совсем чуть-чуть. Девушка с пепельными косами изрядно захмелела. Она, хихикая, устроилась на коленях Людвига и явно не собиралась оттуда слезать.
     - Я наткнулся на вас случайно, - заявил тем временем совершенно пьяный Адальберт. - И с тех пор готов благословлять фортуну - так вы находчивы и умны. Вы искусный лекарь. И при этом вы самый честный, открытый и порядочный человек, которого я встречал под небом Церена...
     "Как бы не так?, - подумал шпион императора.
     - ...мне мучительно хочется поделиться с кем-то своей историей, и нет более достойного доверия лица, нежели вы, Ренгер. Молчание, которое длится месяцами - это сущая пытка. Любезный друг, вас не поразило наше сегодняшнее чудесное избавление"..
     - Не поразило ни в коей мере. В конце концов, разъезды бретонистов постоянно рыщут вокруг Толоссы. Стоит ли удивляться тому, что один из отрядов вспугнул разбойников?
     - Не все так просто... Вы не выдадите моей тайны?
     - За кого вы принимаете меня? - с деланной обидой нахмурился фон Фирхоф.
     - Я верю вам, верный друг! Я открою вам тайну...
     ...Людвиг терпеливо дослушал цветистые откровения наиболее прославленного политического преступника Империи. Ничего особо нового он не узнал. Впрочем, одна подробность все-таки в немалой степени поразила его.
     - Как вы додумались использовать стилет вместо пера, а вместо пергамента - кожу своей руки?
     - Поверьте, додуматься использовать собственную кожу вместо телячьей совсем не трудно, если речь идет о спасении шкуры...
     Он трусоват - с удовлетворением подумал Людвиг. Похищение не удалось, не беда, в конце концов, получится в другой раз. Если пленить этого поддельного Вольфа Россенхеля, императору будет не трудно сломить и подчинить его. Я сжег гримуары и in-folio, даже безвредное in-quarto нашего приятеля - румийца. Этого тоже оказалось недостаточно. Ну что ж, значит, кроме всего прочего, мне придется отобрать у Адальберта стилет. Кожа этого человека слишком большая магическая ценность, чтобы царапать ее просто так.
     Нетрезвый Адальберт помотал головой и добавил с искренней, прочувствованной грустью:
     - Вы не представляете, Ренгер, насколько тяжела моя жизнь. Почему-то человека, обладающего мистической властью, принято считать либо счастливейшим созданием, либо сумрачным злодеем. Но это же ужасное заблуждение! Все сочиненные мною милости судьбы самым подозрительным образом выходят мне же боком...
     - Неужели?
     - Ну конечно, разумеется! Допустим, я пожелаю воздвигнуть себе статую из золота высотой в сто футов...
     - И что?
     - Как только она будет воздвигнута по мановению пера, к ней сбегутся все разбойники округи. Разумеется, я буду тут же убит, колосс разбит на куски, цены на золото упадут, на лалы и изумруды - поднимутся, ювелирный рынок Империи и Уэстока рухнет в глубочайший кризис, и ...
     - Вы правы. Ни в коем случае не воздвигайте статуй. Впрочем, решить проблему с разбойниками, должно быть, не столь уж сложно?
     - Не торопитесь, мой легковерный друг. Допустим, я пожелаю иметь надежную охрану, но вызванные из небытия воины уже не способны исчезнуть! Обосновавшись в реальности, они потребуют жалованье, поневоле превращая меня в лучшем случае в капитана наемников, а в худшем - в еще одного вожака странствующих бандитов.
     - Вы могли бы пожелать себе земли, титул, замок, прочное положение в рядах дворянства Церена.
     - Для того, чтобы получить некие земли, я должен придумать, куда деть их хозяина. За каждым из таких баронов, между прочим, не одна сотня крепких и немилосердных родичей, о которых я до поры до времени никакого п