ил беспричинный страх, он осенил себя священным знаком и отошел от окна.
     - Слово дано и его следует выполнить. Эта женщина не опасна и не столь уж великая грешница - это всего лишь суеверная истеричка. Женская природа подвержена плотским соблазнам и меланхолии. А теперь ты, добрый брат Арно, распорядись, чтобы наши братья схватили Вольфа Россенхеля. Ты же, брат Штокман, прикажи стражу братства догнать Магдалену из Тинока и безопасно вывести ее за ворота.
     Через минуту вожаки мятежников расстались, чтобы наилучшим образом выполнить задуманное.

Глава XV
Чайки крепости

     Магдалена из Тинока. Толосса, Церенская Империя.
     - Куда теперь?
     - Лезь наверх, потом налево. Я доведу тебя до самой насыпи.
     Ведьма робко шла по гребню стены, запахнув плащ и придерживая больную руку, сзади топали кованые башмаки "доброго брата". Камень под ногами осклиз от дождевой влаги, морских брызг и птичьего помета. Днем расстояния между зубцами позволяли видеть, как пенится вода у подножия скал, но сейчас ночная темнота скрывала все.
     - А кровь заговаривать ты умеешь? - спросил конвоир.
     Ведьма не отвечала, молча переживая крушение планов. Собственное удивительное спасение и необъяснимое милосердие Бретона только увеличивали ее горе. Магдалена опустив голову, старалась смотреть под ноги - совсем не трудно поскользнуться на мокром, испачканном птицами камне.
     - А зубы лечить? - не унимался любопытный мятежник.
     Далеко внизу, в бархатной темноте колыхалось сонное море. Море манило Магдалену. Колдунья прикинула, не броситься ли с стены вниз? Валуны помогут ей умереть, прилив подхватит тело, рыбы растащат утопленницу на части и, в конце концов, от последней обитательницы Тинока не останется ничего. Конвоир заметил промедленье ведьмы, но истолковал его не правильно:
     - Боишься воды? Не трусь, кому быть сожженным, тот не утонет.
     Парень захохотал, сочтя шутку чрезвычайно удачной. Тощая оборванная тетка, посрамленная Бретоном, не казалась ему опасной.
     - Странный и бесполезный вы люд - колдуны...
     Ссутулившаяся ведьма кое-как брела, пропуская мимо ушей насмешки еретика. Через несколько шагов она запнулась - под ноги попался трупик мертвой птицы. Стена, следуя изгибу береговой линии острова, делала в этом месте резкий поворот. Потревоженная рука отозвалась резкой болью. Магдалена остановилась, солдат, как ни странно, не торопил ее. Полускрытый ночной темнотой, он замолчал и без единого слова стоял всего в двух шагах от колдуньи. В какой-то момент Магдалене показалось, что силуэт конвоира изменился, от него повеяло жутью и пустотой.
     - Ты чего?
     Ощущение нереальности рассеялось - солдат поймал ведьму за здоровое плечо.
     - Пусти!
     Только что помышлявшая о добровольной смерти, сейчас Магдалена испытывала панический, парализующий волю страх. Враг сделал короткое, быстрое, неуловимое движение - колдунья не успела осознать, что происходит, она попыталась отпрянуть в сторону с инстинктивной ловкостью загнанной лисы. Лезвие кинжала вошло в бок женщины. Завозились потревоженные птицы в бойнице стены.
     - Так-то будет лучше, тетка.
     - За что?
     Какая-то птица, почти невидимая в темноте, слепо метнулась, натыкаясь на камни.
     - Ты не нравишься брату Штокману, - ответил солдат с деловитым равнодушием.
     Он ухватил упавшую за густые волосы и запрокинул голову ведьмы, отыскивая на шее удобное для удара место.
     - Пусти! Тогда я магией добуду тебе счастье.
     - Да замолчишь ты, наконец, шлюха? - беззлобно ругнулся мятежник.
     Ослепленная темнотой птица пронзительно, панически крикнула. Магдалена забилась, вырываясь.
     - Нет!
     - Да тихо ты, не ори, дура...
     Солдат попытался зажать колдунье рот, но тут же отдернул укушенный палец. Завозились, шурша перьями, потревоженные птицы.
     - Не надо!
     Магдалена, загнанная в угол, отчаянно озиралась в поисках спасения - ведьма видела в темноте лучше солдата, но не видела ничего обнадеживающего. Свистел ветер. Издалека доносилась сумрачная песня - ее тянул хор мужских голосов.
     Чародейка зажмурилась и мысленно потянулась к средним слоям воздуха, туда, где имеют обыкновение вольно носиться мелкие духи - покровители местных ветров или скал. Струи ветра мчались на недосягаемой высоте, лишь местами прорываясь к самой поверхности моря. Вихрь унес, разметал добрые эфирные сущности, пустота, заполненная ветром и влагой, оставалась безжизненной.
     "Призываю тебя, приди!?
     Огромное пустое пространство равнодушно молчало. В тонких слоях ночного тумана, среди низко нависших перистых облаков не было никого. Магдалена потянулась выше - туда, где над покрывалом туч, неистово мчался ночной эфир. Могучая, слепая сила, гонимая бичом стихий, рвалась клочьями; цепляясь за обрывки эфира, с хохотом мчались, сцепившись в нечестивый хоровод, демоны, их злобные хари кривились усмешками. Один из чертей игриво подмигнул ведьме и поманил ее длинным, тонким, вооруженным острым когтем перстом. На пальце сиял стальной перстень. Камень, так же, как и глаза беса, горел блеклым, тоскливым, голодным огоньком. Рыло черта покрывала жесткая рыжеватая щетина, космы тумана запутались в его рогах...
     - Нет! Сгинь!
     Перепугавшись еще больше, Магдалена отпрянула, связь с эфирными слоями прервалась. Солдат дернул женщину за волосы, он не торопился убивать, не желая слишком быстро расставаться с приятным ощущением власти.
     Чародейка еще один раз, последний, потянулась мысленно к воздуху и ветру и в тот же миг ощутила, что кроме нее и солдата на гребне стены еще кто-то есть. Новая сущность, маленькая полуразумная душа, светилась яркой, рубиновой точкой, билась крошечным сердцем, мерцала, словно раскаленный уголь, но опасной она не казалась.
     "Кто ты??
     Ответа не было. Вернее, был ответ - он коснулся разума колдуньи не словами, а образами - словно шум моря, песня ветра, шелест упругих перьев, взмах широких, белых крыл.
     "Это чайка, задремавшая в бойнице? - поняла волшебница.
     Птица проснулась, ее теплое сердце часто стучало.
     "Помоги!? - мысленно позвала-попросила Магдалена. Должно быть, где-то неподалеку в этот самый момент вспыхнул большой огонь - острые сполохи пламени высветили источенный непогодой камень, засохший птичий помет, россыпь невесомых шелковых перьев. Этого света оказалось достаточно - чайка встрепенулась, поднимаясь на крыло.
     Солдат выпустил Магдалену и едва успел заслонить лицо - упругие перья били его по глазам. Чайка вернулась в круг света, еще две птицы круто и сильно взмыли, вырвавшись из бойниц.
     "Беги!?
     Освободившаяся Магдалена с трудом поднялась на ноги и помчалась вдоль гребня стены.
     Она бежала неистово, не обращая внимания на боль. Кровь хлестала из проколотого бока, заливала плащ, стекала по бедрам и ногам. Обычно острое зрение почти отказало чародейке - зато невероятно обострился слух; ночь пела и шуршала, перекатывая гальку рукой прибоя, звенел бесконечно далекий эфир, ветер дул в невидимую свирель, хлопал вымпелами на башнях форта. Ведьма слышала, как дышат во сне дети и стонут, мучаясь горячечной бессонницей, раненые, до нее долетало бряцание оружия и лай бездомных псов, шум крови в собственных висках и хруст стропил башни. И везде - в бойницах стен и меж зубцов затаившегося в молчании форта, на крыше башни и на уступах скал - бились бесчисленные маленькие бесстрашные сердца чаек...
     - Спасибо, птицы!
     Ответ коснулся не слуха - мысли, слов не было - на Магдалену снова налетело свежее, свободное дуновение моря.
     В последних сполохах огня ведьма осмотрелась - в этом месте городская стена спускалась к воде отвесно. Стена была относительно невысока, скал у подножия не было, ленивые волны без гребней скрывали глубокое дно. Колдунья сбросила плащ, шмыгнула меж зубцов стены и, стараясь не переворачиваться плашмя, прыгнула в черную воду.
     Вода приняла ее и укрыла с головой, Магдалена изо всех сил заработала здоровой рукой, пытаясь всплыть - в конце концов ей это удалось. Волнение, такое заметное, если смотреть сверху, теперь почти не ощущалось, только время от времени очередная волна заливала виски и уши. От соленой влаги разболелась рана на боку. Чародейка из последних сил поплыла к берегу, оставляя в воде кровавый след.
     - Эфир и духи! Помогите!
     Эфир угрюмо промолчал, духи куда-то умчались, добрые усталые чайки вернулись в свои бойницы. Только стайка мелких жадных рыбешек суетилась, распознав добычу по запаху крови. Ведьма не на шутку перепугалась, что этот запах привлечет какое-нибудь скользкое чудище - спрута глубин; от сандалий удалось избавиться с трудом, платье намокло и тянуло на дно.
     Она перевернулась на спину и полежала на волне, всматриваясь в затянутое тучами, однако заметно посветлевшее небо, потом осторожно поплыла, работая ногами. Время шло, но ничего не менялось, в какой-то момент Магдалене показалось, что она, вместо того, чтобы приближаться к берегу, плывет в открытое море. Колдунья с трудом подавила страх, овладела собой и поплыла еще быстрее. Лицо то и дело заливала волна, пару раз тела коснулся скользкий купол медузы.
     - Эфир, помоги!
     Волна подхватила живую ношу и с силой метнула ее на прибрежные валуны, колдунья вскрикнула от боли, перевернулась на мелководье, и ползком выбралась на берег. Рука повисла и болела нестерпимо, рана обильно кровоточила, в ушах звенело от потери крови. Несчастная ведьма кое-как подобрала порванное платье и уныло поплелась прочь.
     - Будь прокляты мужчины - все они свиньи и собаки, а не люди. И ты, Бретон, обещавший мне жизнь, ты такой же обманщик, как и все!
     Под утренним ветерком шумела кипарисовая роща. Почти совсем рассвело, и маленький костер, разведенный между камней, выдавал не свет огня, а витая струйка дыма.
     Магдалена принюхалась - к запаху прогоревших веток примешивался запах еды. У костра утроились двое - чернобородый здоровяк с объемистым брюшком любителя выпивки и коренастый рыжий малый плутоватого вида. Дешевый доспех - обшитые пластинами кожаные куртки - выдавал в них наемных пехотинцев императора. Рыжий пехотинец как раз обгладывал телячью кость, но это совсем не мешало ему говорить пакости:
     - ...А еще рассказывали, что в соседней деревне бес мальчонку из колыбели похитил и бесененком подменил. Тот вырос - бессловесный, ни речь сказать, ни молитву прочесть, только жрал, и, прости меня Господь, говном все пачкал. Хотели люди утопить его, потому что души в таких нет, одна плоть, да бес внутри. Но парень сам умер...
     - Врешь ты все, брат Хайни, - лениво отозвался чернобородый.
     - Не вру, клянусь питейным рогом святого Никлауса! А еще, слышал, знатная дама, из фон Вормсов, перед зеркалом стоя, в стекле том увидела не лицо свое благородное, а мерзкую задницу дьяволову, который оную за спиной баронессиной нагло обнажил и предъявил...
     Чернобородый, не выдержав, захохотал. Ведьма подобралась поближе. Шум в ушах усилился, Магдалена посмотрела вниз и с ужасом обнаружила, что ее босые ступни покраснели от крови, которая стекала из вспоротого бока по ногам.
     "Помогите!? - хотела крикнуть чародейка, но сумела только пробормотать что-то невнятное, колени ее ослабели и беглянка ничком рухнула в жесткие заросли, потеряв сознание.
     Хайни Ладер попытался кинжалом расколоть кость уведенного с вечера теленка, но попытки его не увенчались успехом. Он с досадой отбросил начисто обглоданный мослак.
     - Эй, Лакомка, ты слышал?
     - Чего слышал?
     - Разрази меня гром - здесь трещали кусты. Не профос ли наш идет?
     - Едва ли. Пошли, посмотрим...
     Друзья вломились в заросли. Среди камней и чахлых кустиков сухих трав, обняв руками крутобокий камень, ничком лежала женщина. Ее платье было порвано и испачкано кровью, густые длинные волосы разметались в беспорядке. Хайни перевернул незнакомку. Раскосые глаза оказались закрыты, бледное лицо с высокими скулами показалось ему красиво-скорбным.
     - Помоги ее поднять, Лакомка.
     - Что с ней?
     - Рука вывернута.
     - Муж побил, наверное.
     - Это вряд ли. Ей проткнули бок ножом, платье мокрое, в волосах водоросли.
     - Небесный Гром! Она, похоже, в одиночку переплыла залив.
     - Отважная тетка. Это еретичка из Толоссы.
     - Святой Регинвальд, спаси наши души от мерзких еретиков! Так чего ты возишься? Оставь ее! Или, может, отнесем к капеллану? За бретонистов должны давать награду.
     Хайни помедлил.
     - Не хочу я связываться со святыми отцами. Рог святого Никлауса, дружище, слишком жжет мою котомку. Обойдемся без наград, оставим ее, где лежала, да и дело с концом.
     Женщина шевельнулась и открыла глаза. Они оказались черными-черными, как бездонное небо, с золотыми искрами.
     - Я не еретичка...
     - Слышь, Лакомка, она говорит, что, мол, не еретичка.
     - Врет, конечно, не сомневайся.
     - Ей, женщина, если ты не еретичка, скажи-ка, кто у нас первый человек перед лицом Господа? - коварно поинтересовался Хайни.
     - Великий Император, государь Церена Гаген Справедливый! - набравшись сил, истошно взвизгнула колдунья.
     Хайни подпрыгнул от неожиданности.
     - А я-то думал - она вот-вот концы отдаст! Сильна еще. Такие слова ни один еретик даже на костре не выговорит.
     - Эй, женщина, откуда ты здесь взялась? - осторожно поинтересовался Рихард Лакомка.
     - Я бежала из крепости, от злодеев, которые носят пики, мечи и не правильно распевают искаженные псалмы, - довольно искренне ответила Магдалена.
     - Праведная, должно быть, женщина! - прочувствованно произнес Хайни. - Помоги мне, друг, поднять ее с земли.
     ...Через некоторое время перевязанная и накормленная чародейка из Тинока, устроясь у дымного костерка, нянчила уложенную в лубок руку. Рана под повязкой подсохла, кровь унялась. Ладер, подрумянивая на огне очередной кусок украденного теленка, разглагольствовал:
     - Слушай меня, Магда! Их еретические пехотные пики - видимость одна, и супротив конных латников не годятся...
     - Угу, - отвечал Рихард, уплетая сочный кусок. - Толоссу обложили со всех сторон, как весеннюю кошку.
     Он помахал в воздухе наполовину обглоданной костью.
     - Скоро негодяям придется подтянуть пояса - подвоза больше не будет и все такое. Не сокрушайся, добрая женщина, наш капитан не промах, и скоро твои обидчики получат по заслугам.
     Хайни запоздало и с некоторым сомнением поинтересовался:
     - Эй, Магда, а сама ты каким ремеслом промышляешь?
     - Лечу грыжу и прострел, гадаю по зернам и звездам, исцеляю скотину, принимаю роды! - довольно бодро ответила Магдалена.
     - А патент от святых отцов у тебя есть?
     - А как же!.
     - А ну-ка, покажи!
     - Он утонул в заливе, - как ни в чем не бывало заявила чародейка.
     Проницательный Хайни внезапно загрустил:
     - Скажи мне, добрая женщина, а ты, случаем, не ведьма?
     - Да что же вы этакое скверное подумали-то, славные солдатики!
     Лакомка на этот раз тоже оказался на редкость сообразительным:
     - А пускай она себя знаком святым очертит! А иначе веры не будет.
     Магдалена задумалась. Ведьмовство считалось несовместимым с подобными жестами, но что-то подсказывало чародейке, что на деле ограничение это не столь уж сурово. Она глубоко вздохнула, набравшись смелости, здоровой рукой осенила себя знаком треугольника и победно воззрилась на наемников:
     - Вот так. Теперь верите?
     Крыть было нечем и Ладер серьезно кивнул:
     - Верим. А молитвы ты знаешь? - на всякий случай добавил он.
     - Pater noster, qui es in caelis - нараспев затянула Магдалена.
     Расчувствовавшийся Рихард налил из баклажки вина.
     - Так выпьем же за посрамление твоих обидчиков-еретиков, Магда-красотка!
     Друзья опрокинули по малой кружке. Солнце уже поднялось над горизонтом. Они поднялись и, прибрав в яму остатки теленка, закидали костер песком. Ведьма ковыляла в хвосте маленькой процессии, кутаясь в подаренный щедрым Ладером запасной плащ.
     Лагерь императорских наемников представлял собою живописное зрелище. Склон холма, полого идущий к морю, покрывали костры и палатки. Ров охватывал прибежище пехотинцев, оберегая его от внезапного налета еретической конницы. Костры курились, трепетали яркие флажки на копьях, рубаки в толстых кожаных куртках чистили мечи. Кто-то спал, кто-то ел, кто-то играл в кости. Капитан Конрад - рослый здоровяк в отличных латах маячил у входа в собственный шатер.
     Ладер, Лакомка и Магдалена устроились чуть поодаль, так, чтобы и негромкий разговор подслушать было нельзя, и вид не внушал подозрений. Для непристального взгляда чародейка в этот момент почти ничем не отличалась от солдатской женщины - выдавала ее разве что чрезмерно потрепанная одежда и отсутствие даже непритязательных украшений. Прекраснолицая Белинда, любовница профоса, издали пренебрежительно оглядела конкурентку:
     - Prostituta...
     Магдалена равнодушно проигнорировала оскорбление.
     - ...ну и что он дальше-то делал? - нетерпеливо переспросил Лакомка.
     Ведьма устроила раненую руку на коленях и, предав скуластому лицу и раскосым глазам максимально возможное честное выражение, продолжила прерванный рассказ:
     - Супруг мой, мэтр Адальберт, жизнь вел самую предосудительную, проиграв в кости не только сукновальное заведение, полученное в наследство от отца его, достопочтенного мэтра Альбрехта, но и те скромные средства, кои зарабатывала я тяжким ремеслом...
     - Ослиная башка твой Адальберт! - возмутился Лакомка. - Не умеешь выигрывать - не берись. Вот я, например, имея баталию с нашим профосом...
     Ладер незаметно пнул приятеля ногой. Магдалена попыталась сладко улыбнуться:
     - Однажды я отправилась в Зильбервальдский лес, чтобы набрать шишек для растопки очага. На маленькой круглой поляне я увидела большой дуб, расколотый ударом молнии. Толстая ветвь его отвалилась, большое дупло раскололось, а спрятанное там сорочье гнездо выкатилось на мягкую травку...
     - А я сорок не люблю - мясо у них горькое и яйца тоже так себе, - благодушно рявкнул Рихард.
     - ...Там, среди пуха, перьев и соломы обнаружила я изумруд великой чистоты, прекрасный как слеза девственницы...
     При слове "девственница? Ладер подозрительно закашлялся, но Магдалена, увлеченная собственным враньем, не обратила на это никакого внимания.
     - Изумруд сиял, как солнце, и мессир Анцинус по прозвищу Ящер, достойный нусбаумский ювелир, обещал за него целое состояние. Могу ли я описать горе, сразившее меня, когда, проснувшись поутру, обнаружила я, что муж мой Адальберт не только беззаконно бежал, покинув супружеское ложе, не только похитил изумруд, но и предался всей душой гнусному учению бретонистов?!
     Разочарованный Рихард ударил кулаком по траве.
     - Проклятый еретик!
     - Я двинулась в путь, дабы усовестить мужа и спасти его душу от ада, - заявила ведьма, дивно сверкая на наемников смоляными очами. - Под солнцем и ветром, в кровь побив ноги о камни, не доедая и терпя бесчисленные опасности пути, шла я, чтобы вернуть супруга под семейный кров. Я явилась в Толоссу чуть жива от усталости. И - кто бы мог подумать?! Непутевый супруг мой набросился на меня с упреками и побоями, уверяя, что дал обет скромности и воздержания, а бесценный изумруд обязан отдать на нужды запутавшегося в ереси аббата Бретона!
     - Обет воздержания дал, да еще и изумруд отдать?
     - Всенепременно - отдать, - печально обронила ведьма.
     Друзья трагически замолчали, увидев, что раненая женщина плачет. Магдалена, на минуту забыв о наемниках, вспоминала собственные беды - копоть, треск багрового огня, насмешки сержанта, клетку в подвале эбертальской тюрьмы, холодные беспощадные глаза и тихую, уверенную речь инквизитора, страх и бегство, мучительный путь через всю Империю, уцелевшего, насмехающегося (как ей казалось) Хрониста, предательство и обман Клауса Бретона. Она плакала настоящими слезами - крупные прозрачные капли, срываясь с ресниц, катились по щекам.
     Хайни Ладер вздохнул.
     - Ладно. Даже