ого, кто рядом, - и в коридор.  Правда,  далеко  я  не
убегу, да и стражники едва ли позволят себя резать - сам же учил...
   Вот если сюда первой  войдет  Ктимена!..  Нет,  на  это  рассчитывать
нельзя. Такую глупость не сделает даже она.
   ...Первый    толчок    я    пропустил.    Затем    почудилось,    что
Поседайон-Землевержец добрался-таки до Микасы, решив  перевернуть  здесь
все вверх дном. Я отскочил подальше от  двери,  соображая,  что  делать,
если начнет рушиться потолок. До
   Конца решить эту несложную задачу не удалось - новый толчок  заставил
успокоиться и одновременно - изумиться. Землевержец пока не добрался  до
богохранимых Микен. Земля оставалась на месте,  зато  шевелились  стены.
Вернее, одна из них - та, что слева от входа. Кто-то невидимый  удар  за
ударом расшатывал громадные блоки.
   В темноте что-то хрустнуло, заскрипело - кажется, один из камней  уже
не выдержал.
   Я присел на пол, позабыв вернуть на место  отвисшую  челюсть.  Гидры,
кентавры, дриады - это еще можно стерпеть. Но такие  глыбы  не  сдвинуть
никому  на  свете!  Разве  что  в  соседнем  узилище   заперли   парочку
соскучившихся по свободе кик-лопов...
   Скрежет усилился, что-то скрипнуло, и подземелье  дрогнуло  -  первая
глыба с грохотом ткнулась в пол. Я  отскочил  к  противоположной  стене,
прикинув, что невидимые киклопы того и гляди захотят сыграть со  мной  в
веселую игру "а ну-ка, поймай" - с помощью парочки подходящих камней. Но
все было тихо. Затем где-то совсем близко послышался  вздох  -  тяжелый,
полный глубокой печали. Я решил, что одному из  киклопов  искренне  жаль
разрушенную стену.
   Дальнейшее последовало быстро. С жалобным скрипом камни покидали свои
места, глухо ударяясь об пол. Темнота мешала  разглядеть  детали,  но  я
подсчитал, что мои соседи вывернули четыре глыбы. Значит, сквозь  пролом
уже можно пройти - даже киклопу.
   Наступило молчание, затем вновь - грустный, тоскливый вздох, а  потом
глубокий низкий голос негромко произнес:
   - Кто ты, сосед мой, сидящий в узилище этом?
   Челюсть вновь отвисла, а затем я поспешно зажал рот рукой,  чтобы  не
захохотать во все горло.
   Ну почему при встрече  с  этим  солидным  серьезным  человеком  порой
становиться так весело?
   Вспомнилась старая ассурская хохма:
   - О богоравный Афикл! Ну зачем ты бьешься  головой  о  стену?  Скажи,
ради богов, что ты будешь делать в соседнем узилище?
   И опять - грустный вздох:
   -  Бился  плечом  я,  содравши  его  преизрядно...  Подземелье  вновь
вздрогнуло  -  что-то  громадное   протискивалось   сквозь   пролом.   Я
возблагодарил Аннуаков и все  милости  их  за  темноту.  При  свете  мой
родственник наверняка кинулся бы обниматься. А  в  этом  случае  никакой
костоправ не выручит.
   - Ты ли окликнул меня,  родич  мой,  Клеотер  богоравный?  -  грустно
поинтересовался герой, оказавшись по эту сторону порушенной преграды.  -
Ибо к тебе я стремлюсь и уж третью стену сокрушаю, чтобы увидеться нам!
   - А з-зачем сокрушать? - брякнул я первое, что пришло в голову. -  Не
проще ли через дверь?
   - Нет, то не проще отнюдь,  родич  мой,  Клео-тер-повелитель.  Клялся
сестре я твоей, что не трону  засовы  дверные.  Клятве  ж  я  верен,  ты
знаешь...
   - Правдиво гласишь, о могучий... - только и вздохнул я.
   Об Афикле, признаться, я совсем  забыл.  Выходит  -  зря.  Подземелья
Микасы действительно простояли недолго.
   - Рассказывай, Афикл! - я осторожно приблизился у  шумно  вздыхавшему
Гильгамешу. Что-то темное и громадное врезалось в  мою  спину,  едва  не
сбив с ног. Кажется, герой хотел слегка хлопнуть меня по  плечу  в  знак
приветствия.
   - Дней уже с десять сижу... - грустно начал он. - И поистине  грустно
мне думать, о богоравный мой друг Клеотер, что сижу я, увы, по  заслугам
в этом узилище мрачном, столь сходном с Аидом бездонным...
   - По заслугам? - поразился я. - Тебя? Да за что?
   Он объяснял долго, и постепенно я начал понимать.  Сестричка  Ктимена
оказалась неглупа. Когда Афикл, победив каких-то не вовремя  встреченных
им чудищ, вернулся в столицу, его пригласили на пир.  Ктимена  осторожно
расспросила о том, поддержит ли он  новую  власть.  Растерявшийся  герои
начал ссылаться на свою очередную клятву - на этот раз мне, - и тут  ему
поднесли чашу аласийского вина. Он  выпил  -  и  очнулся  в  подземелье.
Гильгамешу было сказано, что на него накатил очередной приступ  безумия,
и теперь ему велено сидеть, не подходя к  двери,  чтобы  кара  богов  не
привела к многочисленным человеческим жертвам. Афикл  долго  терпел,  но
затем подобное надоело даже ему, и  он,  не  в  силах  нарушить  клятвы,
занялся стенами:
   - Ибо узнал я, мой царственный родич и мой повелитель, - пояснил  он,
- что и тебе место здесь. И решил испросить я совета...
   Узнал он это от Ктимены. Оказывается,  отправив  меня  сюда,  царевна
поспешила прямиком к Гильгамешу.
   - Понял, поссорились вы, - с грустью заметил он.  -  И  поистине  это
печально, о Клеотер, что безделица стала причиной спора -  того,  что  с
Ктименой рассорил тебя. Брат с сестрою враждуют! О боги!..
   Я почесал затылок. Вообще-то он прав. Трон в крысиной норе - поистине
безделица перед лицом богов. Как говаривал мой учитель хабирру: маета  и
ловля ветра!
   - Дивные речи вела, о ванакт, дочерь Главка! Венец предлагала  -  мне
предлагала! Зачем? Не иначе, она"невзлюбила храброго Мантоса. Стыд! И на
ложе меня зазывала, ибо иное желает потомство. Ведь хворым сын народился
ее. Невзлюбили несчастную боги!..
   - Бедняга, - посочувствовал я богоравному герою.
   ...Оказывается, у моей сестрички имелась-таки  выигрышная  кость!  На
стены Микасы восходит не  дважды  предатель  Мантос,  а  сам  богоравный
Афикл.  Козопасы  боготворят   моего   родича,   соседи   -   откровенно
побаиваются, а шардана - уважают.
   - Так и не понял, признаться, не в шутку  ль  те  речи  мне  говорила
Ктимена? И впрямь небылица - мужа оставить и встать мятежом на ва-накта,
на брата! Небывное дело!
   - Небывное, - охотно согласился я. - Вот  что,  Афикл,  ты  спрашивал
совета, вот тебе совет первый...
   Я  задумался.  Объяснить  простодушному  герою  происходящее  не  так
просто.
   - Прежде всего - никакого безумия у тебя нет  и  не  было.  Боги  тут
совершенно ни при чем. Три  мерзавца  -  Скир,  Арейфоой  и  Ифимедей  -
накачивали тебя какой-то дрянью, и ты  терял  память.  Помнишь,  я  тебе
рассказывал? В детстве ты поехал в Микасу, подошел к  алтарю  и  вдохнул
дыма. И началось. Как только ты приезжал сюда...
   - Увы, мне, всех - и людей, и богов прогневившему! - вздохнул Афикл.
   - Тебя  хотели  сделать  живой  молнией  для  врагов  Ахиявы.  А  моя
сестричка тебя просто опоила. Так  что  никакого  безумия  у  тебя  нет.
Можешь смело подойти к двери и выломать ее. Я разрешаю.
   Герой задумался. Думал  он  шумно.  -  Дюжину  подвигов  мне  повелел
совершить на микенское благо оракул. Только один и остался. Свершу его -
город покину, в дальние земли уеду, туда, где в краю Акарнанском  родичи
живы мои. И не стану страшить человеков видом своим преужасным... Скорей
бы свершить этот подвиг!
   - Подвиг? - в голове что-то блеснуло - наверное,  Бел  просветил  мой
разум. - Афикл! Ты прав - впереди у тебя подвиг! Да еще какой!
   -  Чудище  буду  разить,  что  из  Тартара  вышло...   -   равнодушно
откликнулся он.
   - Нет! То есть да! Тебе надо поехать за море Мрака. Там  есть  земля,
она называется Орихайна. Там живут  мирные  и  добрые  шардана,  которых
обижают жуткие чудища. Каждый день жрут, представляешь?
   - Гидры, наверное, - со знанием дела предположил Афикл.
   - Гм-м... Не исключено... Там вообще полно чудищ. Там  есть  такие...
Туловища, как у льва, а головы - орлиные. И еще  имеются  песье  главцы,
волки-оборотни и прыгуны на одной ноге...
   Кажется, весь запас сказок, слышанных в детстве, я исчерпал. Впрочем,
не зря - Афикл явно заинтересовался, особенно львами с  головами  орлов.
Пришлось выдумывать дальше - будто каждая  такая  тварь  сидит  на  куче
золота, а одноглазые пигмеи это золото воруют.
   - В общем, в Орихайне надо навести порядок, - заключил я. - Для этого
тебе придется стать царем...
   - Увы, мне... - горько повторил Афикл.
   - Заранее  сочувствую,  но  подвиг  -  есть  подвиг.  Станешь  царем,
поразишь чудовищ, а  заодно  поможешь  разобраться  с  шайкой  негодяев,
которые зовутся ограми. Ну, на них не обращай внимания, я с тобой  пошлю
одного парня, его зовут Калиб, он этим и займется...
   Я ждал возражений, но Афикл покорно молчал. Может,  задание  пришлось
ему по душе, а может, он просто готовился  отработать  нелегкую  службу.
Бедняга! Наверное, если бы я предложил ему часок-другой поддержать  Свод
Небесный, он бы тоже согласился.
   - Тяжкую службу ты мне поручил, о ва-накт!  -  наконец  констатировал
он. - Но, однако же, дело есть дело. Путь укажи мне  туда,  да  поведай,
как долго придется до Орихайны идти и насколько то море глубоко...
   - Завтра, - пообещал я. - Сначала займемся дверью...
   К этому времени я уже  принял  решение.  Хорошо  бы  дождаться,  пока
Ктимена сунет сюда свой нос, но каждый час  дорог.  Если  мои  ребята  у
ворот, то может завариться крутая каша. А это совершенно ни к чему.
   Афикл все еще колебался - клятва не пускала его  к  засову.  Пришлось
сослаться на волю Дия, Поседайона и Матери  богов  Реи.  Наконец  я  его
уговорил. Герой шумно поднялся и, тяжело ступая,  направился  туда,  где
находилась невидимая в темноте  дверь.  Я  слышал,  как  Афикл  возится,
очевидно, примериваясь, где лучше приложиться. Внезапно он замер.
   - Ванакт! Ты не убьешь ее? Ее и ребенка?
   Я вздрогнул. Оказывается, мой мечтательный родич куда больше  понимал
в происходящем, чем могло показаться.
   Зря я отсылаю его к шардана! А потом какие-нибудь умники  обязательно
ляпнут, что я отправил его подальше,  опасаясь  за  свой  трон!  Славный
парень, ему бы на этом троне и сидеть...
   - Нет, Афикл. Они останутся живы.
   - Ты клянешься?
   - Клянусь!
   Он удовлетворенно вздохнул и навалился на дубовую створку...
   В  коридоре,  освещенном   единственным   умирающим   факелом,   было
совершенно пусто. Стража то ли забыла про  службу,  то  ли  разбежалась,
услышав, как мой Гильгамеш сокрушает дверь.
   Мы взглянули друг на друга. Небритый Афикл в грязной львиной шкуре  с
всклокоченными  волосами  способен  напугать  целое  войско.  Мой   вид,
вероятно, был не лучше. Я хлопнул его по плечу и, спасаясь от  ответного
толчка, быстро направился к лестнице, ведущей наверх.
   Стражу мы  встретили  только  на  первом  этаже.  Какой-то  комавент,
выглянув из-за угла, возопил дурным голосом и  бросился  бежать,  уронив
свой рогатый шлем. Я поддал шлем ногой и направился следом.  Дворец  был
пуст - челядь попряталась, а  даматы  отсиживались  дома,  ожидая,  пока
кончится заваруха. Стало скучно, захотелось умыться, поесть и поваляться
часок-другой  на  мягких  покрывалах.  Я  одернул  себя,   приказав   не
расслабляться, и, подождав Афикла, свернул к тяжелым серым колоннам,  за
которыми находился тронный зал.
   Охрана была на месте. Не четверо, как обычно, а целый десяток. Увидев
меня и Афикла, стражники молча попятились, а затем стали ровно,  как  на
смотре. Я подошел к возвышению, но не стал подниматься к пустому  трону,
а присел прямо на ступеньки.
   - Старшего, - бросил я, ни к кому не обращаясь.
   Один из воинов, ударив об пол древком копья, поспешил ко  мне.  Имени
его я не помнил -  какой-то  хеттийец  в  ранге  комавента.  Я  приказал
послать за вторым гекветом Теспротом,  которого,  как  я  и  подозревал,
Ктимена  отправила  в  подземелье,  и  выслушал  нескладный  рапорт   об
обстановке в городе. Хеттиец сообщил, что с утра Львиные ворота заперты,
а Ктимена и Мантос отправились на стену, оставив во дворце  два  десятка
стражников.
   Все оказалось проще, чем я думал. Когда появился Теспрот -  небритый,
злой и совершенно сбитый с толку, я велел ему усилить караулы и  послать
гонца к верховному жрецу Поседайона богоравному  Пенею.  Вслед  за  этим
оставалось  найти  кого-нибудь  из  спрятавшихся  слуг  и  приказать  им
доставить нам с Афиклом по куску жареного мяса и кувшину вина.
   Брать власть натощак как-то не хотелось.
   Но поесть нам не дали.  Появился  Теспрот,  успевший  каким-то  чудом
побриться, и шепотом сообщил,  что  во  дворец  прибыл  лавагет  Мантос.
Задержать его  не  решились  -  для  стражников  он  все  еще  оставался
главнокомандующим.
   Он стоял в коридоре, воины держались поодаль,  но  по  лицу  лавагета
было ясно - он уже все понял. Я не взял с собой  оружия,  да  оно  и  не
понадобилось. Мантос невесело улыбнулся и бросил на пол меч.
   - Мой щит, - напомнил я. - И секира...
   - Твоя секира в покоях царицы, - Мантос снял с руки щит и положил его
рядом с мечом.
   - Где Ктимена?
   - На главной башне.
   - Зачем же ты вернулся? - удивился я. Он вновь усмехнулся  -  так  же
невесело.
   - Чтобы убить тебя, Клеотер. Она приказала...
   Рядом шумно вздохнул Афикл. Я махнул рукой, и воины повели лавагета -
уже бывшего-в хорошо знакомое мне подземелье. Ничего  сделать  уже  было
нельзя: Мантос, сын Корона, сам выбрал свою судьбу.
   - Сам ли пойдешь ты к воротам, ванакт? - поинтересовался Афикл.
   - Да, - вздохнул я. - Надо. Пора со всем этим кончать.
   - Не пойти ли туда мне? - предложил он. - Было однажды: ворота открыл
я один, без подмоги, - руками.
   - Там Ктимена, - напомнил я. - И несколько сот стражников.
   - Я их не трону! - загорячился Афикл. - Клянусь! И другим  закажу!  А
иначе город в опасности наш...
   Похоже, Гильгамеш боялся того же, что и я, - резни.
   Я поручил ему открыть ворота, позаботиться о Ктимене и показать кулак
тем, кто подошел к городу, дабы вели себя пристойно. Мне уже приходилось
брать столицы, но ни один штурм не показался столь скучным и обыденным.
   Все выяснилось через пару часов. Никакого штурма и не было.  У  ворот
стояли четыре колесницы и два десятка всадников  -  разведка,  посланная
Претом. Каким-то чудом о моем  возвращении  стража  уже  знала,  поэтому
появление Афикла вместе с посланцами Пенея все  тут  же  решило.  Ворота
открыли (не понадобилось даже взывать к стражникам от имени  Землевержца
и прочих богов), после чего Ктимену вместе с ребенком -  она,  как  я  и
думал, умудрилась взять несчастного малыша с собою -  отправили  обратно
во дворец и заперли в ее покоях. Я приказал направить гонцов в Коринф  и
вновь  запереть  ворота.  Богохранимый  град  Микаса  мог  вздохнуть   с
облегчением и приняться за  повседневные  дела.  Царская  игра  в  кости
закончилась...
   Дейотара примчалась в город к полудню следующего дня. Гонец застал ее
в дороге - шардана под командованием Прета беглым маршем шли на столицу.
Дочь Ифимедея сошла с колесницы, оттолкнув мою руку, которую я попытался
подать, и, не сказав даже "Радуйся!", направилась во дворец.
   У меня нашлись неотложные дела. Прет, выполнявший теперь  обязанности
лавагета, должен был позаботиться о подчинении нескольких особо  упрямых
гарнизонов, кроме того,  мои  пилосские  соседи  зачем-то  придвинули  к
границе два отборных орха. Когда я, наконец, смог заглянуть  к  супруге,
то нашел ее за обычным занятием:
   Дейотара что-то писала на алебастровой табличке. Моя печать и изящная
терракотовая баночка для краски находились рядом.
   - Не возражаешь? - она кивнула на печать. - Дела не могут ждать, пока
ванакт развлекается...
   Будь это кто-то другой, я бы, наверное, возмутился, но к ее манере  я
уже успел привыкнуть.
   - Ты мог бы не спешить давать своей  рыжей  сан  верховной  жрицы,  -
продолжала она. -
   Представляю, что скажут в Дельфах! Ах, вот оно что! Стало весело, и я
поудобнее Отозвалился на аккуратно застеленном ложе -  это  ее  особенно
раздражало.
   - А в Дельфах уже высказались,  о  ванактисса!  Вспомни  пророчество:
"Чти и богов, и богинь"!
   - И ты почтил, - согласилась она.  -  Интересно,  какие  травки  твоя
ведьма сыпала  в  светильник?  Наверное,  для  тебя  понадобилась  целая
охапка!
   - Громадная, - согласился я. - Только на Таинстве были не  травки,  а
корешки.
   - Травки тоже годятся, -  она  вздохнула,  и  я  вдруг  понял  -  моя
высеченная из базальта супруга вот-вот  вспыхнет.  На  всякий  случай  я
отодвинулся подальше, но царица продолжала невозмутимо водить  кисточкой
по табличке. Наконец она ловко, не замочив пальцев (что для меня  всегда
оставалось проблемой), окунула  печать  в  краску  и  быстрым  движением
оттиснула на табличке мой знак.
   - Кому?.. - начал было я.
   - В  Фивы...  -  она  отложила  табличку  в  сторону  и  вдруг  резко
повернулась:
   - Послушай! Жена ванакта может стерпеть,  если  ее  муженек  задирает
хитон какой-нибудь сопливой пастушке! Но  если  это  верховная  жрица...
Имей в виду, соперницу возле трона я не потерплю! Пойми хоть это...
   По-моему, она хотела добавить "скотина", но почему-то сдержалась.
   - Тея нам помогла, - напомнил я. - И очень помогла!
   - Не смей называть ее имени! - царица  вскочила,  и  я  с  изумлением
заметил в ее глазах что-то странным образом  напоминающее  слезы.  -  Не
смей! Я зарежу твою рыжую! Я...
   - Очнись! - я сжал ее руку, и Дейотара умолкла. - Ванактисса не может
угрожать убить верховную жрицу Реи... И учти, сестричка, если с ней хоть
что-то случится, я тебя убью. Сам, лично... А если ты прикончишь и меня,
то я позабочусь, чтобы тебя зарезали возле моего  толоса.  И  хватит  об
этом...
   Она обмякла, а затем проговорила странно спокойным голосом:
   - Хорошо... Я не трону ее. И ее приплод тоже... Но пусть она  никогда
не попадается мне на глаза! Ни она, ни ваши дети! Слышишь?
   Странно, у моей женушки оказалось очень живое воображение. Сначала  -
травка в светильнике, теперь - дети...
   - Ну почему ванактом стал именно ты? - внезапно прошептала она.  -  О
боги, за что?
   Такой я ее еще не видел и невольно встревожился.
   - Ты что, не выспалась? Дейотара, да что с тобой?
   Она отвернулась, помолчала, а затем вздохнула:
   - Ты прав, ванакт. Извини...  С  силой  проведя  ладонью  по  глазам,
царица повернулась ко мне.
   - Я послала гонца к Эрифу, но ответа нет. Наверное, он  хочет  видеть
тебя.
   - Я прикажу притащить толстяка на веревке...  Мне  представилось  это
великолепное зрелище, и я невольно зажмурился от удовольствия.
   - Нет. Сходи к нему. Говорят, он действительно болеет.  Но  верховный
жрец нужен нам сегодня вечером. Торжественное жертвоприношение по случаю
возвращения в Микены законного ванакта, как же без него? Сходи.
   Дейотара  была,  как  всегда,  права.  Я  кликнул  пяток  шардана   -
береженого и Адад бережет - и направился в дому Эрифа.
   Больше всего на свете мне хотелось врезать толстяку с двух рук  -  за
папашу Дия и мамашу Рею. Мне живо представилось, как от первого удара он
влипает в стену, я поднимаю его с пола (причем ворот  хитона  непременно
лопается) и бью снова - в  челюсть,  вышибая  зубы.  Богоравная  скотина
умудрилась  благополучно  отмолчаться  все  эти  дни,   проявив   редкое
благоразумие, - а за такое полагается награда!
   ...Но уже входя в его дом мимо побледневшей челяди, я знал  -  ничего
подобного, к сожалению, не будет. Мы поздороваемся -  крайне  вежливо  и
почтительно - и начнем чинную беседу, как и надлежит правителю  Микен  и
верховному жрецу.
   - Радуйся, ванакт!
   Эриф встретил меня, сидя в кресле, чем-то  странно  напоминающем  мой
трон. Толстяк попытался приподняться, но внезапно по его лицу  пробежала
судорога боли. Я заметил - ноги его укутаны во что-то теплое.
   - Радуйся, жрец...
   Я присел на табурет, с  интересом  глядя  на  всегда  жизнерадостного
слугу Дия. На этот раз его веселья заметно поубавилось:
   - Болею, - понял он. -  Ноги...  Как  видишь,  даже  не  понадобилось
ничего выдумывать, чтобы не являться к тво