трану  Пунт.  Гелен   не   стал
торговаться, а я  поневоле  призадумался.  Но  тут  корабельщик  заметил
выпирающую из-под плаща  секиру  и  оживился.  Оказывается,  у  него  не
хватало охраны, а пираты в последние годы явно обнаглели. Я сообщил, что
готов охранять корабль все время плавания, и корабельщик тут  же  сбавил
цену вполовину, пообещав бесплатную  кормежку.  В  общем,  день  начался
удачно.
   Корабль отплывал после полудня, и я успел  собрать  вещи  и  погулять
напоследок по Вилюсе. Вещей оказалось немного. Старую одежду я продал за
четверть цены и остался со сменным хитоном  и  парой  сандалий.  Правда,
было еще оружие: меч, кинжал и, конечно,  секира,  а  также,  прекрасный
митаннийский шлем и моя гордость - кольчужная рубаха  старой  гиксосской
работы. Я купил ее в Сирии шесть лет назад, и с тех  пор  она  не  менее
дюжины раз спасала мне жизнь. Конечно это не полное вооружение, но щит и
копье достать несложно, а луком я так и не научился пользоваться. Луки в
Баб-Или,  признаться,  оставляют  желать  лучшего.  Говорят,  у  тех  же
гиксосов они не хуже  кольчуг,  но  для  того,  чтобы  купить  настоящий
гиксосский  лук,  не  хватит  и  моего  годового  жалованья,  даже  если
перевести его в серебро.
   Я пришел вовремя, а Гелен  чуть  не  опоздал,  чем  изрядно  разозлил
толстяка-корабельщика. Когда он наконец появился и "Рея" под  ругань  на
нескольких понятных и непонятных мне языках  отчалила,  выяснилось,  что
сын базилея приносил жертву в храме  Ма,  что  в  самом  центре  здешней
цитадели, а также  вопрошал  прорицателя.  С  жертвой  (кажется,  он  не
пожалел целого теленка) задержки не было,  а  вот  прорицателя  пришлось
поискать. Ответ его (стоивший еще одного теленка)  изрядно  заинтриговал
моего нового знакомого,  и  он,  не  выдержав,  поделился  им  со  мною.
Оказывается, сыну базилея пообещали нечто вроде следующего:
   "То, что задумал Гелен, - все исполнится, но не Геленом".
   Я бы тоже,  признаться,  задумался.  Однако,  зная  эти  прорицалища,
особенно в таких паскудных местах, как Вилюса, поспешил успокоить своего
спутника,  напомнив,  что  боги  (а  также   прорицатели)   чаще   всего
предпочитают не  брать  на  себя  ответственность  и  выражаются  крайне
туманно. В целом  же  ответ  не  из  самых  худших:  то,  за  чем  Гелен
возвращается домой, будет выполнено, причем самому ему  особо  трудиться
не придется.
   ...Конечно,  пророчество  можно  толковать  и  по-иному,   но   этого
говорить, конечно же, не стоило.
   Сам я не спрашивал совета, не отдавал телят на съедение  прорицателям
и даже не заглянул ни  в  один  здешний  храм.  Наверное,  местные  боги
здорово на меня рассердились.
   Впрочем, на богов у меня своя точка зрения.
   Пока "Рея", подгоняемая порывами холодного осеннего ветра,  скользила
по серой глади моря, отчего-то названного Лиловым, я не спеша  обдумывал
то, что случилось за последние  сутки.  Все  вышло  даже  лучше,  чем  я
надеялся. Но кое-что беспокоило. И прежде всего - сам Гелен.
   Семья базилея бежала за море, что для жителей  Ахиявы,  не  привыкших
путешествовать, почти край света. Теперь же Гелен спешит домой.  А  куда
ему,  интересно,  спешить?  Ифимедей  на  троне  и  помирать  вроде   не
собирается. Разве что Гелену позволили вернуться, но в этом случае любой
разумный человек не станет рваться прямо в Микасу. Лучше пожить в той же
Аргусе, присмотреться, завязать новые знакомства, возобновить старые.  А
между тем Гелен спешил и, кажется, очень боялся опоздать.
   Далее - еще интереснее. Его семья жила бедно,  но  совсем  недавно  у
Гелена появились средства - и немалые. За проезд он выложил не  серебро,
а золото, одежда на нем была вся новая  и  очень  богатая.  Связь  между
внезапным желанием вернуться в Микасу и столь  же  внезапным  богатством
казалась настолько очевидной, что не требовала особых доказательств.
   Было в этом деле и  еще  одно  любопытное  обстоятельство  -  я  сам.
Благородный сын базилея воспылал симпатией  к  своему  земляку.  Всякое,
конечно, возможно, особенно на чужбине. Но очевидно, что, если  я  стану
его спутником, моя секира не останется за  плечом,  когда  Гелену  будет
грозить опасность. Значит, такого спутника он искал, и в этом случае его
появление в грязной харчевне, где клубится всякая шваль, вполне понятно.
   И еще  одна  деталь  -  небольшая,  но  любопытная.  Фарос!  Богатый,
золотого шитья фарос, который был на Гелене в тот  вечер.  На  следующее
утро сын базилея был уже  в  обычном  плаще  -  вполне  пристойном,  но,
конечно, ничуть не похожем на прежний, расшитый золотом. Гелен  поступил
разумно, спрятав роскошную вещь подальше, но зачем было  надевать  фарос
вчера,  да  еще  на  ночь  глядя?  Не  для  того  же,  чтобы  произвести
впечатление на портовое отребье!
   Я еще раз вспомнил фарос и завистливо вздохнул. Нет, сам я носить его
не стал бы, но в той же Аргусе  плащ  можно  продать,  а  на  полученное
серебро купить небольшой домик где-нибудь в предместье. Поле, дом, сад -
то, чего я лишился, покинув Баб-Или. Впрочем, фарос интересен не  только
этим. Он не выглядел новым, скорее хорошо  сохранился,  будучи  надеваем
только в редких  случаях.  Возможно,  плащ  принадлежал  отцу  или  деду
Гелена, хотя мне он показался слишком богатым для сельского базилея.  Но
даже если и так...
   Скорее всего вчерашним  вечером  у  Гелена  состоялась  очень  важная
встреча.  Настолько  важная,  что  он  решился  надеть  фарос.   Встреча
намечалась где-то в порту, и скорее всего в великой тайне,  иначе  Гелен
не возвращался бы так поздно, не наняв  охранника.  И  на  этой  встрече
решалось что-то серьезное, вполне вероятно - его отъезд на  родину.  Сын
базилея был настолько взволнован,  что  зашел  в  первую  же  попавшуюся
харчевню, чтобы перевести дух, вмешался в драку и вдобавок был  со  мной
достаточно откровенен.
   Да, возможно, так оно и было. Но, может,  было  и  по-другому:  фарос
Гелен получил на самой встрече как знак чего-то важного...

***

   Как ни крути, а выходило, что  мне  предстоит  путешествие  вместе  с
крайне подозрительной личностью. Похоже, враги (не друзья  же!)  ванакта
Ифимедея что-то задумали...
   ...но какое до этого дело бывшему царскому мушкенуму Нургал-Сину?

***

   Мы плыли дольше, чем рассчитывали.  Ветер  все  время  отгонял  "Рею"
обратно к берегам Хаттусили, и мы медленно ползли от острова к  острову.
Признаться, плавание не оставило приятных  воспоминаний  -  корабль  был
тесен и необыкновенно грязен. Но  неспешное  путешествие  имело  и  свои
преимущества: впереди начиналась полная неизвестность, и я был не  прочь
как следует еще раз все обдумать, а заодно побольше разузнать об Ахияве.
Моих детских впечатлений было явно недостаточно, а перед  каждой  войной
полезно узнать о стране, куда идешь  походом.  Тут  могут  помочь  любые
мелочи.
   С Геленом мы разговаривали редко. Сын базилея волновался, считал  дни
и редко вступал в беседу. Я окончательно убедился - он спешит, причем  к
определенному  (причем  не  им,  а  кем-то  еще  определенному)   сроку.
Навязываться я не стал, предоставив Гелена его мыслям. Зато  корабельщик
оказался словоохотлив. Правда, большая часть  его  рассуждений  касалась
все тех же пиратов, которые  чудились  ему  возле  каждого  острова,  но
попутно он охотно рассказывал и об Ахияве.  Сам  корабельщик  родился  в
Иолке, но бывал всюду, в том числе и в Микасе.  Конечно,  большая  часть
услышанного  оказалась  полной  ерундой,  но  попадались  и   любопытные
подробности.
   Мое  предположение  оказалось  верным:  власть  ванакта  Ифимедея   в
последнее время изрядно пошатнулась.  Он  проиграл  войну  с  Орхоменом,
которую сам и начал, вопреки протестам собственного совета. В  поражении
Ифимедей   обвинил   лавагета   ,  которого  отправил  в  ссылку,  а   с   остальными
недовольными разделался еще круче. В Микасе все  стихло,  но  в  глубине
что-то продолжало бурлить.
   Ифимедею, как я понял, грозили с двух сторон. Прежде всего, был жив и
здоров его дальний родственник  Афикл,  теоретически  имевший  право  на
престол, - потомок первого ванакта  династии  Главка  Старого.  Впрочем,
корабельщик сообщил по секрету, что на самом деле Афикл - сын то ли Дия,
то ли Поседайона. Это, по логике моих  земляков,  делало  его  права  на
престол еще более очевидными.
   ...Я уже успел заметить странную привычку обитателей Ахиявы искать  и
находить божественных предков не только ванакту, но и каждому захудалому
базилею. Если верить всем этим байкам, здешние боги весьма похотливы.  О
великий Адад, податель всех благ! Похоже, религия моих земляков немногим
ушла от верований тех голых дикарей в низовьях Тигра, которых лет десять
назад нам приходилось приводить в чувство!
   С корабельщиком я спорить не  стал.  Итак,  Афикл  -  потомок  то  ли
кого-то из богов, то ли основателя династии - имеет право  на  трон.  Он
силен, как буйвол, красив и даже  не  так  глуп  -  в  общем,  идеальный
соперник. Многие чуть ли не с рождения прочили  ему  престол,  но  вышло
иначе. Лет восемь назад Афикл  внезапно  явился  в  Микасу  и  присягнул
Ифимедею, обещав служить не за страх, а за совесть. Что толкнуло его  на
это, я так и не понял - не иначе послушал очередного оракула, которых  в
Ахияве больше, чем поилок для скота. С тех пор Афикл стал мечом  Микасы,
расправляясь  с  врагами  ванакта.  Правда,  Ифимедей  его   по-прежнему
побаивался и, по слухам, не пускал на глаза.
   Итак, претендент имелся,  но  не  на  него  враги  ванакта  возлагали
основные надежды. Во дворце Микасы воспитывалась дочь покойного Главка -
Ктимена. По слухам, девушка ненавидела дядю, и тот не спешил отдавать ее
замуж, дабы не получить еще и врага-зятя.
   Но еще больше, чем  о  Ктимене,  шептались  о  ее  брате  -  царевиче
Клеотере.  Мне  вновь  довелось  выслушать  рассказ  о  чудом  спасшемся
ребенке, вместо которого был похоронен то ли его погибший сверстник,  то
ли деревянная кукла. Из слов корабельщика я понял,  откуда  такие  слухи
могли  возникнуть.  Ванакт  Главк  и  его  жена  были  убиты  во   время
переворота, а царевича, которому тогда исполнилось шесть  лет,  отослали
куда-то в деревню. Через месяц новый ванакт объявил, что Клеотер умер от
укуса змеи. Змеей все тут же  посчитали  самого  ванакта,  но  некоторые
заявили, что из деревни во  дворец  привезли  не  мертвого  царевича,  а
кого-то другого, тем более что похороны состоялись ночью и  чуть  ли  не
тайком.
   Итак, с  одной  стороны  Ифимедею  грозил  неясный  призрак  царевича
Клеотера и его  ныне  здравствующая  сестра,  с  другой  -  божественный
отпрыск Афикл, который, как поговаривали,  вовсе  не  смирился  с  ролью
слуги, а лишь умело ведет какую-то свою игру.
   В самой Микасе языки были прикушены, но против ванакта явно настроены
не только многие из гиппетов  ,  но  и  верховный  жрец  Поседайона  Арейфоой,   тоже   дальний
родственник Ифимедея, а также знаменитая прорицательница Гирто.  В  свое
время они поддержали переворот, зато теперь первыми  решили  отступиться
от ванакта.
   Таков был расклад - ежели, конечно, верить корабельщику.
   Из всего этого я мог сделать два вывода. Прежде  всего,  люди  везде,
даже в крысиной  норе,  остаются  самими  собой.  Похожие  ситуации  мне
приходилось наблюдать и в Мари, и в Митанни, и в самом  Баб-Или.  Второй
вывод  был  столь  же  очевиден  -  ванакту   Ифимедею   нужны   опытные
воины-иноземцы, а для Нургал-Сина ничего более и не требовалось.
   Впрочем, из долгих бесед с корабельщиком я сделал  еще  один  и  тоже
полезный вывод: я не забыл родной язык, несмотря на то что с земляками в
последний  раз  разговаривал  в  Сидоне   лет   десять   назад.   Многое
вспомнилось,  а  некоторые  слова  пришлось  заучить  заново.  Это  тоже
пригодится - в крысиной норе не найти толмача.
   То, что дела обстоят хуже, чем я думал, стало ясно,  как  только  нос
"Реи" ткнулся в причал Навплии.  На  что  Вилюса  -  дрянной  город,  но
главный порт  Ахиявы  показался  просто  скопищем  лачуг.  Конечно,  при
ближайшем рассмотрении в городе удалось  разглядеть  нечто  напоминающее
улицы,  лачуги  порой  попадались  двухэтажные  (хотя  и   с   наружными
лестницами), а на холме возвышалось нечто большое из камня, чем  местные
жители явно гордились, наверняка думая, Что это крепость. Будь  со  мною
моя полутысяча,  мы  очень  быстро  вывели  бы  их  из  этого  приятного
заблуждения! Такая задача сейчас передо мной не стояла, но все  виденное
ничуть не увеличило радость по поводу возвращения на родную землю.

***

   ...Впрочем, в Навплии я ни разу не был. Пираты, купившие  меня  такой
же хмурой осенью двадцать три года, назад, пристали прямо к  обрывистому
берегу недалеко от деревни, где я пас худых темноглазых коз.

***

   Сын базилея спрыгнул на берег одним из первых и  тут  же  поспешил  в
город. Я не успел выпить в портовой харчевне и двух кубков  вина  (ну  и
пойло, хуже, чем в Вилюсе!), когда Гелен появился  вновь,  сообщив,  что
договорился с  хозяином  небольшого  каравана,  который  отправляется  в
Микасу через пару часов. Вслед за этим сын базилея поспешил  в  соседний
храм приносить очередную жертву (на этот  раз,  кажется,  барана),  а  я
остался за грубо сколоченным столом не в самом лучшем настроении.
   Меня не тянуло в Микасу. Навплию, правда,  я  не  успел  как  следует
обследовать, но, зайдя в харчевню, убедился, что пива здесь не подают, а
женщины действительно моются не чаще раза в год. О мужчинах  и  говорить
не приходилось: портовая толпа выглядела  еще  гнуснее,  чем  в  Вилюсе.
Итак, в Навплии скверно, и едва ли в столице Ахиявы будет чем-то  лучше.
По здравому рассуждению мне следовало  потолкаться  здесь  до  весны,  а
затем  податься  назад  через  Лиловое  море  и  завербоваться  в  армию
Хаттусили.
   Но это по здравому размышлению. Были размышления и нездравые.
   ...Я не нанимался к Гелену в телохранители,  однако  мы  договорились
ехать в Микасу вместе,  а  я  всегда  выполняю  обещания,  если  даю  их
добровольно. Конечно, Гелен возвращался на родину не  только  для  того,
чтобы поцеловать растрескавшиеся камни родного порога, но  к  опасностям
мне не привыкать, а когда те, кому помогает сын базилея,  выиграют,  для
"серого коршуна" найдется местечко получше, чем  должность  стражника  в
порту.
   Итак, мы выехали в тот же день. Гелен  поинтересовался,  успел  ли  я
принести жертву.  Я  поспешил  заверить,  что  сумел  побывать  во  всех
портовых святилищах и в каждом вознес требуемые  молитвы.  По-моему,  он
поверил, во всяком случае, мне показалось, что  Гелен  вздохнул  не  без
облегчения. Очевидно, сын базилея считал, что в покровительстве  местных
небожителей нуждается не только он, но и я.
   Повозки не спеша двигались по  узкой,  раскисшей  от  дождей  дороге.
Путешествовать предстояло не менее трех дней, поскольку хозяин  каравана
твердо решил не спешить и двигаться только в короткие светлые часы. Если
на море боялись пиратов, то здесь весьма опасались местных  разбойников.
Похоже, у богоравного ванакта Микасы не хватало воинов,  чтобы  охранять
даже главную дорогу.
   Что поделаешь? Крысиная нора!
   Гелен вновь замкнулся, думая  о  чем-то  своем,  а  я  пристроился  к
хозяину,  благо  тот  оказался  человеком  бывалым  и  разговорчивым.  Я
надеялся разузнать что-нибудь новое о делах Микасы, но  купец  жаловался
на застой в торговле, сетовал на дороговизну  морских  перевозок,  из-за
чего товары поднялись в цене, то и дело поминая все тех же  разбойников.
Когда  эта  благодатная  тема  ему  недоела,  он  немного   вдохновился,
пообещав, что славный герой Афикл в ближайшее время  очистит  дороги  от
грабителей.
   Так мне вновь пришлось услыхать о потомке  богов.  Афикл,  по  версии
нашего хозяина, пошел на службу к ванакту, дабы  совершать  подвиги.  Он
уже успел убить двух львов, лань, дюжину  лошадей  и  одного  кабана,  а
также разогнать  несколько  разбойничьих  шаек.  Последнее  я  полностью
одобрил, а насчет остального впал в некоторое недоумение. Сам я за  годы
службы в Баб-Или убил четырех  львов,  в  том  числе  исинского  черного
льва-людоеда, но не особо этим хвастал. Что касается лошадей,  я  вообще
не понял, зачем убивать этих умных и полезных животных.
   Купец сообщил также, что полгода назад Афикл к восторгу  всей  Ахиявы
прикончил гидру. Гидры в Баб-Или не водились, и я попытался, как следует
расспросив говорливого собеседника, представить, о чем идет речь.  Купец
упомянул какой-то Тартар, откуда эта тварь приплыла к  здешним  берегам.
Наверно, он имел в виду Tapшиш .
   Что ж, в Таршише может водиться и нечто  пострашнее  гидры  о  девяти
голов, изрыгающих пламя, вдобавок чуть ли не бессмертных. Конечно, такие
байки можно пропустить  мимо  ушей,  но  внезапно  я  вспомнил  рассказы
моряков, плававших на остров Хумбабы .
Они  уверяли,  что  в  Южном  море  водится  огромная  тварь  с  десятью
щупальцами, которая  ловит  зазевавшихся  пловцов  и  даже  нападает  на
корабли. Возможно,  волны  вынесли  нечто  подобное  к  берегам  Ахиявы.
Шевелящиеся щупальца со страху вполне можно принять за головы, а пламя и
прочее - это уже обычные россказни.
   Итак, Афикл охотился. Я понял,  что  ванакт  Ифимедей  держит  своего
родича подальше  от  Микасы,  посылая  его  от  логова  к  логову,  дабы
какой-нибудь проворный лев свернул претенденту шею. Неясно лишь,  отчего
Афикла считали героем. Наверное, я чего-то не понял.
   В благодарность за рассказ я поведал хозяину каравана  о  звере  Абу,
которого видел в земле Та-Кемт ,  куда
наш отряд сопровождал посольство лугаля.
   Кажется, такие звери водятся в Ливии. Не знаю, как мой собеседник, но
я в свое время сам не верил, что боги могут сотворить такое:  уши  почти
до земли, нос, похожий на змею, ноги, словно колонны, а все вместе - как
два коня, поставленных один на спину другого. Впрочем, звери  Сета,  что
водятся в Хапи и считаются в Та-Кемт священными, тоже хороши. Одни  зубы
чего стоят, а уж когда они начнут реветь! Да, велик мир...
   В зверя Абу купец охотно поверил, и мы ехали, вполне  довольные  друг
другом, когда внезапно (а было это под  вечер  первого  дня)  он  указал
куда-то вперед и резко крикнул,  останавливая  повозки.  Я  соскочил  на
землю, на всякий случай снимая с плеча секиру.
   На ближайшей опушке стояли двое  всадников.  Я  смог  их  разглядеть:
крепкие бородатые парни на таких же крепких конях. В руках  они  держали
копья, за спиной у одного висел лук, а на плечи были наброшены  звериные
шкуры. Я сразу же подумал о разбойниках, но тут же  услыхал  растерянный
голос купца:
   - О великий Дий! Богоравные кентавры!
   - Кто? - не понял я.
   - Кентавры, - повторил хозяин. - Иппоандросы...
   Я посчитал, что это название какого-то племени, и  не  ошибся.  Когда
эти двое на  опушке,  постояв,  скрылись  в  лесу,  купец  сообщил,  что
кентавры  (естественно,  "богоравные")  знамениты  тем,   что   напрямую
общаются с богами. Далее он понес уже совсем несусветную чушь о том, что
иппоандросы - наполовину кони и лишь наполовину люди.  Не  знаю,  что  у
него со зрением, но спорить я не стал. Похоже, купец здорово  испугался,
со страху же может почудиться еще и не такое.
   Мне эти иппоандросы тоже чрезвычайно не понравились, и я  посоветовал
разжечь на ночь побольше костров и приказать страже  не  дремать.  Гелен
был также явно встревожен, а посему мы решили спать по очереди. Его  меч
и моя секира лежали рядом, под рукой.
   Волновались мы не зря. Сквозь сон я услыхал чей-то отчаянный вопль, и
тут же рука Гелена дотронулась до моего плеча. Я вскочил, хватая секиру.
   - Разбойники!
   Над поляной, где мы  ночевали,  стоял  крик,  стража  хватала  копья,
окружая повозки, но вид у всех был, мягко говоря, не особо  решительный.
И было от чего.
   На  поляну  выбегала  толпа  заросших  космат