ько
уведомлений. Верно, они тоже лежали уже несколько дней.
   Я думал и думал, не переставая. Ночью я, к сожалению, не спал. Я тяжело
кашлял. Утром мне стало лучше, в груди полегчало, я уснул.
   Погода прояснилась. Солнце светит ярко, птицы шумят в ветвях,  набухают
почки. В воздухе чувствуется настоящая весна.
   Мне, конечно, понадобится еще несколько дней, чтобы совсем окрепнуть, и
я с удовольствием побуду здесь. Я ведь и в юности прожил здесь свои лучшие
дни.
   Я был очень счастлив тогда, а ведь я не знал еще Эвелины. Сейчас я тоже
счастлив. Моя жена ухаживает за мной днем и ночью. Врач очень доволен ею и
всегда похлопывает ее по плечу. Потом он зовет ее,  и  я  слышу,  как  они
шепчутся за дверью. Потом она возвращается,  говорит  что-то  и  глядит  в
окно. Она не знает, что я думаю об Эвелине.
   Любить умершее и быть верным тому, что уже не вернется. Дарить то, чего
не имеешь. Ведь это доставляет такое  удовольствие!  Господь  бог,  верно,
тоже расточитель. Видеть то, что незримо. Все мы мучаемся, только сами  не
знаем этого. Тот, наверху, он-то знает, да молчит. Вот мы  и  надеемся,  и
для больных, и заодно для себя. Надеяться -  хорошо,  очень  хорошо,  даже
когда не веришь. Еще и еще немного пожить. Завтра я напишу больше. Правда,
мне не следовало бы этого делать. Врачу не нравится, когда я пишу, а  жена
пытается отобрать у меня бумагу и чернила. Но писать было для меня  всегда
большой, запретной радостью. День близится к вечеру, хотя все еще  светло.
Дует сильный южный ветер.