орые получают деньги за то, чтобы держать меня в курсе финансовых дел всех крупных корпораций. Я никак не мог не слышать о суде. И кроме того, он состоялся в июле, именно тогда я встретил тебя. У тебя был такой несчастный вид, что ты едва обратила на меня внимание. Одного этого было достаточно, чтобы я навел о тебе справки.
     Лора слабо улыбнулась:
     - Я всегда знала, что ты важная фигура. Я просто забыла об этом. Ты повел себя как влюбленный, и я перестала воспринимать тебя как человека с мировой репутацией.
     - Так и должно было случиться. Я не хотел, чтобы ты ложилась в постель с моей репутацией. Но ты могла предположить, что о том суде писали бостонские газеты и многие другие, особенно в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе.
     - Мне не хотелось думать об этом.
     Она убрала свою руку и откинулась назад:
     - Я заставила себя думать, что никто ничего не знает. В ?Дарнтоне? не было разговоров о суде. Он налил шерри в их бокалы:
     - Расскажи мне об этом.
     - Ты же все знаешь сам.
     - Я хочу услышать от тебя. Начни с Нью-Йорка. Ты действительно воровала?
     Лора покраснела. Она впервые пожалела о своем решении быть с ним откровенной.
     - Да.
     - И ты хорошо это умела? Она невольно хихикнула:
     - Не очень хорошо, раз меня арестовали. Но я не воровала у Сэлинджеров.
     Она не стала останавливаться на годах, проведенных в Нью-Йорке, а сразу начала рассказывать ему о том, как полюбила семью Сэлинджеров - о том, что обрела там дом и людей, которых считала почти родными, о покое и мечтах о будущем. Она рассказала ему об Оуэне и их совместных планах относительно его отелей, о его смерти и о том, что после чтения завещания был суд.
     Но Карриер был человеком, который обращал внимание не только на то, что люди не договаривали, но и на то, что говорили. Поэтому он спросил:
     - Прежде всего, что привело тебя к Сэлинджерам?
     На суде никто не спрашивал ее об этом. Роллинз объяснил тогда Лоре, почему Феликс хотел, чтобы все узнали о ее прошлом. Это было важно, чтобы подорвать веру в ее слова. Но они не могли доказать, что более раннее ограбление было делом ее рук, поэтому они не стали поднимать этот вопрос. Но Карриер, который ничего не пропускал, задал его.
     - Мы хотели ограбить их, - не дрогнув, ответила Лора. - Но мы не стали этого делать, мы просто не смогли. Они так хорошо к нам относились, что стали для нас дороги.
     - Но почему Сэлинджеры? Почему вы не выбрали кого-то еще?
     Лора решила идти до конца:
     - Потому что туда послал нас мой старший брат, Карриер внимательно посмотрел на нее:
     - Ты не упоминала о нем на суде.
     - Он не имел никакого отношения к завещанию Оуэна, а мы не хотели, чтобы они узнали о нем. Мы держали это в тайне все годы, когда жили с ними под одной крышей.
     - Где он сейчас?
     - В Европе, он живет там уже несколько лет. Карриер задумчиво разглядывал ее:
     - Он мог не иметь никакого отношения к завещанию, но к обвинениям Феликса он имел прямое отношение Лора выдержала его взгляд:
     - Из тебя получился бы прокурор покруче Карвера Чейна. Да, ты прав, он имел к этому непосредственное отношение. В то лето, через пару месяцев после того, как мы туда попали, он обокрал Сэлинджеров именно так, как мы планировали раньше. Я просила его не делать этого, но он не послушал меня. Когда оглашали завещание, Феликс обвинил нас с братом в краже и сказал, что мы остались в их доме, чтобы ограбить снова, на этот раз заставив Оуэна изменить свое завещание.
     - Вся семья поверила ему. И они заставили тебя уйти, а потом забрали у тебя то, что оставил тебе Оуэн. Она смотрела на пламя. Ее лицо было каменным.
     - А твой брат сбежал в Европу. После этого ты видела его?
     - Нет.
     - Скучала по нему?
     - Скучала, - тихо ответила она, помедлив. Она обернулась к Карриеру и рассказала ему, как Бен заботился о них с братом.
     - Мне очень хотелось увидеть его, но с каждым днем я отчетливее понимала, что нам будет тяжело встретиться. Я была обижена и сердилась на него. Я ведь стала как бы частью семьи Сэлинджеров, а он предупреждал меня, что они вышвырнут меня при первой возможности. Так случилось, что теперь нам будет трудно вновь почувствовать себя братом и сестрой.
     - Я возьму тебя в Европу, - сказал Карриер. - Вы устроите грандиозную встречу и забудете прошлое. Она улыбнулась:
     - Спасибо, Уэс, это было бы чудесно. Мне бы хотелось побывать как-нибудь в Европе, хотя я не уверена, что такая встреча может состояться... Но сначала мы должны купить отель. Если, конечно, ты до сих пор доверяешь мне...
     Он поднялся, подошел к ее креслу и помог ей встать на ноги.
     - Я верю в тебя. Я доверяю тебе. Мы получим обратно твои отели у этого подонка, а потом...
     Он поцеловал ее с той же страстью, с какой целовал все эти дни, убеждая, что действительно говорил искренне: он верил ей. И Лора ответила ему с не меньшей страстью. Потом она с трудом отстранилась от него.
     - Уэс, мне надо успеть на самолет.
     - Я отвезу тебя на своем. - Его голос сел. - Ты хотела приехать сюда сама, но позволь мне самому отвезти тебя обратно.
     Она недолго колебалась.
     - С большим удовольствием, - сказала она, и они снова поцеловались. Когда он прижал ее к себе, Лора поняла, что впервые за многие годы может ничего не скрывать. Она могла говорить что думает и чувствует. Никогда больше ей не придется пробираться по минным полям собственной лжи. Ее охватила благодарность к Карриеру, но это была другая благодарность, настоящая, несравнимая с тем чувством благодарности, которое она испытывала к нему за то, что он помог ей с отелем. То, что она испытывала к нему сейчас, можно было принять за любовь. Но об этом она еще не хотела думать: слишком рано задумываться над этим. Достаточно было просто дать волю своим чувствам, ожить и душой и телом, наслаждаться им, как он наслаждался ею. В самый последний момент, пока она могла еще думать ясно, прежде чем раствориться в ласках его рук и губ и слиться с ним в одно целое, ее пронзила восторженная, радостная мысль: она наконец освободилась от своего прошлого.
     ГЛАВА 16
     После того как Эллисон и Патриция обошли квартиру один раз, они вновь прошлись по ней следом за домовладельцем, который зажигал свет в комнатах в этот дождливый октябрьский день. Квартира располагалась на третьем этаже высокого, узкого дома на Принценграхт, где когда-то жила одна большая семья, но в последнее время превращенного в дом с пятью квартирами, по одной на каждом этаже.
     - Определенно эта квартира не для тебя, - сделала вывод Патриция. - Очень маленькая.
     - Амстердам тоже маленький, но мне нравится и он, и эта квартира. - Эллисон обернулась к домовладельцу, который наблюдал за ними с порога: - Все прекрасно. Даже мебель хорошая. Я снимаю ее на месяц.
     Он покачал головой:
     - Мне очень жаль, но я сдаю квартиры минимум на полгода.
     - Я так далеко никогда не загадываю. - Она начала выписывать чек. - Может быть, я и пробуду здесь столько, но гарантировать не могу. Я вполне могу прожить здесь и год, - добавила она с нервным возбуждением.
     Патриция метнула на нее быстрый взгляд:
     - Столько ты здесь не останешься. Твоя мать решит, что ты связалась с кем-то, и она заставит тебя...
     - Я с ней договорюсь, - сказала Эллисон с тем же нервным волнением в голосе, которое заставило хмуриться Патрицию Она протянула чек хозяину: - Возьмите это. Думаю, что перееду завтра.
     Он внимательно рассматривал чек.
     - Вы имеете отношение к владельцам отелей системы ?Сэлинджер??
     - Самое непосредственное. - Она рассмеялась. - Я с отелем в очень близких отношениях. Патриция взяла ее за руку:
     - Ты очень странно себя ведешь. Пойдем, я куплю тебе горячий шоколад или еще что-нибудь покрепче.
     - Так вы член семьи Сэлинджеров - владельцев отелей? - спросил домовладелец.
     - Мой отец - президент компании. - Она высокомерно махнула в сторону телефона. - Позвоните управляющему отеля. Он даст вам рекомендации. Я переезжаю завтра.
     - Я думаю, что сначала позвоните ему сами, чтобы он подтвердил, что все нормально. Эллисон вздохнула:
     - В Бостоне мне не пришлось бы это делать.
     Но она знала, что и в Бостоне ей пришлось бы делать то же самое: домовладельцы везде одинаковы. Ей просто хотелось, чтобы все, связанное с этой квартирой, было окружено некоторой восхитительной таинственностью, как и сам Амстердам и их встречи с Беном.
     - Предполагаю, что ты встречаешься с ним и сегодня вечером, - сказала Патриция, когда они вышли из дома и встали у подъезда, частично защищенные от ливня, который обильно поливал мостовые и серую воду канала. Сердитым щелчком она раскрыла зонтик и подождала, когда Эллисон откроет свой. - Ты совсем меня забыла и бросила одну в этой чужой стране.
     Эллисон расхохоталась:
     - Ты знаешь Амстердам не хуже меня.
     Они шли по Принценграхт, смешавшись с десятками других людей под зонтиками, которые образовывали волнистую черную крышу.
     - А последние три недели ты провела с каким-то американцем из колледжа, кроме того, я слышала, что тебе все наскучило и ты хочешь в Париж. Но вспомни. Я спрашивала тебя, не возражаешь ли ты, если я буду встречаться с Беном.
     - Ты спрашивала меня первые два раза.
     - А ты ответила, что сможешь позаботиться о себе сама; кроме того, я вообще не нуждаюсь в твоем разрешении, ты же не моя тетка - синий чулок. О, пожалуйста, давай не будем ссориться. Я чувствую себя такой счастливой.
     - Ты ничего о нем не знаешь, и у него глаза бегают.
     - Ничего подобного.
     - Клянусь, у него прекрасное зрение и без очков, а носит он их, чтобы спрятать свои глаза.
     - Патриция, не будь такой злой.
     - А ты не будь такой доверчивой.
     - К черту! - пробормотала Эллисон. - Я действительно счастлива сегодня.
     Она остановилась. Дождь барабанил по ее зонтику, а она продолжала стоять и смотреть на одну из ярко раскрашенных экскурсионных лодок на канале с застекленными стенами, через которые туристы могли любоваться видами Амстердама. Дед катал ее в детстве на такой же лодке, когда она впервые приехала с ним в Амстердам. Ей было восемь лет. Они смеялись и шутили, и ей запомнилось, что погода в тот день была отличная.
     - Я возвращаюсь в отель, - сказала она Патриции, которая в нерешительности стояла рядом. - И кроме того, вечером я ухожу ужинать с Беном.
     Патриция пожала плечами и пошла с ней рядом.
     - Нам надо было взять автомобиль в гостинице, - добавила она через некоторое время. - У меня промокли ноги.
     - Мне как-то не хотелось.
     - Мы можем взять такси.
     - Мне как-то не хочется.
     Они быстро, ничего не говоря, прошли мимо последних шести зданий, пока, наконец, не вошли в отель и не остановились в вестибюле, пытаясь отдышаться. Вода ручьем стекала с них на шикарный ковер восточной работы.
     - Ты собираешься дуться на меня? - спросила ее Патриция. - Я только хотела предостеречь тебя ради твоей же пользы; ты просто потеряла голову...
     - Привет! - раздался голос Бена, который шел к ним через вестибюль. - Принести вам полотенце?
     - Кому? Нам или ковру? - улыбаясь, спросила Эллисон.
     - Я имел в виду вас.
     Он взглянул на Патрицию:
     - Могу я помочь вам, мисс Сэлинджер?
     - Нет, благодарю вас. Эллисон! Я поднимусь наверх и пошлю за чаем. Если ты хочешь присоединиться ко мне...
     - Поль! - крикнула Эллисон и бросилась через весь вестибюль навстречу кому-то. Слыша топот ее ног и громкие приветствия, люди оборачивались в ее сторону.
     - Поль! Господи Боже мой! Что ты делаешь в Амстердаме? Ты только что приехал? Ты остановишься здесь? О! Как чудесно встретить тебя!
     Он положил руки ей на плечи, и они обнялись.
     - Ты выглядишь мокрой, но здоровой, - сказал он, отстранив ее от себя на шаг.
     - А ты поседел, - ответила она обвинительным тоном, - и выглядишь старше. - Она дотронулась до морщин около его рта. - Они появились недавно.
     - Я и стал старше, - ответил он с улыбкой. - Твоя мать волнуется, что давно ничего о тебе не слышала.
     - Господи! Так это она тебя прислала? Он отрицательно махнул головой:
     - Я просто путешествую. Привет, Патриция!
     - Здравствуй, Поль. Какая неожиданность; ты, значит, знал, что мы здесь?
     - Мне сказала Ленни. Она была у моей матери, когда я звонил ей на днях из Женевы...
     - И она попросила тебя разыскать нас и узнать, что с Эллисон?
     - Она сказала, что если я вдруг буду в Амстердаме, то, наверное, захочу повидать вас обеих. Я ответил, что очень хочу увидеть вас. Вот почему я здесь. Вы свободны вечером? Давайте поужинаем вместе, и я вас кое с кем познакомлю.
     - Вообще-то нет, - сказала Патриция. - У меня свидание.
     Эллисон взглянула на нее:
     - Что-то ты не говорила мне об этом.
     - А ты, Эллисон, придешь, а? - спросил Поль.
     - Да, приду, но не одна. С кем ты хочешь меня познакомить?
     - С Эмилией Кент. Она разыскала меня в Риме примерно шесть недель назад. Я давно знаком с ней по Бостону. Вы не встречались?
     - Имя мне знакомо.
     Она наклонила голову набок:
     - У тебя с ней серьезно?
     - Не знаю. Еще рано об этом говорить.
     - А где она?
     - Наверху, в нашем номере, переодевается. Она, похоже, только этим и занимается. А кто твой друг?
     - Бен Гарднер. - Она обернулась и осмотрела вестибюль. - Черт, он ушел. С моей стороны было невежливо бросить его. Я увидела тебя и совсем забыла о нем. Ты не возражаешь ужинать в компании незнакомого человека?
     - Нет, если ты этого хочешь.
     - Тогда вы с Эмилией заходите в наш номер в семь часов. Мы отправимся в ?Эксельсиор?, если вы, конечно, не предпочитаете что-нибудь французское.
     - Прекрасно. Эмилия будет в восторге. Он поцеловал ее в обе щеки.
     - У тебя более жизнерадостный вид, чем дома.
     - А я действительно радуюсь жизни. Все просто замечательно. А ты как? Он передернул плечами.
     - Так, не очень. - Он помолчал. - Ты ничего не слышала о Лоре?
     - Нет.
     - И даже не знаешь, где она?
     - Я не хочу этого знать. Увидимся в семь вечера.
     ?Мы все ведем себя как обманутые возлюбленные, - подумал Поль, направляясь к лифту. - Но как еще они могли вести себя? - спросил он себя. - Если бы она доверилась нам и рассказала правду; ведь мы так любили ее.
     Черт знает что, - про себя выругался он, когда лифт довез его до нужного этажа и он пошел по коридору к своему номеру. - Смогли бы мы любить ее, если бы она призналась, что пришла к нам в дом ограбить нас, а потом осталась, чтобы выманить у Оуэна, что сможет?
     Лора Фэрчайлд не сделала бы этого. Во всяком случае, та Лора Фэрчайлд, которую я знал?.
     Именно в этом месте его мысли заходили в тупик. У Феликса были доказательства. Сама Лора признала, что он был прав. Это значило, что Поль Дженсен, как и все остальные члены семьи, был обманут очень умной актрисой. Очень красивой, очень нежной актрисой, думал Поль, чувствуя, как боль кулаком бьет его в живот.
     - Привет, - сказала ему Эмилия, когда он открыл дверь и вошел в комнату. Она сидела за письменным столом, ее изящная белокурая головка вырисовывалась на фоне окна. Ее фотографии, которые снимал Поль, были разложены на столе, некоторые прислонены к стене. Их насчитывалось около сорока, на них Эмилия была снята в вечернем платье, в деловых костюмах, в спортивной одежде и великолепных ночных пеньюарах. Она позировала как профессиональная модель - на улице, в помещении, на фоне старинных зданий, современных небоскребов, в горах или густых лесах Швейцарии, которые подчеркивали ее ухоженную красоту. Эмилия отложила ту фотографию, которую рассматривала, и встала ему навстречу. Они поцеловались.
     - Догадайся, кто звонил?
     - Ни малейшего представления. Разве кто-нибудь знает, что мы в Амстердаме?
     - Барри Маркен. Вышло так удачно: я увидела его имя в книге регистрации и позвонила ему утром, а сейчас он сам позвонил. Мы договорились поужинать вместе сегодня вечером.
     - А я договорился поужинать сегодня с моей двоюродной сестрой.
     - Поль! Мы сможем это сделать в любое время. А Барри уезжает завтра.
     - Я должен его знать?
     - Он ведь твой друг! Или нет? - спросила она, занервничав. - Ты сам рассказывал мне о нем; я уверена, что ты упоминал его, по крайней мере, дважды, именно поэтому я ему и позвонила. Он был очень любезен... Поль, он ведь действительно твой друг, да? Издатель журнала ?Ай? . Он еще владеет агентством ?Маркен?.
     - Припоминаю. Мы встречались с ним несколько раз в Нью-Йорке. Он не друг, просто знакомый.
     - Мне не нужно было звонить ему. - Голос у нее был страдальческим - Получилось очень неудобно.
     - Об этом не волнуйся; видимо, он не обиделся, если согласился на встречу. А может быть, нам пригласить его сюда на коктейль? Ты ведь хочешь, чтобы он взглянул на эти фотографии, а он не сможет это сделать за обеденным столом.
     - Ты прав, но я хочу, чтобы у нас были не только деловые отношения. Я хочу, чтобы мы действительно подружились. Чтобы он думал обо мне не только как о сногсшибательной фотомодели, а о тебе как о прекрасном фотографе.
     Его рассмешили ее слова.
     - Он мог подумать о нас и не так хорошо. - Потом он пожал плечами. - Ну хорошо. Я позвоню Эллисон. Мы перенесем ужин на другой день.
     - Благодарю тебя, дорогой.
     Она улыбнулась ему, и, присев к телефону, он вынужден был признать ее совершенство. В Эмилии Кент не было никаких изъянов. Она была единственной дочерью в богатом старинном семействе из Бостона, которое ее обожало, и имела все. Она водила дружбу с несколькими мужчинами, которые ставили Поля в тупик, никогда не была замужем, хотя была близко знакома с некоторыми известными в Нью-Йорке и Бостоне людьми Положение незамужней женщины придавало ей исключительность: именно этого она и добивалась. Как и Полю, ей около тридцати, но у нее был такой тип красоты, что невозможно было догадаться, сколько ей лет, ни солнце, ни улыбки, ни тревоги не оставили на ее мраморной коже ни единого следа. У нее были круглые щеки и влажный рот. Она выработала привычку наклонять голову набок, при этом ее блестящие светлые волосы падали ей на глаза: это придавало ей искушенный вид, который несколько не вязался с бесхитростным, немного испуганным выражением ее светло-голубых глаз. Именно этот контраст в ее внешности хотел подчеркнуть Поль в своих фотографиях.
     Многие годы, как любительница, она участвовала в демонстрации мод. После того как ей исполнилось двадцать семь лет и она так и не нашла подходящую кандидатуру, чтобы выйти замуж, Эмилия стала относиться к работе модели не как к хобби, а серьезно.
     - Тогда мы встретимся с Эллисон и выпьем что-нибудь вместе, - сказал Поль, вешая трубку. - Приятель Эллисон завтра уезжает, а она очень хочет, чтобы мы познакомились с ним.
     - Кто он такой?
     - Его зовут Бен Гарднер.
     - Откуда он?
     - Она не рассказывала. Мы договорились на пять тридцать. В какое время мы встречаемся с этим твоим приятелем Маркетом?
     - Маркеном, дорогой. И он наш приятель, или скоро им станет. В семь часов. А где мы встретимся с Эллисон?
     - Мы выпьем что-нибудь здесь же, в отеле.
     - Чудесно. Я успею переодеться после того, как мы сделаем некоторые покупки.
     Она надела шапочку от дождя.
     - Поль, ты только не обижайся, но ты не забудешь фамилию Барри опять, а? Особенно когда будешь разговаривать с ним. Не очень приятно, когда путают твою фамилию, верно? Тем более что Барри сможет во многом мне помочь. И тебе тоже. Ведь ты этого хочешь, не так ли?
     - Пусть поможет тебе, это важнее.
     Он молчал, когда они взяли такси до Бетховенстраат, где, как слышала Эмилия, открылся новый магазин. Он сам не знал, чего хотел. В этом было все дело: он не знал и не хотел знать. Ничто не волновало его чувств, ничто не привлекало: ни работа, ни развлечения. Как будто внутри его что-то шло вразрез со всем миром, потому что ему причинили боль и еще потому, что и он сам причинил