ркинсон. - Я сделал вывод - и доктора подтвердили, что достаточно часто замечали это в пациентах, которые раньше были влиятельными бизнесменами - что мистер Сэлинджер, будучи человеком, привыкшим к власти, был растерян, поскольку совершенно не знал, что ему делать в подобной ситуации. Он был старый, беспомощный и больной, совершенно беззащитный перед любым, кто был сильнее его или заботился о нем. Мисс Фэрчайлд была именно таким человеком, и в конце концов он превратился в ребенка, который подчинялся для того, чтобы о нем заботились и любили... как мне казалось, - быстро добавил он, заметив, что Роллинз собирался снова возразить. - Я не понимал всего этого, я думал, что он просто боится смерти - кто ее не боится? - но сейчас я знаю - полагаю - что за этим стояло гораздо больше. Мне кажется, что ему не давали ни минуты покоя, не давали умереть спокойно... Я не могу передать, как глубоко сожалею о содеянном мною, что я не смог понять этого сразу и тем самым оградить его и его семью от невыносимых страданий...
     Паркинсон до этого не смотрел в сторону Лоры. Сейчас же он послал ей яростный, обличающий взгляд. Сидевший позади Лоры Феликс напряженно смотрел в другую сторону. Эллисон рыдала. Ленни закрыла глаза и сидела, слегка раскачиваясь. В зале был слышен шум работающего кондиционера; температура на улице была около сорока градусов, но Лоре было холодно.
     - Чертов подонок! - пробормотал Роллинз, теряя остатки бостонского самообладания. - Должно быть, они заплатили ему достаточно, чтобы он мог уйти в отставку и жить безбедно до конца дней своих, раз он готов рискнуть карьерой... Признаться в том, что составил документ для человека, который не отвечал за свои поступки... достаточно для того, чтобы лишиться звания адвоката, если они поверят в его историю Негодяй, жадный подонок, проклятый Богом.
     К тому времени, когда давала показания Лора, она была уже уверена в том, что они проиграли дело. Сидя в кресле для свидетелей в напряженной позе, она снова рассказала о привязанности, которую почувствовали они с Оуэном. Она сжала руки в кулаки, пытаясь остановить дрожь, но не плакала. Присяжные ожидали, все в зале суда ждали, что она заплачет, но она не могла. Она казалась маленькой и беззащитной, внутри ее были слезы и боль, но лицо при этом оставалось каменным. Какая она холодная, думали присяжные. Совершенно бесчувственная.
     - Мисс Фэрчайлд, - обратился к ней Роллинз, после того как он закончил расспрашивать ее о годах, проведенных рядом с Оуэном. - Вы когда-либо намеревались обмануть или навредить Оуэну Сэлинджеру каким-либо образом?
     - Нет! - крикнула она. - Я любила его! Я даже никогда не предполагала, что он завещает мне что-либо, потому что я не хотела думать, что он умирает! Он заботился обо мне! А я заботилась о нем! И никто не имеет права заявлять, что он был ничего не соображающим стариком! - Она взглянула на Сэлинджеров.
     - Мы все помним его совсем другим! Когда Чейн начал перекрестный допрос, его голос был мягок:
     - Мисс Фэрчайлд, вы были осуждены за воровство несколько лет назад.
     - Да.
     - Вы были воровкой.
     - Мы были бедны, а я тогда была совсем молоденькой. Вот и украла что-то, но мне было стыдно, и я...
     - Отвечайте только на мои вопросы, мисс Фэрчайлд.
     - Я не хотела воровать! Я хотела стать другой, пойти учиться в колледж и что-то изменить в своей...
     - Мисс Фэрчайлд!
     - Извините, но ваши вопросы звучат так... Судья наклонился вперед:
     - Я должен предупредить вас, мисс Фэрчайлд: следует ограничиться только ответами на вопросы адвоката. Лора презрительно посмотрела на него.
     - Хорошо, - холодно ответила она.
     - Послушайте, мисс Фэрчайлд, - также ласково продолжал Чейн, - я полагаю, что когда-то вы знали торговца книгами по имени Хенди Кэл.
     Незначительные события прошлого, различные поступки, которые совершались в течение жизни необдуманно, без оглядки на завтра или следующий год, - и после того, как все давно забыли о них, неожиданно возникают, как зеленые ростки из земли и меняют всю нашу жизнь.
     Лора ответила на все вопросы ровным голосом, рассказав все, что она уже рассказала Роллинзу. Чейн никогда не спрашивал о Бене, и она уверилась, что и не спросит. О нем ни разу не было упомянуто в протоколе. Даже в ее деле в колледже, где она училась, она назвала своим опекуном соседа, поскольку Бен считал, как и позже, когда ее арестовали, что власти города не позволят неженатому молодому человеку стать опекуном своего брата и своей сестры. И здание, в котором они жили, было все разрушено, их домовладелец исчез, и никто не знал куда. Нью-Йорк умел проглатывать людей, не оставляя следов; он поглотил Бена Гарднера, и никто не знал о его существовании.
     Наконец Карвер Чейн произнес речь, подводя окончательные итоги. Встав поближе к присяжным, он заново привел все те сведения, с помощью которых выстроил свою версию воровства и обмана. Затем, понизив голос до проникновенного полушепота, сказал:
     - Подумайте о своих родителях. Каждый из вас: вспомните своих родителей, которые есть или были у вас. Старые, усталые, стремящиеся только к покою - покою, который они заслужили! - беспомощные, прикованные к постели. Они прожили большую жизнь - трудную, благородную жизнь - которая сейчас приближается к своему завершению. Они имеют право мирно встретить конец своей жизни. А вы имеете право предоставить им такую возможность. НО ПРЕДСТАВЬТЕ! Только представьте, что они попали в руки умного, безжалостного, хитрого вора, который, нацепив красивую маску любви и наивности, приходит к вам в дом и крадет у вас ваших родителей! Эта женщина оказалась таким вором, пришедшим украсть - и крадет! Выкрадывает его из семьи - крадет его любовь - разрывает кровные узы - и разрушает святые традиции этой сплоченной семьи! В обществе, где мы живем, предполагается, что человек работает всю свою жизнь, упорно, с любовью, чтобы создать свою империю и оставить ее любимой семье целиком и полностью. Это юридическое право любой семьи - если оно не украдено! Дамы и господа! Перед вами сидит вор - вор, который не только посягает на священную неприкосновенность ваших домов и лишает нас имущества, которое мы с любовью собираем многие годы, но который еще и украл у семьи Сэлинджеров их отца, когда он оказался слишком беспомощным, чтобы бороться за права дорогих его сердцу домочадцев!
     Присяжные заседали три часа. Когда они вернулись, никто из двенадцати мужчин и женщин не смотрел в сторону Лоры. Роллинз положил руку ей на плечо. Она слушала громкий голос старшины присяжных, который начал отрывисто зачитывать свое решение:
     - ?Мы, присяжные, пришли к выводу, что истец...? Роллинз выдохнул, понимая свое поражение. Лора сидела очень спокойно.
     - Согласно мнению присяжных, - сказал будничным голосом судья, - поправка к завещанию Оуэна Сэлинджера аннулируется.
     Взволнованные, Сэлинджеры покинули зал заседаний. Впереди шел Феликс, с видом победителя, готовый вступить во владение домом на Бейкон-Хилл и четырьмя отелями Оуэна Сэлинджера. Лора наблюдала за ними, совершенно не замечая репортера, Янка Босворса, который протиснулся сквозь толпу и встал с ней рядом.
     - ...Еще несколько вопросов, о?кей?
     - Позже, - сказала она, провожая взглядом спины Сэлинджеров. - Через несколько минут...
     Он присел на край стола, боясь упустить ее из виду.
     - Послушайте, - он подождал, пока она не обернулась к нему с отрешенным взглядом. - После того как это закончится, если я вам когда-нибудь потребуюсь, вы знаете, где меня можно найти. Это была нечестная игра.
     Она согласно кивнула головой. Все казалось таким несущественным. Она снова оглянулась и увидела, как спины Ленни и Эллисон исчезают в дверях. Роллинз смотрел туда же.
     - Мы подадим апелляцию, - сказал он Лоре. - У нас хорошие шансы. Я уверен в этом. Она покачала головой:
     - Я не смогу еще раз выдержать этого.
     - Мужайтесь, вы уже смогли один раз, значит, сможете еще. Не хотите же вы мне сказать, что уйдете отсюда, не получив даже малой доли того, что оставил вам Оуэн Сэлинджер?
     - Но он оставил мне очень многое. - Она взглянула на Роллинза, глаза ее были спокойны и ясны. - И это останется со мной всегда: его любовь и то, чему он научил меня. Это все, что мне нужно, чтобы начать снова и вернуть себе остальную часть наследства.
     ГЛАВА 14
     В ?Амстердам Сэлинджер? все номера были заняты. Отель кишел туристами, говорящими на разных языках, но имевшими одну общую для туристов по всему миру черту: наличие фотоаппаратов, карт, путеводителей, черных очков, обуви на мягкой подошве; они одинаково нервничали при обмене денег на незнакомую валюту и постоянно все комментировали, сравнивая с тем, что было у ?них дома.
     Стоял конец августа: самый разгар сезона. Калвер-штат был так переполнен людьми, что они не прогуливались, а просто плыли вместе с толпой из магазина в магазин. Цветочный рынок на Зингель, открытый каждый день, был постоянно забит; длинные очереди выстроились перед домом Рембрандта; везде, начиная от театров, где ставили Шекспира, и кончая ночными клубами со стриптизом в ?Лайдзераплайн?, все места были раскуплены, и публика вызывала выступающих на ?бис?.
     - Это то, что в Америке называется сумасшедшим домом, - сказал управляющий, обращаясь к Эллисон и Патриции и довольно улыбаясь, потому что у него было все в полном порядке - ему неслыханно повезло, что дочери Феликса и Асы Сэлинджеров, под влиянием ми-путы решили посетить именно этот отель в самое горячее время. Конечно, они расскажут своим отцам о всех отелях, где останавливались во время поездки по Европе, но управляющий совершенно не сомневался, что ?Амстердам Сэлинджер? получит у них самую высокую оценку. - Свободных номеров нет, мест в ресторане тоже, но для членов семьи Сэлинджеров, конечно, у нас найдется королевский ?люкс?.
     - А если приедет король? - пошутила Эллисон.
     - Мы поселим его в котельной.
     Эллисон рассмеялась, вспомнив, как Оуэн однажды сказал, что хороший управляющий это отличный политик. ?Я скучаю по Оуэну, - подумала она, следуя за статной фигурой управляющего, который прокладывал ей путь через вестибюль, полный народу. - В этом месяце исполнится ровно год, как мы его похоронили, а я даже не знала, пока он был жив, что так сильно любила его?.
     Она скучала и по Лоре, но не позволяла себе думать о ней.
     В гостиной их апартаментов она подошла к окну, а Патриция стала открывать бутылку шампанского, которую им преподнесли, когда они приехали. Внизу текла река Амстел, широкой, голубой лентой она обвивала центр города и проходила по шумным улицам и через каналы, по обе стороны обсаженные деревьями и расположенные на равном расстоянии друг от друга. Тесно прижавшись друг к другу, дома из серого камня и красного кирпича, остроконечные, с арками, со многими окнами, чаще всего с ярко-оранжевыми крышами, уходили за горизонт. Эллисон смотрела на них и представляла, что за каждым окном живет семья, где любят и ненавидят, радуются и тревожатся, женятся и разводятся. И никто из них не знал и не хотел знать об Эллисон Сэлинджер, которая около года назад носила фамилию Уолкет, а сейчас вернулась к тому, от чего ушла. Во всяком случае, с фамилией дело обстояло именно так.
     - Чем бы нам заняться? - спросила она внезапно. - Может быть, прогуляться по Уоллетьез, пока светло?
     Патриция поморщилась:
     - Некрасивое и угнетающее зрелище.
     - Это просто квартал работающих женщин, содержащих самих себя, - язвительно сказала Эллисон. - И мне интересно туда пойти, даже если ты не хочешь.
     - Не остроумничай! - сказала Патриция голосом, лишенным каких-либо эмоций. - Смотреть на проституток, которые сидят в окнах своих комнат, вяжут и ждут клиентов, совсем неинтересно. Я предпочла бы сходить в кафе ?Рейндерз? и познакомиться с какими-нибудь молодыми людьми.
     - Ты хочешь сказать, что вместо того, чтобы сидеть в окне и вязать, ты лучше выйдешь и найдешь себе мужчину сама?
     - Какая ты иногда бываешь неприятная, - пробормотала Патриция.
     - Без тебя знаю. - Эллисон снова стала смотреть в окно. Патриция права, она была груба, а ходить на Уоллетьез действительно было совсем незачем. Смотреть на этих женщин все равно что разглядывать диких зверей в зоопарке. Но ей не хотелось встречаться с мужчинами; ей не хотелось делать покупки; ей вообще ничего не хотелось.
     Глядя в окно, она ощущала себя постаревшей и уставшей от жизни. ?Наверное, это оттого, что я была замужем и развелась?, - думала она. К этому добавилось то, что лучшая подруга оказалась воровкой, которая вторглась в семью, чтобы ограбить их. Да еще она сама так хотела помочь человеку, что вышла за него замуж, а потом выяснилось, что он совершенно безразличен ей. И что еще хуже, она была безразлична ему.
     Патриция была практичным человеком: казалось, ничто ее не волновало; она никогда не влюблялась сильно; она просто хотела хорошо проводить время. ?Я должна стремиться быть такой же, - думала Эллисон. - Какого черта! Стараешься изо всех сил помочь людям, а они это не ценят. Ну и пусть все катятся к черту! Я хочу быть как моя сестра и хоть немного подумать о себе самой?.
     Но дело было в том, что она давно не чувствовала себя молодой и ищущей приключений. Она бы никогда не была сейчас в Европе и не носилась, как турист, по городу, если бы ее мать практически не приказала ей поехать сюда. Она вспомнила, что сказала ей Ленни в июле:
     - Почти год ты никуда не ездила. Пора тебе снова узнать, как велик мир. Поезжай в какую-нибудь экзотическую страну, в крайнем случае, в Европу. Молодая, здоровая женщина двадцати двух лет должна думать о том, что будет в будущем, а не о том, что оставила в прошлом.
     Конечно, ее мать была совершенно права. Ее мать оказывалась всегда права: холодная, знающая что делать. Она умела контролировать свои эмоции и всю свою жизнь. Даже когда она оплакивала Оуэна, она оставалась элегантной и безукоризненной.
     - Хорошо, - сказала она Патриции, вдруг оживившись. - Давай пройдемся по магазинам. И я еще должна спросить управляющего о ?Гран-при? в Зандворте; мне кажется, что это бывает именно в августе. Мне хочется поехать туда, хотя бы в казино.
     - В какие магазины пойдем?
     - На Хуфтстраат. А обедать куда ты скажешь, - Тогда в кафе ?Рейндерз?.
     Эллисон еще колебалась. Но она опять услышала голос Ленни: перестать винить себя; перестать винить Тэда; перестать вообще искать виноватых. Постарайся развлечься. Найди что-нибудь интересное.
     - Прекрасно, - сказала она. - Почему бы и нет?
     Немало торговых улиц в Амстердаме были длиннее и известнее, чем Хуфтстраат, но Ленни, можно сказать, с пеленок научила Эллисон выбирать для покупок самые изысканные места, где царила приглушенная атмосфера, которая, как воздушное покрывало, окутывала посетителей; где все, что предлагалось, было самым лучшим в мире и где продавцы, все до единого, овладели вершинами своей профессии по учтивости и умению разбираться в тонкостях своего искусства. Несколько часов Эллисон и Патриция провели в роскошных небольших магазинах, где голоса посетителей и продавцов были такие же утонченные, как и сама атмосфера вокруг, а когда они вернулись в отель после ужина и кафе, покупки уже ждали их в номере: платья и пальто, туфли и шелковое белье, сумочки и украшения.
     - Эллисон! - неожиданно окликнула ее Патриция, когда они переодевались, каждая в своей спальне. - Ты не видела ту маленькую вазу, которую я купила в Венеции? Она стояла у меня на столике у кровати.
     - Может быть, горничная убрала ее вместе с остальными твоими вещами, - предположила Эллисон из своей спальни.
     - Зачем кому-либо убирать вазу со стола?
     - Не могу себе представить.
     Патриция выдвигала и задвигала ящики:
     - Определенно ее тут нет. Кто-то ее украл.
     В дверях появилась Эллисон в ночной рубашке и атласном халате:
     - Ты уверенна, что она пропала? Патриция жестом обвела комнату и указала на открытые ящики.
     - Она дорогая, не так ли?
     - Всего полторы тысячи, но мне она нравилась.
     - Для некоторых людей полторы тысячи очень большие деньги.
     Эллисон подошла к телефону и набрала номер справочной.
     - Это мисс Эллисон Сэлинджер; не могли бы вы прислать к нам в номер кого-нибудь из отдела безопасности.
     Голос на другом конце провода, молодой и взволнованный, стал настороженным.
     - Отдела безопасности? Ну да, конечно. Но, пожалуйста, не могли бы вы сказать мне, в чем дело?
     - Кое-что исчезло из нашего номера. Я не хочу обсуждать это по телефону, я хочу, чтобы кто-нибудь пришел сюда. И немедленно.
     - Да, немедленно, конечно, но я позвоню сейчас начальнику отдела безопасности. Я думаю, так будет лучше...
     - Прекрасно. - Эллисон потянулась за карандашом. - Как его зовут?
     - Бен Гарднер, - ответил молодой голос.

***

     Бен только что заснул, его рука покоилась на пышной груди молодой женщины, его последней подружки, когда зазвонил телефон.
     - Я бы не стал вас беспокоить, - извинился Альберт, как только Бен снял трубку, - но звонили из номера ?люкс?, сказали, что у них что-то украли. Она сказала, что ее фамилия Сэлинджер, и я подумал, что вы захотите сами разобраться с этим.
     - Я так и сделаю. - Он уже был на ногах. - Которая из Сэлинджеров?
     - Я не знаю; она приехала, когда менялась смена, и я не успел еще выяснить. Я подумал, что сначала должен позвонить вам.
     - Правильно сделали. Передайте ей, что я буду через полчаса.
     Голос у него был твердым, но мысли разбегались. Что-то украдено. Номер ?люкс?. Сэлинджер.
     Он надел темные брюки из саржи и свежую белую рубашку, повязал неяркий голубой галстук на шею и уже в дверях схватил пиджак. Молодая женщина в постели не шелохнулась.
     Сэлинджер, думал он, снимая замок с велосипеда. Сэлинджер. Что-то. Украдено. Он бешено крутил педали, наклонившись вперед, несясь по улицам в направлении ближайшей стоянки такси. Маршрут был настолько хорошо изучен, что он едва замечал, куда едет, погруженный в свои мысли.
     Воровство представляло серьезную проблему в отелях по всему миру, но только не здесь. Им до сих пор везло, или их отель был действительно лучше, чем другие, а может, и то и другое. Он работал в ?Амстердам Сэлинджер? уже два года, помогая расширять штат отдела безопасности и контролируя установку новой системы замков на дверях и сейфах во всех номерах. Именно он предложил нанять сторожей в багажное отделение, - это предложение принесло ему должность начальника отдела безопасности, когда старый начальник ушел на пенсию. И за все эти два года не было зарегистрировано ни одной крупной кражи. Было несколько мелких случаев, в основном пропадали маленькие свертки в вестибюле и ресторане, но ничего серьезного и никогда не имевшее отношения к влиятельным людям не случалось. Так было до сих пор. А сейчас один из Сэлинджеров ограблен в отеле, где Бен Гарднер начальник отдела безопасности.
     Он повесил замок на свой велосипед у стоянки такси и сел в первую по очереди машину. В два часа ночи улицы были в основном пустынны, и всего за несколько минут они успели проехать через цепочку каналов вокруг Центрума, мимо закрытых на ночь магазинов на улице Рокин и остановились на Ньив Доленстраат у ?Амстердам Сэлинджер?, который представлял собой отреставрированное величественное здание семнадцатого века. Взволнованный помощник управляющего уже ждал его у входа.
     - Я позвонил Хенрику, - рассказывал он, когда они с Беном шли к лифту, - но его жена сказала, что он заболел, и...
     - Я сам займусь этим вопросом, - бросил он, продолжая идти, отметив про себя, что его дыхание успокоилось, голос звучал ровно, хотя сердце продолжало еще сильно стучать. В лифте он потуже затянул галстук, удостоверился, что пиджак сидит на нем без морщин, и провел расческой по волосам. В последний момент он вынул из внутреннего кармана очки в роговой оправе и надел на нос.
     Когда Эллисон открыла дверь, они молча посмотрели друг другу в глаза. Она нахмурилась, его лиц