Хребет  поломаешь,  но
пойдешь получать - мешок. Истинный бог! Брал рогожный куль и в кассу  ходил.
А теперь - где они? Старые-то деньги было  дороже.  Раньше  возьмешь  сотню,
пойдешь в магазин, так сколь всего купишь? А нынче? Пшик, и нету десятки...
   - Можно и нынче с кулем ходить, ум  бы  был  да  охота,  -  сказал  Иван,
разливая остатки. - Я вот тоже зарабатываю -  ого!  У  меня  "Победа"  своя,
вторую уже сменил. Люблю новые машины! Запа-ах  такой!..  А  как  выветрится
запах, я ее загоняю  по  дешевке  и  другую  беру.  И  все  равно  денег  не
хватает... Ишь, бабе надо  коньячок  покупать,  чулочки  капроновые,  платья
вечерние. У меня баба - во! Только строгая  -  страсть...  Держать  красивую
бабу дорого, расходно, а без красивой бабы - не жизнь... Вот и ломаю хребет.
   - Оно и видно, дошел - кости торчат, - пожалел Власов.
   - Ничего, приеду домой - отъемся, - успокоил Иван. - Тут еще жара  стоит,
потому и худею.
   Перед тем как идти к Власову, Анна накормила Зародова до отвала.  Кормила
мясом, специально купленным на базаре, колбасой и вареными  яйцами.  Уже  не
лезло - Иван взмолился:
   - Не могу больше!
   - Ешь! - приказывала  Анна.  -  Если  опьянеешь,  что  мне  делать?  Ешь!
Зажмуривайся и жуй, понял?
   Ивану было приятно. Все время начальница  скупилась  на  деньги,  жили  в
режиме строгой экономии, а тут сама заставляет, можно сказать, насилует.
   - Бурундук -  птичка,  -  стонал  Иван  и,  зажмурившись,  жевал  вкусную
чесночную колбасу...
   И все-таки, несмотря на щедрую кормежку, Иван пьянел. Пимен же  Аверьяныч
от выпивки только покраснел немного и оживился.
   - А чего мы на улице сидим? - вдруг спохватился он. - На жаре-то? Аида  в
избу! Там хоть и мухи кусаются, зато прохладно... Слушай, а  ты  не  знаешь,
отчего это мухи такие кусучие пошли?
   - Хрен их знает, - отмахнулся Иван. - Жрать, видно, хотят...
   - Э, не-ет! - обрадованно погрозил пальцем Власов. - Ты не  знаешь,  а  я
знаю! Мне недавно один умнейший человек сказал. Это  не  наши  мухи.  Из  их
Средней Азии ветром занесло, переселение едучих  мух  произошло.  Нашито  не
кусались, а эти живьем жрут, потому  что  они  на  родине  у  себя  фруктами
питаются. Во как!
   - А чего мы в избу пойд„м? - спросил Иван. - Выпить-то нету!
   - А ты слетай! Сельповский магазин  тут  рядом,  на  соседней  улице!  Ты
молодой, сбегай! Я те объясню...
   Ивану не нужно было объяснять, где сельповский магазин.  Там,  в  забитом
пустыми ящиками дворе, сидела и ждала его Анна...
   - Так, значит, там они фруктами питались,  а  здесь  кровью?  -  удивился
Иван. - Вот стервы!
   - А чего, приспособились... Ну ты лети, лети!  Ноги  в  руки  и  айда!  -
поторопил Пимен.
   - Ну, стервы! - сказал Иван. - Я мигом... Сейчас...
   - Колбасы купи!  -  наказал  Пимен.  -  Там  вчера  колбасу  привезли,  с
чесноком. Больно уж люблю ее... Иван вышел па улицу, свернул  в  переулок  и
побежал. Анна сидела на ящике, ждала.
   - Ну что?
   - Пока порядок! Пьем, - сказал Иван и сел рядом. - Давай еще бутылку,  мы
в избу пошли.
   - А не много будет? - испугалась Анна. - Вы же  напьетесь!  Ты  провалишь
мне дело!
   - Он крепкий, черт! - выругался Иван. - Колбасы просит,  аппетит  у  него
разгорелся.
   - Иван, только не напивайся, - попросила она. - Только держись.
   - Молчать, баба! - рассмеялся Иван. - На свои пью! Давай еще!
   Анна достала из сумки бутылку и круг колбасы.
   - Через полчаса приходи, - сказал Иван.
   - Господи, как деньги будем списывать, - вздохнула Анна. - На водку,  что
ли?
   - Сиди и думай, как. - Иван спрятал водку  и  колбасу  под  рубаху.  -  Я
сегодня гуляю.
   В избе они расположились с Власовым за столом, нарезали колбасы и хлеба.
   - Слышь, а ты где работаешь? Вербованный, что ли? - вдруг спросил  Пимен.
Иван рассмеялся:
   - В лесу денег нету! Я по другой части вербованный.
   - По какой же?
   - Зачем тебе знать? Мы с тобой выпили  и  разбежались.  Ты  на  работу  -
хребет ломать, я тоже...
   - Ты погоди, погоди, парень, - Власов поймал его за рукав. - Это  что  за
работа такая? Воруешь, поди? Иван опять рассмеялся.
   - Я законы уважаю, можно сказать, даже люблю... Говорят, к тому же у  вас
тут прокурор серьезный мужик.
   - Да! - Власов подал стакан. - Крутой! Не зря его бритвой  резали,  когда
он еще в милиции работал. Так щеку располосовали - ужас!.. Слушай, а  может,
и мне там какая работа найдется у тебя?
   - Какой с тебя толк? - отмахнулся  Иван.  -  Ты  человек  темный,  хмурый
какой-то... А гармонь у тебя играет?
   - А как же! - Власов вскочил, вытащил за ремень из-под кровати  гармошку.
- Вот она, родимая!
   Он растянул мехи и заиграл плясовую. Иван вышел на  середину  и,  закинув
руки за голову, отбил чечетку.
   И только расплясался Иван, как Власов сомкнул мехи и отставил гармонь.
   - Нет, ты пришел ко мне в избу,  пляшешь,  пьешь  тут,  а  насчет  работы
сказывать не хочешь! Говори!
   - Не могу я. - сказал Иван,  утирая  пот.  -  Тайная  у  меня  работа,  и
говорить запрещено.
   - Кем запрещено-то? - удивился Пимен.
   - А бабой моей.
   - Тьфу т-ты, мужик еще, бороду носишь,  -  выругался  Власов.  -  А  баба
командует над тобой. Я свою бабу, знаешь,  как  держал?  Во!  -  Он  показал
кулак. - Пикнуть не смела.
   - И я свою держу - во! - Иван потряс кулаком. - В рог согнул!
   - Это тебя она согнула! - захохотал Пимен. - Ей чулки, ей коньяк... А ты,
дурень, ломишь.
   - Кто? Я?
   - Ты!
   - Да я ей сказал: бурундук - птичка! Она  теперь  так  везде  и  говорит:
бурундук - птичка. Это несмотря  на  то,  что  она  -  ученая.  Ей  говорят:
бурундук - зверек, а она - нет, птичка, так мой муж сказал. Во!
   - Ученая, говоришь? - насторожился Власов.
   - Профессор!
   - Но?! А что ты тогда пьешь-то?
   - А вот! Ей наука -  мне  гулянка...  Она,  вишь,  у  меня  при  академии
работает, а я - при ней. Думаешь, она диссертации  пишет?  Я!  Я  пишу,  она
относит.
   - Так-так, - сказал Власов и отмахнулся от мух. - Из  академии...  Так  я
твою бабу знаю! Была она, из академии, говорит...
   - Врешь ты все, - Иван плюнул на пол, растер ногой. - У тебя книг нету. А
если нету, чего она к тебе попрется?
   - Как это - нету! - возмутился Пимен и сощурился. - Книги у меня есть!  У
меня столь книг - ни у кого столько нету. Во как! Это я твоей бабе сказал  -
нету. Какая-то она пугливая...
   -  Так  это  я  ее  попугиваю,  потому  и  пугливая!  -  сказал  Иван   с
удовольствием. - Бурундук-птичка!
   Пимен задумался, уперевшись в столешницу. В  той  же  задумчивости  налил
себе водки, выпил, съел кусок колбасы.
   - Ох, и гады же вы все, - хмуро сказал он. - Сволочи, одно слово.
   - Это кто? Мы с бабой? - взъярился Иван.
   - И вы с бабой, и другие! - рубанул Пимен.  -  Вы  деньги  за  эти  книги
лопатой гребете, а меня за дурака держите? За Ваньку с водокачки?  Хрен  вот
вам! Ишь, хозяева нашлись! У этих книг хозяин -  я!  Ездят  тут,  чемоданами
возят туда-сюда, а мне  сунут  десятку,  и  береги  их  тут  сиди...  Вы  на
"Победах" катаетесь, на Черном море дома строите, а я сиди в Еганове в  этой
избе? Меня пускай мухи из Средней Азии жрут? Эх, какие вы ушлые.
   - Ты чего на меня прешь? - возмутился Иван. - У меня на Черном море  дома
нет, и с чемоданом я к тебе не ездил.
   - Все вы одинаковые! - отмахнулся Пимен и хватил залпом полстакана водки.
- У тебя нет, у  Леонтия  есть.  Он  мне,  курва,  десятку  дал,  когда  вот
приходил. "Вот тебе, Пимен Аверьяныч, купи колбаски с  чесночком..."  Мне  с
его десяткой раз в магазин сходить! "Я тебя потом  к  себе  жить  возьму,  в
Черном море купаться будешь..." Возьмет, как же! Я ему здесь нужен, этих его
мужиков в галстуках привечать да чемоданы им укладывать. Потом смотается,  и
ищи его!
   - Ну их, Пимен Аверьяныч, - поморщился Иван. - Пускай  ездят,  это  ихнее
дело. Давай глотнем да пойдем. А то баба моя искать начнет. А  баба  у  меня
крутая, не хуже вашего прокурора.
   - Как это - ихнее дело? Я себе пенсию заработать не могу,  а  вы  живете,
как сыр в масле? - окончательно разошелся Власов. - Я ему,  гаду  ползучему,
материны книги отдал! А он мне за них тридцатку сунул!.. Материны!  -  Пимен
всхлипнул. - Набавь, говорю, хоть двадцатку еще. А он - ты что? И так триста
рублей старыми дал! А книги дешевые, старые, рухлядь, говорит...
   - Кончай реветь, - Иван приобнял Власова, стукнул кулаком в плечо.  -  Ты
же мужик, бороду носишь... Давай лучше споем, а! Ты на  гармони,  а  я  петь
буду? Давай!..
   "Из-за о-острова-а на стре-ежень, на просто-ор крутой волны-ы...".
   В этот момент  за  спиной  громко  хлопнула  входная  дверь.  Иван  пьяно
обернулся. На пороге стояла Анна...
   - Та-ак, - пропела она. - Вот ты куда  забурился,  алкоголик  несчастный!
Жрете с утра сидите?
   Иван крепче обнял Пимена; тот, в свою очередь, тоже придвинулся к нему.
   - Пошла вон! - Иван стукнул по столу. - На свои пьем! Не мешай, баба!
   - На свои! - подтвердил Пимен и тоже стукнул по столу.
   - Это тебе коньячки подавай! Это тебе с простым человеком муторно пить! -
разглагольствовал Иван. - Это для тебя изба вонючая, а для меня -  нет!  Для
меня не позор выпить с хорошим человеком. Верно, Пимен?
   Пимен отстранил Ивана, привстал:
   - Тебе чего, академия, надо? Чего ты на мужика орешь? Он мужик  тебе  или
не мужик?
   - Кто за тебя диссертации пишет? Кто?  -  нападал  Иван,  -  Я!  Я  пишу,
значит, помалкивай.
   - Ванечка, ну пойдем отсюда, - взмолилась Анна, враз подобрев. - У Пимена
Аверьяныча все равно книг нету, пойдем. Я в другом месте нашла, там и купим.
   - Эт-та как же у меня книг нету? - возмутился Пимен. - Есть!  Аида!  Аида
покажу - глаза вывалятся! Я хозяин!
   Он схватил Анну за рукав платья, потащил на улицу.
   - Не хватайся, - Анна вырвала руку.  -  Свою  жену  хватай!  Я  к  такому
обращению не привыкла!
   - Конечно, ты под ручку привыкла! -  ядовито  сказал  Власов.  -  На  вас
только мантуль... Давай, под ручку возьму... Иван? Я  твою  бабу  под  ручку
возьму!
   -  Бери!  -  разрешил  Иван.   -   Пускай   возьмет   тебя   под   ручку!
Бурундук-птичка!
   Пимен взял Анну под руку и повел. Только не  в  кладовку,  а  к  погребу.
Вернее, там, где был погреб, лежала куча прошлогодней ботвы, доски и  прочий
мусор. Власов отыскал вилы, освободил люк и полез в погреб. Анна последовала
за ним. Иван же, выйдя на улицу,  прилег  рядом  с  погребом  и  моментально
заснул.
   В погребе Пимен снял с кадки крышку, показал пальцем.
   - Это что, по-твоему, капуста? А здесь? - он снял крышку с другой  кадки.
- Колба моченая?
   - Книги, - сказала Анна. - Вижу... Они же не твои, Пимен Аверьяныч!
   - Мои! - отрезал Власов. - Что на моей усадьбе - вс„ мое! Сколь  дашь  за
все? Тут их семьдесят две штуки! По десятке за каждую дашь? Семьсот двадцать
новыми, а?
   - Если с кадками, то дам, - не  сразу  согласилась  Анна.  -  Кадки  тоже
пригодятся.
   - С кадками? - задумался Пимен. - Ладно, я все равно капусту  не  солю...
Давай деньги! Чистоганом!
   - Леонтий потом тебе голову оторвет же, - сказала Анна, вынимая деньги.
   - Хрен вот Леонтию! - Пимен погрозил кулаком. - Я его зажму - не  пикнет!
Вс„ на чужом хребту в рай норовит!..
   Он взял деньги, пересчитал, засунул в карман штанов.
   - Я за подводой пойду, - сказала Анна. - На себе-то не унести.
   - Иди-иди, - согласился Пимен. - Ты же барыня, все на подводах привыкла.
   Они выбрались из погреба, и тут Анна с ужасом увидела, что Иван спит.
   - Вставай! - она потрясла его за руку. - Вставай, алкоголик несчастный!
   - Не буди мужика, - строго сказал Пимен. -  Он  устал,  пускай  отдохнет.
Сама топай, а то привыкли все на мужиках ездить.
   Анна вышла на улицу, огляделась: куда? Где взять подводу? А  книги  нужно
срочно вывезти!
   Ноги сами повели ее в милицию...
   Едва она пропала из виду, Пимен сел рядом с Иваном, тряхнул за плечо:
   - Слышь, парень, вставай! Я твоей  бабе  книги  продал,  беги  в  сельпо.
Магарыч с тебя.
   Иван не отвечал, безжизненно моталась голова.
   - Алкаш, - сказал Пимен. - А еще молодой... -  Придется  самому...  -  Он
обшарил карманы Ивана, отыскал три рубля, встал. - А  еще  говорит,  бабу  в
руках держит... Без копейки ходит. - Он подтянул штаны на резинке и поплелся
в магазин.
   Анна пригнала подводу через полчаса. Милицейский конюх помог вытащить  из
погреба и погрузить книги, потом взвалил на телегу Ивана  и  понужнул  коня.
Когда выехали со двора,  встретился  Власов  с  бутылкой  в  руке  и  кругом
чесночной колбасы.
   - Ох, и шустра же ты, академия, - сказал он. - Ну  шустра...  А  Ивана-то
своего оставь. Оставь! Мы с ним магарыч разопьем!
   - Хватит ему! - отрезала Анна.
   Иван проснулся, но открыть глаза не было сил.  Голова  разламывалась,  от
жажды язык шелестел во рту, как бумажный.
   - Вставай, алкоголик, - услышал он голос Анны. - Хватит спать, уже вечер.
   Иван разлепил веки, огляделся.  Анна  сидела  на  его  кровати,  подперев
руками подбородок, словно думала горькую думу. В комнате за соседней  пустой
кроватью стояли друг на друге ящики из-под папирос "Беломорканал".
   - Мы где? - спросил Иван шепотом.
   - В гостинице...
   - А что за ящики?
   - Книги... Голова болит?
   - Болит, - сказал Иван и приподнялся на  локте.  -  Так  ты  купила?  Или
отдал?
   - Отдаст, жди, - вздохнула Анна. - Семьсот двадцать рублей отдала...
   - Новыми? - уточнил он. - Ого...
   - Воды дать?
   - Дай воды, - сказал Иван. - А лучше - грамм пятьдесят.
   - Где я тебе возьму? - спросила Анна.  -  У  нас  осталось  всего  четыре
рубля. Так что похмеляться не на что.
   Иван попил воды, чуть оживился, сел, привалившись к спинке кровати.
   - Еще одна такая операция,  и  я  точно  алкоголиком  стану,  -  натянуто
улыбнулся Иван, страдая от головной боли. - Анна...  у  тебя  здорово  вчера
получилось.   Ну,   когда   ты   скандалить   пришла...    Можно    сказать,
профессионально... Ты что, замужем была?
   - Была, - вздохнула Анна. - Ну и комплимент же ты мне отвесил...  У  тебя
тоже с выпивкой профессионально.
   - Не-ет, - не согласился Иван. - Ты тут ничего  не  понимаешь.  Наоборот,
очень даже непрофессионально...
   - Нужно ехать, срочно. Денег нет. - Анна встала, подошла  к  окну.  -  За
комнату платить не надо,  мы  можем  прожить  здесь  хоть  неделю.  Я  кадки
заведующей отдала, так она разрешила... А дальше что?  Где  взять  денег?  А
уезжать нужно немедленно, пока Леонтий не хватился.  Мы  не  знаем,  кто  он
такой и на что способен. Книгами рисковать нельзя.
   - Занять, - нашелся Иван. - Хотя бы у Глазырина. Он мужик добрый, даст.
   - Неудобно, Иван. С какими глазами идти к  нему?  И  так  чуть  что  -  в
милицию бежим. Они, в конце концов,  не  обязаны...  Мне  почему-то  стыдно,
понимаешь? Приехали как официальные лица, экспедиция, представители Академии
наук, а несостоятельные...  Обидно.  Могут  еще  заподозрить,  что  мы  тоже
авантюристы какие-нибудь.
   - Тогда не  знаю,  -  помолчав,  сказал  Иван.  -  У  меня  голова  плохо
соображает... А почему ты с мужем разошлась? Он что, пил?
   - Бывало... - Анна снова  села  к  нему  на  кровать,  потрогала  лоб.  -
Ванечка, милый, ты же мужчина, правда?
   - Так, - сказал Иван. - Мягко стелешь... Опять пьянствовать?
   - Нет, Ваня, дело абсолютно трезвое, - она погладила его руку. - Я  знаю,
что ты в тайге исхудал, ослаб, тут еще сегодня добавил... Но ты же  мужчина?
Ты же все выдюжишь?
   - Я с тобой чего только не выдюжил, - вздохнул Иван. - А муж твой  сбежал
от тебя или ты его бросила?
   - Я бросила, Ваня, я, - призналась Анна. - Тут я узнала, в Еганово  баржа
с мукой пришла, а разгружать некому...
   - Все понял, - Иван покачал головой. - Вот грузчиком я еще не  работал  в
этой экспедиции.
   - Придется, - улыбнулась Анна. -  Если  с  археографией  связался  -  все
придется... Рассказывают, что Гудошникова в свое время бандиты поймали и  на
дыбу вешали. Он выдержал...
   - Только не надо агитации, -  сказал  Иван.  -  Страсть  не  люблю  такой
прямолинейной агитации... И вообще, я подозреваю, что не ты мужа бросила,  а
он от тебя сбежал. Не вынес - и сбежал.
   - Но ты же вынесешь, Ваня.  Бурундук-птичка.  Иван  попил  воды,  сел  на
постели:
   - Баба! Подай сапоги!
   Анна кинулась к порогу, принесла сапоги, помогла обуться.
   - Ванечка, стелиться перед тобой буду, ноги мыть и воду пить. Только  иди
разгружать баржу!
   - Ох и врешь! - сказал Иван.
   - Там по пятьдесят рублей в день можно заработать, - не слушая, ворковала
Анна. - Два дня мешки потаскать, и нам на  билеты  хватит.  А  расчет  сразу
дают. День отработал :
   - деньги получил.
   - Да-а, - Иван подошел к умывальнику и стал мочить  голову.  -  Я  Пимену
сказал, что ты в академии работаешь, а я при тебе. - Так оно и есть... Могла
бы и поторговаться с Пименом, может, и уступил бы сотню рублей.
   - В погребе не торгуются, Иван, - сказала Анна. - А потом, за эти книги я
бы сама пошла разгружать баржи, лес бы валить пошла...
   Работа на пристани шла день и ночь. Мужики, собранные с бору  по  сосенке
из местных организаций, случайные проезжие, отпускники, приехавшие погостить
к родне, пятнадцатисуточники и даже один журналист, оказавшийся в Еганове по
долгу службы, выстроившись в длинные вереницы, шагали по трапам  в  трюмы  и
поднимались оттуда  с  белыми  семидесятикилограммовыми  мешками.  Различить
кого-либо в этой нескончаемой круговерти было невозможно: все были одинаково
белые от муки и  двигались  одинаково  механически  -  вверх,  вниз,  вверх,
вниз... Если в вереницу попадал новичок, то круга три или четыре  его  можно
было еще отличить среди прочих, но потом и он перекрашивался,  втягивался  и
выполнял неписаный закон грузчиков - давать дорогу идущему с грузом.  Узнать
можно было только журналиста, который изредка и одиноко ворчал:
   - Удивительный мир! В космос летаем, а хлеб все еще носим  на  плечах!  -
Или, наоборот, говорил возвышенно и красиво:
   - А может быть, в этом есть великий смысл, что хлеб мы носим на руках, а?
Может, и нужно ощутить его тяжесть, чтобы он был легок потом  и  желанен?  И
чтобы помнил всегда человек, что булки не на деревьях растут! Не потопаешь -
не полопаешь!
   Только учетчица, сидящая на  пристани  возле  штабелей,  однажды  услышав
фамилию грузчика, безошибочно узнавала его потом и ставила палочку  в  белой
от муки тетради.
   Иван успокаивался  тем,  что  жизнь,  транспорт  и  природа  сделали  для
грузчика великое благо: с  мешком  на  плечах  спускаться  по  трапу,  а  не
наоборот. Положил мешок и только двигай ногами. Он так долго думал над  этим
и так радовался, что поделился своими соображениями с журналистом.
   - Никакого чуда нет, - трезво сказал журналист. -  А  если  нас  заставят
загружать баржу?..  Ты,  парень,  маленько  отупел.  Получай  расчет  и  иди
отдыхать.
   Иван так и сделал. Получил пятьдесят три рубля и, не отряхиваясь от муки,
побрел в гостиницу.  Было  утро.  С  севера,  из  гнилого  угла,  как  здесь
считалось, волокло рваные тучи, ветер обдувал разгоряченное Иваново лицо, но
не мог освежить его.
   Анна сидела за столом и что-то писала.
   - Работничек ты мой! - сказала она ласково. - Спаситель  ты  наш,  устал,
поди, притомился.
   - Нет, - глухо сказал Иван. - Я свеж, бодр и румян, как булка из печи.
   Анна подвела его к умывальнику, налила горячей воды.
   - Ничего, Ванечка, кончились твои муки вместе с мукой, - проговорила она.
- Денег хватит.
   - Так всего пятьдесят три рубля, на один билет?
   - Мойся и собирайся, ты поедешь один. - Анна  наклонила  его  голову  над
тазом, взяла ковш. - Я тебе полью...
   - А ты? - Он выпрямился.
   - Я, Ваня, остаюсь. Вернее, возвращаюсь назад, в  Макариху.  Ты  повезешь
книги, - она снова нагнула его голову и вылила ковш воды. - Мойся,  сохни  и
ешь. Я иду за билетом. Пароход сегодня...