ти каютах. В двух размещалась
палубная команда, в одной - мотористы, еще в одной - оба кока, и в последней
- два стюарда. С нее-то мы и начали обход. Открыв дверь, мы остановились как
вкопанные, утратив дар речи. Я первым очнулся.
     В  нос ударил  такой тошнотворный запах,  что меня едва  не  вырвало. В
каюте  царил  невообразимый  хаос:  стулья  опрокинуты,  повсюду  разбросана
одежда, разорванные простыни  и одеяла свалены в кучу, словно после побоища.
Однако на удивительно спокойных лицах Моксена и Скотта не было ни ссадин, ни
синяков.
     - А я говорю: поворачиваем назад! - решительно проговорил капитан Имри,
усевшись в кресло. - Имейте в виду, господа, командую судном я. Я отвечаю за
безопасность  пассажиров и  экипажа. - Вынув  из подставки свою бутылку,  он
щедрой рукой налил себе в стакан. - Если бы на судне были обнаружены тиф или
холера, я направился бы в ближайший порт, чтобы получить медицинскую помощь.
Трое мертвецов  и четверо тяжелобольных на борту - это похуже любой холеры и
тифа. Чей теперь черед? - произнес капитан, с укором глядя на меня.
     -  Доктор Марлоу признается, что не понимает причин этой... смертельной
болезни. Видит Бог, причины для возвращения достаточно веские.
     -  До Уика  слишком  далеко, -  заметил штурман.  Как  и Гуэн, сидевший
рядом,  Смит  натянул на  себя два  одеяла. И он  и Отто  выглядели  все еще
неважно. - За это время может случиться всякое.
     -  Уик, мистер  Смит? Зачем  нам идти в Уик? До Гаммерфеста всего сутки
ходу.
     -  Меньше,  -  отозвался  мистер  Стокс.  Пригубив   стакан   рому,  он
рассудительно  добавил: - При попутном  ветре и  волнении за  двадцать часов
дойдем. - Проверив свои расчеты, он повторил: - Да, за двадцать часов.
     - Ну вот, видите, - обратив к Отто сверлящий взор, сказал капитан Имри.
- Двадцать часов.
     После  того как мы убедились, что среди  членов  экипажа  потерь больше
нет, капитан  тоном приказа позвал  Джеррана  в  кают-компанию.  Отто в свою
очередь  вызвал трех остальных членов совета директоров  - Гуэна, Хейсмана и
Страйкера.  Четвертый представитель  администрации -  мисс Хейнс, по  словам
Страйкера, крепко спала.  Граф явился  без приглашения, но  его присутствие,
похоже, никого не удивило.
     Было бы преувеличением сказать,  что  в  кают-компании царила атмосфера
страха. Скорее, это  можно  было назвать чувством опасности, озабоченности и
неуверенности. Пожалуй, Отто  Джерран был  расстроен больше остальных, и это
вполне понятно: ему было что терять.
     - Я понимаю причины вашего беспокойства, капитан, - произнес он. - Ваша
забота   о  нас  делает  вам  честь.  Но,  по  моему  мнению,  вы   напрасно
осторожничаете.  Доктор  Марлоу  определенно заявляет, что  эта...  эпидемия
кончилась.  Мы  будем выглядеть  очень глупо, если вернемся назад,  а ничего
страшного более не случится.
     -  Я слишком стар, мистер  Джерран, чтобы заботиться о том,  как я буду
выглядеть, - возразил  капитан Имри. - Если выбирать одно из двух - иметь на
судне еще одного мертвеца или выглядеть смешным, я предпочту последнее.
     - Я согласен с мистером Джерраном, -произнес слабым голосом Хейсман, не
успевший прийти в себя. -  Отказаться от всего, когда до Медвежьего немногим
более суток хода! Высадите  нас на острове, а сами плывите в Гаммерфест, как
и было предусмотрено. Вы попадете в Гаммерфест часов через шестьдесят вместо
двадцати  четырех.  Что же может произойти  в  течение этих лишних  тридцати
шести часов?  Неужто все должно пойти насмарку  лишь  из-за "того, что вы до
смерти перепугались?
     - Я не перепугался, - со  спокойным достоинством  ответил  Имри.  - Моя
первая обязанность...
     - Я не имел в виду вас лично, - возразил Хейсман.
     - Моя первая обязанность - заботиться  о людях. Они доверены мне.  Я за
них отвечаю. Я и должен принимать решения.
     - Само собой,  капитан, - невозмутимо произнес Гуэн. -  Но должны же мы
подвести баланс, как вы думаете? По мнению доктора Марлоу, вероятность новой
эпидемии ничтожно мала. Если же  мы направимся в Гаммерфест, судно продержат
на  карантине неделю, а то и две. Тогда вообще придется отказаться от съемок
и возвращаться не солоно хлебавши.
     Меньше двух часов назад Хейсман делал  критические замечания по  поводу
умственных способностей  Отто, а  теперь вместе с Гуэном горячо  поддерживал
его, зная, где жареным пахнет.
     - Студия понесет огромные убытки, - прибавил он.
     - Не надо рассказывать  сказки,  мистер  Гуэн,  - отозвался Имри. -  Вы
хотите сказать: страховая компания понесет убытки.
     - Неправда, - вмешался Страйкер. По его тону было понятно: среди членов
правления царит полное единомыслие. - Каждый из членов экипажа  и  съемочной
группы застрахован.  Что касается фильма и гарантии  его успешного создания,
застраховать  его было невозможно из-за высоких  премий, которые потребовало
страховое общество. Убытки придется покрывать  из  собственного кармана. Что
же  касается мистера  Джеррана,  держателя контрольного пакета акций, то для
него это означает разорение.
     - Очень  сожалею,  - с  видимым  сочувствием сказал  капитан  Имри,  не
склонный, однако, менять свое решение. - Но это ваша забота. Хочу напомнить,
мистер Джерран,  ваши  же собственные слова: "Здоровье наших  людей  гораздо
дороже любых денег, полученных от продажи фильма". Разве сейчас не тот самый
случай?
     - Что за глупость, - рассудительно произнес Гуэн. У него был редкий дар
говорить обидные  вещи  таким  тоном,  что на  него  никто  не  обижался.  -
Разумеется,  мистер Джерран  готов поступиться  своими  интересами,  если бы
возникла нужда. Он это делал не раз. Речь  идет не об утраченной выгоде, а о
полном и непоправимом крахе компании. Убытки  составят  шестизначные  цифры.
Все наши  надежды на  это  предприятие,  капитан  Имри,  а  вы  так спокойно
говорите   о  ликвидации  нашей  компании.  Ее  крах  обречет   на  голодное
существование  десятки  техников  и  их  семей  и  повредит   карьере   ряда
многообещающих  актеров  и  актрис. Вы задумывались, куда  вы нас  толкаете,
капитан?
     Но  капитан  молчал. По его виду нельзя  было  сказать, что он о чем-то
задумался.
     - Мистер  Гуэн  очень точно обрисовал положение, -  заметил Отто. -  Вы
упустили из виду одно  важное обстоятельство, капитан Имри. Вы напомнили мне
мои слова. Позвольте напомнить ваши.
     -  Разрешите прервать вас, мистер  Джерран, - вмешался я, не давая Отто
возможности сказать то,  что  он  намеревался  произнести.  - Прошу  вас.  Я
предлагаю компромисс. Вы за то,  чтобы  следовать к месту назначения. Такого
же мнения мистер  Гуэн и мистер Хейсман.  Я тоже, поскольку от этого зависит
моя репутация как доктора. А вы, Тадеуш?
     - Какой может быть вопрос, - отозвался Граф. - Идем на остров Медвежий.
     - Разумеется,  было  бы несправедливо  не спросить мнение мистера Смита
или мистера Стокса. Поэтому я предлагаю...
     - Тут вам не парламент, доктор Марлоу, - оборвал меня капитан. - И даже
не муниципальный совет.  На борту судна,  совершающего  плавание, решения не
принимаются голосованием.
     - О  голосовании нет  и  речи. Рекомендую составить документ. Предлагаю
отметить  в нем намерения  капитана и мнения остальных лиц. Если  произойдет
еще один  случай  отравления,  немедленно  пойдем  в  Гаммерфест, даже  если
окажемся в  часе плавания от острова Медвежий.  Следует отметить  все это  в
документе, чтобы  снять  с  капитана  ответственность  за здоровье экипажа и
пассажиров. Я же  представлю  письменное свидетельство о  том, что опасности
отравления не существует.  Единственное, что может беспокоить  капитана, это
опасность  для  судна,  но  такой  опасности  нет. Мы  укажем,  что  капитан
освобождается от  ответственности за  возможные последствия  нашего решения.
Разумеется,   управление  судном   и   безопасность  плавания   останутся  в
компетенции капитана. Мы все пятеро подпишем документ. Ну как, капитан?
     - Согласен, - не колеблясь ответил  Имри. Компромиссное решение было не
самым  удачным, но  оно  его  устраивало. - А  сейчас  прошу извинить  меня,
господа. Скоро, а точнее в четыре ноль-ноль, мне на вахту.
     Думаю,  последний раз  капитан  вставал в такую  рань лишь в пору своей
молодости, но болезнь штурмана и боцмана внесли свои коррективы.
     - Я получу этот документ к завтраку? - взглянул он на меня.
     - Да, к завтраку, - отозвался я. - Будьте любезны, когда пойдете к себе
в  каюту,  пришлите  ко мне  Хэггерти. Я  мог  бы сам сходить  за ним, но  к
штатским он не очень-то расположен.
     - Флотские навыки не скоро забываются. Прислать сейчас?
     - Минут через десять. Пусть придет на камбуз, хорошо?
     - Продолжаете свое расследование? Вы же не виноваты, доктор Марлоу.
     Если я  не виноват,  зачем  же  внушать мне чувство вины, подумал я. Но
вместо  этого поблагодарил  капитана,  пожелав  ему  спокойной ночи. Капитан
попрощался и в  сопровождении Смита и мистера Стокса ушел. Посмотрев на меня
начальственным взглядом, Отто произнес:
     - Весьма признательны вам, доктор  Марлоу. Вы предложили отличный выход
из положения. - Он улыбнулся. - Я не привык, чтобы кто-то  меня прерывал, но
на сей раз вмешательство было оправданным.
     - Не вмешайся я,  мы бы сейчас на  всех парах мчались в Гаммерфест.  Вы
хотели напомнить капитану пункт договора о фрахтовании, согласно которому он
обязан выполнять все ваши указания, кроме тех, что противоречат безопасности
судна.  Вы  хотели указать ему на то, что,  поскольку опасности для судна не
существует,  формально  капитан нарушает  договор  и  обязан  возместить все
расходы,  что наверняка разорило бы его. Но для  такого  человека, как Имри,
честь дороже денег. Он  послал бы  вас ко  всем  чертям  и взял  бы курс  на
Гаммерфест.
     - Хочу подтвердить, что наш достойный лекарь прав на все сто процентов,
- заметил Граф, успевший наполнить свой стакан  бренди. -  Вы едва не сели в
лужу, милый мой Отто.
     -  Согласен,  -  отозвался  Джерран,  сделавший  вид,  что  не  заметил
фамильярности оператора. - Мы в долгу перед вами, доктор Марлоу.
     - За вами бесплатный билет  на  премьеру, -  ответил я, - и уплата моих
долгов.
     Предоставив членам  правления  решать свои  проблемы,  я  направился  в
пассажирское помещение. Аллен и Мэри Дарлинг сидели в салоне. Положив голову
ему на  плечо, девушка, похоже,  спала. В  ответ на мой приветственный взмах
рукой Аллен сделал тот же жест.
     В каюту Герцога я вошел без стука:  вдруг кто-то спит. Так и оказалось.
Нимало не обеспокоенный близким соседством Косой, недавно заглянувшей к ним,
храпел Эдди,  электрик.  Сесил  Голайтли не спал.  Он  был  очень  бледен  и
изможден, но, похоже, чувствовал себя вполне сносно. Главным образом потому,
что рядом сидела Мэри Стюарт и держала его за руку.
     - Господи Боже! - воскликнул я. - Вы все еще здесь?
     -  А  как  же  иначе?  Вы  же сами велели  остаться и  присматривать за
больным.
     - Вы очень добры. Лучше себя чувствуете? - спросил я Герцога.
     - Гораздо лучше, доктор, - прошептал он едва слышно.
     - Хотелось  бы  расспросить вас кое о чем, -  продолжал я. -  Несколько
минут мне уделите?
     Больной  кивнул. Мэри проронила: "Тогда я  вас покидаю", - но я положил
ей руку на плечо.
     - Ни  к  чему. У  нас  с Герцогом от вас  секретов нет, -  произнес  я,
внимательно  посмотрев на Сесила.  - Но, может быть.  Герцог что-то  от меня
скрывает?
     - Я? - искренне удивился Сесил.
     - Скажите, когда вы начали испытывать боли?
     - Боли? Примерно в половине десятого - десять. Точно не помню.
     Куда подевался  его живой ум и веселый нрав?  В эту минуту  Герцог  и в
самом деле походил на встрепанного воробья из предместья Лондона.
     - Когда со мной это стряслось, не до часов было.
     - Еще бы, - сочувственно сказал я. - После ужина вы ничего не ели?
     - Ничего, - уверенно заявил Сесил.
     -  Может, съели... ну, какой-нибудь пустяк? Видите,  Сесил, я  удивлен.
Мисс Стюарт вам  сообщила,  что заболели не вы один? -  Герцог кивнул. - Вот
что странно. Остальные почувствовали недомогание тотчас после приема пищи. С
вами  же это  произошло час  спустя. Именно это  меня и удивляет. Вы  больше
ничего не ели? Точно?
     - Доктор! - обидчиво произнес Герцог. - Вы же меня знаете.
     -  Потому и спрашиваю.  -  Мэри укоризненно взглянула на меня. - Видите
ли, мне  известно,  что у  тех, кто испытывал  боли в желудке, было  пищевое
отравление, и я  знаю, как  их  лечить. Ваша  же болезнь, видно, иного рода.
Какова  ее причина, мне неведомо.  Чтобы  не  рисковать, сначала  необходимо
поставить  диагноз.  Завтра утром и  позднее  вы  будете испытывать  сильный
голод,  но  я  должен  предупредить вас, чтобы вы ничего не  ели. Иначе  это
вызовет такую реакцию,  что  на  сей  раз спасти вас  не удастся. Надо  дать
вашему организму передышку.
     - Не понимаю, доктор.
     -  Ближайшие  три дня  только  чай  и сухари.  Герцог  с  убитым  видом
посмотрел на меня.
     - Чай и сухари? - заныл он. - Целых три дня?
     -  Для вашего же блага, Сесил, - похлопал я его сочувственно по плечу и
выпрямился, готовясь уйти. - Хочу, чтобы вы поскорей поправились.
     - Мне жуть как захотелось есть, - вдруг с жаром произнес Герцог.
     - Когда?
     - Около девяти.
     - Около девяти, то есть через полчаса после ужина?
     - Да.  Я зашел на камбуз. На  плите  стояла  сковорода.  Я успел съесть
всего одну ложку,  когда послышались шаги двух  человек,  и  я  спрятался  в
кладовку.
     - И стали ждать?
     -  Пришлось, -  словно  совершив акт  гражданского  мужества,  произнес
Герцог. - Если бы я приоткрыл дверь, меня бы заметили.
     - Итак, эти двое вас не заметили и ушли. Что было потом?
     -  Оказалось, они  очистили  всю  сковороду,  - с  огорчением отозвался
Сесил.
     - Ваше счастье.
     - Счастье?
     - Это были Моксен и Скотт, стюарды. Не так ли?
     - Как вы догадались?
     - Они спасли вам жизнь, Герцог.
     - Как это?
     - Съев вместо вас жаркое. И вот результат: вы живы, они оба мертвы.
     Аллену и маленькой  Мэри, видно,  надоело бодрствовать; салон был пуст.
До встречи с  Хэггерти у меня оставалось пять минут. Надо успеть собраться с
мыслями. Но тут я понял, что у меня нет и пяти минут:  я услышал, как кто-то
спускается  по трапу. Делая неимоверные усилия, чтобы не упасть, Мэри Стюарт
села, вернее,  плюхнулась в кресло  напротив  меня.  Миловидное лицо ее было
изможденным, серого оттенка. У меня  не было досады на нее  за то, что своим
появлением  она  нарушила  ход моих  мыслей:  по  отношению к этой латышской
девушке я не  мог испытывать даже отдаленно враждебного чувства. Кроме того,
она наверняка  хотела поговорить со мной; она пришла за помощью, поддержкой,
пониманием - шаг непростой для такой гордой, независимой особы.
     -  Нездоровится?  - спросил  я  невпопад,  но  докторам невоспитанность
сходит  с  рук. Мэри  кивнула, сжав кулаки так, что побелели  суставы. - А я
думал,  вы хорошо  переносите качку,  -  произнес  я,  слегка  коснувшись ее
рукава.
     - Дело не в качке.
     - Мэри, почему бы вам не прилечь и не попытаться уснуть?
     - Вот как! Отравлены  еще два  человека, а вы предлагаете идти  спать и
видеть приятные сны?  - Я ничего  не ответил, и  девушка продолжила довольно
неприязненным тоном:  -  Ведь вы не из тех,  кто умеет сообщать дурные вести
как подобает.
     - Профессиональная  черствость. Но вы пришли не за тем, чтобы упрекнуть
меня в бесцеремонности. Что случилось, дорогая Мэри?
     - Почему вы называете меня "дорогая"?
     - Вас это обижает?
     - Вовсе нет. Когда это  произносите вы.  - В устах любой другой женщины
слова  эти  прозвучали  бы  кокетством, тут  же была констатация  факта,  не
больше.
     - Так в чем же дело? - спросил я с умным видом. - Рассказывайте.
     - Мне страшно, - призналась она.
     Ей и в самом  деле было страшно.  Девушка  была измучена, издергана: ей
довелось  ухаживать за  четырьмя почти безнадежными  больными, и еще трое из
тех,  кого она знала, погибли. В довершение всего  - этот арктический шторм.
Тут и самое бесстрашное сердце дрогнет.
     - На судне творится что-то неладное и очень жуткое, доктор Марлоу.
     - Неладное и жуткое? - отозвался я, делая вид, что не понимаю ее.
     -  Не  надо  считать меня  такой  наивной,  доктор,  -  произнесла  она
озабоченно. - Зачем смеяться над глупой женщиной?
     - Я  не хотел  вас обидеть, -  сказал я дипломатично.  - Я  слишком вас
люблю.
     - Неужели?  -  слабо  улыбнулась она не то  иронично, не  то польщенная
комплиментом.  -  Разве  вы  не  находите  странной  атмосферу, которая  нас
окружает?
     Понимая, что ничем не рискую, я признался:
     - Лучше родиться  глухим  и слепым, лишь бы  не  видеть  всего этого...
Мелкая зависть, ложь под маской искренности, улыбки с ножом за пазухой...  И
эта  очаровательная  грызня  между  людьми   первой  и  второй  категории...
Разумеется, все это  я разглядел. Надо  быть бесчувственным истуканом, чтобы
не видеть происходящего. Но на девяносто процентов я объясняю это сволочными
отношениями,  существующими в  мире кино. Кого тут только  нет - пустозвоны,
мошенники,  лгуны, шарлатаны, подхалимы  и  лицемеры, съехавшиеся  со  всего
света.  Мир  кино  напоминает  мне  лупу,  под   которой  увеличиваются  все
нежелательные  свойства и  уменьшаются положительные черты людей,  каковыми,
полагаю, они все же обладают.
     - Вы о нас не слишком высокого мнения. Неужели мы все такие уж  плохие?
- произнесла Мэри, нимало не обидевшись на мои слова.
     - Не все. Вы  - нет.  То же самое  скажу о маленькой Мэри и Аллене. Но,
возможно, только потому, что вы слишком молоды и новички в кинематографе, вы
не  успели  воспринять его  традиции.  Я  уверен,  что  Чарльз  Конрад  тоже
относится к числу положительных героев.
     -  Хотите сказать,  он  разделяет вашу  точку  зрения?  - едва  заметно
улыбнулась Мэри.
     - Да. Вы с ним знакомы?
     - Мы здороваемся.
     - Вам  следовало  бы  узнать его  покороче.  Он  хочет  с вами  поближе
познакомиться. Вы ему нравитесь, он так и сказал.  Нет-нет, мы вам  косточки
не перемывали. Просто в числе прочих я упомянул и ваше имя.
     -  Льстец, - произнесла она нейтральным тоном. Я так и не понял, к кому
относилось это замечание - к Конраду или ко мне. - Так вы согласны  со мной?
Очень странная у нас атмосфера.
     - Да, если судить по нормальным меркам.
     -  По  любым  меркам, -  с  убежденностью  сказала  Мэри.  - Недоверие,
подозрительность,  зависть...  Нигде  это  не заметно  в такой степени,  как
здесь.   Уж  я-то   в   этом   разбираюсь.   Родилась  и   воспитывалась   в
коммунистической стране. Вы понимаете?
     - Да. Когда вы оттуда уехали?
     - Всего два года назад.
     - Каким образом?
     -  Не надо спрашивать, а то и другие желающие  захотят  воспользоваться
этим способом.
     - Ясно. Я не платный агент Кремля. Как хотите.
     -  Вы   обиделись?  -   В   ответ  я  покачал  головой.  -   Недоверие,
подозрительность,  зависть,  доктор Марлоу.  Но здесь обстановка много хуже.
Тут царят ненависть  и  страх. Я их чувствую  кожей.  Если люди  ненавидят и
боятся друг друга, может произойти нечто ужасное.  - Мысль была не нова, и я
промолчал, поэтому Мэри продолжала: - По-вашему, эти отравления... произошли
случайно? Доктор Марлоу?
     - Полагаете, что налицо  чья-то злая воля? - спросил я, пытаясь внушить
Мэри, будто мысль эта впервые пришла мне в голову.
     - Именно так.
     - И кто же преступник?
     -  Кто? -  с  искренним изумлением  посмотрела на меня Мэри. - Откуда я
знаю? Да кто угодно.
     - В  качестве  обвинителя вы были бы находкой.  Если не можете ответить
кто, скажите, почему он это делает. Помолчав, Мэри отвернулась.
     - Почему, я не знаю.
     -  Изучите  факт