вдруг дошло,  что с  "Морнинг роуз"  творится неладное.
Судно по-прежнему имело  ход,  допотопные  машины его  работали  все  так же
надежно, но характер качки изменился, размах сильно увеличился.
     Вложив закладку, я закрыл книгу  и выскочил из каюты. Пробежал коридор,
поднялся по трапу и, миновав салон, очутился на верхней палубе.  Было темно,
но по силе штормового ветра  и  клочьям пены, срываемой с гребней,  я понял,
что волнение достигло исключительной силы. Я отпрянул,  вовремя ухватился за
поручни при  виде  черной  и жуткой стены воды,  взвившейся метра на три над
моей головой. Пришла  она  с  левого  борта.  Я был уверен, что  на переднюю
палубу рухнут сотни тонн воды. Но этого не  произошло: траулер повалился  на
правый борт под углом без малого сорок градусов,  и  сила  удара пришлась на
оголившийся бакборт. Послышался оглушительный грохот, траулер задрожал  всем
корпусом, кипящая  вода забурлила в шпигатах, выливаясь назад в  море. Судно
повалилось  на  противоположный  борт.  Ничего  в  этом  страшного не  было:
арктические траулеры достаточно надежны. Но причина для беспокойства, вернее
отчаянной тревоги, была; та гигантская волна сбила судно с курса градусов на
двадцать,  однако  никто  даже  не пытался  вернуть корабль на нужный  румб.
Другая  волна,  поменьше,  сбила траулер  еще градусов на  пять к востоку. Я
кинулся к трапу на мостик.
     На том самом  месте, где час  назад я  столкнулся  с Мэри  Стюарт, я на
кого-то налетел.  На сей раз мы сшиблись сильнее. По  восклицанию и каким-то
иным признакам я понял, что и на этот раз передо мной то же лицо.
     Я буркнул что-то в виде извинения и, отпрянув в  сторону, поставил ногу
на  ступеньку трапа, но в эту минуту Мэри Стюарт схватила меня обеими руками
за предплечье.
     - Что-то случилось? Да? Что именно? - голос  ее звучал  спокойно и лишь
настолько  громче, чтобы  заглушить  пронзительный  вой  ветра  в  такелаже.
Разумеется, девушка  поняла:  что-то  произошло,  недаром доктор  носится по
судну как угорелый.
     - Судно не управляется. В ходовой  рубке, видимо, никого нет. Никто  не
пытается удержать судно на курсе.
     - Не могу ли я чем-нибудь помочь? - Она была на высоте.
     - Можете. На камбузе  над плитой есть  электрическая колонка. Принесите
кувшин  горячей воды,  чтобы можно было пить  не  обжигаясь, кружку  и соль.
Очень много соли.
     Я  не  столько  увидел,  сколько  представил,  что  она кивнула. Четыре
секунды  спустя  я  оказался в рулевой рубке.  При тусклом  свете  с  трудом
разглядел силуэт человека, упавшего  грудью  на стол  для прокладки.  Второй
сидел выпрямившись  у  штурвала. Мне понадобилось целых  пятнадцать  секунд,
чтобы найти панель приборов, и всего две, чтобы отыскать реостат и повернуть
ручку до отказа. Вспыхнувший яркий свет заставил меня зажмуриться.
     Смита я увидел у штурманского стола, Окли у штурвала, - первый лежал на
боку, второй сидел. Оба опустили головы, обхватив колени сцепленными руками.
Ни тот, ни другой не издавали ни  звука, возможно, они  не испытывали  боли,
возможно также, что у них были парализованы голосовые связки.
     Сначала я осмотрел Смита. Понимая, что жизнь одного  человека столь  же
ценна,  как и жизнь  другого,  я  все-таки  отдавал  себе  отчет в  том, что
необходимо думать об общем благе:  если судну предстоит трепка, то без Смита
нам не обойтись.
     Глаза у него  были открыты  и  взгляд осмысленный. В статье  об аконите
указывалось,  что умственные способности отравившегося сохраняются до конца.
Неужели это конец? Яд вызывает паралич  двигательного аппарата, отмечалось в
статье, а  паралич был налицо.  Второй  признак  - паралич  органов  чувств,
потому-то ни  один  из  больных не кричал от боли;  должно  быть, оба  давно
перестали звать на помощь, ничего уже не ощущая. Я заметил  два почти пустых
металлических судка,  валявшихся  на полу. Можно было предположить, что  оба
агонизируют,  если  бы  не  одно обстоятельство:  следов  рвоты,  о  которой
указывалось  в  статье,  не  было. Как  я  жалел, что не изучал в свое время
отравления -  их причины, следствия, действия  ядов, симптомы, характерные и
нехарактерные.
     Вошла  Мэри Стюарт - мокрая  насквозь, с  растрепанными волосами. Кроме
всего того, что я просил, она принесла еще и ложку.
     - Кружку горячей воды, шесть ложек соли. Живей. Хорошенько перемешайте.
     Прежде всего промывание желудка. Ну  а что касается дубильной кислоты и
активированного  угля,  с этим дело  обстоит хуже.  Единственная надежда  на
быстродействующее  и эффективное средство. Старик  профессор  в  медицинском
колледже  предпочитал  квасцы  и сульфат  цинка, по  моему же убеждению, нет
ничего  лучше  хлористого  натрия  -  обыкновенной  поваренной  соли.  Очень
хотелось верить, что  аконитин не  успел в достаточной  степени проникнуть в
кровь. Я приподнял Смита, чтобы он занял сидячее положение, но тут в рулевую
рубку ворвался темноволосый моряк.  Несмотря  на стужу, он  был в одной лишь
вязаной  фуфайке и джинсах. Это был  Аллисон, старший рулевой, телосложением
похожий на Смита.
     - Что произошло, доктор? - спросил он, посмотрев на обоих моряков.
     - Пищевое отравление.
     -  Я спал, но меня  будто  толкнули. Думаю: что-то стряслось, судно  не
управляется...
     Я поверил Аллисону: у опытных моряков развито чувство опасности. Оно не
покидает их  даже  во сне. Торопливо подойдя  к штурманскому столу,  рулевой
посмотрел на картушку компаса.
     - Судно на пятьдесят градусов отклонилось от курса.
     - Ничего,  в  Баренцевом  море  места  много, -  отозвался  я. -  Лучше
помогите.
     Взяв штурмана за руки, мы потащили  его  к двери левого борта. Перестав
размешивать содержимое жестяной  кружки,  Мэри с недоумением  посмотрела  на
нас.
     - Куда вы тащите мистера Смита? -  спросила  она, решив, видно, что  мы
бросим его за борт.
     - На крыло мостика. На свежий воздух. Весьма надежное средство.
     - Но ведь идет снег! И очень холодно.
     - Кроме того, я надеюсь, что его будет рвать. Пусть уж рвет на мостике,
а не в рубке. Как на вкус ваше лекарство?
     Отхлебнув из ложки, девушка поморщилась:
     - Какая гадость!
     - Глотать можно?
     - С трудом, - произнесла она, передернув плечами.
     -  Еще  три  ложки,  -  распорядился  я.  Вытащив  Смита на  крыло,  мы
прислонили его к ограждению. Парусиновый обвес плохо защищал от ветра. Глаза
у штурмана были открыты. Похоже, он соображал, что вокруг него происходит. Я
поднес кружку  к его губам, но соленый  раствор потек по подбородку. Откинув
голову Смита  назад, я влил ему в рот соленую воду. Очевидно, чувства у него
еще  не  атрофировались  окончательно:  он скорчил гримасу.  Адамово  яблоко
начало двигаться. Я  наклонил  кружку еще больше, на этот раз он  выпил  все
содержимое. Спустя каких-нибудь десять секунд его начало рвать. Несмотря  на
протесты Мэри  и неодобрительные взгляды Аллисона, я продолжал вливать в рот
штурману  соленую воду до тех  пор,  пока  его не стало рвать  кровью. Затем
переключился на Окли.
     В  течение каких-то  пятнадцати минут на  руках  у  нас оказалось  двое
пациентов, которые испытывали  нестерпимые боли в животе и  вконец ослабели,
однако избежали участи несчастного  Антонио. Аллисон встал на руль, переведя
судно на нужный курс.  Присев на  корточки, запорошенная  снегом Мэри Стюарт
ухаживала за Окли. Смит, несколько придя в себя, сидел, прислонясь к рулевой
рубке. Понемногу к нему стал возвращаться голос.
     - Бренди, - проквакал он.
     - Противопоказано, - покачал я головой. - Так написано в учебниках.
     -  "Отар-Дюпюи",  - настойчиво  повторил он,  окончательно оправившись.
Подумав, я принес бутылку из личных  запасов  капитана Имри: после того, что
пришлось  испытать  желудку  Смита,  ему  могла  повредить  лишь  карболовая
кислота. Поднеся бутылку ко рту, штурман сделал глоток, и его снова вырвало.
     - Наверное, следовало начать с коньяка, - заметил я. - Правда,  соленая
вода обходится дешевле.
     С  видимым усилием Смит  улыбнулся, затем снова припал  к горлышку.  На
этот  раз коньяк попал по  назначению.  Видно,  желудок у  штурмана  выложен
сталью или асбестом, решил я. Отобрав у него бутылку, я протянул виски Окли,
но тот отрицательно мотнул головой.
     - Кто на руле? - хриплым голосом спросил Смит.
     - Аллисон.
     Штурман удовлетворенно кивнул.
     - Проклятая посудина, - выдавил он. - Проклятое море. Надо же, укачало.
Меня - укачало!
     -  Вас  действительно  укачало.   Но  море  тут  ни  при  чем.  Пищевое
отравление. Ваше счастье, что я подоспел вовремя.
     Смит  кивнул,  но не  проронил  ни  слова. Очевидно, говорить  ему было
трудно.
     - У  мистера Окли замерзли руки и лицо. Он весь дрожит от холода.  Как,
впрочем, и я, - заметила Мэри.
     Мне тоже было холодно. Усадив  Смита  на привинченный к  палубе стул, я
решил  помочь Мэри, пытавшейся поднять Окли, у которого  подкашивались ноги.
Сделать это было нелегко. Но в эту минуту на мостике появились Гуэн и Граф.
     - Слава Богу, наконец-то! - чуть запыхавшись, произнес Гуэн. -  Где  мы
вас только не искали... В чем дело? Он пьян?
     -  Он  болен.  Той  же  болезнью, что  поразила  Антонио. Только  этому
повезло. А что стряслось?
     - Такая  же болезнь. Вы должны тотчас пойти с нами, доктор Марлоу. Черт
побери, похоже на эпидемию.
     - Одну минуту.  - Втащив Окли в рулевую рубку, я посадил  его поудобнее
на спасательные жилеты. - Насколько я понимаю, на борту еще одна жертва?
     - Да.  Отто Джерран. - Услышав эти слова,  я не очень удивился: всякий,
кто даже  понюхал этот проклятый аконитин, подумал я,  может в любой  момент
отдать концы.  - Десять  минут назад  я постучал  в  дверь его  комнаты.  Не
услышав ответа, я вошел. Вижу, он по полу катается...
     Мне в  голову  пришла  забавная  мысль: похожему  на шар  Отто Джеррану
кататься по полу не составляло труда: правда, самому ему не до смеха.
     - Кто-нибудь может вам помочь? - спросил я у Аллисона.
     - Нет проблем, - кивнул в сторону  коммутатора  рулевой. - Стоит только
позвонить в кубрик.
     - Ни к чему, - вмешался Граф. - Я останусь.
     - Вот  и отлично. - Я  мотнул подбородком в сторону Смита и Окли. - Они
пока не  в  состоянии спуститься в  каюту. Если попытаются,  то окажутся  за
бортом. Не смогли бы вы принести им одеяла?
     - Разумеется, - ответил Тадеуш, потом,  поколебавшись,  прибавил: -  Но
моя каюта...
     - Заперта, знаю. А моя  нет. У меня на постели  лежат  одеяла  и, кроме
того,  -  в рундуке.  -  Когда  Граф ушел, я обратился  к  Аллисону: - Дверь
капитанской каюты впору динамитом рвать. Крепко же спит мистер Имри...
     Рулевой усмехнулся, снова указав на телефон.
     -  Аппарат  связи  с  мостиком  висит  у  него  над  головой. Регулируя
сопротивление  в  цепи,  можно усилить звуковой сигнал  так, что  и  мертвый
проснется.
     - Скажите, чтобы он отправлялся в каюту мистера Джеррана, сообщите, что
дело срочное.
     - Видите ли, -  неуверенно произнес Аллисон. -  Капитан не любит, когда
его будят среди ночи. Ведь со штурманом и боцманом все в порядке.
     - Сообщите, что скончался Антонио.


Глава 4

     Оказалось, что Отто Джерран  жив. Несмотря  на  вой ветра, гулкие удары
волн и скрип переборок обветшалого  судна,  голос Отто был слышен отчетливо.
Правда, что именно он говорил, разобрать было невозможно: слова перемежались
воплями и стонами.
     Открыв дверь,  мы  увидели, чти,  хотя Отто Джерран и не  при последнем
издыхании, дело  идет  к развязке. Схватившись руками за горло, Отто катался
по  полу.  Пунцовое  лицо  его   побагровело,  глаза  налились   кровью,  на
фиолетовых, как  при синюхе, губах выступила пена. Ни  одного  из симптомов,
сходных  с  теми, что я наблюдал у Смита и  Окли, я не обнаружил. Вот и верь
ученым трактатам.
     - Давайте  поднимем его и  отведем  в ванную,  -  сказал я, обращаясь к
Гуэну.
     Легко сказать: поднять рыхлую, как у медузы, глыбу весом в сто с лишним
килограммов... Я уже решил  было отказаться  от своего намерения и собирался
оказать больному посильную  помощь  на месте, но  тут в  каюту вошли капитан
Имри и мистер Стокс. Я  удивился тому, как  скоро оба  явились, да еще  и по
форме одетые. Лишь увидев поперечные складки на брюках, я сообразил, что они
спали  не раздеваясь. Я мысленно возблагодарил  Всевышнего  за  то,  что так
быстро пришел в себя штурман.
     - Черт побери, что  тут происходит? - совершенно трезвым голосом гневно
заговорил  капитан  Имри. - По словам  Аллисона,  этот  итальянец мертв... -
Заметив распростертого на полу Джеррана, капитан осекся.  - Господи помилуй!
- А  подойдя  поближе, воскликнул:  -  Этого еще недоставало!  У  него  что,
припадок эпилепсии?
     -  Отравление. Тем  же  ядом, который погубил  Антонио  и чуть не  убил
штурмана и Окли. Помогите-ка нам отнести его в ванную.
     - Отравление! - повторил капитан и посмотрел на мистера Стокса,  словно
ожидая от того подтверждения. - У меня  на  судне? Откуда взялся яд?  Кто им
его дал? Почему...
     - Я врач, а не сыщик. Кто, где, когда,  почему и что - мне  неизвестно.
Известно лишь одно: пока мы языки чешем, умирает человек.
     Через  полминуты мы вчетвером отнесли Отто  Джеррана в ванную. При этом
ему досталось.  Но,  думаю, Джерран  предпочел  бы  оказаться  в синяках, но
живым, чем без единой царапины, но мертвым. Рвотное средство оказалось столь
же  эффективным,  как и при лечении Смита и боцмана.  Спустя три минуты Отто
лежал на койке, укрытый  грудой одеял.  Он все еще стонал  и  дрожал, клацая
зубами, но  щеки у него уже начали принимать обычную свою окраску,  на губах
высохла пена.
     -  Думаю, с  ним теперь все в  порядке,  но вы  за ним  присматривайте,
ладно? - обратился я к Гуэну. - Через пять минут я вернусь.
     Возле двери Имри остановил меня.
     - Мне надо бы поговорить с вами, доктор Марлоу.
     - Потом.
     - Нет,  сейчас. Как  капитан судна  я... Я положил ему на плечо руку, и
капитан Имри осекся. Я хотел было сказать, что в то время, как люди мрут как
мухи,  капитан, надравшись в стельку, храпит  у себя в каюте. Но это было бы
не вполне справедливо. Я злился оттого лишь, что на судне творились недобрые
дела, а кто в этом повинен, я не знал.
     -  Отто Джерран будет жить, - произнес  я.  -  Счастье, что мистер Гуэн
остановился у дверей  его  каюты.  А сколько  еще людей, возможно, лежит  на
полу, не в силах  добраться до  двери  и  позвать  на  помощь? Налицо четыре
жертвы. Кто даст гарантию, что число их не достигнет десятка?
     -  Десятка?  Ну  конечно,  конечно, - с  подавленным  видом  проговорил
капитан Имри. - Мы пойдем с вами.
     Мы направились прямо в  кают-компанию. Там сидело человек десять - одни
мужчины - по большей части молчаливые  и хмурые.  Разве будешь разговорчив и
жизнерадостен,  если  одной  рукой держишься  за  стул, а в другой  сжимаешь
стакан.  Отложив  в  сторону  инструменты,  "Три  апостола"  пили  со  своим
руководителем   Джошем   Хендриксом,  наполовину   англичанином,  наполовину
голландцем.  Это был невысокого  роста,  худой, серьезный  пожилой мужчина с
вечно озабоченным  лицом. Даже  в свободное от работы  время  он  был увешан
электронной и звукозаписывающей аппаратурой. Поговаривали, будто он и спал в
этой  сбруе.  Страйкер, похоже вовсе не  удрученный  болезненным  состоянием
супруги, забравшись в угол, беседовал с  Конрадом и двумя другими актерами -
Понтером Юнгбеком  и  Ионом  Хейтером. За  третьим столиком  устроились Джон
Холлидей,  фотограф,  и  Сэнди,  заведовавший  реквизитом. Насколько  я  мог
судить, никто  из них не  страдал  больше, чем следовало ожидать  при  такой
болтанке. На нас с долей изумления посмотрели одна или две пары глаз, но, не
желая терять времени на объяснения, я промолчал.
     В  салоне,  кроме  Аллена   и  маленькой   Мэри,  никого  не  было.   С
позеленевшими  лицами, сцепившись пальцами,  они  смотрели  друг  на друга с
выражением людей, у которых  нет  завтрашнего дня. Впервые я увидел Мэри без
очков; очевидно, от дыхания Аллена они запотели, и она  их сняла. Оказалось,
что  это  весьма симпатичная  девушка,  лишенная той  беззащитности, которая
характерна для  женщин, носящих  очки. Что же до Аллена, то у  него  никаких
дефектов зрения не наблюдалось.
     Я взглянул  на буфет, стоявший в углу. Застекленные дверцы  его были не
повреждены, из чего я заключил,  что  ключи Лонни Гилберта подходят к любому
замку: следов ни пожарного топора, ни стамески я на них не обнаружил.
     Хейсман спал у себя  в каюте беспокойным, тревожным сном,  но,  судя по
всему,  был вполне здоров. Нил Дивайн,  находившийся  в  соседнем помещении,
больше обыкновенного походил  на средневекового  епископа.  Лонни  сидел  на
койке,  спрятав одну  руку,  в которой он, судя  по блаженной улыбке, сжимал
похищенную бутылку виски.
     Пройдя мимо каюты Джудит Хейнс - она не ужинала, - я вошел в последнее,
насколько  мне  известно, обитаемое  помещение.  Старший  электрик  группы -
крупный, полный, розовощекий Фредерик Криспин Харботтл, подперши подбородок,
с  задумчивым и почему-то грустным  видом жевал  яблоко.  По неизвестной мне
причине  все его звали Эдди: ходили слухи, что о себе  он  говорил в том  же
ключе, что и о другом знатоке электричества, Томасе Эдисоне.
     -  Прошу прощения, - произнес я. - На судне произошло несколько случаев
пищевого отравления.
     С вами, по-видимому, ничего не  произошло. А как обстоит  с Герцогом? -
кивнул я в сторону соседа, лежавшего к нам спиной.
     - Живой, - с философским равнодушием произнес Эдди.  - Стонал  и  охал,
пока не  свалился. Но он  каждую  ночь стонет и охает. Сами  знаете, какая у
Герцога ненасытная утроба.
     Это было  известно  всем.  Если человек может прославиться  за какие-то
четверо  суток,  то  именно  это  произошло с  Сесилом  Голайтли  из-за  его
невероятной  прожорливости. Но  при  всем  своем  зверском  аппетите  Герцог
походил на недавнего узника концлагеря.
     Скорее по привычке,  чем в силу  каких-то иных причин,  я  наклонился к
Герцогу   и  тотчас   увидел  широко  открытые,  наполненные  болью   глаза,
вращавшиеся  из  стороны  в сторону, беззвучно  шевелившиеся серые  губы  на
пепельном лице и скрюченные пальцы, прижатые к животу. Оставшийся без помощи
много дольше, чем Смит, Окли  или Джерран, Герцог находился гораздо ближе  к
роковой черте. Была минута, когда у меня опустились руки, но Герцог оказался
гораздо упорней меня; несмотря на  хилый вид, здоровье у него было железное.
И  все  же, если  бы  не  искусственное  дыхание  и  стимулирующие сердечную
деятельность инъекции, он бы наверняка умер.
     - Будет  ли  этому  конец?  -  слабым и сварливым голосом  спросил Отто
Джерран. Отто действительно был слаб. Лицо его осунулось и не успело обрести
обычный свой цвет. И было отчего: отравление завершило  целую серию  неудач.
Из-за штормовой погоды не удалось отснять и фута пленки с натурой.
     -  Думаю,  что  да,  -   ответил  я.  При   наличии   на  борту   судна
злоумышленника, у которого  под рукой целый арсенал ядов, такое  утверждение
было  слишком оптимистичным. И прибавил: - Если  бы появились  новые жертвы,
симптомы были бы налицо. Я осмотрел всех.
     -  Неужели?  - усомнился  капитан. - И членов экипажа?  Они  ели то  же
самое, что и вы.
     - Об этом я не подумал.
     Так оно  и  было.  Без  всяких на то оснований  я  решил, что  признаки
отравления могут быть лишь у  членов  съемочной группы. Капитан же  подумал,
что  я  считаю  моряков  людьми  второго  сорта,   о   которых  не  стоит  и
беспокоиться.
     -  Я не знал,  что они ели то  же  самое. Хотя иначе  и  быть не могло.
Пожалуйста, проводите меня...
     Сопровождаемый  мрачным мистером  Стоксом,  капитан показал  мне  жилые
помещения членов экипажа, располагавшихся  в пя