Алистер Маклин.
    Остров Медвежий


     Alistair McLean "Bear Island"
     Перевод В.В.Кузнецова
     изд-во: фирма "Фидес", Н.Новгород 1993
     Scan&OCR: The Stainless Steel Cat
     SpellCheck: S.V.Zhevak, 2000





Глава 1

     И кому это вздумалось  назвать  видавшую виды посудину "Морнинг роуз" -
"Утренняя роза"? Нелепость такого названия бросалась в глаза каждому...
     Траулер  построили  для  лова  рыбы  в   арктических  широтах.  Пятьсот
шестьдесят  тонн водоизмещения,  пятьдесят  три метра  длины, девять  метров
ширины  на  миделе, и без груза, с полным запасом  воды и  топлива, посудина
сидела в воде на четыре с лишним метра. Строила траулер верфь в Ярроу  аж  в
1926 году.
     Посудина была  скрипучая, тихоходная и валкая и трещала по всем швам. И
давно пора бы пустить ее на металлолом...
     Сродни  траулеру были и капитан  его  - мистер Имри, и старший  механик
мистер Стокс.
     Судно обладало отменным аппетитом и пожирало  уйму угля. И то  же самое
можно было сказать об остальных двоих -  капитане, который поглощал виски  в
дозах весьма неумеренных, и стармехе - большом знатоке ямайского рома.
     В  момент,  когда мы  встретились, эта  троица  и  предавалась любимому
занятию, не меняя своих многолетних привычек.
     Насколько я мог заметить, никто из немногочисленных моих сотрапезников,
сидевших  за двумя длинными  столами, особой  наклонности к  чревоугодию  не
проявлял. Разумеется,  на  это была веская причина.  Дело  было  вовсе не, в
качестве  блюд.  И  не  в  претензиях  к  художественному  уровню  интерьера
кают-компании, отделанной  малиновыми коврами и портьерами, каковые  странно
смотрелись  на борту допотопного траулера.  Дело в  том, что в 1956 году  по
капризу  одного миллионера,  владельца  судоходной компании, в ком  любовь к
морю уживалась с полным невежеством в мореходстве, траулер был оснащен новой
машиной и переоборудован в яхту для увеселительных прогулок.
     Плохой аппетит моих  сотрапезников объяснялся концом октября. Это  пора
крепких  штормов.  Моксен и  Скотт, судовые стюарды, благоразумно  задернули
портьеры на окнах кают-компании, лишив нас зрелища осенней непогоды.
     Наблюдать, что происходит снаружи, не было необходимости. Всякий слышал
и  ощущал шторм всем  своим существом.  Заупокойно  выл  ветер в  снастях  -
пронзительный, тоскливый свист, похожий на жалобные причитания ведьмы. Через
равные промежутки времени  раздавались гулкие,  как  взрывы,  удары бивших в
скулу траулера волн,  гонимых к осту ледяным ветром,  рожденным в бескрайних
просторах  Гренландского  ледового щита, за целых семьсот миль отсюда.  Тоны
судовой машины менялись по мере того, как корма то вздымалась вверх, едва не
обнажая винт, то вновь  погружалась  в воду. Иногда возникало такое чувство,
будто  тебя  завинчивают  как  штопор,  что  вызывало   особенно  неприятное
ощущение, и кажется, не у меня одного.
     Проплавав последние восемь  лет на  морских судах,  сам я не страдал от
качки. Но и без медицинского образования - а по документам я врач - нетрудно
было  обнаружить  у моих  спутников симптомы морской болезни. Жалкая улыбка,
отвращение  к  пище, самососредоточенность -  все эти признаки  были налицо.
Забавное зрелище - наблюдать, как развивается морская болезнь, если страдает
кто-то  иной,  а  не  вы  сами. Любой  желающий  мог  до  посинения,  вернее
пожелтения, глотать драмамин, но арктические шторма это средство от качки не
признают. Это все равно что глотать аспирин при холере.
     Я  огляделся.  Кто-то  сдаст первым.  По-видимому,  Антонио -  высокий,
худощавый,  манерный,  но  чрезвычайно симпатичный уроженец  Рима  с  шапкой
белокурых вьющихся волос. Обычно, когда подступает тошнота, лицо приобретает
зеленоватый оттенок. Что же касается Антонио, то  лицо его цветом напоминало
ликер "шартрез",  вероятно от природной бледности итальянца. После  того как
судно особенно резко накренилось, Антонио вскочил и молча выбежал из салона.
     Сила  примера столь  велика, что  спустя несколько  секунд из-за  стола
поспешно  вышли еще  трое: двое  мужчин и девушка.  Через пару минут,  кроме
капитана Имри, Стокса  и  меня, за  столом остались только  мистер Джерран и
мистер Хейсман.
     При виде поспешного бегства сотрапезников капитан и стармех  обменялись
удивленными взглядами и,  качая головой,  принялись  дозаправляться горючим.
Капитан Имри, рослый моряк с пронзительным взглядом голубых близоруких глаз,
копной седых  волос  и  длинной,  как  у пророка,  бородой,  был  облачен  в
двубортную тужурку с  золочеными пуговицами  и  широкой  нашивкой  коммодора
королевского  военно-морского  флота, которую носил незаконно, и  орденскими
планками в четыре ряда, которые носил  по праву.  Достав из  привинченного к
палубе'контейнера бутылку  виски, он налил  стакан чуть не до краев, добавив
туда  немного  воды. В  эту минуту судно подбросило и накренило,  но капитан
Имри  не пролил  ни  капли.  Опустошив одним  залпом  содержимое стакана, он
потянулся к трубке. Капитан Имри давно усвоил хорошие манеры.
     О мистере Джерране  этого я  бы не сказал. Он хмуро разглядывал телячьи
котлеты,  брюссельскую  капусту,  картофель  и пиво,  очутившиеся у  него на
брюках.  Но  стюард был тут как  тут -  со  свежей салфеткой и пластмассовым
ведерком.
     Несмотря на странно заостренный  череп и широкое одутловатое лицо, Отто
Джерран  с первого взгляда  казался  человеком  нормального телосложения. Но
когда он вставал, выяснялось, что впечатление обманчиво: при росте менее ста
шестидесяти сантиметров весил  он  около  ста десяти  килограммов. Он  носил
туфли на высоких каблуках и дурно сшитый костюм;  шея у  него отсутствовала,
длинные кисти рук - нервные, ноги - необычайно маленькие. Багровый цвет лица
объяснялся коронарной недостаточностью, а не вспыльчивым характером. Джерран
поднял глаза на капитана Имри.
     - Что за глупое упрямство,  капитан! - воскликнул Джерран неестественно
высоким для  столь грузного мужчины голосом. - Зачем же идти навстречу этому
ужасному шторму?
     -  Какому шторму? - искренне удивился капитан,  ставя стакан на стол. -
Этот  безобидный ветерок вы называете штормом?  - Имри повернулся  к мистеру
Стоксу, сидевшему рядом со мной. - Баллов семь, верно, мистер Стокс? От силы
- восемь, но не больше.
     Налив себе рому. Стокс откинулся на спинку стула. В отличие от капитана
и лицо, и череп Стокса  были абсолютно голы.  Сияющая  лысина, худое смуглое
морщинистое   лицо  и   длинная   жилистая   шея   делали  его  похожим   на
неопределенного  возраста черепаху. Да и двигался он со скоростью  черепахи.
Мистер Стокс и капитан Имри служили на тральщиках еще во время мировой войны
и, уйдя десять лет назад в отставку, остались неразлучны. Иначе как "капитан
Имри" и "мистер Стокс" ни один, ни другой друг к другу не обращались.
     После  приличествующей  паузы  мистер  Стокс выразил  свое компетентное
мнение:
     - Семь.
     -  Конечно  семь,  - безоговорочно согласился  капитан, снова  наполняя
стакан. Слава Богу, что ходовую вахту на мостике несет штурман Смит, подумал
я.
     - Ну вот видите, мистер Джерран? Сущие пустяки, а не шторм.
     Уцепившись  за   стол,  наклонившийся  под  углом  тридцать   градусов,
собеседник капитана промолчал.
     - Разве  это  шторм?  Помню,  как  мы  с  мистером  Стоксом отправились
рыбачить на  банки  близ острова  Медвежий.  Мы  добрались  туда  первыми  и
вернулись  в  порт  с полными  трюмами.  Случилось  это, кажется, в двадцать
восьмом году.
     - В двадцать девятом, - поправил его Стокс.
     - В  двадцать девятом,  -  согласился  капитан, устремив взгляд голубых
глаз на Джеррана и Иоганна Хейсмана - тщедушного, бледного человечка с вечно
настороженным  выражением лица и не знающими  ни минуты покоя руками. -  Вот
это был шторм! Мы вышли из Абердина на траулере, забыл его название...
     - "Сильвер Харвест", - отозвался мистер Стокс.
     - На "Сильвере  Харвесте". Во  время  десятибалльного шторма поломалась
машина.  Два  часа судно дрейфовало лагом к  волне, два часа невозможно было
завести на шлюпку перлинь. Командовал траулером...
     - Мак-Эндрю, Джон Мак-Эндрю, - подсказал старый механик.
     - Благодарю вас, мистер Стокс. У капитана был перелом шейных позвонков.
Тридцать  часов  он греб, удерживая  судно против волн.  Это  с  гипсовой-то
повязкой на шее. Шторм был силой десять баллов, а  в течение четырех часов -
даже одиннадцать. Видели бы вы эти волны! Горы, настоящие горы!  Нос взлетал
на десять метров, потом опускался, судно кидало с борта на борт. И так много
часов  подряд. Кроме мистера  Стокса и  меня, укачало  всех... - Увидев, что
Хейсман  вскочил  и  бросился  бегом  из салона,  капитан Имри  замолчал  на
полуслове. - Ваш друг нездоров, мистер Джерран?
     - Нельзя ли выпустить плавучий якорь, или как у  вас  это называется? -
умоляюще произнес Джерран. - А может, надо искать укрытие?
     - Укрытие? От чего? А вот еще помню...
     - Мистер Джерран и его спутники не плавали  всю свою жизнь, - заметил я
капитану.
     -  И  то правда.  Выпустить плавучий якорь?  Гм, волнение  от  этого не
уменьшится. Ближайшее укрытие - остров Ян Майен. Идти до  него триста миль в
вестовом направлении, навстречу шторму.
     - А если уходить от шторма? Разве это не поможет?
     - Конечно поможет. Тогда качка уменьшится. Если вы  настаиваете, мистер
Джерран. Вам известны условия нашего контракта. Капитан обязан выполнять все
распоряжения фрахтователя, если при этом судно не подвергается опасности.
     - Хорошо, хорошо. Делайте что надо.
     -  Вы,,  разумеется, понимаете,  мистер  Джерран, что  подобная  погода
продержится еще сутки, а то и больше?
     Самочувствие  Джеррана несколько  улучшилось, и  со  слабой  улыбкой он
произнес:
     - Мы все во власти матери-природы, капитан.
     - Тогда нам придется идти почти на ост.
     - Всецело полагаюсь на вас, капитан.
     - Вижу, вы  не отдаете  себе  отчета в том, что это значит. Мы потеряем
двое,  а то  и трое суток. Если  пойдем  курсом девяносто, то севернее  мыса
Нордкап нас встретит  шторм почище  этого.  Возможно, в Гаммерфесте придется
искать укрытия. Потеряем неделю или даже больше  того. Не  знаю, во  сколько
сотен  фунтов  обходится  вам в сутки фрахт  и оплата съемочной  группы... Я
слышал,  что  некоторые  из так  называемых  звезд могут в  считанное  время
сколотить  себе целое состояние...  -  Не кончив фразы, старый моряк встал и
отодвинул стул.  - Хотя о чем говорить. Для такого человека, как  вы, деньги
ничего не стоят. Прошу прощения, свяжусь с ходовой рубкой.
     - Подождите, - испуганно проговорил Джерран, о скупости которого ходили
легенды: капитан Имри невольно  коснулся самого больного его места. - Неделю
потеряем, говорите?
     - Если повезет. - Капитан подвинулся к столу и потянулся к бутылке.
     -  И  так трое  суток  пропало, -  сказал  Отто.  -  Скалы у Оркнейских
островов, море да "Морнинг роуз"... У нас  ни фута пленки натурных съемок не
снято.
     -  А  ваш  режиссер и операторы  четверо  суток  на койках  валяются, -
посочувствовал капитан Имри. - Капризы матери-природы, мистер Джерран.
     - Трое суток коту под хвост, - повторил Джерран. - Возможно, еще неделю
потеряем.   А  на  все  тридцать  три   дня  отведено,  -  прибавил  он   со
страдальческим лицом. - Далеко ли до острова Медвежий, капитан?
     -  Триста миль или около того. Двадцать восемь часов ходу, если идти на
полных оборотах.
     - А это возможно - идти на полных оборотах?
     -  Судно-то  выдержит.  Выдержат  ли ваши  люди? По-моему, прогулка  на
водном велосипеде по пруду им была бы больше по душе.
     -Конечно, вы правы, -согласился  Джерран, находя свою выгоду в подобном
повороте дела. - Доктор Марлоу, за  время службы в военном флоте вам  не раз
приходилось врачевать страдающих морской  болезнью? - Не услышав возражений,
Джерран  продолжал: -  Много ли нужно времени, чтобы оправиться после такого
недомогания?
     - Все зависит от степени. - Я никогда не задумывался над этим, но ответ
показался  мне  разумным. - После  плавания  через Ла-Манш,  продолжающегося
полтора часа,  чтобы прийти в  себя,  достаточно  и  десяти  минут. А  после
четырехдневного  атлантического шторма  потребуется  несколько  суток, чтобы
оклематься.
     - Но ведь от морской болезни не умирают, верно?
     - Никогда не слышал ни о чем подобном. Мне стало ясно, что при всей его
нерешительности  и  суетливости,  над  которой  (разумеется, за  глаза)  все
посмеивались, Джерран  способен  на  решительные, граничащие  с  жестокостью
действия.  Каким-то  образом  все  это  связано  с  деньгами,  подумал  я  и
продолжал:
     - Сама по себе морская болезнь к подобному исходу привести не может. Но
если  у  больного  слабое  сердце, тяжелая  форма  астмы,  бронхит или  язва
желудка...
     Немного помолчав и что-то прикинув в уме, Джерран сказал:
     - Должен  признаться,  меня беспокоит здоровье  членов  нашей съемочной
группы.  Не  смогли бы  вы на них  взглянуть?  Здоровье наших людей для меня
дороже  любых  денег,   заработанных  от  продажи  фильма.  Вы   как  доктор
согласитесь со мной, я в этом уверен.
     - Безоговорочно, - отозвался я.
     И  тотчас  понял,   что  Отто  обвел  меня  вокруг  пальца:  располагая
ограниченными  возможностями  для медицинского  обследования, я  не  смог бы
установить наличие каких-то  серьезных заболеваний у членов съемочной группы
и экипажа и  подписал  бы чистое  медицинское свидетельство. В  таком случае
Отто  смог  бы потребовать  скорейшей доставки  группы  на  остров Медвежий,
несмотря  на  страдания  "наших   людей",  о   которых  он  столь  лицемерно
беспокоился, тем  самым  значительно  сэкономив деньги  и  время. В  крайнем
случае, если с кем-то и случится несчастье, ответственность ляжет на меня.
     Осушив рюмку  дешевого бренди, которое  в ничтожных количествах выдавал
нам Отто, я поднялся из-за стола.
     - Вы останетесь здесь? - спросил я.
     - Да. Спасибо за помощь, доктор. Большое спасибо.
     - Пока не за что.
     Сначала  я поднялся к Смиту в рубку. Смит начинал мне нравиться, хотя я
почти  ничего о нем не знал. То,  что  придется однажды сблизиться с ним  на
почве общих интересов, - нет, никогда не пришла бы мне в голову такая мысль:
верзила ростом  сто восемьдесят сантиметров и девяносто кило весом,  Смит не
был похож на возможного моего пациента.
     - Откройте вон ту аптечку, -  кивнул Смит в сторону буфета, стоявшего в
углу  тускло освещенной рубки.  -Личные  запасы  капитана Имри. Использовать
лишь в чрезвычайных обстоятельствах.
     Достав из гнезда одну из  полдюжины бутылок, я принялся изучать  ее при
свете лампы над столом для  прокладки  и  сразу проникся к Смиту еще большим
почтением. Находясь  на широте семьдесят градусов на борту допотопного, хотя
и модернизированного траулера, на дорогие сорта виски не рассчитываешь.
     - А что вы  называете чрезвычайными обстоятельствами? - поинтересовался
я.
     - Желание утолить жажду.
     Плеснув из бутылки с этикеткой "Отар-Дюпюи" виски  в стакан, я протянул
его  Смиту.  Тот  покачал  головой  и   стал  наблюдать  за  мной.  Пригубив
содержимое, я уважительно опустил стакан.
     -  Расходовать такое добро на утоление жажды - преступление. Не  думаю,
что  капитан  будет  в восторге, увидев,  как  я расправляюсь с его  личными
запасами.
     - Капитан Имри - человек твердых правил. Одно из них состоит в том, что
от двадцати ноль-ноль  до восьми утра он никогда  не появляется  на мостике.
Ходовую  вахту  в  этот  промежуток  мы  несем поочередно  с  Окли,  судовым
боцманом.  Поверьте, так  лучше для  общей безопасности. Что  привело вас на
мостик помимо тяги к спиртному, мистер Марлоу?
     -  Служебный долг.  Выясняю погодные условия, прежде  чем  приступить к
медицинскому осмотру крепостных мистера Джеррана. Он  опасается,  что,  если
будем следовать прежним курсом, его невольники отбросят копыта.
     Погодные  условия,  как  я  заметил,  значительно ухудшились.  Хотя  на
мостике качка ощущается сильнее, чем внизу.
     - Что  касается погоды,  синоптики не обещают ничего  радостного.  Там,
куда мы направляемся,  - зачем-то прибавил Смит,  - метеостанций не  так  уж
много.
     - А вы сами как думаете?
     - Улучшения погоды не предвидится. - Тема, видно, не очень интересовала
штурмана,  и он  с  улыбкой прибавил: - Светский разговор  поддерживать я не
умею, да и зачем это нужно, если под рукой  виски столь отменного  качества.
Отдохните часок, а  потом доложите мистеру Джеррану, что все его крепостные,
как вы их называете, отплясывают на корме кадриль.
     - Подозреваю, что  мистер Джерран -  человек очень недоверчивый. Однако
если позволите...
     - Угощайтесь.
     Снова наполнив стакан, я убрал бутылку.
     - Вы флотский врач, док? - поинтересовался мой собеседник.
     - Бывший.
     - А теперь сюда загремели?
     - Позорнейшая страница моей биографии. Вы не находите?
     - Попали в точку. - Он  сверкнул  белизной зубов. - По профессиональной
непригодности списали? Или напились на дежурстве?
     - Причина гораздо прозаичнее. Неподчинение начальству.
     - У меня такая же история. - Помолчав, Смит поинтересовался: - Этот ваш
мистер Джерран, у него все дома?
     - Так утверждают врачи, нанятые страховой компанией.
     - Я не об этом.
     -  Неужели вы  рассчитываете,  что  я стану дурно  отзываться  о  своем
работодателе? Снова белозубая улыбка.
     - Можно ответить и так. Но  вы не находите, что у  этого олуха сдвиг по
фазе? Или это обидное определение?
     - Только по мнению психиатров. Я не с ними беседую.  "Сдвиг по фазе"  -
для меня вполне  приемлемый  термин. Однако  хочу напомнить, что  у  мистера
Джеррана превосходная репутация.
     - Как у сдвинутого по фазе?
     - Ив этом плане тоже. А еще как у постановщика и кинорежиссера.
     - Какой же нормальный постановщик повез бы съемочную  группу на  остров
Медвежий в преддверии зимы?
     - Мистеру Джеррану нужна подлинность.
     -  Мистеру  Джеррану нужна  консультация у  психиатра.  Неужели  он  не
представляет, каково там в такое время года?
     - Ко всему он мечтатель.
     - В Баренцевом море мечтателям делать нечего.
     И как только американцам удалось высадить человека на Луну?
     - Наш друг Отто  не  американец. Он выходец из Центральной Европы. Если
вам потребуются мечтатели, ищите их в верховьях Дуная.
     - Далеконько он забрался от берегов голубого Дуная!
     - Отто пришлось уезжать в большой спешке. В то время, за год  до начала
войны, многим приходилось  уезжать подобным же  образом.  Попал в Америку  -
куда же еще, потом пробился в Голливуд. Говорите про Отто все что угодно, но
нужно  отдать  ему должное: он  оставил в  Вене процветающую киностудию, а в
Калифорнию приехал только в том, что было на нем.
     - А это немало.
     - Тогда он  был  иным. Я видел  фотографии. Конечно,  не  стройный, как
березка,  но  килограммов  на  сорок  меньше.  Во  всяком  случае, всего  за
несколько лет,  переключившись  своевременно с антинацизма на антикоммунизм,
Отто добился огромных успехов в создании ура-патриотических фильмов. Критики
были  в  отчаянии,  а зрители  вне  себя от восторга. В середине пятидесятых
годов,  когда  он  почуял,  что  его   голливудской  карьере   грозит  крах,
преданность новой родине  вместе  с  банковскими вкладами испарилась и  Отто
перебрался  в  Лондон.  Там  он  создал  несколько  авангардистских  картин,
приведших критиков  в состояние экстаза, зрителей  в уныние, а самого Отто в
число банкротов.
     - Похоже, вы хорошо изучили своего шефа, - отозвался Смит.
     - Любой, кто  прочитал первые  пять  страниц  проспекта к последней его
картине,  раскусил бы Отто. Я  дам вам экземпляр. Нигде не упоминается слово
"фильм".  Выброшены,  разум