либра.
Остались следы.
   Следователь прикрыл глаза. Вот вам и ночной стрелок, вот вам и  заголовки
в газетах. Очень вовремя... Что же это за псих? На Сашу думать не хочется.
   - У нас тут такое творится в "управе"...  -  дежурный  понизил  голос  до
глухого  телефонного  шепота.  -  Прибыл  командир  одного  из  американских
десантных кораблей, сейчас они заперлись с Дедом. Два джипа пригнали, десять
десантников в полной  снаряге  оцепили  "управу",  ну  прям  как  в  кино...
Командир говорит, что получил приказ на эвакуацию всех американских  граждан
из города, требует оказать содействие.
   - Требует?
   - По тону переводчика  именно  так.  Нам  вообще  запретили  выходить  из
дежурки, одного из своих "командос" поставили вместо сержанта на дверях.
   -  Кто  запретил?  -  Владислав  Петрович  открыл  глаза   и   попробовал
продышаться.
   - Переводчик.
   - А Дед?
   - Ну... Подтвердил. Сейчас  мы  готовим  сведения  по  всем  американцам,
зарегистрированным в городе.
   - Сколько их?
   - По нашим данным шестнадцать человек. Точнее уже тринадцать.
   - Так много?
   - Да, может есть еще те, кто  отдыхает  тут  без  регистрации.  Их  разве
заставишь?
   - Ладно, давайте сюда эксперта. - вздохнул Владислав Петрович  и  положил
трубку.
   Рядом стоял дежурный по райотделу, преданно вытаращив глаза.
   - Будить помощника? - осторожно поинтересовался он.
   - Нет, черт вас возьми, - вспылил  следователь.  -  Кофе  ему  в  постель
принести! Давайте Фролова в  комнату  для  допросов.  И  осторожнее  с  ним.
Кстати, есть у вас кофе?
   - В термосе на подоконнике.
   Дежурный скрылся в комнате отдыха, а Владислав Петрович налили себе  кофе
в расписанную цветочками чашку. Понюхал. Дрянь растворимая, да еще  остывшая
в придачу. Все равно сойдет.
   Он выпил теплую жижу в четыре  глотка,  отставил  чашку  и  прошел  через
вестибюль на улицу.
   Рассвет над домами набирал силу, проявляя в небе  редкие  серые  облачка.
Скоро они станут розовыми, как стая  летящих  фламинго,  а  затем  и  солнце
медленно выползет на безбрежный голубой луг.  Городская  тишина  таяла,  как
предрассветный  туман  на  реке,  начинали  гудеть  троллейбусы,  все   чаще
проезжали машины, уже не включая  фар.  Редкие  прохожие  спешили  по  своим
ранним делам, но никто еще не знал о  том,  что  сегодня  город  будет  жить
другой жизнью. А может никто этого не заметит? Издалека  прокатился  грозный
рокот  мощного  дизеля,  он  приближался,  как  неотвратимый  рев  шторма  и
Владислав Петрович невольно повернул голову на звук. По улице,  не  соблюдая
никаких правил, прямо по средней полосе мчался огромный "Хаммер",  пятнистый
от маскировочного окраса и плоский, как  жаба.  Он  пронесся,  будто  символ
наступающих перемен  -  первый  увиденный  следователем  знак  американского
присутствия. За рулем сидел морской пехотинец в форме  не  менее  пятнистой,
чем сама машина, квадратный подбородок  нагловато  выпирал  из  под  ремешка
обтянутой тканью каски. На заднем сиденье устроился  офицер  в  синей  форме
американских ВМС - нашивки яркие, вызывающие. Наверняка не из низших  чинов,
хотя кто их там разберет с незнакомыми знаками различий?
   Стекла домов чуть дрогнули от моторного рева, редкие  прохожие  проводили
военную машину недоуменными взглядами. В некоторых была тревога, в некоторых
ожидание запаздывающих перемен, но  многие  из  этих  людей  совсем  не  так
представляли себе свежий ветер западной цивилизованности. Владислав Петрович
тоже.  Хиросима,  Ирак  и  Югославия  были  где-то  очень  далеко,  действия
американцев  в  пересказе  средств  массовой  информации  выглядели  спорно.
Некоторые их даже поддерживали, правда очень не многие.  Но  русские  видать
так устроены, что им надо положить кусок дерьма  прямо  под  нос,  чтоб  они
поняли - не повидло. Надо все пощупать, попробовать на зуб. Беда лишь в том,
что с силой шутить не стоит, она, под  видом  пробы,  может  накормить  этим
дерьмом под завязку, даже не спрашивая, хочется или нет. "Это  как  свистеть
на море", - вспомнил Владислав Петрович древнюю мудрость, - "Можешь получить
больше, чем хотел". Вот и дождались...
   Он  всегда  старался  относиться  к  чужой  культуре  со  всей  возможной
объективностью и хотя американцы во многом его раздражали, он  и  думать  не
думал переносить гнев на всю нацию. Везде есть люди хорошие и не  очень.  Но
этот проехавший бронированный джип  что-то  в  нем  надломил.  Что-то  очень
важное, сидящее глубоко. Этот образ прочно засел в голове  -  бронированная,
мощная, почти неуязвимая Свобода и Справедливость,  не  соблюдающая  никаких
правил, попирающая грубым протектором  колес  чужую  землю.  Вот  он  корень
зла... В несоблюдении правил.
   Странная аналогия пришла в голову... Европа ведь тоже не безгрешна - тоже
воюет, тоже нарушает, временами, права человека. Но если уж  сравнивать,  то
ее можно сравнить со старыми ворами в законе, имеющими  хоть  воровской,  но
все же кодекс чести, а Америка  больше  похожа  на  бандюков-беспредельщиков
начала девяностых годов - ни чести, ни совести, только жажда наживы. Сегодня
поддерживают какой-то режим, а  завтра  закидывают  бомбами,  если  мявкнули
что-то не то.
   Видимо Фролов все же  прав...  Какой-то  момент  в  американской  истории
сделал их такими. Чушь, конечно, что в Новый Свет  приехали  одни  неучи  да
бездари, тут дело  в  другом.  Есть  ведь  и  Канада,  и  Мексика  -  вполне
нормальные страны, сплошь состоящие из  бывших  европейских  эмигрантов.  Но
разве можно сравнить трудолюбивых канадцев с наглыми американцами? Все  дело
в том, что Америка изначально формировалась, как страна беззакония. Не  было
там никаких законов - только право сильного. Они впитали  его  с  генами,  с
молоком матерей. А провозглашенная конституция  давала  кучу  прав  и  почти
никаких обязанностей, вот и потянулись на новый континент  толпы  тех,  кому
европейский закон был в тягость. Да любой закон, по большому  счету.  У  них
ведь до сих пор нет единого уголовного кодекса - каждый штат принимает свой.
А это формирует чувство, что всякий человек сам по себе закон.  Нечто  вроде
эйфории  величайших   возможностей,   переходящей   в   эйфорию   величайшей
вседозволенности.
   Владислав Петрович вспомнил старенький,  нашумевший  в  конце  девяностых
американский фильм о "Титанике". Там вполне нормальный, в какой-то мере даже
положительный европейский бомж, которого играл Ди Каприо,  кричал,  раскинув
руки над палубой: "Я властелин мира!!!". Вот она -  эйфория.  Что  же  тогда
говорить о тех, кто бомжами не был? Кто  ехал  туда  с  огромными  деньгами,
накопленными дворянскими  династиями?  Ведь  даже  безработному,  бездомному
художнику запах беззакония и  вседозволенности  сладко  щекотал  ноздри!  Он
может стать, кем захочет, никто не назовет  его  бомжем,  никто  не  спросит
родословную... Он властелин мира, черт подери! Вот в чем корни "американской
мечты". На стоянку зарулил белый "РАФик"  экспертного  отдела,  приткнувшись
возле черной "Волги" и  следователь  тяжело  вздохнул  -  сейчас  предстояли
несколько очень неприятных минут. Труднее всего, наверное, будет  посмотреть
Саше в глаза... А как можно иначе? Что можно  сделать?  Действительно,  что?
Наверное то, что требует закон, а в глаза, на крайний  случай,  можно  и  не
смотреть.
   Ладно, пусть Фролов действительно во многом прав на счет Америки.  Не  во
всем, но во  многом,  тут  уж  ничего  не  попишешь...  Допустим  даже,  что
американцы только и думают над тем, как нам  насолить  и  загробастать  наши
ресурсы вместе с территорией. Хотя это чушь, скорее всего.  Ладно.  Но  коль
это допустить, то все  равно  нельзя  убивать  мирных  граждан,  пусть  даже
враждебного государства. Они не солдаты. Может быть действительно против нас
идет необъявленная война, но во-первых, оборона -  это  дело  государства  и
военных, а не одиночек с надорванной психикой, вроде Фролова,  а  во-вторых,
сражаться  надо  с  теми,  кто  сражается   против   тебя,   а   не   с   их
соотечественниками.  Иначе  это  уже  банальный  и  ничем   не   оправданный
терроризм. Все, надо идти проверять Сашины руки. И если стрелял  именно  он,
то я посмотрю в его глаза... Так посмотрю, что он запомнит на долго.
   -  Здравствуйте,  Владислав  Петрович!  -  поздоровался  выскочивший   из
"РАФика" эксперт с чемоданчиком.
   Следователь никак не смог припомнить его имени. Да и черт с  ним.  Ходили
бы в форме, можно было бы называть по званию, а так хоть знакомься заново.
   - Здравствуй...  -  неопределенно  кивнул  Владислав  Петрович.  -  Сними
парафиновый тест с обеих  рук  задержанного.  Он  в  комнате  для  допросов.
Результат мне устно,  а  потом  составишь  отчет  и  передашь  дежурному  по
"управе", скажешь я направил.
   -  Ага...  Что,  поймали  ночного  стрелка?  -  у  эксперта  даже   глаза
загорелись.
   - Вот и выясни. Я не сторонник навешивания ярлыков.
   Эксперт скрылся за массивной райотделовской дверью, а следователь  так  и
остался стоять, прислушиваясь к звукам просыпающегося города. Идти внутрь не
хотелось, почему-то все происходящее слишком сильно задевало за живое, прямо
рвало душу в болезненные клочья. Это потому, что связанно с Сашей... А может
не связанно? Через пятнадцать минут все станет ясно.
   Пока  же  мысли  мечутся,  как  перепуганные  мыши  в   клетке,   мечутся
бестолково, только сердце тревожат. А оно уже не то, что было  двадцать  лет
назад. И силы уже не те. Надо уходить, к  чертям  собачьим,  на  пенсию,  не
морочить голову  ни  себе,  ни  другим.  Когда  Владислав  Петрович  впервые
познакомился с Сашей, жизнь тоже проходила не через лучшую  полосу.  Слишком
много всего навалилось разом, да  к  тому  же  не  зарубцевалась  застарелая
душевная рана после смерти жены. Все  было  плохо,  все  казалось  пустым  и
никчемным. Тоже хотелось уйти со службы, запереться  в  квартирке  и...  Что
"и", Владислав Петрович не знал, поэтому продолжал работать на совесть.
   Наверное жизнь любого следователя, не смотря на каждодневную  рутину,  не
обходится без острых моментов. Владислав Петрович их не любил  -  напрыгался
вдоволь, будучи оперативником. Разве что пулю не получал,  а  так  и  засады
были и погони. Но жизнь не спрашивает, что  мы  любим,  а  что  нет.  У  нее
какие-то собственные предпочтения.
   В тот раз таким вот острым моментом явилась месть одного из преступников,
решившего, почему-то, что именно собравший материалы следователь виноват  во
всех его преступлениях. На путь праведного мщения стал небезызвестный Чака -
бандит до мозга  костей,  беспредельщик,  каких  свет  не  видывал,  главарь
средненькой банды и мастер каких-то там тайных  боевых  искусств.  Корейская
внешность,  острый  взгляд  и  смуглая   кожа   здорово   подчеркивали   его
колоритность - Чаку горожане откровенно боялись, а милиция относилась к нему
с трепетным уважением, лихорадочно выискивая, за что же можно в конце концов
зацепить. Нашли. Но, как всегда в таких случаях, узких моментов в деле  было
столько, что Владислав Петрович корпел над папками показаний и  результатами
экспертиз чуть ли не сутками, временно позабыв про навалившееся уныние. Чаку
он допрашивал дважды, и потом оба раза  снились  нехорошие  сны,  мелькавшие
коварной улыбочкой раскосых корейских глаз. Были в тех снах и ножи, и яды, и
пули... Даже бомбы были, а их Владислав Петрович боялся больше всего.
   Чака действительно был опасен. Поэтому когда он сбежал  из  следственного
изолятора, убив двух охранников, никто  бы  не  назвал  Владислав  Петровича
трусом за просьбу предоставить личную охрану. Никто и не назвал. Охрану  Дед
предоставил сразу же - прекрасно обученных и вооруженных бойцов СОБРа, а  не
каких-то  там  сержантов  патрульной  службы.  Правда  не  в  черной  форме,
наводящей почти суеверный страх, а по гражданке, но даже в такой одежде  они
внушали уважение и уверенность в завтрашнем дне.  Ребята  посменно  дежурили
квартире, а один был рядом  всегда,  даже  в  магазин  за  покупками  ходить
приходилось вдвоем. Менялись посуточно - сегодня одна смена, завтра  другая,
после завтра снова первая. Всего шесть человек, по три  в  смене  -  двое  в
квартире, один в качестве телохранителя.
   Саше Фролову, видимо по молодости  и  за  отменную  флотскую  подготовку,
досталась роль телохранителя, поэтому времени познакомится было  достаточно.
Следователь разве что в туалет и в ванную ходил без него.
   Вообще-то Владислав  Петрович  особой  общительностью  не  страдал,  даже
наоборот - его здорово угнетали всякие вечеринки, а уж пригласить  гостей  в
дом, для него вовсе было бы подвигом. На такой подвиг он шел не часто и  как
правило вынужденно. Но Саша ему сразу понравился. Была в нем не свойственная
молодости житейская мудрость, рано приходящая  на  войне  вместе  с  прядями
седых волос, а склонность  к  философским  рассуждениям  позволяла  заменить
бестолковое сидение у телевизора  долгими  спорами  на  самые  разные  темы.
Второго телохранителя, приходившего на смену Фролову,  следователь  старался
просто не замечать - нормальный парень, но говорить с ним было настолько  же
увлекательно, как с замшелой скалой и через неделю Владислав Петрович поймал
себя на том, что ждет Сашиной смены, как ждут в гости старого доброго друга.
Это было странно, но приятно. Даже в  доме  сделалось  как  будто  теплей  -
затаившаяся в углах холодная тьма боялась чужого присутствия не меньше,  чем
солнечного света. Так прошли три недели...
   Чака напал неожиданно, именно в смену Фролова, когда все уже решили,  что
беглецу удалось смотаться в дальние страны. Но не смотался же, черт  бы  его
побрал! Не позволила мстительность, живущая в горячей восточной крови.
   Вечером он засел с карабином на крыше продуктового  магазина,  в  котором
Владислав Петрович всегда закупался к  ужину,  а  двое  бандитов  прикрывали
главаря, сидя на скамеечке с девятимиллиметровыми "Береттами" под  куртками.
Чака знал, что Владислав Петрович  всегда  подходит  к  магазину  с  заднего
двора, а там с сумерками ни души, лишь изредка допивают  водку  грузчики  из
закрывшегося стеклопункта. Промозгло сырела южная зима, темнело рано и Чака,
не доверяя одной лишь ночной оптике, поставил на  карабин  лазерный  прицел.
Для гарантии.
   Только это и спасло жизнь Владислав Петровича - Саша, не  расслаблявшийся
ни на миг, заметил красное пятно, направленное прямо  в  сердце  следователя
раньше, чем Чака нажал на спуск. Владислав Петрович даже не понял сразу, кто
и зачем сбил его прямо в жирную  грязь  лужи,  но  грохот  выстрела  и  визг
рикошета подсказали,  что  подниматься  не  стоит,  разве  что  отползти  за
какое-нибудь укрытие.
   Чаку же первый промах ничуть не остудил,  он  продолжал  елозить  красным
пятном по асфальту и лужам,  выискивая  утерянную  цель.  Телохранитель  его
волновал мало, очень хотелось разделаться  со  следователем.  Он  вообще  не
озаботился молодым СОБРовцем, предоставив его прикрывавшим дружкам. Но и  те
сразу же потеряли Сашу из виду -  он  словно  растворился  в  густых  зимних
сумерках. Напрасно бандиты водили пистолетными стволами из стороны в сторону
- стрелять было не в кого.  Можно  было  бы  достать  скорчившегося  в  луже
следователя, но Чака категорически запретил - сам собирался прикончить.
   За прошедшие с первого выстрела четыре секунды  Владислав  Петрович,  как
водится перед смертью, пытался прогнать перед мысленным взором все  прожитые
дни. Выходило худо - явно не успевал дойти даже  до  юности.  Вот-вот  яркое
пятно целеуказателя крупной божьей коровкой присядет на голову и тогда...
   Вооруженные пистолетами бандиты, как  потом  говорил  медэксперт,  умерли
почти  одновременно.  Фролов,  словно  вампир  в  фильме  ужасов,  буквально
материализовался из густой тени дерева  прямо  за  их  спинами  и  Владислав
Петрович уловил лишь момент, когда оба упали - удара не видел.
   Тут же красное пятно метнулось на Сашину грудь, но он словно ждал  этого,
трижды выстрелив в сияющую рубином звезду лазера. Карабин гулко грохнулся  с
крыши, вдребезги расколов деревянный приклад об асфальт.  Только  этот  звук
окончательно вывел следователя из нервного ступора и он заметил, что в руках
у Саши не табельный "Стечкин", а отобранная у одного из бандитов  "Беретта".
Фролов, оказывается, даже не доставал оружие из кобуры!
   Следующим вечером Владислав Петрович пригласил своего спасителя на кофе с
коньяком. Так, в общем-то, и началась их странная дружба. Кто же мог  знать,
что настанет это  летнее  утро,  когда  Саша  будет  сидеть  в  комнате  для
допросов, а спасенный им  следователь  станет  собирать  на  него  материал?
Глупость какая-то, злая ирония судьбы. Владислав  Петрович  дождался,  когда
порозовеют облака, вздохнул и собрался потянуть  на  себя  дверь  райотдела.
Надо закончить с этим делом, будь оно неладно...
   Вариация десятая
   Как только дежурный  открыл  окованную  дверь,  Фролов  сразу  узнал  рев
проехавшего по улице "Хаммера". Слишком запоминающийся, приметный - ни с чем
не спутаешь. Он видывал и гражданские  образцы  этих  машин,  для  любителей
дорогой военной экзотики. Среди американцев эдаких любителей было не мало, у
этой нации вообще сформировалось особое отношение к  воинам  и  связанной  с
ними  героике.  Некий  комплекс   неполноценности   прирожденных   крестьян,
мечтающих о чем-то большем,  чем  быки  и  кобылы.  Этот  комплекс  ярчайшим
примером выразился в образе лихого ковбоя,  умеющего  не  только  заарканить
быка, что являлось каждодневной необходимостью, но и ловко управляющегося  с
парой кольтов одуряющего калибра, что всегда было красивой мечтой.
   Но только что проревевший "Хаммер" не был облагороженным  суррогатом  для
утехи  милитаристских  комплексов.  Это  была   настоящая   боевая   машина,
бронированная и мощная. Лучшая в мире, как говорили американцы.  Наверное  в
этом они были правы.
   Саша даже вздрогнул, выходя в коридор, он слишком  хорошо  знал,  на  что
способны  люди,  разъезжающие  по   чужим   городам   в   низких   пятнистых
"Хаммерах"...
   * * *
   ...Фролов впервые увидел боевой "Хаммер" в Моздоке,  за  чертой  которого
расположилась   мобильная   десантная   часть   НАТОвского   миротворческого
контингента. Русские десантники и морские  пехотинцы  с  ЧФ  и  Владивостока
взирали на палаточный городок заокеанских  коллег  с  интересом,  близким  к
досадливому уважению - жили американцы и англичане  с  удобствами,  отдыхали
шумно, ели много и часто. За палатками трещали  моторы  генераторов,  играла
музыка, по ночам полыхал свет ярких прожекторов, жестоко  таранящих  темноту
упругими рогами лучей. В сооруженном  на  краю  лагеря  автопарке  виднелись
мощные мотоциклы, от которых у некоторых молодых  ребят  отвисали  слюни  до
пола,  тупорылые  бортовые  грузовики,  два  размалеванных  танка,  обросших
кубиками активной защиты, и  несколько  жабообразных  бронированных  джипов,
даже  на  вид  мощных,  проходимых,  выносливых.   Каких-то   слишком   даже
американских - не просто неуязвимых, а кичащихся собственной  неуязвимостью.
Почему-то именно эти "Хаммеры" больше всего тогда задели Сашу за живое, он и
сам не мог понять почему. Совместный англо-американский контингент стоял под
Моздоком всего два дня, десантники  отдохнули,  привыкли  к  смене  часового
пояса и незнакомому климату, отъелись и принялись выполнять  боевую  задачу.
Пока российский МИД требовал от американской стороны ответа за столь дерзкую
выходку,  а  в  МО  строили  планы  отражения   "агрессии",   миротворческий
контингент сделал единственно верный ход, наверняка просчитанный  заранее  и
совершенно безошибочный - НАТОвские десантники  разделились  на  три  группы
примерно по тысяче бойцов и заняли позиции  вокруг  трех  лагерей  чеченских
беженцев.  Буквально  за  час  до  занятия  позиций  НАТОвское   руководство
громо