Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
Дмитрий Янковский.
Рапсодия гнева.
роман
Рапсодия - сложное музыкальное произведение, включающее в себя вариации
на известную тему.
Вариация первая
Жара подкрадывалась к городу уже третий день, но все никак не могла
набрать полную силу. То легкий морской ветерок сорвет с асфальта душное
марево, то разразятся дождем нежданно возникшие тучи.
Но нынешний рассвет обещал день особенно жаркий. Солнце медленно и
величаво поднималось над плоскими крышами типовых пятиэтажек, а чуть
заметные штрихи перистых облаков бессильно растворялись в светлой акварели
небес. Под ногами влажно блестел асфальт остатками ароматной росы. И в
свежей тишине неразбуженного спокойствия казалось, что поток небесного огня
рвется с востока подобно бурливой реке и только белоснежные стены домов
способны приостановить почти ощутимое давление света, подарить людям хотя бы
подобие спасительной прохлады.
Владислав Петрович, несмотря на возраст, переваливший за пятьдесят, не
любил ездить. Разве что по самой крайней необходимости, когда начальство
рвет на себе клочья волос, брызгая слюной в телефонные трубки. Тогда да.
Тогда приходится спешить и выслушивать дурацкие шуточки шофера дежурной
машины.
Но если есть полчаса времени, то пешком можно добраться почти до любой
точки городского района, наслаждаясь тихими улочками, щебетом просыпающихся
птиц и могучей силой зарождающегося дня. Сегодня вышло так, что следственная
бригада городского Управления работала почти рядом - четыре минуты ходьбы от
дома, так что следователю районного отдела даже не подумали предоставить
машину. Вечная напряженка с горючим... Странно, но Владислав Петрович
никогда не сетовал на всякие разные кризисы, а топливному даже радовался -
воздух стал прозрачнее, улицы чище, а в море можно поудить великолепную
кефаль без намека на запахи нефти. Он понимал, что все не так просто, что
экономика, будь она не ладна, без всей этой грохочущей техники остановится,
но некий внутренний голос настойчиво убеждал, что все нормально, все
утрясется. Как утрясалось уже не раз. Имя этому голосу было Жизненный Опыт и
Владислав Петрович привык ему доверять.
За сквером уже поблескивала мигалка "УАЗика", сновали люди в легоньких
милицейских рубашках, а то и просто в футболках. Лето. Но Владислав Петрович
из принципа футболок на работе не признавал, да и форму надевал крайне
редко. Он был уверен, что сотрудник его ранга не должен выглядеть броско и
не имеет ни малейшего права на неряшливость, поэтому поверх довольно
старенькой, но опрятной серой рубашки, надевал легкий летний пиджак чуть
более темного цвета. Брюки, в тон ему, резали воздух безупречными стрелками,
а сквозь вырезы ухоженных босоножек виднелись простенькие синие носки.
Правда в самую жару пиджак перекочевывал на сгиб локтя, но пока тени
деревьев цепко держали утреннюю прохладу, его можно было не снимать. Скорее
для солидности, чем для сохранения тепла. За этой напускной солидностью
следователь будто прятал истинное лицо души, а сетка морщин вокруг серых
глаз выдавала затаенную, давно накопленную усталость. И лишь самые близкие
друзья, а их было мало, видели его без привычной душевной маски, лишь они
знали, что она прячет.
Владислав Петрович прошел через сквер, наслаждаясь последними секундами
спокойствия. Когда-то тут жили белки, но то ли шумно стало, то ли с едой
тяжко - теперь только жирные голуби лениво разбегаются из под ног. Воркуют.
Хлопают крыльями.
Высокий курчавый милиционер при форме и новеньких капитанских погонах,
приветливо помахал рукой, присев на передний бампер "УАЗика".
- Владислав Петрович! - позвал он. - Без Вашего совета никак!
- Что тут такое, Эдик? - для проформы спросил Владислав Петрович, хотя
прекрасно знал из-за чего его вызвали.
Прямо посреди тротуара лежал труп. Лежал лицом вниз, бессильно раскинув
руки в падении, пальцы скрючились, обломав ногти о залитый маслом асфальт.
Под тем, что осталось от головы, огромная лужа высохшей крови, с десяток мух
уже устроили на ней отвратительный пир. Мужчина, но возраст сказать трудно,
одет по погоде, но как-то особенно. Не сказать, что броско, просто в каждом
шве белоснежной рубашки и брюк виднелась недостижимая в простых магазинах
добротность. Носки, кроссовки - за километр видать, что брались не на
"толкучке". Даже валявшаяся в полуметре синяя бейсболка сделана на совесть -
с яркой желтой вышивкой вместо набитой через трафарет краски. У нас таких
нет. А если и попадаются, то чаще у тех, кто приехал "оттуда".
Владислав Петрович присел у изголовья трупа и, наклонив голову, прочел
надпись на кепке. Безупречная гладь шелковых ниток сложилась в два
английских слова - "Hope Mission". Ого! Даже не их ширпотреб. Заказная, чуть
ли не именная.
- Смотрели? - поднимаясь указал он Эдику на никому уже не нужный головной
убор. - Не удивлюсь, если там начертано его имя.
- Как раз имя мы только что выяснили... - отмахнулся Эдик, вставая с
бампера и отряхивая форменные брюки. - А вот причина смерти неординарнейшая.
Сережа, поди сюда!
Молоденький светловолосый лейтенантик подбежал с готовностью официанта в
дорогом ресторане, у него даже маленький блокнотик был, точно как у
официанта. Еще бы полотенце через руку и милицейскую форму сменить на белый
костюм... - Знакомься, это наш следователь. - кивнул ему Эдик. -
Рассказывай, только не сильно мудрствуй, а то от твоих речевых оборотов меня
иногда мутит. Честно. Но ничего, недельки через две вся книжная заумность из
тебя выветрится и будешь ты нормальным, образцово-показательным ментом.
Сергей недовольно скривился, но смолчал. Он уже считал себя вполне
образцово-показательным, но говорить об этом, не прослужив после училища и
недели, наглости не хватало.
- Владислав Петрович. - представился следователь, глянув мимо лейтенанта
на восстающее солнце. Надо бы уже снять пиджак, но пока еще терпит. Хотя
сегодня день будет жарким на редкость, по всему видать.
Он вопросительно глянул на лейтенанта Сережу. Тот раскрыл блокнотик и
произнес с сухой официальностью судебного протокола:
- Ну... Мы установили, что смерть предположительно наступила вследствие
получения травмы несовместимой с жизнью. - потом опомнился и добавил уже
спокойнее. - Голову ему снесло. Да... Позже медэксперты определят тонкости.
Но вот что интересно... Голова разлетелась от пули.
- Ого! - не выдержал Владислав Петрович. В городе стреляли не часто. -
Калибр? Дистанция?
- Вот то-то и оно! - у Сергея аж глаза загорелись. - Никаких соединений
азота, образующихся при выстреле, никаких следов ожога. Стреляли с
расстояния более чем 15-20 метров. А вот калибр... Мы нашли пулю. Даже
старания особого не понадобилось - влетела вон в ту стену. Известняк!
Повезло, можно сказать, почти целая.
Сергей с гордостью извлек из брючного кармана прозрачный пакетик.
Огромный кусок свинца растопорщился обрывками омедненной оболочки, а
вперед, словно блестящее жало механической осы, выдавался толстый стальной
сердечник. - Двенадцать и семь миллиметров... - многозначительно шепнул
лейтенант. - Как Вам? Точно такие в крупнокалиберных пулеметах, что на
танках стоят.
- На БМП... - поправил его Владислав Петрович. - Да, такой с собой не
потаскаешь... Линию огня просчитали?
- Конечно! - кивнул Эдик. - Очень четкий угол вхождения в известняк.
Погрешность на поражение цели, глубина входа. Нехилая глубина, скажу я Вам!
Нехилая. Еле выбили зубилом. Конечно, не известна длина ствола, кривизна
баллистической траектории, но это все позже узнаем. По моим прикидкам,
учитывая рост погибшего, выстрел мог быть произведен с того края сквера
но...
Владислав Петрович оторвал от пули недоуменный взгляд.
- Дело в том, что стреляли с большой высоты. - пожал Эдик плечами. -
Таких деревьев в сквере нет. Домов с той стороны тоже.
- Не с самолета же! Сколько, кстати, было выстрелов?
- Один! - с воодушевлением поведал Сергей. - Точно в середину затылка.
- Да. - подтвердил Эдик. - Пуля на траектории была очень стабильна.
Оружие явно не самодельное. Тем более такого калибра.
- Что у нас из армейских образцов? - поинтересовался Владислав Петрович.
- Про зарубежные не спрашиваю, потом покопаемся. Что из отечественной
техники?
- КПВТ... - глянул в блокнотик Сергей. - ДШК. Многоствольные зенитные
устройства. Вроде все. - Громоздко... - скривился Владислав Петрович. - Но
чудес вроде не бывает на свете. Он бросил пристальный взгляд над деревьями
сквера, но ничего особо приметного не разглядел. Чистое небо. Бред какой-то.
Солнце, медленно раскаляясь, величаво поднималось над крышами, на лбу робко
блеснули первые капельки пота.
- У кого-нибудь есть бинокль? - неожиданно для самого себя, спросил
Владислав Петрович. - Так давайте!
Сергей ветром унесся в "УАЗик", в утренней тишине гулко хлопнула дверь, и
лейтенант тут же возник, как чертик из коробочки, с биноклем в руках.
- Хорошая оптика. Двенадцать на сорок. - похвастался он.
Владислав Петрович молча взял бинокль, придвинул к глазам и принялся
ветреть окуляры настройки. - Так... Что?! - он оторвал взгляд от оптики и
воззрился Эдику в глаза. - Самим посмотреть было трудно? - Ну что там? -
нахмурился Эдик.
- Труба! Кочегарка третьей городской бани. - Но ведь до нее километра
три... Черт... Снайпер? Что-то я о снайперских винтовках такого калибра и
дальности действия не слыхивал. Вот денек... В нашем захолустье осталось
только снайперу объявится. Для полного счастья.
Эдик зло опустился на корточки и снял с пояса рацию.
- Пятый, я пятьдесят восьмой... Пятый, пятьдесят восьмому на связь!
Рация ответила невнятным шипеньем.
- На связи пятый... - прервал шипение голос дежурного. - Вызывайте
бригаду из области. У нас тут эээ... особая ситуация. И пришлите труповозку
из госпиталя, а то народу сейчас соберется больше, чем мух. - Пусть
пригласят Фролова... - посоветовал Владислав Петрович. - Он кое-что смыслит
в этих делах.
- И оружейного эксперта вызывайте. - кивнул Эдик. - Но он... - сквозь
шипение помех в голосе дежурного послышалось осуждение.
- Я знаю, что он гражданский! Пусть приходит в кабинет дежурного
следователя. К десяти. Конец связи.
Он прищелкнул рацию к поясу и не вставая потянулся.
Владислав Петрович ухмыльнулся - маленький городок и все вокруг такое же
мелкое, будто живет по своим собственным законам. В Москве на такое убийство
выехали бы все мыслимые и немыслимые спецслужбы, от журналистов уже бы отбою
не было, а тут бригада из области - наивысшая крутизна. Хотя, если что-то
раскопают, может приедет толпа клерков из Киева. Трясина. Но в этом есть
свои плюсы - можно держать руку на пульсе. В Москве бы к такому делу
гражданского эксперта на нюх бы не подпустили, хоть он триста раз спец и сто
лет до этого прослужил в милиции. А тут дежурный поморщился, но все равно
сделал так, как сказал оперативник. Иначе и быть не может. И за себя
следователь не беспокоился - от дела не отстранят. Что может тут областная
комиссия, а тем более государственная? Только брюшками потрусить, да добыть
сведения, выходящие за рамки города. Все информаторы и все связи в руках
местных структур. Так что область только поможет, чем сможет, да по
окончании дела всю славу себе приберет. Как всегда...
- Нда... Веселая неделька нам обеспечена. - сощурившись на солнце, сказал
Эдик. - Навалилось все разом... Уже слышали про назревающий конфликт Украины
с Россией из-за Крыма?
- Мельком... - припомнив утреннее радио, ответил следователь. - Нашли
из-за чего перецапаться. Думаешь далеко зайдет?
- А черт его знает. Сколько раз уже было? Но дальше, чем в девяносто
четвертом, еще не заходило. Помните, как хохлятские СУ-27 на штаб ЧФ боевые
заходы делали? - Хохлятские... На себя посмотри. - улыбнулся Владислав
Петрович.
- А что я? - вставая улыбнулся Эдик. - Я полукровка.
- Да все мы тут полукровки. - махнул рукой следователь. - Не в этом
поколении, так в предыдущем. Если вдруг что, не дай Бог, так не разберемся
кто враг, а кто друг. Но если серьезно, Эдик, то мы МВД Украины, как ты
помнишь. И прежде всего должны соблюдать законы государства.
- Вы это серьезно? - Совершенно.
Эдик неопределенно пожал плечами, щелчком сбив с рубашки обнаглевшую
муху. Иногда следователь откровенно его раздражал. Хотя бы такой вот
плакатной правильностью, больше присущей дрянному коммунистическому листку,
нежели живому человеку.
- Эх... Владислав Петрович, а Вам не интересно узнать личность убитого?
- Узнаю в "управе"...
- Да нет. Я про Ваш личный интерес. Неужели не любопытно узнать, кого
грохнули таким необычным способом?
- Не тяни... - Ха! - вставая улыбнулся Эдик. - Это, между прочим,
гражданин Соединенных Штатов Алекс Бертран. Служащий так называемой "Миссии
надежды". Проповедник, можно сказать. Они пару комнат снимают в кинотеатре
"Москва", читают проповеди, учат детей английскому. Задаром, между прочим.
Так что личность, коль соблюдать закон государства, со всех сторон
положительная и по всей видимости связей, порочащих его, не имел. - Да? -
бесстрастно спросил Владислав Петрович. - Сейчас это модно. Ты свою Анюту
туда устроить не пробовал? Английский с тринадцати лет - самое время. Тем
более учиться у носителей языка. Ну и задаром. С нашей-то зарплатой.
- Устраивал! - отмахнулся Эдик. - Толку нет. Во-первых, жена взвыла.
Чего, мол, дитю будут голову иноземной верой забивать. Они же там охмуряют
по полной. Хотя лично мне без разницы какой поп ей втирать будет, бородатый
или с белым воротничком. Кто-нибудь когда-нибудь все равно до нее доберется.
У нас хоть церковь от государства и отделена, а каждое утро по телику все
одно твердят о спасении души. Но сама Анюта пару раз сходила и ни в какую!
Скучно говорит. Зачем, говорит, мне этот английский, если через пять лет
весь мир будет по-русски говорить?
- Во дает! - усмехнулся Сергей, пряча пулю в карман. - Прямо уж весь? Нам
бы из дерьма хоть немного вылезти, а не рыпаться бестолково. Пошла у
молодежи новая мода - на Америку бочку катить. Мол там они плохие и тут...
От ума ли такая мода? У Америки учиться надо! Причем всему, чему только
можно. Они ведь нас по всем статьям обошли! Одежду они нам шьют, машины нам
делают, компьютеры эти... У них дети чуть ли не с пеленок во всей этой
технике разбираются, с пяти лет в Интернете мультики смотрят.
- Ну... - Эдик качнул головой. - Не только мультики, надо сказать. Всему
без разбору я ни у кого бы учиться не стал. А тем более детишек учить. Пусть
сами выбирают свой путь.
- Выбрали уже... - махнул рукой Сергей, направляясь к "УАЗику". - Теперь
живем, как в яме с дерьмом и выхода не предвидится. Знаете, на кого похожи
наши тинейджеры, взявшие моду хаять Америку? На Моську, что лает на слона.
Тяв, тяв... А у самих в карманах ветер... Да и в голове тоже. Вон, поглядите
- вся Европа уже американизируется! Одни мы в хвосте.
- Ладно, поехали в "управу"... - хмуро прервал его Эдик, открывая заднюю
дверцу "Уазика". - Садитесь, Владислав Петрович.
Они уселись на потертые кресла, а Сергей, впрыгнув на сиденье водителя,
нервно повернул ключ зажигания. Двигатель затрясся, как старая кофемолка,
фыркнул, под днищем что-то стрельнуло и лишь потом мотор завелся, чихая и
кашляя на каждом такте. Сергей сплюнул в окно и со скрежетом вогнал первую
передачу.
- Чтоб его... - ругнулся он. - Старая кастрюля... Ну разве не пример? Они
там на джипах "Чироки" разъезжают, а мы в этих душегубках... Нет уж! Если
вдруг, когда-нибудь, начнется война с Америкой, так я первым сдамся в плен.
Нафиг! Надоело все хуже горькой редьки.
Машина тронулась с нервным рывком, между ногами перекатилась пустая
бутылка из под "Пепси", а под водительским креслом брякнула облупленная
жестяная канистра. Но Владислав Петрович успел ухватиться за матерчатую
петлю над дверцей.
- Как-то позорно звучит - "плен". - пожал он плечами. - Не кажется?
- Господи... - устало покачал головой лейтенант. - Что значит позорно?
Вы, извините, представитель старого поколения, которое еще помнит ужасы
войны. Это таким как Вы Сталинская пропаганда вдалбливала совершенно ужасные
"истины", что лучше умереть, чем сдаться. Сергей вывернул на главную улицу и
выключив мигалку поддал газу. - Умереть... Вслушайтесь в само слово! -
взволнованно продолжил он. - Жуть! Это и говорит о нашей ненормальности,
неужели не ясно? Готовы умереть за родину, за идею, за вообще не понятную
честь, словно дикари-самураи во временем затертых веках. Мы тут все психи...
В большей или меньшей степени. Да и от таких условий свихнуться немудрено. А
вот американцы совершенно нормальны, для них человеческая жизнь бесценна.
Они и во Вьетнаме, и в других заварушках запросто сдавались в плен, их потом
освобождали и никто даже не думал судить. А у нас по десять лет несчастным
давали. В лучшем случае! Не пойму только, зачем они возвращались на эту
поганую родину?
- Открой ветровик... - попросил его Эдик. - Жарко, спасу нет. И
заканчивай свои проповеди, лейтенант. Не знаю почему, но они меня злят.
Вроде слова все правильные, а внутри аж клокочет.
- Вы просто привыкли к тому, что американец - враг. - скривился Сергей. -
И что идеология их нам чужда. Нифига! Их идеология создала и распространяет
по свету ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ценности.
- Какие? - не выдержал такого напора Владислав Петрович.
- Ну... - Сергей немного замялся. - Понятие о бесценности человеческой
жизни в первую очередь... Потом понятие о том, что никто лучше тебя самого
тебе не поможет. Вообще, они все умеют упростить до нормальности. И
подставить под это идеологическую базу. Мы тут усираемся, создаем какую-то
маразматическую мораль, основанную на чести, достоинстве и прочем, чего сами
себе объяснить не можем. А они всю мораль упростили до Фрейда. И разве не
правы? Человек, это просто разумный зверь. От этого и надо исходить, они от
этого и исходят. Материальный достаток - основа благополучия. Разве с этим
поспоришь? У них вся мораль идет от простого и понятного доллара, а у нас от
каких-то заоблачных сфер. Идиотизм... Он вырулил на брусчатку и придавив
скрипучий тормоз начал спускаться с крутой горы.
Эдик, нахмурясь, глядел в окно, а Владислав Петрович пытался обдумать
сказанное. Мальчишеский бред, конечно... Юношеский максимализм. Поиски
истины. Все мы проходили через это. Но у нас была своя истина, а у них своя.
Мораль упрощенная до доллара. Первое слово, какое просится на язык в данном
случае, это примитивизм. Но они его не боятся. Они на сто процентов уверены,
что не стоит ничего усложнять, что мир прост и предсказуем, как стакан воды.
Нужно лишь подойти и выпить его одним глотком.
Владислав Петрович усмехнулся, пытаясь определить свое отношение к
американцам. Во-первых, нельзя говорить за всю нацию. Есть и хорошие
американцы, и не очень, а уж о правительстве и вовсе лучше молчать. То же
самое и с русскими, и с любой другой нацией. Это главный постулат. Но все
же... Мораль может быть хорошей и плохой, развивающей или отупляющей. И если
она преобладает в стране, то рано или поздно завладеет большинством умов
нации. Тут уж ничего не попишешь. Иногда это вызывает раздражение, иногда
даже непонятную злост