нималась Лада. - Кто лучше, он  или
Победоносцев?
      -  Ладка,  я  тебя  в последний раз  прошу,  заткнись,
пожалуйста, а? Я тебе все расскажу, когда смогу. Сейчас - не
могу. Ну хоть режь меня!
       -   Но  он  хотя  бы  не  извращенец?  -  Лада,   как
профессиональный журналист, пыталась получить ответы на свои
вопросы  не  мытьем, так катаньем. Но Александра  тоже  была
когда-то профессиональным журналистом.
      -  Нет,  - сказала она со всей холодностью,  на  какую
только  была  способна  в  разговорах  с  Ладой.  -  Он   не
извращенец.   Нормальный  мужик,  даже  приятный.   В   этом
смысле...
     - В каком? - переспросила неугомонная Лада.
     - В постельном, - пояснила Александра. - Ладка, если ты
будешь так нахально ко мне приставать, я тебе его никогда не
покажу, слышишь? А я тебя знаю, ты тогда просто подохнешь от
любопытства...
      Чем-то  эта  фраза  напомнила Ладе прежнюю  Александру
Потапову,  которую она знала с тех пор, как в первом  классе
их посадили за одну парту: маленькую Сашу в бантах и оборках
и  маленькую  Ладу  с  короткой мальчишеской  стрижкой  и  в
юбочке, едва прикрывавшей попу.
     Ладе казалось, что та Александра перестала существовать
даже  не  тогда, когда ее драгоценный Андрей решил, что  она
ему больше не нужна, и недолго думая выбросил ее на помойку,
а  когда  он женился на ней, преследуя свои гнусные  цели...
Встречая   его   в   коридорах  и  барах  "Останкина",   она
демонстративно  отворачивалась, хотя Вика - Сашка  этого  не
знала - и пыталась вызвать Ладу на дружескую беседу.
      На  беседу Лада не могла не пойти. Она сидела напротив
Вики    в    полутемном   уютном   пресс-баре,   покуривала,
прихлебывала кофе и слушала Викины откровения  о  высокой  и
чистой   любви,   посетившей   их   с   Победоносцевым,    о
невозможности  изменить течение жизни или, наоборот,  дважды
войти в одну реку...
     Вот тут, на реках и течениях, все дело и застопорилось.
К  их  столу стремительной походкой очень занятого  человека
подходил знаменитый Васятка, которого знали в лицо не только
все  журналисты, но и "простые россияне", как  принято  было
писать в политических текстах.
      Прижимая к уху мобильный телефон, он равнодушно кивнул
Вике,  подставил Ладе для поцелуя вкусно пахнущую одеколоном
и офисом, чуть потемневшую от дневной щетины щеку и, закатив
глаза,  попилил ладонью по горлу, давая понять любимой,  как
его   достали  неотложные  государственные  дела.   Лада   с
кокетливой   торопливостью  покидала  в  сумку  сигареты   и
зажигалку  и,  прощебетав что-то вроде "пардон,  нам  пора",
последовала за Васяткой к выходу.
      В  конце  концов,  не  одна Вика  умела  режиссировать
любительские спектакли...
      После  этого начальница от Лады отвязалась, признав  в
ней если не равную, то, по крайней мере, соотносимую с собой
силу.
      А  хрена Победоносцева Лада просто не замечала.  Ни  в
коридорах,  ни  в барах, ни в комнате "Новостей".  Наверное,
ему  плевать было на ее презрение, но она ничего не могла  с
собой  поделать, опасаясь, что, если вдруг  он  заговорит  с
ней,  она  вцепится в/его гладкую лоснящуюся харю и  закатит
такой скандалище, что уже никакой Васятка не поможет.
       -   Ладка,  ты  чего  молчишь?  -  осторожно  позвала
Александра. - Обиделась, что ли?
     - Конечно, - с готовностью согласилась Лада. - Конечно,
я  обиделась. Ты же мне не рассказываешь, каков  твой  новый
муж в постели. И вообще, Потапова, как ты решилась переспать
с   чужим   человеком?   Ты  же  у   нас   образец   высокой
нравственности и моральной чистоты.
      -  Пожила бы ты с бабой Клавой, тоже была бы  образцом
нравственности и чистоты... - пробормотала Александра.
     Но если честно, ответа на Ладин вопрос она не знала.
      Когда  Филипп  позвонил  ей  и  сказал,  что  согласен
жениться,  только если она будет с ним спать,  она  испытала
сложное чувство. С одной стороны, ей вдруг стало противно  и
страшно, хотя, когда она так навязчиво предлагала ему себя и
свою квартиру в придачу, ей казалось, что все будет легко  и
просто,   -   после  всех  бед  мужчины  для  нее  перестали
существовать. С другой стороны, его намерения  ей  почему-то
польстили.
      Впрочем,  понятно почему - она была  уверена,  что  уж
спать-то  с  ней  он никак не захочет, а  тут,  поди  ж  ты,
наоборот...
      - Баба Клава тут ни при чем, - задумчиво сказала Лада.
-  Ее уже два года как нет, а ты все еще образец. Хотела бы,
давно б загуляла...
      Слушая  вполуха Ладины рассуждения о  жизни  и  любви,
Александра   думала  о  том,  что  уже   скоро   десять,   а
следовательно, вот-вот явится муж. За две с половиной недели
она  привыкла к тому, что он приезжает примерно в одно и  то
же  время,  а если задерживается, то всегда звонит.  Недавно
Александра с изумлением обнаружила у него мобильный телефон.
Dорогая  игрушка как-то выбивалась из его общего  сиротского
стиля,  но  попросить объяснений она не  решилась.  В  конце
концов, это вовсе не ее дело.
      В  замке деликатно щелкнул ключ, и Александру с ног до
головы обдало ледяной волной.
     - Приехал! - гиппопотамским шепотом сообщила она Ладе.
     - Кто, турок? - заинтересовалась Лада. - Уже зашел, да?
Ты где? На диване или на кухне?
       -  На  ди...  на  диване,  -  выговорила  Александра.
Проклятая трусость!
      Наверное,  она  никогда  не  научится  вести  себя  со
спокойным достоинством.
     - Я приехал, - негромко окликнул ее Филипп из прихожей.
- Алекс!
      Это чудовищное имя он дал ей еще на Викиной вечеринке,
и с тех пор так ее и называл. Алекс! Подумать только!
     - Я здесь, - сказала Александра. - Лад, ты прости меня,
я больше не могу разговаривать...
     - Ты вполне можешь разговаривать, сколько тебе нужно, -
сказал Филипп, услыхав последнюю фразу.
       -  Он  говорит,  что  можешь,  -  сообщила  в  трубку
неугомонная Ладка. - Это он великодушие изображает, да?
      - Нет, - сказала Александра, провожая глазами Филиппа,
отправившегося в ванную. - Ему просто наплевать.
     - На тебя?
       -  Ну  и  на  меня,  конечно,  -  быстро  проговорила
Александра.  - Но я стараюсь при нем особенно не  трепаться,
все-таки квартирант...
      -  Он  твой  любовник,  - сказала  Лада  отчетливо.  -
Любовник, понимаешь?
        Поэтому   ты   можешь   разговаривать,   он    может
разговаривать,  все могут разговаривать!  У  вас  совершенно
равные  права,  юродивая! У него еще меньше, потому  что  он
приезжий.
     - Из Парижа, - напомнила Александра.
      -  А  нам  без  разницы, - сказала Ладка.  -  Хоть  из
Вашингтона. Приезжий, он и есть приезжий. Ну ладно, не сопи,
я  тебя  отпускаю  на  волю. Да,  Сань,  тебя  что-то  Света
Морозова  искала, это Ванькин редактор. Ну, я дала  ей  твой
домашний телефон.
      -  А  зачем,  не знаешь? - быстро спросила  Александра
тихим шепотом. - Может, с Ванькой чего?
      - С Ванькой все то же, - отрезала Лада. - И с Манькой.
Нет,  она  про  какое-то видео говорила. Ну,  я  думаю,  она
позвонит...
      Положив трубку, Александра некоторое время посидела на
диване, выжидая, когда Филипп выйдет из ванной.
     - Ужин готов, - сообщила она. - Ты... будешь?
     - Да, спасибо, - рассеянно сказал он, явно думая о чем-
то другом.
     Александра быстро постелила салфетку, как всегда делала
бабушка,  поставила  тарелку и высокий  стакан,  плетенку  с
хлебом, вилку и нож.
     - А ты? - спросил Филипп.
      -  Я  не  хочу, - соврала она. Сидеть с ним  за  одним
столом было чертовски неловко. Во-первых, он совсем с ней не
разговаривал,  а  во-вторых,  это  было  слишком  похоже  на
семейную жизнь с Андреем.
      - Очень вкусно, - сказал он равнодушно. - Ты прекрасно
готовишь.
       -  Спасибо,  -  поблагодарила  Александра.  Деликатно
щелкнул  вскипевший чайник. Она насыпала  себе  растворимого
кофе в кружку и залила кипятком.
      -  Я  положил  на твое пианино деньги, - вдруг  сказал
Филипп. - Мне не хотелось бы, чтобы ты покупала еду на свои.
Да, я давно хотел спросить, ты водишь машину?
      -  Нет,  - с удивлением ответила Александра. -  У  нас
никогда не было машины. Нечего было водить.
     - Тогда мы будем по субботам ездить на... базар вдвоем.
-  Он слегка запнулся перед словом "базар". - Это проще, чем
таскаться каждый день по магазинам. А обедать вне дома,  как
я понимаю, у вас не принято.
      - Может, где и принято, - сказала Александра несколько
растерянно, - только денег очень много надо. А  так  -  ходи
хоть три раза в день.
     - Понятно, - отозвался Филипп.
      -  А  у  тебя  что,  есть машина?  -  поинтересовалась
Александра вежливо. Он махнул рукой.
      -  Какая-то есть, - сказал он со странной усмешкой.  -
Для поездок на базар вполне подойдет.
      Денег на пианино было довольно много, по крайней мере,
так  показалось Александре на первый взгляд. Взять их в руки
она  не  решилась:  вдруг  он  еще  передумает  или  захочет
оставить только часть - ей тогда будет стыдно.
      -  Пресвятая Дева, какой холод! - донеслось до нее  из
кухни.  Александра заглянула туда. Филипп стоял, уставившись
в  темный омут московского сталинского двора. В стекле мутно
отражалось его лицо.
       -   Не   очень   и  холодно,  -  сказала   Александра
рассудительно.  -  Уже  затопили.  Было  холодно,  пока   не
топили...
      Он  повернулся к ней и внезапно захохотал,  запрокинув
голову  и сверкая очень белыми, неестественно белыми зубами.
Может, искусственные, как у Андрея?
     - Что случилось? - спросила она осторожно.
      -  Ничего,  - сказал он весело. - Ничего не случилось.
Значит,  сейчас не холодно, а пока не топили, было  холодно?
Замечательно!
     Вот и пойми тут, о чем он говорит.
      Как же они проживут целый год в одной квартире? Да она
через три недели такой жизни взбесится...
      Зазвонил  телефон, и Александра кинулась к  нему,  как
белогвардеец к последнему пароходу в Стамбул, отходящему  от
одесской пристани.
      Звонила  очень  отдаленно  знакомая  Александре  Света
Морозова, работавшая у Вани Вешнепольского редактором.
       -   Ничего  не  известно?  -  первым  делом  спросила
Александра, как только Света представилась.
      -  Что  может быть известно, Саша? - с усталой досадой
сказала Света. - Ничего не известно. Ждем, надеемся,  только
и  всего. Надеемся, что жив. Может, и хорошо, что так  долго
нет  никаких сведений. Труп... - она запнулась, - уже  давно
нашли бы, это же очевидно.
      Совсем не очевидно, подумала Александра, но спорить не
стала.
      -  Саша,  мы готовим специальный выпуск программы.  Он
выйдет   в   эфир  сразу  после  Нового  года,  по   Ваниным
материалам, - заговорила Света совсем другим, деловым тоном.
-  У  нас лежит полным-полно видео, которое он приготовил  к
эфиру, и даже кое-какие письменные материалы. Из этого нужно
собрать пятнадцатиминутный фильм. Сможете?
     Александра быстро села на диван.
      -  Почему я, Света? - в полной растерянности  спросила
она.  - Я уже не работаю почти два месяца, вы, наверное,  не
знаете...
      - Про то, что вы не работаете, я знаю, - сказала Света
деликатно. - Но сейчас дело не в том, работаете вы или  нет.
У  нас  просто  физически некому этим  заняться.  Творческую
группу  расформировали  сразу  же,  как  только  Быстров   и
Вешнепольский  пропали. Я осталась  фактически  одна.  Но  я
совсем не умею "делать политику". А вы пишете, насколько мне
известно, очень похоже на Вешнепольского.
      -  Еще  бы  не  похоже! - пробормотала  Александра.  -
Конечно, похоже. Он же меня когда-то учил...
      -  Ну тем более! - с энтузиазмом воскликнула Света.  -
Конечно,  это  будет  оплачено,  и  режиссер  с  вами  будет
работать.
      -  Я не знаю, - пробормотала Александра, опасаясь, что
Ваниному   редактору   известны   не   все   душераздирающие
подробности ее биографии, а подводить человека под монастырь
ей не хотелось.
      - Это не имеет никакого отношения к Вике Терехиной,  -
жестко  сказала вдруг Света. - И не будет иметь. Мы  решили,
что  лучше всего сделаете эту работу вы. Вы дружили с Ваней,
вы    знаете    его   стиль,   вы   очень   профессиональный
корреспондент, и этого вполне достаточно.
      -  Я боюсь, что у вас будут неприятности, - призналась
Александра.
      -  Не будут, - заверила ее Света. - Давайте встретимся
послезавтра часов в двенадцать в пресс-баре. Я  вас  в  лицо
помню, а вы меня?
     - Нет, - улыбнулась Александра.
      - Ну, вот и славно, - заключила Света. - Пропуск-то вы
хоть не сдали?
      Филипп  пребывал  в  ванной. Эта ежевечерняя  и  очень
простая  процедура  почему-то  занимала  у  него  чудовищное
количество времени, и свет за собой он никогда не гасил, так
что, живи он в коммуналке, его в скором времени постигла  бы
участь Васисуалия Лоханкина, думала Александра. Пока он, как
енот-полоскун, лил воду в ванной, у Александры было  "личное
время",  единственное время за вечер, тогда она  чувствовала
себя  относительно  спокойно, -  как  смертник,  которому  в
.g%`%$-.) раз отложили исполнение приговора.
     Нервы, так говорила она себе.
      Все  дело в этих проклятущих нервах и еще в сильнейшем
стрессе,  который ей пришлось пережить, так формулировал  ее
состояние  нанятый  Ладкой психолог,  навещавший  ее  первое
время после катастрофы.
      Через  полчаса Филипп Бовэ выйдет из ванной, придет  в
спальню  и  упадет  животом  поперек  дивана,  нисколько  не
стесняясь  своей  наготы. Его кожа в скудном  свете  торшера
всегда  сияла  просто  неприличным  здоровьем  и  не   менее
Неприличным  альпийским  загаром.  И  вообще  весь  он   был
очень...  приятный:  широкий,  плечистый,  вкусно  пахнущий.
Пожалуй, даже нелепая прическа идеально ему подходила.
      Александра  еще не встречала мужчин,  которым  бы  шли
длинные  волосы,  а  Филиппа невозможно было  представить  с
короткими. Конечно, он ниже ее ростом, но в постели  это  не
имело  никакого  значения, а выходить с ним  она  никуда  не
собиралась.
     Каждый вечер повторялось одно и то же.
     С ужасом парализованного, оказавшегося на рельсах и уже
заслышавшего  приближение поезда, она  ждала  минуты,  когда
оттягивать неизбежное будет уже невозможно и придется гасить
свет,   крепко-накрепко  зажмуривать  глаза  и  ждать  этого
первого, самого страшного прикосновения...
      Не зря она ничего не могла рассказывать Ладке, хотя  в
былые времена на "партсобраниях" обсуждалось все, и с самыми
мельчайшими подробностями.
     Как же она его боялась!
       Его  неизменной  и,  как  представлялось  Александре,
холодной  вежливости, его телефонных звонков,  его  акцента,
его   бритвенных  принадлежностей  в  ванной,  его  записных
книжек,  которые она не смела взять в руки и переложить.  Ей
казалось, что если уж Андрей, которого она любила,  не  смог
ее  вынести, то этого абсолютно чужого человека  она  должна
постоянно раздражать.
      Почему-то он благодарил ее за ужин. Почему? Может,  он
смеется над ней?
      Александра старательно выискивала истинную причину его
благодарности  и вежливости по отношению к ней  и  никак  не
могла  ее найти. На первый взгляд все - лучше некуда, просто
образцово-показательный  брак.  Но...   деньги?   Зачем   он
предложил  ей деньги? Чтобы потом упрекнуть в том,  что  она
живет на чужой счет?
      Или  обвинить в воровстве? Все возможно. Александра  в
этом  уже  убедилась.  Ведь  уволили  же  ее  с  работы  "за
хулиганство".   А   зачем   он   предупреждает   ее,   когда
задерживается? Боится застать у нее другого мужчину?
      Но  это  уже  настоящая паранойя. И самое  грустное  -
Александра  прекрасно  сознавала, что это  паранойя,  однако
ничего не могла с собой поделать.
       Хуже  всего  то,  что  ей  нравилось  спать  с   ним.
Понравилось  с  самого  начала, и с тех  пор  нравилось  все
больше  и  больше. Это было совсем не так,  как  с  Андреем,
которому она "вверила себя" на всю оставшуюся жизнь и должна
!k+   быть довольна всем, что бы он ни делал. С Филиппом все
было проще, ярче, естественнее.
      Как  будто  он  брал  ее с собой в  волшебную  страну,
окруженную Великой пустыней и Кругосветными горами.  В  этой
стране не было никого, кроме них двоих, не было проблем,  не
было  неразрешимых  вопросов и чудовищных  ответов.  В  этой
волшебной  стране  она была... нужна.  Там  она  оправдывала
любые,  даже  самые смелые ожидания, там она была  свободна,
легкомысленна и ни за что не отвечала.
     За все отвечал Филипп.
      К  этой  стране было очень легко привыкнуть, и поэтому
Александра  всякий раз боялась предлагаемого путешествия.  А
вдруг  в  следующий раз он не захочет взять ее с собой?  Или
она  ему наскучит? И что будет с ней потом, когда он  уедет,
если  она  к  тому  времени приживется  в  волшебной  стране
настолько, что не сможет без нее обойтись?
      Скорее  всего он сам не придавал никакого значения  их
отношениям  и  был бы очень удивлен, если  бы  узнал,  какие
нагромождения   Александра  возвела  вокруг  такой   простой
житейской вещи, как секс.
      Вода  в  ванной  перестала течь, и Александра,  повыше
натянув одеяло, заставила себя думать о другом.
      Звонок  Светы  Морозовой разрушил хрупкое  равновесие,
которое она так старательно выверяла в последние недели.
      Неужели  она  сможет  вернуться  на  работу,  хотя  бы
временно?  Неужели кто-то вспомнил о ней, когда понадобилось
доделать Ванин фильм? А вдруг сложится так, что она и дальше
будет заниматься любимым делом?
       Александра   снова  и  снова  вспоминала   телефонный
разговор,  старательно ища подвох, и не находила его.  Вроде
бы его и не было.
      Правда,  что-то  смутно тревожило ее,  какая-то  мысль
билась  в  подсознании, но она никак не могла  ухватить  ее.
Раньше,  когда  был Андрюха, можно было бы посоветоваться  с
ним,  а сейчас советоваться не с кем. Ладка, конечно, скажет
"вперед  и с песней", ей все равно, лишь бы деньги  платили.
Маша в их работе ничего не понимает.
      В глубине души Александра знала, что согласится. Вдруг
это  и  есть тот шанс, которого она ждала, о котором грезила
по  ночам,  страстно мечтая совершить что-нибудь невиданное,
огромное,  потрясающее воображение!  Не  упускать  же  такую
возможность,  хотя  то  неуловимо  тревожное,  что  было   в
разговоре,  по-прежнему  смущало  ее.  Может,  все  дело   в
расходившихся нервах?
     Скорее всего так.
      И  все же она продолжала сосредоточенно перебирать все
детали  разговора, и, когда Филипп вышел из  ванной  и  упал
животом на одеяло, она пристально смотрела в стену, и лицо у
нее было бледным от напряжения.
       Филипп   с  трудом  втиснул  свою  побитую  во   всех
империалистических  войнах  "девятку"  в  крошечный  кусочек
свободного   пространства  у  какого-то   ярко   освещенного
магазина. В магазин и из магазина валом валил народ,  и  это
позволяло надеяться, что здесь можно купить все необходимое,
-%   тратя  время  на  бесконечные  заезды  в  муниципальные
булочные и молочные.
      Внутри  магазин  был  вполне  европейским.  Из  дивной
красоты  витрин  лился  неземной  матовый  свет.  Сыры  были
круглыми  и  желтыми, как и полагается сырам, куски  мяса  -
сочными   и   аппетитными,  фрукты   -   жизнерадостными   и
глянцевыми,   как   на  рекламной  картинке.   Пирожные   в,
легкомысленных  кружевных  салфеточках  хотелось  немедленно
съесть, а потом еще облизать пальцы.
      Усмехаясь,  Филипп покатил свою тележку между  рядами,
высматривая знакомые коробки и банки. Наверное, ему придется
все-таки взять продукты на себя. Три дня он ждал, что  Алекс
возьмет  оставленные  им деньги, но  они  так  и  продолжали
лежать на пианино.
     Очевидно, эта сумасшедшая решила: если он сказал, что в
субботу  они  поедут на базар, значит,  до  субботы  она  не
должна до них дотрагиваться. Очень