е,  и  так  же
промозгло.  Она встала с постели и, волоча за собой  одеяло,
"k+%'b(  из-под которого не было сил, отправилась в  ванную.
Там  она  включила горячую воду, а на кухне все  конфорки  и
духовку.  Дышать  сразу стало нечем,  но  холод  отступил  к
стенам и залитому дождем окошку.
      Хлеба  не было. Александра вчера не купила, зная,  что
будет  всю  ночь  на  работе, Андрея же такие  мелочи  жизни
никогда  не  интересовали. Кофе тоже  было  маловато,  всего
полторы ложки.
     Хлопая дверцами шкафов, она поискала, чего бы поесть.
      Была бы жива бабушка, она бы ее накормила. Сердясь  на
ее  "непутевую, не как у людей" работу, поджав  презрительно
губы,  она  поставила  бы  перед Александрой  плошку  вкусно
пахнущей деревенским молоком каши, большую кружку сладкого и
крепкого кофе и, конечно, ломоть сказочной мягкости хлеба.
      Где-то она все это умела добыть. И деревенское молоко,
и  свежий,  будто  только  что  из  печи,  хлеб  никогда  не
переводились, когда бы Александра ни садилась за стол: утром
так утром, ночью так ночью...
      В  шкафах  тоже  не  нашлось ничего интересного,  лишь
засахаренный, старый мармелад, оставшийся от каких-то давних
гостей.
      Еще три дня назад следовало попросить у Андрюшки денег
и  запастись  какой-нибудь едой. Неудивительно,  что  у  нее
быстро  кончаются  деньги, - живут-то они  вдвоем.  В  конце
концов, нужно с ним поговорить, чтобы часть расходов он брал
на себя, это будет справедливо...
     В холодильнике оказались два яйца.
      Александра воспряла духом - голодная смерть  отступила
перед  омлетом с молоком и кусочками черного хлеба, которые,
тоже неожиданно, обнаружились в хлебнице. Собрав воедино все
составляющие будущего завтрака, она отправилась в ванную  и,
отмокая, долго стояла под горячим душем.
      После  кипятка  она даже немного порозовела,  И  глаза
открылись сами собой, без дополнительных усилий.
      Проглотив  омлет и запив его кружкой кофе,  Александра
переложила   бумаги  и  документы  из  черного  портфеля   в
коричневый  и, моментально изменив таким образом собственный
стиль,   надела  джинсы,  водолазку  и  клетчатый   пиджачок
трехлетней  давности.  Потом она уселась  на  подоконник  и,
покуривая, стала ждать редакционного водителя Витю, которого
выслал за ней Михаландреич.
      Впереди маячил длинный, как школьный коридор, день,  и
даже в самых тяжких ночных кошмарах Александра не могла себе
представить, чем он закончится...
     - Мне бы на кладбище съездить, - сказала Александра шеф-
редактору, вернувшись с первой за этот день съемки. - У меня
бабушка два года назад умерла, как раз в этот день.
      Михаландреич, сдвинув очки на лысину, потыкал  горящей
сигаретой в разложенные перед ним бумаги:
     - Что пишут, Потапова, что пишут... Сдохнуть можно, как
они    пишут   и   что!..   Ты   вот   послушай,   Потапова:
"Противостояние  на границе, обусловленное  геополитическими
интересами   сверхдержав   в   данном   регионе,   ведет   к
перегруппировке сил, возрастанию конфронтации и  в  конечном
(b.#%  усилению военного давления не только внутри  региона,
но и на пограничных участках всех сопредельных держав..." Ты
слыхала  что-нибудь  подобное,  Потапова?  Про  "пограничные
участки  всех сопредельных держав" ты слыхала, а? Понимаешь,
о чем речь? Понимаешь, Потапова?
      Михаландреич  щелчком сбил с сигареты  пепел  и  кинул
испепеляющий взгляд в сторону одного из молодых, только  что
пришедших с факультета журналистики корреспондентов.
      "Молодой"  с  независимым и несчастным видом  сидел  в
кресле в некотором отдалении от разошедшегося шефа. Вальяжно
закинув  ногу на ногу, он вцепился в кассеты так,  что  рука
мелко дрожала.
       Очевидно,  представление  продолжалось  уже  довольно
долго, потому что сменный редактор Лена Зайцева за спиной  у
Михаландреича  закатывала глаза и  пилила  себя  ладонью  по
горлу,  давая  понять  Александре:  давно  пора  заканчивать
промывать мозги несчастному страдальцу.
     - Так вот, Потапова, - не унимался Михаландреич, - речь
в  этом  бессмертном  отрывке  идет  о  наших  погранцах  на
таджикской границе. Ты догадалась, Потапова?
       -   Мне   бы   отъехать,  Михаландреич,  -  напомнила
Александра.. "Молодому" она сочувствовала, но не слишком.
      "Высокий штиль" официальных сообщений она ненавидела и
была  совершенно убеждена: писать нужно доступно и  красиво,
так,  чтобы  за душу брало, будь то сообщение  о  таджикских
пограничниках или о визите испанского короля.  Только  тогда
запомнят,  только тогда поймут и не переключат  телевизор  в
первые  же  секунды  официальной хроники. Стыдно  выпускнику
университета не уметь писать, прав Михаландреич...
       -   Заберите  ваши  листочки,  -  в  сердцах   сказал
Михаландреич   проштрафившемуся   корреспонденту   и   зажег
следующую сигарету. Александра помахала рукой, разгоняя дым.
-  Сядьте  и напишите то, что вы хотите сказать, так,  чтобы
было  понятно тете Шуре и дяде Васе. А также их сыну Боре  и
дочери   Нюре,   ясно   вам?   И   никаких,   избави   боже,
геополитических интересов! Про это вы в курилке... вот...  с
Потаповой потолкуете. Она у нас умненькая, про интересы,  да
еще  геополитические, все соображает.  Или  нет...  Вань!  -
крикнул  шеф-редактор  так, что корреспондент  вздрогнул,  а
Александра, покорившись судьбе, опустилась на стул.
      В  дверь  заглянул плечистый загорелый мужик  в  сером
свитере,  по-военному  коротко  постриженный.  У  него  было
сильное лицо, накачанная шея и руки-лопаты.
     - Ванечка, ты прилетел! - радостно завопила Александра.
- А я и не знала!
       -  Привет,  Сашуль.  -  Одним  огромным  шагом  мужик
преодолел  расстояние  от  двери  до  стола  и,  согнувшись,
поцеловал  Александру в щеку. - Я только ночью вернулся.  Не
знал, что ты на монтаже, а то зашел бы обязательно.
      Он  стиснул  огромной  ручищей  ладошку  Александры  и
заглянул  ей  в лицо. У него были серые, очень  внимательные
глаза.
      - Ты чего шумишь, Михаландреич? - не отпуская ладошку,
спросил он шеф-редактора.
      -  Молодежь  учу, - пояснил тот охотно. - Отпусти  ты,
Ваня,  Потапову, а возьми лучше юношу, посмотри его материал
и  объясни,  как к таким материалам тексты пишут.  Тебе  все
равно делать пока нечего. Правильно я понимаю?
      -  Хорошо, - легко согласился мужик и еще раз  стиснул
Александре  руку.  -  Пойдешь  обедать  -  не  забудь   меня
пригласить! Небось отвыкла за долгие годы разлуки?
      -  Ох, отвыкла, - смеясь, сказала Александра. - Совсем
отвыкла...
       Этот  человек  всегда  приводил  ее  в  самое  лучшее
расположение духа.
      Иван  Вешнепольский был знаменит в России,  как  Ларри
Кинг  в  Штатах.  Он  был политическим обозревателем  такого
высокого  полета  и  такой сверхнадежной репутации,  что  за
право владеть его программой боролись все ведущие каналы.
     Иван по привычке был верен первому, на котором начинал,
и  его ток-шоу, несмотря на крайнюю политизированность,  уже
несколько   месяцев  лидировало  во  всех   без   исключения
рейтингах.
      Он  был  бесстрашен, упрям, в меру  задирист  и  очень
хорошо  образован.  О политике он умел рассуждать  так,  что
даже  у  циничных  коллег  захватывало  дыхание,  а  зрители
присылали в его программу столько писем, сколько не получала
ни одна передача за всю историю отечественного телевидения.
     Поговаривали, что за спиной Вешнепольского маячит КГБ и
даже  контрразведка,  что  сам он пребывает  в  полковничьем
звании и что его отец - большой человек в каком-то секретном
ведомстве.
      Слухи  всегда  носятся  в  воздухе.  Ничтожества  сами
создают  их  себе,  а  титаны - не обращают  внимания.  Иван
Вешнепольский был титаном.
      -  Как  Андрюха? - спросил он напоследок,  забирая  со
стола Михаландреича злосчастный текст. - Все нормально?
      -  Нормально,  - улыбнулась Александра.  -  С  первого
января у него свой эфир.
      -  Ну,  вот тогда он и помается, помяни мое слово.  Не
забудь про обед-то!
      Он  коротко кивнул "молодому", приглашая его следовать
за  собой.  Тот смотрел на него во все глаза. Еще бы,  такая
знаменитость!  Будет  что рассказать  семье  за  ужином  или
любимой в университетской столовке.
      -  Чего  тебе  надо-то, Потапова? Я так  и  не  понял.
Увлекся, понимаешь, этим молокососом...
      Михаландреич  придвинул  к  себе  следующий  текст  и,
нашарив  рукой пульт, выключил громкость у вечно работающего
телевизора в углу комнаты "Новостей".
      Александра  вытянула  у  него  из-под  руки  бумаги  и
отодвинула их на край стола.
     - Что за фамильярности? - грозно спросил шеф-редактор.
      -  Никакие не фамильярности, Михаландреич!  -  сказала
Александра. - Поговорите со мной, я уже полчаса сижу.
      -  Ну  говори, - распорядился шеф-редактор. - Куда  ты
ехать-то хотела?
      -  Здесь недалеко, на кладбище. Сегодня у моей бабушки
#.$."i(-  ,  я  должна  съездить, а после  работы  уже  ночь
будет...
     Шеф-редактор посмотрел на Александру с сочувствием. Все
знали,  что, кроме бабушки, никого из родных у нее не  было.
Победоносцев не в счет.
      - Езжай, Саша, - сказал Михаландреич. - Только пленку,
которую наснимала, не забудь оставить. Я кого-нибудь  посажу
за монтаж и за комментарий.
     Тебе, поди, и машина нужна?
      - Неплохо бы, конечно, - ответила Александра смущенно.
- А то я буду ездить незнамо сколько.
      -  Водить  давно  пора, - пробурчал  Михаландреич,  но
машину все-таки вызвал.
      На лестнице Александра вспомнила, что у нее совсем нет
денег,  а  приезжать к бабе Клаве с пустыми  руками  стыдно.
Искать Андрея было некогда, поэтому Александра отправилась к
Ивану Вешнепольскому.
      - Вань, одолжи мне денежек, - попросила она, приоткрыв
дверь  его  кабинета,  где  он что-то  негромко  втолковывал
давешнему  корреспонденту.  -  Совсем  ничего  нет,  а   мне
нужно...
       Улыбаясь   до  ушей,  Иван  вылез  из-за  громадного,
заваленного  бумагами стола и пошел к ней, на ходу  доставая
деньги.
      -  Сколько  тебе?  Сто? Двести? В руках  у  него  были
доллары.
      -  Ты,  Вань,  совсем оторвался от  жизни,  -  сказала
Александра  и  заглянула к нему в бумажник.  Порывшись,  она
вытащила бумажку отечественного производства и помахала ею у
него  перед  носом. - Видел? Запомни, а то  будешь  потом  в
американской валюте требовать.
     - Запомню, - пообещал Иван. - Ты еще вернешься?
     - Конечно, - сказала она. - Куда же я денусь?
       Но   когда  в  комнату  "Новостей"  позвонил   Андрей
Победоносцев,  Лена Зайцева, оглядевшись по  сторонам  и  не
увидев  Александры, сообщила ему, что она уехала  и  сегодня
уже не будет.
      Михаландреич обедал, Вешнепольский тоже не заходил,  и
некому было уточнить эту информацию.
     Александра купила бабе Клаве желтых лохматых хризантем.
В портфеле у нее лежали ножницы и пустая стеклянная банка из-
под   кофе,   чтобы  было  куда  поставить  цветы.   Длинные
толстенные  стебли  придется втрое или  вчетверо  укоротить,
иначе  не  успеет  она дойти до выхода с кладбища,  как  они
отправятся на продажу по второму кругу.
      Дождь все шел, и в мире было муторно и тоскливо, как в
предчувствии большой беды.
       По   мокрой  дорожке,  засыпанной  желтыми  листьями,
Александра   добралась  до  бабы  Клавы   и   тихо   с   ней
поздоровалась.   Старая  береза  над   соседним   памятником
зашелестела под внезапно налетевшим ветром, обдав Александру
дождем и жесткими листиками, похожими на золотые монеты.
       Александра  усмехнулась.  Баба  Клава,  как   всегда,
выражала ей неудовольствие.
      Не  было случая, чтобы бабушка за что-нибудь похвалила
Александру.  Все она делала не так, всегда была нерасторопна
и   неумела,   никогда  не  могла  соответствовать   высоким
бабушкиным идеалам. Наверно, бабе Клаве казалось, что именно
так  нужно  воспитывать  детей, чтобы  из  них  вышел  толк.
Наверное, она считала: если все время указывать человеку  на
его ошибки и промахи, он перестанет их делать.
     Но Александра все время ее подводила. Промахи следовали
один за другим.
      Она хорошо училась, зато совсем не хотела шить, а  это
при  более  чем скудных финансах было просто необходимо.  На
даче   ленилась  полоть,  забиралась  под  вишню  и  подолгу
смотрела в траву, где копошились муравьи и божьи коровки.
     Бездомные собаки со всего района ждали ее у подъезда, и
она  раздавала им по частям собственный завтрак и  носила  в
ветлечебницу их многочисленных щенков, а потом слонялась  по
подъездам, пристраивая их добрым людям.
      Баба  Клава запрещала ей близко подходить к собакам  и
сразу  после школы усаживала ее за уроки, а потом  за  шитье
или  вязанье. Им нужно было на что-то жить - пенсии  хватало
только на хлеб.
     В десять лет Александра вовсю шила фартуки на продажу в
какую-то  артель. Шила и сочиняла истории. Шила и мечтала  о
том,  как  у нее будет собака, а у собаки - смешные  толстые
щенки.  Шила  и  думала  о лете и море,  которое  видела  по
телевизору.
     В шестнадцать она уже работала на почте, а в семнадцать
-  перепечатывала на древней пишущей машинке чьи-то курсовые
работы. Но бабушка все равно была недовольна.
       Так   Александра  и  выросла,  сознавая   собственное
несовершенство во всей его полноте...
     - Привет, бабуль, - сказала она негромко. - Это я.
      Пристраивая цветы, она сокрушалась про себя,  что  они
"покупные",  а  не  с  дачи. "Покупных"  цветов  бабушка  не
любила, жалела истраченные впустую деньги. И приехала внучка
не  вовремя - во второй половине дня. Кто же на кладбище под
вечер едет?
     Нет, все, все Александра делала не правильно...
      Мокрой  тряпкой  она  протерла скромный  памятничек  с
овальным портретом.
      Баба  Клава строго и неприязненно смотрела, как внучка
наводит  порядок  на оскудевшей осенней могилке,  засыпанной
листьями.
      -  Я к тебе теперь, наверное, только весной приеду,  -
сообщила Александра портрету. - Не сердись.
      Водитель,  должно  быть, заждался в  машине,  подумала
Александра,  да и следующая съемка приближалась неотвратимо,
поэтому  она заторопилась и вскоре ушла, с дорожки  еще  раз
оглянувшись на бабу Клаву.
      "Как это вышло, что я ни разу у нее не спросила, любит
она меня или нет?" - думала Александра.
      Дождь  барабанил по зонту, в мокрых аллеях  потихоньку
сгущались сумерки...
     Почему я не спросила? Это ведь самое главное...
      Пресс-конференцию  министра внутренних  дел  вместе  с
архивным видео Александра смонтировала и озвучила как раз  к
девятичасовому  эфиру. Вика в студии язвила  и  гоняла  Лену
Зайцеву  и  еще  двух-трех  бедолаг,  которым  по  должности
полагалось присутствовать на площадке рядом с барыней.
       -   Уволюсь   к  едрене-фене,  -  сообщил  Александре
Михаландреич, сдирая с лысой головы наушники. - Достала, ей-
богу!
      -  Сашка,  ты  уезжаешь или будешь  эфир  смотреть?  -
звучным  голосом  спросила  издалека  Лада  Ильина.  -  Если
уезжаешь, я тебя подвезу.
       -   Она  не  уезжает!  -  объявил  из-за  двери  Иван
Вешнепольский. - Зря я, что ли, торчу тут полдня?
      -  А  почему  он  торчит  тут  полдня?  -  спросила  у
Александры Лада.
      - Потому что жду, когда меня Сашка обедать поведет,  -
провозгласил Иван и вышел из комнаты "Новостей".  Руками  он
запихивал   в   портфель  какие-то  бумаги,  а   подбородком
придерживал папку, отчего говорил неразборчиво.
      -  Ну-ну, - неопределенно отреагировала Лада.  -  А  в
честь чего намечается обед?
       -  В  честь  Ванькиного  возвращения  из  отпуска,  -
объяснила Александра. - И на Ванькины же деньги, потому  что
у меня ничего нет.
      -  Это  хорошо,  - похвалила Лада. -  На  свои  деньги
обедать  нет никакого резона, раз у Ваньки есть.  Я  поехала
тогда. Пока.
     И Вешнепольский повел Александру в бар.
     Находиться в его обществе было очень приятно.
     Во-первых, он знаменитость, с которой каждый почитал за
счастье  поздороваться.  Александра даже  расстроилась,  что
Андрей  скорее  всего уехал домой и ее  бенефис  в  обществе
Ивана Вешнепольского проходит без должной оценки.
      Во-вторых, Вешнепольский хорошо выглядел и был заметно
выше  Александры, так что она не чувствовала себя Гулливером
в стране лилипутов.
      В-третьих, у него было родственное Александре  чувство
юмора  и  никакой "звездной болезни". Совершенно нормальный,
приятный  мужик,  с  которым  легко  разговаривать,  в   его
обществе можно было не делать пресловутое "умное лицо".
      Кроме  того, он не провожал взглядом каждый  съеденный
Александрой  кусок, не иронизировал по поводу ее  кулинарных
пристрастий  и  не  предлагал  ограничиться  чашкой  кофе  и
салатом.  Для Александры, носившейся целый день из  конца  в
конец Москвы, это было очень важно.
      Они просидели в баре часа два с половиной, рассказывая
друг другу последние новости и сплетни.
     - Меня на НТВ зовут, - поделился Иван. - А я не знаю...
Вдруг  первый канал без меня пропадет? Зато денег там больше
намного...
      - А тебе не хватает? - съязвила Александра. Она знала,
какие  гонорары  получают  ведущие  авторских  программ,   и
гигантская  разница  в  оплате  между  звездами  и   рядовым
телевизионным народом приводила ее, как представителя  масс,
" трепет и негодование.
      -  Мне  всегда не хватает, - нисколько не  обидевшись,
сказал  Иван. - У меня, к примеру, джип "Тойота", а  я  хочу
джип "Мерседес-Гелиндваген". Ну и что?
      - Вань, вот только не надо изображать из себя рвача  и
пижона,  - с досадой посоветовала Александра. - Я,  конечно,
очень  ценю  твои предпринимательские способности,  но  свое
"доброе имя", да простит мне такую банальность великий борец
с  пошлостью  Иван Вешнепольский, ты, по-моему,  никогда  не
продавал  или  продавал,  но за о-очень  большие  деньги,  -
закончила она, закатив глаза.
      - Продаю доброе имя! - подхватил Иван. - Продаю доброе
имя за бешеные деньги! Кому доброе имя за бешеные деньги?
      Они  засмеялись еще и потому, что на них в  недоумении
оглянулась  соседка  и, узнав Ивана,  долго  потом  на  него
косилась.
      - Возьми меня в свою программу, Ванечка, - попросилась
Александра.  - Работаю как лошадь, денег мало,  времени  нет
совсем,  в  отпуск  уйти  не могу,  да  еще  все  время  под
угрозой... Попадешь Вике под горячую руку, она вмиг  уволит,
ищи тогда место...
      -  Да  приходи! - сказал Иван. - Запросто! Вот  только
слетаю  по  делам  дня на два, вернусь,  и  поговорим.  Если
надоело     корреспондентом,    возьму    редактором     или
исполнительным продюсером. Будешь договора заключать.
     - Вань, возьми, кем хочешь. - Обрадовавшись неожиданной
удаче,  Александра  перегнулась  через  стол  и  с  чувством
поцеловала  его  в твердую, вкусно пахнущую щеку.  -  Правда
возьмешь?
      -  Вот те крест! - смешно поклялся он, и они поднялись
из-за стола.
      На  следующий день в горном кишлаке Иван Вешнепольский
вместе  со  своим  оператором попадет  в  плен  к  какому-то
очередному  полевому  командиру,  творящему  на  земле  волю
Аллаха.  Ни  поиски,  ни переговоры никаких  результатов  не
дадут.
      Но  сегодня,  докуривая последнюю - одну  на  двоих  -
сигарету  и  строя  планы на будущее,  они  не  могли  этого
предположить...
      -  Поехали,  - сказал Вешнепольский, - я тебя  подвезу
только до метро. У меня сегодня еще свидание.
     - Неужели?
     - Ужели.
     - С очередной телевизионной барышней?
     - Никаких барышень, Сашка, - проговорил Иван. - Все по-
человечески.
      - Ты меня пугаешь, Вешнепольский, - сказала Александра
с напускной тревогой. - Ты что, влюбился?
     Он посмотрел на нее сверху вниз и ничего не ответил.
      -  Ну  и  ну... - протянула Александра. - Как  же  это
случилос