е сбавляя хода:
     - И что?
      -  Вы  не могли бы ответить на пару вопросов  о  вашей
сегодняшней встрече с председателем Совета Федерации?  Всего
два, Владимир Федорович!
     - Нет, - буркнул министр, - не мог бы. Но Александра не
отставала, хотя рослый охранник то и дело загораживал от нее
шефа.  Краем  глаза  Александра заметила,  что  ее  оператор
прорвался через заграждение и бегом догоняет их по коридору,
неся тяжеленную камеру в обнимку, как ребенка.
      - Владимир Федорович, всего пять минут! - умоляла она.
-   Первый   канал,  девятичасовые  "Новости",   пожалуйста,
Владимир  Федорович! Обещаю, что не задам ни одного  вопроса
про бюджет!
      Министр снова покосился на нее и совершенно неожиданно
засмеялся.
     Александра, не веря своим глазам, неуверенно улыбнулась
в   ответ.   Подошел  лифт,  двери  открылись,  демонстрируя
золотисто-малиновое богатое нутро, и министр широким  жестом
пригласил Александру внутрь.
     - Ох, журналисты, - пробормотал он и опять засмеялся, -
из  гроба  достанете или загоните в него, я еще окончательно
не  понял.  Ладно, давайте ваши вопросы. Внизу, в конференц-
зале. И только пять минут.
      -  И  он  дал мне интервью, ты представляешь? Конечно,
никакие не пять минут, мы общались минут пятнадцать.  Охрана
никого и близко не подпустила, материал прошел только у нас,
даже  энтэвэшники сплоховали. - Александра откусила изрядный
кусок раскисшего банана и перевернула на сковороде отбивную.
      -  К  началу  омской  пресс-конференции  мы,  конечно,
малость  опоздали,  но это даже к лучшему,  потому  что  мне
нужно  было всего секунд сорок видео, и вполне хватило того,
что мы записали потом... Ты меня слушаешь?
     - Пытаюсь, - ответил Андрей довольно холодно.
      Он  думал  о своих делах, и сегодня Александра  как-то
особенно его раздражала.
      Для него все это уже мелковато - радость от случайного
интервью  со случайным министром, а потом пресс-конференция,
на которую они чуть не опоздали... У него другие, куда более
важные думы, и Александра ему мешала.
     Какого черта он приехал с работы так рано!
     - Андрюш, ну поговори со мной! - не отставала она. - Не
хочешь  меня  слушать, расскажи, как у  тебя  с  программой.
Ладка  сегодня  спрашивала, уйду я к  тебе  или  останусь  в
"Новостях",  а  я  даже не знала, что ей  ответить.  Как  ты
думаешь, Уйду я или останусь?
      Раздражаясь  еще  больше, Андрей налил  себе  воды  из
ab%*+o--.)  бутылки.  С  некоторых пор  он  употреблял  воду
исключительно  в стеклянных бутылках, пластиковые  презирал,
как  умеют  презирать  только те,  кто  еще  вчера  даже  не
подозревал  о том, что вода бывает не только в водопроводном
кране.
      -  Не  знаю, уйдешь ты или останешься, - сказал он.  -
Сейчас  обсуждать  это - просто глупо. Программы  пока  нет,
штат не утвержден, и так далее, и так далее...
      -  Но он вот-вот будет утвержден. Садись, Андрюш,  все
готово...
      Александра ловко постелила на крохотный столик  чистую
салфетку,  как всегда делала ее бабушка, даже  когда  просто
собиралась выпить чаю, поставила тяжелые фарфоровые тарелки,
положила   приборы.  Ухаживать  за  Андреем  доставляло   ей
удовольствие.
      -  Вика сегодня была в своем репертуаре - к эфиру чуть
не   опоздала,  с  гримершей  целый  скандал   вышел,   Вася
крокодиловыми  слезами плакал, потому что ей не  понравились
тексты, которые он написал. Писала бы сама, ей-богу. Швыряла
стаканы, бесилась, орала. Стыд ужасный...
      -  Саш,  она  самая популярная ведущая,  -  щурясь  от
раздражения, сказал Андрей. - Вы даже не понимаете, что  это
значит!  Вам  бы  потакать всем ее  капризам,  каждое  слово
ловить,  каждое требование выполнять, а вы все языки чешете,
какая   она,  плохая  или  хорошая.  На  ней  вся  программа
держится...
      - Программа держится на Васе Куренном и Михаландреиче,
-  возразила Александра, поняв наконец, что он злится.  -  И
все об этом знают. Вику Терехину посадили в эфир потому, что
у нее папа сам знаешь кто, только и всего. Викиной заслуги в
этом нет.
      - Да какое это имеет значение! - Андрей швырнул вилку.
Есть  ему  не хотелось. Полдня он провел в баре, обсуждая  с
разными  начальниками свою будущую программу, и  теперь  как
раз подвернулся удобный повод отказаться от ужина и оставить
жену  виноватой. - Она там, где она есть. Никто  из  вас  не
ведет   самые   престижные  вечерние  "Новости"   на   самом
престижном канале, и, значит, она лучше вас. Папа или  мама,
но у Вики есть то, чего нет у вас и никогда не будет, потому
что  вы  в  большинстве своем жалкие, серые мыши,  и  больше
никто. Так что вопрос исчерпан, дорогая моя. Ясно?
     - Ничего мне не ясно, - сказала Александра. В последнее
время  он  часто  раздражался, но никогда не  говорил  таких
глупостей.
     Для того, чтобы пробиться в первые ряды на телевидении,
мало  одного  таланта  или  неземной  красоты.  Должна  быть
поддержка. Должны быть "свои".
       Неважно   кто  -  муж,  любовник,  отец,  но   кто-то
обязательно должен подпирать сзади, прикрывать тыл,  двигать
вперед.  Талант  мог  блеснуть,  ослепить  на  мгновение   и
навсегда  исчезнуть.  "Долгоиграющие" звезды  оставались  на
небосклоне  потому, что, так или иначе, их постоянно  кто-то
поддерживал, невидимый и всесильный. Андрею это должно  быть
известно  лучше  всех.  Свои  едва  наметившиеся  связи   он
"k#`k'  +  зубами,  охранял бдительно и ревностно,  защищал,
взращивал, холил, подкармливал и удобрял...
      -  Что  это  ты так разошелся? - спросила  Александра,
глядя  в  красивое, жесткое лицо. - Или у тебя с  программой
проблемы? Рассказал бы, что ли...
     - Нет у меня никаких проблем, - холодно ответил Андрей.
      У  него была только одна проблема, но Александре о ней
знать не полагалось.
     Андрей смотрел, как она убирает со стола: вид у нее был
унылый, старые джинсы висели на попе складками.
     - Неряха, - пробормотал он и вышел из кухни.
      Он считал себя порядочным и справедливым человеком,  а
ни  один  порядочный  и справедливый человек  не  мог  долго
находиться  в  таком  положении,  в  каком  оказался  Андрей
Победоносцев.
      Осень  накрыла Москву с головой. Целыми днями  моросил
скучный  дождь.  В метро вода со сложенных зонтов  капала  в
ботинки  и  сумки. Все время хотелось спать,  и  было  очень
холодно  -  "отопительный сезон", как всегда, не успевал  за
погодой.
      Было  много  нудной работы. Осень - время политических
перегруппировок,  склок  и скандалов,  о  которых  надлежало
детально информировать население, слишком расслабившееся  за
лето на дачных участках.
      Александра  подозревала, что, если бы население  вовсе
перестало  получать  информацию,  жизнь  стала  бы   гораздо
спокойнее.
     - Сань, ты чего такая хмурая? - окликнул ее в баре Дима
Тимофеев,  то  ли  прилетевший, то ли на  днях  улетающий  в
Багдад.
      Александра подвинулась, давая ему место рядом с собой.
Он подсел, пристроил на краешек неубранного стола чашку кофе
и достал "Житан". Почему-то в этом сезоне все корреспонденты
и редакторы курили исключительно "Житан".
      - Я не хмурая. Я устала и спать хочу, а у меня сегодня
монтаж только в ночь...
      - Замолвила бы словечко перед Победоносцевым, пусть бы
он меня в свою программу взял. Спецкором в Женеве, а? Багдад
надоел хуже горькой редьки.
       -  А  в  Астрахань  спецкором  не  хочешь?  подколола
Александра.  -  Багдад ему надоел! Видали мы таких,  которым
Багдад надоел...
      Они  посмеялись немножко, как очень хорошо  знающие  и
любящие друг друга люди.
      - Ты сама-то к нему в программу собираешься переходить
или как? - спросил Дима, отхлебывая кофе.
      -  Или как, - буркнула Александра. - Не знаю я ничего.
Может, он еще меня и не возьмет. Зачем ему жена под боком?
      -  Оно конечно, - согласился Дима. - Только под  Викой
работать  тоже радости никакой, я же знаю... Я  каждый  день
господу молитву возношу за то, что меня тогда Доренко взял.
      -  Ну  а  меня некому взять, кроме Андрея,  -  сказала
Александра  и прикурила Димин "Житан". Он оказался  сухим  и
крепким,  как  махорка, которую она однажды  попробовала  на
aj%,*  e в каком-то дальневосточном порту. - А потому  будем
ждать, что он решит. И спешить особенно некуда, он только  с
первого января запускается.
       Дима   отхлебнул  кофе  и  задумчиво   посмотрел   на
Александру, размышляя, дошли до нее редакционные  слухи  или
еще нет. И если нет, имеет ли смысл сообщать ей о них. Он не
был  сплетником,  но незатейливое журналистское  любопытство
все  же  напоминало  о себе. Будь это  не  Сашка,  а  кто-то
другой,  он бы все-таки задал наводящий вопросик. Но  ее  он
слишком хорошо знал и любил, чтобы приставать с расспросами.
      - Когда бабы-Клавина годовщина? - спросил он, внезапно
вспомнив, какое сегодня число. - Завтра или послезавтра?
     - Завтра, - ответила Александра. - Ты хочешь прийти?
     - Я улетаю, Саш, - сказал Дима. - А то бы пришел...
     Они уставились в чашки, каждый в свою. Бабу Клаву знали
все Александрины друзья и подруги. Она растила внучку с двух
или трех лет, после того как разошлись ее родители, подкинув
ребенка уже очень пожилой свекрови.
      Она умерла два года назад, и Александра сильно по  ней
тосковала.
      У  входа  в бар произошло какое-то движение,  загремел
опрокинутый стул, и Дима взглянул в ту сторону.
     - Ка-акие люди! И Победоносцев с ними. Посмотри, Сашка!
     Очевидно, только что закончился дневной новостной эфир,
потому что в бар ввалилось сразу столько начальства, сколько
бывало  только  после совещаний и каких-нибудь ответственных
эфиров.  Александра сразу углядела Вику. Яркая среди  темных
пиджаков  -  роза  в густых зарослях крапивы,  -  она  сияла
ухоженным  лицом  и  зубами  американского  производства.  И
Андрей  тоже  был  там, будущий босс среди уже  состоявшихся
боссов  -  представительный, неторопливый,  дорого  и  модно
одетый.
      У  Александры никогда не хватало денег  на  шмотки,  и
Андрей ей в этом вопросе совсем не помогал, но себя одевал с
умением  и любовью, справедливо полагая, что встречают  все-
таки по одежке...
      Вся  компания разместилась за одним большим  столом  в
середине  зала,  и Андрей с кем-то из "младших"  начальников
отправился за кофе с пирожными, которыми славился этот бар.
     Неужели не подойдет?
     Очевидно, эта мысль так ясно была написана у Александры
на  лице,  что  Дима Тимофеев решил: нужно ее срочно  чем-то
отвлечь.
     - Хочешь еще кофейку? А может, сока, а, Сань?
      -  Что?  - как будто очнувшись, спросила Александра  и
отрицательно  покачала головой. -Нет, спасибо.  И  не  делай
никаких далеко идущих выводов, Димка. Просто я никак не могу
освоиться с тем, что мой драгоценный муж так далеко пошел.
     - Еще не пошел, - пробормотал Димка, которого раздражал
успех Победоносцева.
      -  Пошел, пошел, - уверила его Александра. - И далеко.
По крайней мере, гораздо дальше меня.
      За  столом  в  центре  зала  что-то  бурно  обсуждали,
демонстрируя   окружающим   общий   демократизм   и    почти
  ,%`(* -a*cn открытость. Вика хохотала, склонялась к  плечу
генерального  продюсера и что-то шептала ему  на  ушко,  как
казалось   Александре,  завлекательно  и  нежно.  Она   была
единственной женщиной за столом и держалась превосходно.
      -  Я  пошел,  -  сказал  Димка.  -  Слышишь,  Сань?  И
перестань, бога ради, таращиться на них. Ты что, маленькая?
      -  Димка,  когда я научусь быть такой же,  а?  Так  же
уверенно держаться, не замечать взглядов и чувствовать  себя
королевой? - Она повернулась к Димке, и в полумраке бара  он
увидел у нее в глазах отчаяние.
      - Никогда, могу тебя утешить, - грубо ответил Димка. -
Это  совершенно  не  твое. Ты такая,  какая  есть,  и  этого
достаточно.
      В  институте  они  пять  лет  просидели  за  соседними
столами, что давало ему право быть откровенным, не боясь  ее
обидеть, а съеденные на кухне у бабы Клавы борщи делали  это
право почти законным.
     - Ты не о том думаешь, - с нажимом сказал Димка. - Вика
до конца жизни будет ехать в золоченой карете и вызывать фею
по мобильному телефону.
     Александра усмехнулась.
      - И это вовсе не оттого, что она хорошая и умная, а ты
глупая  и  плохая, - продолжал Димка. - Просто  бесклассовое
общество  существовало  только  в  воспаленном  мозгу  вождя
мирового  пролетариата, да и то недолго, насколько  я  помню
историю. Мы совсем из другого класса, улавливаешь? Мы пойдем
другим путем. Слышишь, Сашка?
      Димка  прав,  думала Александра, сидя поздно  ночью  в
монтажной. Ничего изменить нельзя. Так уж сложилось,  что  у
Вики  Терехиной и ей подобных от рождения есть все, а у нее,
Александры  Потаповой,  только  то,  что  она,  может  быть,
заработает, в том числе и в этой монтажной.
      Видеоинженер Гоша засыпал за пультом, толку от него не
было  никакого,  и  Александра  отпустила  его  покурить  на
лестнице  и купить в ночном киоске пару сосисок в  тесте.  В
предвкушении этих сосисок она включила в розетку  чайник  и,
набросив на себя куртку, уселась в кресло.
      Ночью в "Останкино" было тихо и холодно, неоновый свет
разгонял по углам мрак. Все курили прямо в аппаратных,  хотя
это  было запрещено, и днем строгие пожарные в зеленой форме
гоняли и штрафовали нарушителей. Ночь забирала остатки  сил.
Хотелось лечь под одеяло и ни о чем не думать - ни о работе,
ни об Андрее.
      Хотя  об Андрее подумать следовало бы. Что-то явно  не
ладилось   у  него  с  программой  -  насколько   она   себе
представляла,  -  но  Александру  он  в  свои  сложности  не
посвящал. Что-то где-то буксовало и, естественно, беспокоило
его,  а  она ничем не могла помочь. Она же не Вика Терехина,
всесильная,  знающая  всех и вся и на  всех  и  вся  умеющая
воздействовать.  Она могла помочь, пока Андрей  был  слаб  и
беспомощен, и помогала изо всех сил.
       Вспоминая   те   времена,  Александра   необыкновенно
гордилась  собой,  тогдашней. Все она могла:  писала  Андрею
тексты,  учила  брать интервью, ездила за  него  на  съемки,
*.#$   он  болел.  И  любовь, выросшая из  этого  необычного
сотрудничества, казалась незыблемой и вечной, как скала.
     Что-то изменилось.
     Каким-то его идеалам она перестала соответствовать. Или
никогда и не соответствовала? Ну, конечно, не топ-модель, не
знатна  и не богата, однако не так уж и плоха, и Андрей  для
нее  -  свет  в окошке, самый главный человек на  свете.  Со
смертью  бабы Клавы Александра осталась совсем одна.  Андрей
тогда  просто  спас ее от отчаяния и вселенского  могильного
одиночества...
     И все-таки что-то изменилось.
       Предчувствие  надвигающейся  катастрофы  было   таким
острым,  что она не могла усидеть в кресле. Откинув  куртку,
Александра вскочила, уронив стул, на который водрузила  было
уставшие за день ноги. В пачке, лежащей на столе, сигарет не
оказалось, и она полезла в портфель за новой.
      Вряд  ли  он  совсем  уж  ее  разлюбил,  утешала  себя
Александра.  Утешала  и  не верила  себе.  Она  ведь  всегда
догадывалась: если что - он пойдет по трупам, но пребывала в
наивной  уверенности, что ее труп ко всем остальным  никогда
не присоединится.
      Она знала, что не годится для той роли, которую Андрей
с   некоторых  пор  стал  отводить  своей  жене.   Всем   ее
"достоинствам"  предшествует  частица  "не":   не   светская
львица,  знакомств  в нужных кругах не  имеет,  на  каблуках
больше  пяти минут не простоит, бассейн и салон  красоты  не
посещает  -  на  бассейн нет времени, а на салон  красоты  -
денег, Андрей спонсировать ее никогда не стремился.
     Александра быстро закурила и выглянула в коридор: ей не
хотелось, чтобы видеоинженер застал ее в таком состоянии.
     Гоши на горизонте не было.
      Александра выбросила сигарету, заварила себе  кофе  и,
обхватив  руками тяжелую фарфоровую кружку, натянула  куртку
чуть ли не на голову. Под курткой было тепло и приятно пахло
меховой подкладкой.
      Когда-то Андрей приходил к ней на ночные монтажи, даже
когда  сам не работал. Он сидел рядом, носил ей сигареты  из
киоска  и писал смешные названия на ее кассетах. Счастливая,
она  была  готова  работать и днем и  ночью,  только  бы  он
приходил...
      Но  он стал играть по другим правилам, и началось это,
похоже, минувшей зимой. Тогда его, бесстрашного, отважного и
талантливого   корреспондента,   поставили   вести   дневные
"Новости".  Потом  он  очень быстро перешел  на  вечерние  и
блестяще  вел  их,  чередуясь с  вечной  суперзвездой  Викой
Терехиной,   пересидевшей  в  кресле  ведущего  всех   своих
партнеров,   а  в  сентябре  главный  продюсер  общественно-
политических программ предложил ему собственную программу  -
по вечерам в субботу, в самый что ни на есть прайм-тайм.
      Все,  о  чем  еще  год назад они не смели  и  мечтать,
внезапно  свалилось им в руки. Александра была  счастлива  и
горда, Андрей - раздражен и озабочен.
      Она  уговаривала  себя, что все нормально,  просто  он
осваивает  новое жизненное пространство, примеряет  на  себя
-.".%  положение  и новую должность, в которых  ему,  такому
демократичному и, в общем, провинциальному, пока неуютно.
      Но  время шло, настроение Андрея не менялось, хотя  он
давно  и  легко  вошел в роль, будто надел пиджак,  идеально
подходивший ему по размеру.
      Кофе  остывал, грея ее ледяные пальцы. Вытяжка утробно
гудела   под  потолком,  и  этот  низкий  настойчивый   звук
проникал,  казалось, в самые глубины мозга и застревал  там,
путаясь  в вялых ночных мыслях, которые уже ничто  не  могло
прояснить - ни сигареты, ни кофе.
      Видеоинженер  Гоша  плюхнулся в свое  кресло,  потирая
уставшие за ночь глаза.
      -  Замерзла?  -  спросил он, обращаясь к  бесформенной
куче,   громоздившейся   на  соседнем   кресле.   Александра
выглянула из-под куртки и сказала, улыбнувшись:
     - Наоборот, согрелась.
      -  Много еще? - Гоша хотел казаться сердитым и не мог:
на Александру Потапову видеоинженеры никогда не сердились.
     - Совсем чуть-чуть, Гошенька, солнышко,. - подхалимским
голосом  сказала  Александра. - Сейчас  быстренько  доделаем
материальчик - и спать. Кстати, а где сосиски? Или ты их  по
дороге слопал?
      Михаландреич  позвонил часов в двенадцать.  Александра
спала, с головой накрывшись одеялом. Она приехала с работы в
восемь  утра  и,  не выпив даже чаю, заснула под  монотонный
перестук дождика по жестяному подоконнику.
       -   Потапова,  выручай,  -  сказал  Михаландреич  без
предисловий.  -  Юля Громова руку сломала, работать  некому.
Слышишь, Потапова? Ты проснулась или спишь еще?
     - Сплю, - пробормотала Александра, понимая уже, что шеф-
редактор   не   отвяжется.  Все  равно  придется   вставать,
продирать  заплывшие глаза, рисовать лицо на том месте,  где
ему  полагается быть, и ехать на работу. Причем  делать  все
это надо быстро.
      - Потапова, это я, твой начальник, - ласково говорил в
трубке  голос  Михаландреича. - Я знаю, ты всю  ночь  клеила
Таджикистан (Александра монтировала фильм о Таджикистане)  и
работать  сейчас  не можешь. Но Громова в  гипсе,  она  тоже
работать  не может. Придется тебе смочь, Потапова.  Вставай,
давай вставай!
     Машину я, так и быть, за тобой пришлю.
      -  Спасибо  и  на этом, - пробормотала Александра,  не
открывая глаз.
     - Саша, вставай, - уже другим, твердым голосом повторил
шеф-редактор.  -  Если ты не встанешь,  то  через  полминуты
заснешь. Я все это сто раз проходил.
      Кстати,  Таджикистан вышел очень даже неплохо,  это  я
тебе говорю! Вставай, Саша.
      Громовская  съемка, на которую тебе ехать,  через  два
часа.
      -  Удружил,  Михаландреич, - поблагодарила Александра,
нащупывая ногами тапки.
      В  квартире  было  холодно, как в  склеп