ываться внутрь, что создает
обиталище  для  тараканов,  с  которыми  мы  уже  устали  бороться.   Мы
использовали  обойный  клей,  подмазали  концы,   расправили   и   снова
приклеили. Но они опять начали вздуваться и закручиваться.  Что  вы  нам
посоветуете? С большим уважением Татьяна  и  Алексей  Денисовы,  Москва,
Матвеевская, 18".
   Константин с отвращением отшвырнул конверт и принялся за  поэтическую
страничку. Следовало создать строки, сопутствующие рекламе гигиенической
губной помады как профилактики герпеса.
   Он начал работу еще до всех ужасных событий.
   И теперь перечитывал написанное:
   Любит - не любит, Какая досада!
   Ромашку не хочется рвать.
   А может быть, просто губная помада Поможет мне правду узнать?
   Слизну на губах - значит, любит.
   Сотру со щеки - значит, нет.
   Пусть кто-то меня и осудит за этот эксперимент.
   Рифма "нет-эксперимент" не нравилась, но Костя был сейчас  не  в  том
состоянии, чтобы придумать что-то лучшее.
   Оставалась последняя строфа. Здесь надо было наконец  объяснить,  что
помада-то гигиеническая.
   Любит - не любит, Пустая бравада!
   Не стоит ромашку пытать, А лучше пойти в магазин за помадой...
   Костя мрачно взглянул в зеркало на свою опухшую, небритую  физиономию
и добавил:
   И бритвой щетину сбривать!( Стихи Р.Б.Зуева.) Написалось само собой.
   В этот момент открылась дверь и вошел следователь Самарин.
   Дмитрий  уже  видел  Константина  Сорокина.  Он  по-прежнему  казался
каким-то растрепанным. Видимо, еще не пришел в себя после опознания.  Но
теперь Самарин смотрел на него с иной точки зрения.  Сорокин  совершенно
не походил на донжуана, записного сердцееда, изменяющего жене направо  и
налево. Надо полагать, это была первая измена за  шесть  лет  совместной
жизни. Но первая - она и самая тяжелая.
   - Ну что ж, Константин Григорьевич, расскажите, что и как происходило
в вашей семье до... гибели Марины Александровны.
   Костя провел рукой по волосам, помолчал, а потом заговорил  быстро  и
бессвязно:
   - Я сам не понимаю, как это произошло. Я ведь ее любил, люблю. И  она
это прекрасно знала.  Я  никогда,  да  что  там  говорить,  разве  можно
обманывать такую женщину... Это какое-то умопомрачение. Джин-тоник этот,
отрава настоящая! Где это видано, чтобы полтора литра  спиртного  стоили
пятнадцать тысяч. Химия, сплошная химия! Был мой день рождения, ну и  мы
тут в конторе нашей, естественно... Ну  у  нас  принято...  Сели  еще  в
обеденный перерыв... Этот джин-тоник московский, водка,  вино  какое-то,
кажется "Кодру".
   - Хорошая смесь, - сухо заметил Самарин.
   - Гремучая, - кивнул Костя.  -  Надарили  мне  чего-то...  А  Лариса,
секретарша нашего главного, вызвалась поехать вместе со мной -  ну  ради
такого дня он редакционную машину разрешил взять. А  Лариса  говорит,  у
меня еще сюрприз.
   Приехали  мы,  значит,  а  сюрприз  этот  оказалось  какое-то  белье.
Понимаете,  трусы,  причем   мужские,   но   просвечивающие,   в   общем
сексуальные. И говорит, давай примерим, как они тебе -  по  размеру  или
нет. Бутылка еще откуда-то взялась. А Лариса, она, знаете, такая...  без
комплексов в этом плане. Ну  как-то  вот  так  и  получилось.  Она  меня
раздела, вроде одетая была, а смотрю - она и сама уже  только  в  белье,
тоже таком... просвечивающем. Ну и... - Костя обхватил голову руками.  -
А тут открывается дверь и входит Марина. Она, оказывается,  отпросилась.
Из-за моего дня рождения. В общем, все вышло ужасно, просто ужасно...  И
главное, Лариса. Вот еще что. Это Марину особенно задело... Она же знала
ее - еще по школе.
   - Вместе учились?
   - Нет, что вы! - Костя покачал  головой.  -  Марина  после  окончания
института работала в школе, это она потом ушла  оттуда  -  не  выдержала
всего этого маразма.
   А Лариса была ученицей. Учителя ее очень не любили, с ней всегда были
какие-то ЧП. Ну и Марина ее тоже не любила.
   - ЧП какого типа?
   - Ну, как-то они познакомились на улице с "хачиками", поехали с  ними
кататься, попали в милицию. Потом вечно она где-то пропадала,  домой  по
несколько дней не приходила. Тяжелый подросток, в общем.
   - Это уже как-то иначе называется, - покачал  головой  Самарин.  -  И
теперь она работает вместе с вами? В журнале?
   - Случайное стечение обстоятельств.
   - И что же, она способна вести деловую переписку, отвечать на письма,
читать корректуру?
   - Нет, - махнул рукой Костя, -  кто  ей  письма  доверит,  тем  более
корректуру? Она  компьютер  не  может  нормально  освоить,  факс  у  нее
заедает, ксерокс застревает.  Но  кофе-чай  она  подаст.  На  телефонные
звонки отвечает "вежливо и мелодично", как требует главный. Да вы можете
зайти к ней - она здесь, в приемной.
   - Что ж, обязательно зайду, - кивнул Дмитрий. -  Но  сначала  давайте
закончим с вами. Значит, Марину особенно оскорбило то, что  она  застала
вас именно с Ларисой.
   - Да, конечно. Она, понимаете, ее за человека  не  считала.  Для  нее
Лариса была последней... не знаю, как лучше выразиться...  падалью,  что
ли. Понимаете, в школе о ней  такое  говорили...  Что  она  на  перемене
ходила в мужской туалет и там занималась бог знает  чем.  Лариса  сейчас
говорит, что это клевета. Не знаю, где тут правда, но  Марина,  конечно,
верила В эти наговоры. Учителя физкультуры у них тогда просто выгнали из
школы. Сначала она перед всем классом открыто к нему приставала, чуть ли
не  в  штаны  лезла,  а  потом  директриса  застала  их  в   раздевалке.
Собственно, чуть ли не сняла его с нее, вернее, наоборот. Кто там знает,
что было на самом деле...
   - Могу себе  представить,  -  сказал  Дмитрий,  хотя  на  самом  деле
представлял это с трудом.
   Он смотрел на убитого горем Сорокина. Как  все-таки  тот  плохо  знал
жену.
   Одной,  наверно,  можно  изменять.  Вон  жена  Мишки  Березина   если
наверняка ничего не знает, то догадывается же... И ничего. Но с  Мариной
Сорокиной так было нельзя.
   - Я ей пытался объяснить, - снова заговорил Костя, - что это была  не
"измена душой", а "измена телом", даже не измена, а грех  соблазненного,
но она...
   Почему-то вспомнилась рыжая хозяйка беленькой собачки.  Неужели  если
бы случилось чудо и она выбрала бы не Николу... мог настать  такой  миг,
когда он тоже поддался бы на  "измену  телом"?  Это  не  укладывалось  в
голове.
   - Извините, я вас слушаю.
   - А что тут слушать. - Костя уткнулся лицом в ладони.  -  Что  теперь
слушать, когда Марины больше нет. Конечно, я виноват. Мне не  надо  было
отпускать ее. Но она слушать меня  не  хотела,  разговаривала  со  мной,
будто я превратился в животное, в слизняка. Господи, как все это глупо!
   - Возможно, и глупо, а человека не стало.
   Костя вспомнил свой последний разговор  с  женой.  Он  не  давал  ему
покоя. Она намекала  на  что-то  ужасное...  На  что-то  такое,  что  не
укладывалось в голове.
   Неужели она, его Марина,  способная  часами  читать  наизусть  стихи,
занималась какими-то темными делами с его собственным дядей?  Нет,  нет,
невозможно! Костя отогнал эту гадкую мысль.
   - Но этот... убийца... - Костя поднял лицо  и  в  упор  посмотрел  на
следователя.  Глаза  у  него  налились  кровью,  и  он  стал  похож   на
помешанного. - Знаете, гражданин следователь, вы  лучше  не  устраивайте
мне с ним очных ставок, потому  что  тогда  я  его  задушу  собственными
руками. Это я вам обещаю.
   - Для этого его сначала нужно найти, - ответил Дмитрий.
   - Так ищите!
   - Вот потому я здесь  и  задаю  вам  такие  для  вас  несвоевременные
вопросы.
   Скажите,  вы  допускаете,  что  ваша  жена  могла   познакомиться   с
неизвестным человеком в электричке и выйти с ним в  тамбур?  Не  потому,
что собиралась сходить на следующей остановке. Задолго до Петербурга.
   - Нет. Я этого не могу представить, - покачал головой Костя.
   - Тогда, может быть, это был кто-то знакомый. Вот посмотрите,  вы  не
знаете никого, кто был бы похож на этого человека? - И с  этими  словами
Дмитрий протянул Сорокину фоторобот.
   Костя долго вглядывался в лишенные жизни черты.
   - Нет, не могу  вспомнить.  А  может  быть,  дело  в  очках?  Они  же
закрывают пол-лица. -  Он  наморщил  лоб.  -  Нет,  никто  в  голову  не
приходит.
   - Жаль. - Самарин  спрятал  фоторобот  в  папку.  -  Тогда  последний
вопрос.
   Какой у вас оклад? Да не бойтесь, я же не из налоговой инспекции.
   - Восемьсот тысяч, - пожал плечами Константин, - ну,  плюс  гонорары.
До полутора миллионов в месяц бывает...
   - Больше вопросов нет. Но, возможно, появятся  в  будущем.  А  сейчас
оформим протокол.
   - Константин Григорьевич, вас к телефону, - раздался  за  его  спиной
женский голос.
   Самарин оглянулся. И сразу понял -  это  и  есть  Лариса.  Перед  ним
стояло женское существо, столь откровенно и вульгарно предлагающее себя,
что даже у него захватило дух.
   Она вовсе не  была  красива.  Фигура  совершенно  не  соответствовала
растиражированному идеалу 90-60-90, это было скорее 95-60-105. Короткая,
"под попу", черная юбка смахивала на набедренную повязку, из-под которой
устремлялись  вниз  обтянутые  черными  колготками   объемистые   бедра,
переходящие в круглые коленки и далее  в  плотные  икры.  Таких  ног  не
увидишь на подиуме у бесплотных моделей. В сочетании с тонкой  талией  и
пышным  бюстом  (практически  открытым  благодаря  прозрачной  кружевной
вставке) эти ноги говорили о животной страсти, о потной горячей постели,
не имеющей ничего общего ни с любовью, ни с общностью  интересов,  ни  с
дружбой.
   Лариса произвела впечатление даже на Дмитрия, и это,  разумеется,  не
укрылось от нее. Костя Сорокин, напротив, смотрел на  секретаршу  своего
шефа с откровенным отвращением.
   - Вас Хельсинки, - повторила Лариса, - по  поводу  рекламы  шпатлевки
"Витонит".
   Сорокин, извинившись, вышел. Секретарша собиралась уйти  за  ним,  но
Дмитрий остановил ее:
   - Старший следователь транспортной милиции . Самарин. Расследую  дело
об убийстве Сорокиной. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
   Лариса широко улыбнулась, будто следователь сделал ей недвусмысленное
предложение.
   - Пожалуйста. - Лариса качнула грудью. - А может, не  сейчас?  Работы
много.
   И что, обязательно здесь?
   Она окинула взглядом высокую спортивную  фигуру.  Самарин  производил
впечатление.
   - Дома, например... в неформальной обстановке? - проворковала Лариса.
- Или вам, следователям, запрещено?
   - Не поощряется, - спокойно смотря ей в глаза, ответил Самарин, - Как
хотите.
   - Значит, сейчас у вас времени не найдется.
   - Никак, - ответила Лариса, - даже на минуту не могу присесть. -  Она
выставила вперед ногу. - Нужна главному редактору.
   - Хорошо, я вас вызову в прокуратуру.
   - Буду ждать, - проворковала Лариса. - До скорого!

***

   "А ведь из-за нее  погиб  человек,  -  думал  Самарин,  толкая  дверь
"Домостроя", - она этого даже не понимает".
   В этот момент у него за спиной раздался  нарочитый  вздох  и  Ларисин
голос произнес:
   - Сильный и скромный. Обожаю таких.
   - Ну и кто ты такой и с чем тебя едят? Чернокожий  мальчик  испуганно
смотрел снизу вверх на трех белых дяденек-полицейских и молчал.
   - Откуда ты? Страна какая? Понимаешь  или  нет?  Гражданство  есть  у
тебя?  -  сердито  спрашивал  капитан   Жебров,   инспектор   по   делам
несовершеннолетних, которого срочно вызвали из дома.
   - Ты бы еще чего спросил! Откуда он понимает про гражданство?!
   - Африка? Скажи - ты из Африки?
   - Afrique?.. - переспросил негритенок..
   - Ну вот, хоть чего-то добились. Звать тебя как? Звать! Имя!
   - Петька, да не ори ты так, думаешь, громче будешь вопить,  он  лучше
поймет?
   - Знаешь, Жебров, тогда с ним сам и разбирайся, - обиделся  Селезнев.
- Я чтоб помочь...
   - Это еще что за диво!  -  воскликнул,  входя  в  отделение,  капитан
Чекасов.
   - Да вот черножопенький потерялся. Или  нарочно  бросили,  -  сердито
махнул рукой капитан Жебров. Этого найденыша ему только не  хватало,  да
еще на ночь глядя... Еще одна головная боль...
   -  Неужели  бросили?  -   поразился   Слава   Поли-щук,   разглядывая
хорошенькую черную мордашку. - Своего ребенка...
   - Господи, да они, кроме как детей делать  да  бананы  жрать,  больше
ничего и не умеют, - с досадой сказал Жебров. - Знаешь, сидит узбечка  и
думает: "Этих детей помыть или новых нарожать?"
   - Ладно, Толька, не борзей, - сказал Селезнев. Он  давно  должен  был
уйти домой, но, видя такое дело, остался. - Надо бы  найти  кого-нибудь,
кто по-ихнему шпрехает.
   - Слушай, у нас же тут этот, два института закончил, в зале  ожидания
прописан. - Чекасов вспомнил Леньку Косого.
   - А он не того? - с сомнением спросил Жебров. - Говорить-то сможет?
   - Ща проверим! - Чекасов повернулся к Власенко и Полищуку:
   - В зал ожидания - быстро. Посмотрите, что и как, и доложить сюда.
   Все это время, пока большие белые в полицейской форме о чем-то громко
говорили, Морис тихо стоял, опустив на землю пластиковый пакет.
   - А в сумке-то у него что? Ты не смотрел? - спросил Чекасов.
   - Ну-ка дай сюда свою торбу. - Селезнев опустился  перед  негритенком
на корточки.
   Мальчик испуганно покосился на красное с синими прожилками лицо.
   - Не бойся, не отниму. Посмотрю только - вдруг там документ какой.
   Морис понял, что сопротивляться  чудовищу  бесполезно,  и  без  звука
отдал свое достояние.
   В пакете оказалось кое-что из белья, свитер и рубашка. К  вещам  была
приложена бумажка, на которой было коряво выведено печатными буквами:
   МОРИС МАТОНГО. Писавший был не  силен  в  русской  азбуке,  а  потому
вместо  русского  "Р"  стояло  латинское   "R",   а   "Г"   смотрело   в
противоположную сторону.
   - Морис, значит, будешь, - прочитав записку, сказал Селезнев.  -  Как
это по-русски-то?
   На боку у Чекасова запиликала рация.
   - Сорок пятый? -  раздался  голос  Игоря  Власенко.  -  Бомж  найден,
состояние умеренное. Доставлять?
   - Давай!
   Через несколько минут в дежурке в сопровождении Власенко  и  Полищука
появился знаменитый Ленька Косой,  которому  приписывались  (в  прошлом,
разумеется) энциклопедические знания и все  возможные  ученые  звания  и
степени.
   Сам Ленька (в миру Леонид Никифорович Черниговский) ничего такого  не
рассказывал, но и не отрицал того, что говорили о нем другие.
   Он ввалился в  дежурку,  остановился  и,  покачиваясь  из  стороны  в
сторону, воззрился на негритенка. Тот невольно скорчился под пристальным
взглядом.
   - Ессе homo, - поведал миру результаты своих наблюдений Ленька.
   Косым в прямом смысле он вовсе не был. Его  прозвали  так,  когда  он
только появился на Ладожском вокзале. У него в  тот  период  был  подбит
правый глаз. Глаз поправился, но  кличка  закрепилась.  Впрочем,  Ленька
частенько вновь становился косым то на один, то на другой глаз, а  то  и
на оба сразу.
   - Языки знаешь? По-ихнему могешь? Давай шпарь!
   - Ке-с-ке-сэ? - с важным видом изрек Косой.
   - Je sais pas, - испуганно прошептал мальчик.
   - Март ва а ля rap! - порывшись в памяти, сказал Леонид Никифорович.
   - Mais, oui, monsieur... и la gare, - кивнул Морис.
   Окружающие    были    страшно    довольны    уровнем     достигнутого
взаимопонимания.
   - Ты спроси его, откуда он, из какой страны! - требовал Селезнев.
   - Родители где? Давно он тут по  вокзалу  шатается?  -  интересовался
капитан Жебров, племянник начальника отделения. - Куда ехали?
   Косой подбоченился, погладил грязно-желтую бороду и наморщил лоб.
   - Родители? - глубокомысленно повторил он. -Пэр, мэр, а?
   - Sais pas, - грустно повторил Морис.
   - Не знает. Ничего не помнит, - перевел Косой. - И сколько ходит тут,
не знает. Потерял счет времени. А по-французски он не очень. Надо искать
переводчика с африканского языка.
   - Франсэ? - заорал он и показал на Мориса пальцем.
   Тот отрицательно покачал головой:
   - Non, atsi.
   - Так что, господа хорошие, ищите вы переводчика с языка атси.
   С этими словами  Ленька  Косой  удалился  в  зал  ожидания  по  месту
прописки.
   Через несколько минут над Ладожским вокзалом прозвучало объявление:
   "Граждане пассажиры, владеющих  французским  языком  или  африканским
языком атси просим срочно пройти в отделение милиции,  расположенное  на
привокзальной площади".
   У вокзалов свои часы пик. Это утро, когда  приходят  поезда  дальнего
следования и переполненные электрички, привозящие в Петербург на  работу
жителей пригородов. Часов в шесть-семь эта волна хлынет назад, а ближе к
десяти вечера по вокзалу начинают сновать уезжающие в другие города.
   В одиннадцать отходит фирменный поезд "Евгений Онегин", следующий  по
маршруту  Хельсинки-Москва.  Дорогой,  Но  комфортабельный.   И   потому
неудивительно, что именно  им  предпочитают  ездить  в  первопрестольную
видные бизнесмены, общественные деятели, а также сотрудники мэрии.
   Сегодня оживление царит в депутатском зале. В Москву едет сам Гнедин.
   Настоящий государственный человек, непримиримый борец  с  коррупцией,
тот, на кого уповают все демократические силы. Когда у власти такие, как
Гнедмн, можно не сомневаться, что реформы не будут пробуксовывать.  Этот
человек контролирует все. Вот  и  сейчас  он  взял  на  личный  контроль
расследование убийства  в  электричке  Гдов  -  Петербург.  Поэтому  все
вокзальные обитатели чувствуют ответственность момента.
   Потапыч разгоняет свою гвардию, и  его  немытые,  пахнущие  перегаром
подданные прячутся по темным  и  неприметным  углам,  и  даже  Бастинда,
которой закон не писан, устраивается с добытой где-то пачкой  "Примы"  у
туалетов, подальше от депутатского зала.
   Чувствует подъем и постовой Чекасов. Вместе с Полищуком и Власенко он
без устали обходит все вокзальные помещения, выходит на платформы, чтобы
убедиться лично - все в полном порядке.
   "Внимание. Начинается посадка на  скорый  поезд  номер  три  "Евгений
Онегин", следующий по маршруту Хельсинки -  Москва.  Поезд  находится  у
пятой платформы, левая сторона".
   -  Полищук,  -  приказывает  Чекасов,  -  иди  к  депутатскому  залу,
посмотри, чтобы все было чисто. А мы с Игорьком пройдемся на улицу.
   Вместе с молодым "орлом" он выходит на пятую платформу - слева  стоит
красавец "Онегин", справа только что подошла электричка,  обшарпанная  и
заплеванная. Чекасов окидывает внимательным  взглядом  толпу  и  тут  же
замечает непорядок. У входа платформу на самом видном месте  преспокойно
стоит лицо кавказской национальности.
   - Так, - говорит Чекасов, - черножопый нам тут не нужен.

***

   Если у тебя черные волосы и не дай боже орлиныйг нос, что  ты  всегда
должен иметь при себе? Кинжал? Не угадали. Бурку с  газырями?  Опять  не
угадали. Ты должен  иметь  при  себе  паспорт  с  российской  пропиской.
Иначе... Узнаешь на собственной шкуре. Так уж повелось в  матушке-России
в послеперестроечное время, что любой выходец с  Кавказа  воспринимается
как мафиози или по крайней мере аферист.
   Джавад, или, как его называли окружающие,  Женя  Сагитов,  аварец  по
национальности, знал эти истины не хуже любого другого.  Но  когда  тебе
всего восемнадцать, очень трудно быть осмотрительным и всегда  обо  всем
помнить. Не раз случалось, что Женя-Джавад  забывал  паспорт  в  куртке,
которую надевал вчера, или перекладывал его не  в  тот  карман.  Мать  в
таких случаях всегда ворчала, но ничего  не  случалось,  и  Женя  только
отмахивался, хотя и сам понимал, что на всякий пожарный  все-таки  лучше
иметь с собой "ксиву".
   И вот "всякий пожарный" настал. Женя ничего не слышал ни  о  маньяке,
ни о страшном убийстве в электричке, ни о  том,  что  по  всем  железным
дорогам ходят усиленные наряды линейной милиции, призванные  задерживать
и проверять личность всех, кто  внушает  малейшее  подозрение.  По  всем
отделениям  и  постам  была  разослана  ориентировка  на  убийцу  и  его
фоторобот. Справедливости ради следует заметить