арь, и было видно, что ребята  облачены  в
камуфляж и фигуры у обоих подтянутые, гибкие. Надо думать, они правильно
отреагировали бы на появление незнакомого мужика, бегущего по двору  как
на пожар. Не иначе, пожелали бы выяснить, что такого стряслось...
   ...Николай принудил себя к спокойному, размеренному,  не  вызывающему
подозрений  шагу.  Сложившуюся  ситуацию   следовало   использовать   по
возможности с пользой, и он не сводил глаз со светящихся окон лестничной
клетки, следя, как поднимается лифт. Надо обязательно заметить  этаж,  а
потом проследить, не загорится ли окошко в какой  из  квартир.  Выждать,
пока эти двое обормотов докурят и уберутся с глаз  долой.  Подняться  на
площадку, позвонить в дверь и...
   И... что?
   Лифт остановился, дойдя до четвертого этажа, но  никакого  окошка  не
загорелось. Зато  Николай  вспомнил  бесхозный  обгоревший  ларек  возле
метро. Там наверняка можно, не привлекая  внимания,  выломать  увесистую
арматурину. Потом вернуться и... О Господи...
   Метро было уже закрыто, но кое-какие ларьки еще продолжали  работать.
По счастью, облюбованные Николаем развалины находились в сторонке, не на
виду  и  не  на  свету.  Ему,  правда,  пришлось  попотеть  и   порядком
измазаться, пока удалось выкорчевать пригодную для "дела" железку, да  и
та оказалась слишком длинной  и  неудобной.  Николай  воровато  подобрал
мокрую брошенную газету, завернул в нее будущее  орудие  преступления  и
подумал, что убийца из него, прямо скажем, еще тот. Странное дело -  ему
было все равно... И на то, что будет с ним самим  после  того,  как  все
завершится, было наплевать. Ну, скажем, почти наплевать...
   Так ему казалось. Он даже решил, что вспышка эмоций, вогнавшая его  в
пот при появлении машины Жеброва, совсем выжгла волнение и вот сейчас он
вернется во двор, поднимется по лестнице и  спокойно  совершит  то,  что
должен был совершить...
   ...Он страшно  вздрогнул  и  буквально  подскочил,  когда  сзади  его
неожиданно хлопнули по плечу и смутно знакомый голос весело произнес:
   - Ого, кого вижу! Ты, что ли?..
   Николай крутанулся на пятке... Перед ним,  возникнув  из-за  ларьков,
откуда-то со стороны, сугубо противоположной дому  со  шпилем,  стоял  и
улыбался в сорок два зуба невысокий мужчина в темно-серой пуховой куртке
и пестрой вязаной шапочке... О Господи! Алексей. Которому он,  помнится,
так потрясающе удачно пытался бить морду  на  далеком  отсюда  бабинском
перроне.   "Дарадара"   маленького   Мориса...   Земля-то   кругленькая,
оказывается... Ну до чего ж кругленькая...
   -  П-привет,  -  выдавил  Николай.  И  попытался  спрятать  за  спину
расползающийся  сверток,  очень  плохо  маскировавший  длинную  зловещую
железяку.
   К его немалому облегчению, Алексей не обратил ни  малейшего  внимания
ни на  подозрительный  сверток,  ни  на  грязную  руку,  протянутую  для
пожатия, ни в целом на взвинченное состояние собеседника.
   - А я в гостях  засиделся,  -  доверительно  сообщил  он  Николаю.  -
Только, блин, лучше бы совсем не ходил. Одноклассник, вишь,  прорезался,
двадцать лет по заграницам  носило.  Умник  недоделанный.  Такую  Европу
развел, смотреть  тошно...  всей  жратвы  на  столе  -  кофе  со  вшивым
печеньицем, ни хера себе, да? А я голодный приперся, в гости же вроде...
Сижу, уйти неудобно, в брюхе урчит, и, можешь себе вообразить, все  твою
картошку с маслицем вспоминаю... Сбежал наконец, а тут как раз тебя  Бог
навстречу... Во дела, а? Ты-то здесь какими судьбами?..
   - М-м-м... - неопределенно промычал Николай. Ничего  путного  с  ходу
придумать не удавалось, но, по счастью, Алексей на подробных объяснениях
не настаивал. Он уже увлекал Гринько к переходу  через  проспект,  туда,
где в доме против пресловутого "шпиля" приветливо подмигивало  огоньками
круглосуточное кафе.
   - Посидим хоть, как нормальные люди... Я  тут  разок  однажды  бывал,
шашлыки - объедение...
   Николай (не без некоторого постыдного облегчения) понял, что придется
подчиниться судьбе.
   Шашлыки,  несмотря  на   позднее   время,   оказались   действительно
объедение: добротные,  отлично  замаринованные,  прожаренные  и  сочные.
Принявшись за угощение, Николай только тут сообразил, до  какой  степени
проголодался.  Даже  цель,  приведшая  его  сюда,  словно  бы  несколько
отодвинулась, стала казаться чуточку нереальной...
   - Ух ты! - покосившись в окно, сказал вдруг Алексей. - Во забегали!..
   Николай тоже посмотрел на  проспект.  Там  уже  рассыпали  по  стенам
красно-синие блики мигалки милицейских машин: две затормозили на  улице,
еще одна как раз въезжала под арку. Под ту самую арку...
   Холодок предчувствия стиснул судорогой живот,  заставив  замереть  на
полпути вилку с куском шашлыка. Прошло буквально несколько секунд, и  на
той стороне вспыхнул свет в окнах четвертого этажа. Гринько ощутил,  как
сердце заколотилось у горла, и попытался  вызвать  в  памяти  жебровский
подъезд во дворе, чтобы сопоставить с расположением окон...
   - Не иначе, сигнализация сработала,  -  авторитетно  заявил  Алексей.
Светлые глаза были совершенно спокойны. - У меня  знаешь  один  раз  как
было? Уехал, а от соседей  сверху  возьми  да  протеки,  и  как  раз  на
телефон. Ну  нет  бы  на  что  другое,  а?  Квартира  на  охране,  линию
коротнуло, сигнал пошел, так такое началось! Тысяча и одна  ночь.  Мигом
группу прислали, всю лестницу на уши...
   - Ага, - пробормотал Николай, не в силах отвести взгляда  от  грозных
силуэтов в  бронежилетах  и  с  автоматами,  возникших  возле  машин.  С
забытого куска шашлыка стекали на пластмассовую тарелку  багровые  капли
кетчупа. В окнах,  светившихся  на.  четвертом  этаже,  мелькали  темные
человеческие фигуры, и не было похоже,  чтобы  там  происходила  обычная
домашняя жизнь.
   И на лестничной площадке, у лифта, еще лежал теплый мертвец  в  форме
милицейского капитана. Его глаза были открыты, он держал в  руке  связку
ключей, приготовленных для квартирной двери,  но  возле  рта  и  ноздрей
густели струйки вытекшей крови, а голова на плечах располагалась  весьма
неестественным образом, ибо шея  была  сломана  одним  страшным  ударом,
смявшим горло и позвонки...
   Этой подробности Николай Гринько, понятно, знать не мог. Он  просидит
с Алексеем в кафе еще около часа, потом отловит "бомбящего"  частника  и
поедет на Ладожский, на  первую  утреннюю  электричку,  довольно  удачно
сообразив по дороге тихонечко выбросить чертову железяку...  А  назавтра
он будет с болезненной жадностью прислушиваться к новостям. И когда  там
расскажут о чудовищно жестоком и наверняка заказном  убиении,  бросившем
очередной вызов милиции, - поймет, что предчувствие не  обмануло  его  и
арматурина больше не пригодится. Квартирные окна, светившиеся в доме  со
шпилем, вправду принадлежали капитану Жеброву.
   У Николая возникнут даже некоторые соображения относительно того, что
и как там могло в действительности произойти. Некоторые абсолютно лишние
соображения. Потому-то он о них и не станет рассказывать.
   Никогда...
   Никому...
   Всего этого Дмитрий не знал. "Николай, - думал он, - значит, все-таки
произошло  невозможное.  И  ненависть   может   придать   силы   сделать
профессионала из обычного человека. Пусть на миг. Но на тот  миг,  когда
это необходимо".
   Тогда, может быть, и он сам сможет сделать  шаг.  Такой,  на  который
никогда не был способен.
   Санька  стоял  на  площадке  между  этажами  и  смотрел  в  окно   на
милицейскую сутолоку внизу. Рядом с телом остался Слава Полищук. Самарин
спустился пролетом ниже и, подойдя к Саньке, положил руку ему на плечо.
   Тот вздрогнул и резко обернулся.
   - Ну как, Санек?
   - Господи, это ты...
   - Слушай, ты помнишь, как я на спор  прыгнул  с  гаража  Петровича  и
вывихнул ногу, а ты потом приволок меня домой? Но войти боялся, а только
посадил рядом с дверью и позвонил в звонок. Агнесса еще бежала за  тобой
вниз по лестнице.
   - И кричала: "Остановись. Будет хуже! Я знаю, кто ты".
   - Но ты не остановился.
   Лицо Саньки помягчало.
   - Чего это ты ударился в воспоминания?
   - Не знаю... - пожал плечами Дмитрий, - просто я давно хотел спросить
у тебя... и не мог. У тебя с ней серьезно, со Штопкой?
   Санька напрягся. Он пристально смотрел в глаза Самарину и молчал.
   - Я видел вас. Прости. Просто я... для меня это важно.
   - Серьезно, - глухо сказал Попов.
   - Она... Она любит тебя?
   Санька долго молчал, глаза смотрели остро, как два буравчика.
   - Она единственная женщина, которая  может  меня  спасти,  -  наконец
сказал он и решительно отвернулся к окну.
   Разговор был закончен.
   Дмитрий медленно спустился вниз. Подъехала перевозка из морга.
   - Самарин, - послышался за спиной голос Жеброва-старшего.
   Дмитрий неохотно повернулся.
   - Самарин... - Иван Егорович утратил  свой  бравый  командный  тон  и
превратился в полнеющего недалекого старика. - Я хотел попросить тебя...
   Возьмись за это дело.
   - Убийство сотрудника милиции должны рассматривать  в  ГУВД,  -  сухо
ответил Дмитрий.
   - Я знаю, - кивнул полковник.  -  Если  я  попрошу,  дело  оставят  в
транспортной прокуратуре. Понимаешь, я в тебя верю. Ты сможешь раскрыть.
А другие... - Он махнул рукой.
   - А как же Березин? - спросил Самарин. Жебров  затравленно  посмотрел
на него:
   - А ты будто сам не знаешь?..
   - Товарищ полковник! - раздался  из  кабины  взволнованный  голос.  -
Срочно по рации... Убит Игорь Власенко.
   - Что?!
   - В заброшенном здании рядом с Ладожским. Вне зоны отчуждения.
   Полковник посерел. Это было видно даже при тусклом свете  фонаря.  На
миг Самарин испугался, как бы старика не свалил инфаркт. Он был неумным,
недалеким, позволял всяким мерзавцам вертеть собой, не замечая того, что
происходит у него под носом...  И  все  же  он  был  по-своему  неплохим
человеком. На момент Дмитрий посочувствовал ему.
   А  вот  смерть  Власенко  вызывала  совершенно   другие   чувства...,
Полковник Жебров вышел из машины. Он осунулся и махом постарел на десять
лет.
   - Дмитрий! - Он подошел к Самарину, все  еще  стоявшему  у  одной  из
машин.Если мне удастся оставить это дело у нас, ты возьмешься за него. Я
лично тебя прошу. Я в тебя верю, Дмитрий.
   Самарин посмотрел на старика:
   - Нет, Иван Егорович. Я не хочу браться за это дело. Простите меня.
   Он повернулся  и  быстро  пошел  к  выходу  со  двора  на  Московский
проспект.
   Дмитрий добрался до дома в то время, когда обычно просыпался.  Но  на
работу сегодня он пока не торопился. И не потому, что хотел спать. О сне
он забыл, так же как и о еде.
   Дмитрий открыл кладовку и наконец нашел то, что  искал,  -  небольшую
саперную  лопатку.  Сначала  следовало   похоронить   друга.   Если   не
по-человечески, то по крайней мере так, как он того заслуживал.  Самарин
не мог представить, что можно просто сложить голову любимого существа  в
пакет и выбросить в мусорный контейнер.
   С лопатой в руках он медленно обошел двор. Питер не Москва и не Киев,
в его дворах-колодцах не так легко найти  место,  где  можно  похоронить
собаку, даже не целую.
   Он вышел на Пушкарскую. Вот скверик перед домом, где идет капитальный
ремонт. Рабочих еще  нет.  Здесь,  по  крайней  мере,  никто  не  станет
возмущаться.
   Он снял куртку, положил ее рядом и принялся за работу.
   Через час он уже заровнял землю. Было  видно  свежевскопанное  место.
Пройдет несколько дней, пройдут дожди, и даже он не сможет  с  точностью
найти его. Да и вряд ли он станет искать. Но это вовсе  не  значит,  что
хозяин когда-нибудь забудет свою собаку.
   "Спи спокойно, Чак, - мысленно обратился Дмитрий  к  псу,  -  я  буду
помнить о тебе".
   Он вытер лопатку о пожухлую осеннюю траву и пошел прочь.
   Вместо прокуратуры Дмитрий отправился в "Эгиду".  Нужно  было  срочно
встретиться с Дубининым. События прошлой ночи  сами  собой  наводили  на
мысль о том, что  к  делу  подключилась  новая  сила  -  таинственная  и
могущественная.
   "Убрать Жеброва... - думал Самарин, - в ту самую ночь, когда был взят
"дом с привидениями"... Это под силу разве что  эгидовским  деятелям.  И
все же...
   Ломать шею... Странный почерк для организации пусть секретной, но все
же в какой-то степени государственной".
   Дубинина  ожидали  с  минуты  на  минуту,  и  хорошенькая  секретарша
предложила  Дмитрию  чашку  кофе.  В  этот  миг  он  понял,  как  ужасно
вымотался. Кофе не бодрил, а, напротив, подействовал как сонное зелье.
   Осаф Александрович  был  немало  удивлен,  когда,  войдя  в  кабинет,
увидел,  что  за  его  столом,  уронив  голову  на  руки,  спит  старший
следователь транспортной прокуратуры Самарин.
   Дубинин покашлял у него за спиной. Сначала ти-т хо, затем громче. Это
не возымело никакого действия.
   - Дмитрий Евгеньевич, - сказал криминалист.
   - А? Да? - Дмитрий встрепенулся. -  Извините,  пожалуйста.  Что-то  я
действительно...
   - Ну что у вас, рассказывайте. Хотя  нет,  погодите.  Сейчас  попрошу
Наташу принести кофе. И покрепче.
   После третьей чашки Дмитрий пришел в себя.
   - Мы ведь с вами виделись несколько часов назад. Кое-что  с  тех  пор
произошло. Давайте сначала начну я,  -  предложил  Дубинин.  -  У  меня,
собственно, только одно сообщение. Выяснили кое-что про этот "приют".
   - "Дом с привидениями"...
   - Похоже... Представьте себе, Дмитрий Евгеньевич, но  это  прелестное
учреждение носило  именно  такое  кодовое  название.  Выяснили  личности
обнаруженных там ребят. Два мальчика, четыре девочки  -  вы  видели  их.
Заторможенные,  неразвитые.  Условия  содержания  жутчайшие.  Спали   на
каком-то тряпье, окна законопачены, чтобы снаружи не пробивался свет.
   - Что рассказали дети?
   - Что смогли. Девочки и один из  мальчиков  занимались  проституцией.
Два других мальчишки, лет шести-семи, попали  в  этот  "приют"  недавно.
Судя по всему, из  них  готовили  камикадзе  -  учили  держать  в  руках
оружие...
   Самарин затряс головой. Прямо какой-то фильм ужасов.
   - А где дети сейчас?
   - Их отвезли в реабилитационный психотерапевтический центр. Не  знаю,
можно ли сделать из них полноценных людей, но мы приложим все усилия.  К
сожалению, показания этих детей невнятны и на. суде  не  смогут  служить
доказательством.
   - Суд не состоится, Осаф Александрович. И  вы,  наверно,  знаете  это
лучше меня. Я потому и пришел.
   Дубинин удивленно поднял брови.
   - Вы ведь знаете, кто организовал этот "приют".
   - Инспектор по делам несовершеннолетних капитан Жебров.  Это  мы  уже
выяснили.
   - Но ведь его больше нет...
   - Ничего не понимаю!
   - То есть как?!
   - Слушайте,  Дмитрий  Евгеньевич,  ради  Бога,  перестаньте  говорить
загадками.
   - Сегодня ночью капитан Жебров был убит на лестничной площадке  перед
своей квартирой.
   - Нет, - покачал головой Дубинин, - "Эгида" работает иначе.  Впрочем,
- он разворошил остатки волос на голове, - у  меня  есть  соображения  о
том, кто бы это мог быть.
   - Знаете, Осаф Александрович, - Дмитрий слабо улыбнулся,  -  оставьте
их лучше при себе. Я не  занимаюсь  этим  делом  и  влезать  в  него  не
собираюсь. И не думайте, не потому, что моя хата с краю. Просто...
   Дубинин внимательно вгляделся в лицо Самарина:
   - А как вы узнали о том, что он убит? Ведь вы еще не были на  работе.
Вам позвонили? Вряд ли. Значит, узнали откуда-то. И еще вопрос: почему у
вас под ногтями грязь? Могилу копали? Дмитрий усмехнулся:
   - Глаз-алмаз...
   - Скорее многолетняя практика.
   - Копал, - кивнул Самарин, - могилу своей собаке. Вернее,  тому,  что
от нее оставили.
   - Так, - сказал Дубинин, - а ну-ка выкладывайте все по порядку.
   Ноги сами собой понесли на "Ладожскую". У входа  в  отделение  стояли
три милицейские машины. Значит, осмотр места убийства закончили.
   Дмитрий вошел в дежурку. За стеклом сидел капитан Селезнев. В  первый
миг Самарин едва узнал его. Пьяница и балагур, Петр Иванович был бледным
и очень серьезным.
   - Проходите, - кивнул он Самарину. Он не  был  расположен  не  только
шутить, но и вообще вести пустые разговоры.
   Да,  за  последнюю  неделю  отделение   Ладожского   вокзала   сильно
потрепало.
   Убиты Таня Михеева, сержант Власенко, капитан Жебров, контужен  майор
Гусаков.
   Многовато для одного отделения милиции.
   "По крайней  мере  теперь  ясно,  что  Жебров  не  маньяк  и  скрывал
знакомство с Мариной Сорокиной просто из осторожности.  Чтобы  не  гнать
лишнюю волну... Хотя стоп!"
   Дмитрий подошел к окну. Внизу кипела вокзальная жизнь.
   "С платформы номер три правая сторона отправляется электропоезд..."
   "С чего ты взял, что он НЕ маньяк? Оттого  что  "приют"  организовал,
оттого что заставлял детей заниматься  проституцией?  Оттого  что  хотел
запугать тебя, когда понял, что ты что-то пронюхал? И убил Чака?"
   И все-таки. Отрезанная собачья голова была гарантом того, что  Марину
Сорокину и Таню Михееву убил не Анатолий Жебров.
   Потому что у маньяка не может быть помощников. Он одиночка.
   Взламывали  отмычкой  квартиру  и  убивали   собаку   "шестерки".   У
садиста-убийцы "шестерок" не бывает.
   Значит, это не он.
   Кто-то другой, также связанный с  отделением.  Но  кто?  Спокойствие,
старший следователь. Нужно профильтровать мысли. Отбросим в сторону все,
что касается Жеброва, Русакова, "дома с  привидениями",  Мити  Шебалина,
фирмы "Инесса"... Они не имеют отношения к маньяку.
   Остается Таня Михеева и рубиновый кулон в форме капли крови. Как  она
была рада, бедняжка... Дмитрий напрягся и вспомнил  ее  порозовевшее  от
радости лицо.
   Порозовевшее от радости.
   "Ваш подарок пользуется успехом. Мне уже сделали массу  комплиментов.
Я не говорю о молодых, вроде Анатолия Григорьевича и нашего медэксперта,
но даже Чекасов  и  Селезнев!  А  уж  Славик  Полищук,  знаете  его!  Он
подошел...  Даже  Валентин  Николаевич  заметил...   А   Слава   Полищук
покраснел, он такой смешной..."
   Неужели Полищук? Слишком молодой и скромный? А кто сказал, что маньяк
должен  быть  обязательно  средних  лет?  Начинали-то  они  молодыми.  А
скромность вообще не помеха. Боязнь  подойти  к  девушке,  в  результате
ненормальная, задавленная сексуальность, которая  проявилась  вот  таким
образом. Чикатило, - тот не  то  что  не  был  сексуальным  гигантом,  а
вообще.  Он  не  насиловал  жертвы   по   той   простой   причине,   что
физиологически не мог...
   Так что же делал Полищук в ночь с двадцать второго на двадцать третье
октября...
   Селезнев в ту ночь дежурил. Так  что  у  него  алиби.  Хотя  и  алиби
следует проверять. Потом окажется, что он на три часа отлучался, оставив
кого-то за себя. Тоже стоит покопать.
   Есть еще Чекасов...
   Что же она еще говорила... Почему-то казалось, что  именно  в  словах
Тани, самых незначительных, случайно оброненных, и содержится отгадка.
   Может быть, она  говорила  об  этом  раньше...  В  Зоопарке?  В  кафе
"Лотос"?
   Завен Погосян? Нет, не он.
   И вдруг он понял.
   Сначала эта мысль показалась бредовой, даже чудовищной. Но чем больше
Самарин думал, тем убедительнее ему казалась его ужасная догадка.
   Все сложилось. Из кубиков сложилась картинка.  Страшная,  жуткая.  Но
логичная.
   Все так есть!
   Но ведь это значит...
   В следующий миг Дмитрий  настежь  распахнул  дверь  кабинета,  вихрем
пронесся по коридору,  чуть  не  сбив  кого-то  с  ног.  Проскочил  мимо
удивленного Селезнева, хлопнул дверью отделения. Расталкивая  пассажиров
и вокзальных работников, бросился на площадь.
   -  Белены  объелся  следак,  -  недовольно  буркнула  вслед  Ангелина
Степановна.
   Но Самарин уже далеко на проспекте, отчаянно  выбросив  руку  вперед,
пытался остановить машину. В этот миг он впервые всерьез пожалел о  том,
что не удосужился обзавестись собственной.
   Наконец, замигав правым глазом, к  нему  подкатила  старенькая  синяя
"шестерка". Самарин так рванул дверцу, что во